Он, истёртый кровью, пламенный. Грудь раздувается с дыханием изо рта. Лицо горит в горячем свете бедствия. Но глаза, карательно-спокойные, шевелятся в движении огня с тяжелым чувством-…
Поток яркого света заливает балкон. Сукуна поворачивается после долгой задумчивости, позволяя себе с удовлетворением взглянуть на мага. Он в приподнятом настроении: растянулся на боку под жгучим солнцем, сглаженный теплом и привычной компанией под боком.
— Сегодня важный день. Ты должна быть здесь с Ураумэ, так что не опаздывай, если планируешь выйти из резиденции. Чем бы ты там не занималась.
Синдзу лежит на спине. Тело окружает сладким зноем. Зарывшись пальцами в траву, с неба падают яркие лучи, в которых длинные волосы серебрятся, раскинувшись слепящими бликами в зеленом море растений.
Ресницы дрогают от ласкового движения рядом. Ладони касается влажное прикосновение. Что-то живое отодвигает рукав, забирается внутрь и сворачивается безвредным комочком, который еще вчера сильно помотал Синдзу.
Пришлось долго «приводить себя в порядок», прежде чем упасть лицом в подушку и проснуться поздним утром от твердого колокольчика под бедром. Обработанные царапины особенно саднили за завтраком, отлипая от сухой одежды при неаккуратных движениях.
Маг подносит к лицу ладонь.
— Что за день? — она опустила палочки в ожидании. Глаза оживленно моргнули.
Сукуна позвал ее к обеду на балконе и посадил рядом с собой. Некоторое время Синдзу чувствовала легкую скованность от ощущения его близкого положения и поначалу не понимала этого тяжелого от мыслей взгляда. Но позже испытала подсознательную радость от вида воодушевления Рёмена. Все-таки любая еда Ураумэ приправлена чудесами.
Внутри затрепетало на его расположение. А может, причиной была обстановка, которая казалась Синдзу чересчур необязывающей и спокойной.
— Если захочешь, сможешь наблюдать его пик с лучшим видом.
«Что он задумал?»
Солнце ярким бликом просочилось сквозь пальцы.
Он так и не ответил, но его улыбка навела на мысль о возможном начале похода. Неужели уже сегодня? Она посетит другую провинцию? Своими глазами увидит то, о чем ей рассказывал Гоку!
Все бы хорошо, но вместе с радостью Синдзу ощущала неясное волнение. Могло показаться, что оно служило ее настоящей реакцией на поход, далекой от грез о новых впечатлениях, неисследованных лесах и водопадах, но Синдзу не могла ошибаться: такое волнение и то приятнее ощущается. Волнение в её груди совсем другое. Это какое-то интуитивное переживание, предчувствие. Оно сосет под ложечкой, натягивает и отпускает, будто стрелу с титивы, а стрела поражает что-то важное, что лежит за сердцем или таится в душе.
Странно.
«Тревожно от чего-то»
Но что плохого может случиться в такой день? Сегодня теплее, чем вчера; небо почти синее, солнце только на минуту теряется за облаками. Разве может произойти что-то нехорошее, что в силах окрасить небесный купол в горькие цвета?
Синдзу села на траве. Из тяжелого рукава выскочили серые уши и нос, задрожавшие, когда дух стал принюхиваться к окружению. Дзу не особо разбиралась в проклятиях и обыкновенной фауне, но заметив эту деталь, подумала о свойственном животном рефлексе. Она предпочитала наблюдать за обитателями леса, а не изучать их.
Пальцы снова кольнуло. Что же это? Предчувствие слишком неприятно и становилось сильнее почасово. Может, ей стоит навестить Кимико? А может, стоит отвлечься? Помечтать бы с Гоку о неизведанных местах Японии…
Маг поднялась на ноги, приподняв руку с занятым рукавом. Проклятый дух скользнул по плечу, щекотнув под мышкой раздвоенным хвостом, и устроился вокруг плеч. Две темные кисточки реяли на безветренной погоде, повинуясь своей природе.
— Ты не злишься на меня?
Она проследила за движением его головы. Сукуна посмотрел от себя, даже не утруждаясь размышлениями, что заставило ее так подумать.
— Есть причина, по которой я должен злиться?
— Ну.. Моя техника, — Синдзу вспоминает неудачное завершение вечера. — Что ты думаешь о ней?
Рёмен не смотрит на нее. Его глаза закрыты.
— Развивай ее. А там увидим.
Она облокачивается на твердую кору ладонью. И почему ноги привели ее именно к деревне? На первый взгляд в ней не появилось ничего необычного: сельчане (их было не много), надев соломенные каса и стянув шаровары у икр, вышли в поля с корзинами и выпалывали сорняки. Кто-то пускал воду на поля, чтобы колосья риса наливались…
Синдзу нахмурилась. Но большей половины жителей не оказалось в ее поле зрения. Ритм жизни в деревне, будучи неизмененным в синих глазах, вдруг стал осторожным и тихим. Странно-гнетущее настроение распространялось по воздуху.
— Обратно.
Дух нырнул в колокольчик.
Среди минок было мертво и испуганно. Синдзу встретились только святилища, украшенные ритуальными изделиями и деревянными чашечками со подношениями. В такой компании она обошла всю деревню, игнорируя робкие взгляды из дверных щелей, но вопреки своему чувству не смогла найти объяснение ни поведению людей, ни тому, что может вызывать в ней такое беспокойство. Чем-то оно было сравнимо с присутствием проклятия поблизости, хотя кроме мелочи, паразитирующей на парочке людей, Дзу не заметила никого сильнее.
Тревожно.
Маг всмотрелась в дальние деревни. Подумав, отказалась идти дальше. Вряд ли ей удастся найти то, что, возможно, не может иметь плоть и кровь.
С таким же величайшим усердием, с каким сельские хлопочут о рисе, Синдзу вернулась на энгаву, чтобы гадать о причинах. Что ж: Кимико не хотелось тревожить беспочвенным сомнением. Ураумэ? Дзу видела его всего раз и то было в обед. Очевидно, сейчас он занимается последними задачами перед походом. Сукуна? А он наверняка дремит. Или на балконе, или в додзё. Нужно ли утруждать его подобным? И что она скажет? Рёмен не посвятил ее в детали, но факт того, что что-то произойдет подтвердил, и достаточно. Лучше ей не жаловаться.
Смиренно жди, Синдзу.
Но сколько будет длиться ожидание?
Она находит его на старом месте, на балконе. Он почти не сдвинулся с ее ухода, просто сменил бок и вытянул руки на колено, другими подпирая челюсть и закрывая глаза от солнца. Рёмен отдыхает и, естественно, уже знает о ее визите. Подойдя ближе, Синдзу приветствует Ураумэ. Слуга кивает, некогда прислушиваясь к словам Двуликого.
Дзу кланится ему еще в проходе. Сукуна провожает поклон и делает слабое движение пальцами. Умэ опускает голову, но прежде чем уйти смотрит на ученицу каким-то эмпатичным взглядом. Синдзу успевает похмурится вслед.
— Что я говорил тебе… — тянет Сукуна, когда маг садится у него в ногах.
— Успокой меня.
Она не находит сил повернуться на возмущенное молчание. Ей трудно думать еще о чем-то.
Рёмен опускает колено.
— От чего?
— Странное состояние. Будто недалеко притаилось проклятие и я его чувствую. Всей сутью.
Маг откидывается на мощное бедро и не сводит глаз с неба. Они сохраняют тишину. Сукуна опускает взгляд на темный кусок бронзы.
— Ты не думала, что таскаешь его с собой? — бормочет Рёмен. — Он слушает тебя?
Синдзу поворачивается в изумлении. Узнал. Ну, конечно. Прислушиваясь к себе, она снова ложится.
— Покорнее.. чем я ожидала. Правда, управлять им без слов пока трудно.
— С твоей чувствительностью к мелочам нужно время, чтобы свыкнуться с постоянным присутствием духа.
…к мелочам. Еще бы: Синдзу с какой-то магической легкостью умела посвящать себя мелочам. Ей не составит труда уложить свои мысли в одно хокку: что о полете пчел в саду, что об утренней росе в паутине, что о приглушенном гоготе журавлей у реки. К слову, Рёмен имел удовольствие послушать его с утра, когда маг, на удивление, еще спала.
Казалось, что-то в Дзу встало на место.
— Может быть… — она закрывает глаза и кривится, когда Сукуна двигает ногой, задевая воспаленные раны на спине. — С-сс.
— Я тебе не подпорка под голову.
— Но ты...
— Не противлюсь?
Синдзу смотрит на него.
— Тебя спасает твоя верность мне.
— Я не присягала тебе, — о? — То есть, поклоны всего...
— Иногда вещи не требуют гласного подтверждения, — он замечает ее пытливый взгляд. — Синдзу.
— Как это делается?
Рёмен закатывает глаза.
— Оставь Ураумэ смиренность передо мной.
— Ты не хочешь?
— Я не говорю дважды.
— Хорошо. — она покрепче стискивает веки. Укладывает руку на животе и отворачивает голову. С земли колыбельной звенит ручей. — Как тебе спалось?
Сукуна вымученно запрокидывает голову.
Плохо. Так плохо, что вспоминать об этой ночи не хотелось совсем. Который час ему казалось, будто на языке усилился вкус крови и ее запах поднялся в воздух. Это привычное обилие запаха, неизбежное, но железо забивало ноздри явно не в то время и не в том месте. Рёмен весь обчесался от раздражения и истер лицо ладонью. Для большего счастья не хватало фона из женских криков. Разумеется, они зазвучали в его голове сразу же, как только он подумал об их отсутствии.
«Черт…»
Сукуна неоднократно выходил на балкон, подышать ночью. Но запах не выветривался, и вкус, и круговорот мыслей: от жарких низменных чувств до прохладного присутствия Синдзу. Откуда вообще в нем стойкое убеждение, что ему необходима ее «утешительная» техника, чтобы перестать чувствовать себя… этим?
— Неплохо, — он скрипнул зубами. — А ты крепче некуда?
— Да, но слишком много. Весь день как в сонной пелене. Может, и это повлияло на тревожность…
— Поддай еще, что ли.
Синдзу согласно мычит в ответ. Не взглянув на Двуликого, она сворачивается рядом с ним. Голова оказывается на уровне его груди, неопределенно поражая мужчину. Дзу не слышит ни движения против, прижимает кисти к губам и быстро засыпает. Лишь позже ее трогает слабое тепло, отводя с щеки рваные прядки челки.
Было бы приятно увидеть ее повиновение, все же подумал Сукуна. Он мысленно кивнул себе и пригляделся к лесу.
Обязательно.
* * *
С ладони сбегают крупные капли. Она рывком опускает руку и сжимает ею чужую, вглядываясь в эти глаза. Тело обжигает палящим воздухом. Люди кричат.
Синдзу продрагивает. С лица соскальзывает завиток прохладного ветра и бьется о лоб. Она растирает остатки сна в глазах, чтобы осмотреться с четкой картинкой перед глазами. Тихо.
Над головой быстро плывут плотные облака. Массируя онемение за шеей, Синдзу проходит в покои. Она здесь одна. Стены потемнели, вытянув из тени холод и бездумное настроение. Тишина.
Глаза бегали. Алые нити в настенной композиции потухли, не вызывая прежнего восхищения ручной работой. Сглатывание от мрачного вида черепа улизнуло от туманного внимания. Татами пустел, даже нетронутый. Где Сукуна?
Слишком мертво.
Маг выходит за фусуму. Она не чувствует ни души, когда идет к комнате приготовлений с надеждой найти Ураумэ. Галереи тоже поблёкли вокруг, лишенные теплоты и свеч. Настойчивый ветер подталкивал в спину и Синдзу ускорилась. Пульс начал теряться за дыханием, врывающимся в щеки сухими порывами.
Слишком. Она шумно выдыхает:
— Ураумэ?
Темная комната. Стол укрыт старой тканью. Полки потеряли полноту. Все острые принадлежности были давно собраны.
Синдзу сглатывает. Тревога прыгает в горло. Дзу подавляет преждевременное волнение, отворачиваясь к флигелю. Заглядывает в одну, вторую, третью комнату. Пальцы холодеют. Она накидывает хаори и выходит в спальный дворец.
«Неладно… Что-то.. Что-то неладное»
Шаги стучат по ступеням и поднимают пыль на земле. Синдзу оглядывает резиденцию напуганным ребенком. По руке скользит сивый мех.
— …-дзу.
«Птиц не слышно. Тихо и.. запах..»
Рука инстинктивно дергается, чтобы закрыть нос одеждой. Синдзу приглядывается к макушкам леса, пока дух, призванный страхом из подсознания, обнимает ее плечи.
— Син-…
В воздух поднимается черная пыль.
«Пахнет паленым мясом»
Пламя съедает женщину. Широкие удары взрывают землю. Пламя обрушивается на улички – пусть все сгорит в пепел. В небе рассыпаются осколки быта.
Синдзу не дышит, вглядываясь в облако раскаленного
пепла. Земля секундно гудит под ногами.
— Синдзу.
На плечо падает рука.
— Сукуна! — сливово-розовые глаза ловят восклик. Лицо Умэ сурово и немногословно. — Что.. Что это было?
— Синдзу…
Второй толчок в ноги. Глухой хлопок за лесом отражается спазмом в груди.
— Синдзу, услышь меня. Не смей идти туда, поняла? Синдзу.
Пальцы сжимают кисти – Синдзу не чувствует. К костяшкам подтягивается лютый холод – все равно. Синдзу загипнотизирована и не моргает на учителя.
В колени бьет вибрация. Ее дергает назад. Руки выскальзывают из хватки изумленного слуги. Еще шаг. Голова покачивается в стороны.
«Нет»
Носок поворачивается туда, откуда пришла дрожь.
— Синдзу?
Синие глаза исчезают за волосами.
— Синдзу, нет!
Она отталкивает дверь ворот.
— Кимико!
Доподлинно известно, что аура Короля Проклятий находится совсем на ином уровне относительно других. Она ни за что не сравнима с силой древних проклятий. Превосходит любую из них абсолютным злом. Это бессомненная мощь. Четырехрукое тело и его разрушительная аура, которую Синдзу узнала сразу.
Дзу не щадит сил. Рвется вперед и бормочет одно имя: «Кимико». Глубокие цвета леса, бившие ее по рукам и лицу, исчезали на глазах, как голубые просветы в небе, которые заполняла тлеющими звездами летучая гарь.
Солнце вставало на месте, склонившись над бешеной толпой слепым глазом бури.
— Кимико?
Прелый воздух оседает в легких сладким свинцом.
Комната освещается огнем и вспыхивает жадными языками света. Выкинутые вон, люди высыпаются на пылающую землю и гибнут в пышном пламени под градом атак. Он безумно хохочет.
Темная комната. Холодом окутан очаг. Забыта глиняная чашка и бездушием пронизаны стены и полка с семейной святыней. Пустой сосуд качается над ирори, придерживаясь ритма в ногах.
Синдзу не двигается в проеме.
— Нет.
Нет.
Нет.
— Нет-нет-нет-нет..
Паршивые мысли зашевелились в теле. С ними – воспоминания и чувства, которые множатся в груди и откидывают в короткие вспышки дней, когда Кимико доверяла Синдзу свою жизнь.
Она отрывается от земли. Не помнит, как бежит лесом; как не запутывается в ногах и как попадает в деревню, охваченную пожаром. Небо застилает багровым дымом.
Синдзу не находит ни одного целого силуэта, избежавшего стихийности: от рвущегося прочь человека остается длинный след, другого режет на куски, начав с отсечения ручной печати.
Деревня издыхает на глазах.
Дзу проносится мимо страшных обрушений. Чем ближе становится к эпицентру беспощадных атак, тем сильнее глаза щиплет от едких запахов. Люди погибают в развалинах хижин, испуганные и затерянные в угаре. Синдзу расплескивает реки крови, натекшие со вдавленных тел, спотыкается о чьи-то конечности, которые швыряет ударивший рядом разрез. Неестественные изгибы трупного пира заставляют ее крепко сжать зубы, но продолжать двигаться дальше. Всполохи брызгают на ее одежду и проедают тонкую бумажку под колокольчиком.
—
Прекрасно, — грохочущий смех льется отовсюду; маг закрывается рукой, избегая обрушения. —
Прекрасно!
Синдзу сворачивает и останавливается в горячей глубинке. Сердце цепенеет.
«Нет…»
Рёмен стоит в свете пламени. Волосы двигаются на ветру, кроваво-красные, как залитая выпущенной жизнью земля. Черные тату окольцовывают плечи смелыми линиями, объятыми жаром.
— В прошлый раз я не нанес непоправимых повреждений вашей деревне. Теперь я жалею об этом.
Девушка всхлипывает, отползая на дрожащих руках. Они измазаны до локтей от тщетных попыток спасти людей из под завалов.
— Н-ннет!.. П-прошу Вас! Не на-
— Сукуна!
Дыхание отмирает. Тепло-карие глаза дрогают в сторону фигуры:
— С-си-
Сукуна бросает взгляд, с ухмылкой растягивая слова:
— Тут как тут.
Глаза проклятого духа загораются. На темной линии меха задерживается проклятая энергия. Синдзу перекидывает взор на сестру, пока дух тлеет в свечении и возвращается в сосуд.
— Кимико.
Сельчанка содрогается от ровного тона. Не теряя времени, резко вырывается вперед и рухает на коленки. Ноги не держат ее, но она с усилием поднимается и пролетает еще несколько шагов, падая в руки Старшей.
Неторопливое движение голубой радужки провожает девушку. Синдзу прижимает ее к своей спине, глаз не сводит. Кимико натягивает одежду липкими пальцами. Вжимается, чтобы спрятаться в родном тепле или оттащить сестру подальше от смерти, перед которой та едва ли преклоняет колени и клонит голову. Едва.
— Не смей, — заступается Синдзу.
Где-то обрушается минка. Удар секундно сотрясает зрение.
Опущенный уголок рта сильно натягивается. С тихими, недоверчивыми смешками, которые подхватывает раскатистый смех, Сукуна откидывает голову. Синдзу сжимает челюсти, узнавая это чувство. Он проводит ладонью по лицу и весь огонь его яростно горящих глаз сосредотачивается на ней. Двуликий изгибает бровь, оскаливаясь диким взглядом.
— Так самоотверженно, — его пальцы вьют проступившие вены. — Я хотел бы ошибаться в твоих выходах к людям. Но ты действительно защищаешь это ничтожество!
Интонация не требовала ответа.
Сукуна тяжело усмехается. Синдзу всасывает щеку, прикусывая зубами. Слишком знакомые чувства.
— Не давай мастеру поводов…
…сжечь эту деревню дотла.
Она медленно сгибает руку вдоль груди: загибает мизинец и безымянный пальцы, чтобы подушечками касаться твердых бугорков на ладони. Прижимает друг к другу остальные и отводит большой. Качает головой. Не ради себя. Говорит одними губами: «не надо».
Рёмен стискивает челюсти. Его свирепое выражение и глаза говорили больше про то, что он пытался скрыть в натянутой мимике, а не показать ею. Синдзу все равно на его лицо. Она знает о его чувствах из проклятой энергии: налитые горьким разочарованием, осуждением и гневом, они связывают ее тяжелыми узлами.
Сукуна приподнимает голову. Тихие слова, падая с губ, сливаются с огнем:
—
Мне жаль.
Синдзу вскидывает кисть, обращенную к себе стиснутыми пальцами.
— “
Расхождение”!
Рывок стали. Воздух раскалывается на части. Из под ног с ударной волной взлетают куски грунта. Глаза застилает черным градом пепла.
Проклятая техника Синдзу – Техника Искажения.
В сочетании с успешным ритуалом подчинения духа, она пробудилась в ней вновь, и на этот раз – с пронзительной ясностью.
Кровавые капли бесшумно разбиваются на земле. Несколько глаз расширяются.
Ее проклятая энергия с рождения обладает безликой окантовкой, а цветом почти не отличается от привычного голубого. Мало кто обратит внимание на ее легкую блеклость. Но многие почувствуют ее смягченный удар в бою. Эта мягкая текстура легко проиграет физике. Однако Синдзу достаточно одного удара, чтобы воздействовать на чувства соперника и исказить тонус его проклятой энергии. А значит…
Грязный осадок опускается вниз. Сукуна видит растекшиеся по пальцам ручьи. Укороченный рукав, который неминуемо задело разрезом, пропитывается мокрыми пятнами на плечах.
…воздействовать на ее выброс из тела, эффективность и результат техник, в которых энергия используется по умолчанию.
За спиной Синдзу земля приняла новую рану.
Огромную рану. Дзу не поднимает глаз.
Но Синдзу не подозревала, что чувствительность ее техники, от которой страдала она сама, может воздействовать и на других магов.
Потому что инструмент воздействия техники Искажения – это чувства оппонента.
Воспоминания, которых Сукуна никогда не помнил, парализовали его тело, когда он увидел
ее –
Синдзу. С красным носом и лицом, залитым слезами. Она лежала у него на ногах и в глазах у нее было так страшно, так жалко и болезненно, будто
он предал ее.
Он причинил немыслимую боль и сейчас… нет. Сейчас они стояли напротив друга друга, а не сидели во флигеле. Синдзу не была зарёванной и Рёмен не был ослеплен своими чувствами.
Он промаргивается: все верно. Картинка растворяется в реальности.
«Ее обращение с проклятой энергией… — Сукуна хмурится. — Не было так эффективно, чтобы перенести Рассечение. В любом случае, она не отразила его. Значит, искажение на то искажение, что не способно полностью уничтожить цель? — его губы дергаются в ухмылку. — Но я потерял контроль над своей энергией, после чего устойчивость разреза резко упала. По всей видимости, “Расхождение” принудительно расширяет цель техники и распределяет силу атаки на других объектах, чтобы отвести смертельный удар. Вдобавок моя техника попала под само «искажение»: поток энергии потерял стабильность… Вот почему Рассечение ослабло?»
— Я не собираюсь драться с тобой, — Синдзу побежденно опускает голову. — Нет, я не хочу. Если я приму бой, то только на твоей стороне. Я никогда не выступлю против тебя…
— Ты уже это сделала.
Температура вокруг них падает на несколько градусов. В тело бьет холодом, неотличимым от того, что окружает широкие долины в низинах рек. Синдзу смотрит себе в ноги.
— Это…
— Подними глаза.
Сукуна вгрызается в нее взглядом. Синдзу видит, что он ищет в ней, и не пытается скрыть этого. Намерение не дать в обиду Кимико было инстинктивным, но окончательным. Ее глаза не кинулись за женскими криками, раздавшимися за спиной Рёмена, и яркий блик, которым полыхали его глаза, вдруг ослаб. С одним движением ресниц Синдзу увидела тот самый непоколебимый взгляд, который был высечен в ее памяти в первую их встречу. Этот суровый, тихий взгляд, убивающий голой правдивостью.
— Станешь щадить их – убью.
Не глядя никуда, Рёмен уходит с сожженого поля бойни. Его тяжелые шаги отзываются болью в сердце Синдзу.
Она судорожно выдыхает. Не понимает, когда тело начинает колотить изнутри, а грудь вздрагивает, делая вдох. Но воздух выталкивает обратно с короткими всхлипами.
Нет, нет, ей нельзя моргнуть; нужно упасть в слезы, облегчить страх. Но глаза только слезятся от дыма, не собирая ни капли.
Синдзу не может. Не помнит, как это, ведь забыла в себе эту слабость. Забыла, что сама себя отучила.
Она прижимает руки к порезам на плечах. Дыхание сбивается.
За ней слишком много страданий. И все они были неотделимы от мудрости, с которой эти страдания заживали на ее теле под покровом ночи. Неотделимы от Рёмена.
— С-Синдзу…
Но теперь? Она опускается на вязкую копоть. Смерть дышит ей в лоб.
— Кимико…
Ладонью к ладони, к спине никнут нежные руки и прислоняются лбом.
Голову заполняют разные звуки. Капля за каплей рисовое поле преображается в розовое море в молодой зелени. Кто-то воет из под обломков, кто-то сгорбился над чужим телом и заныл громко, проклиная свет, Сукуну, небо. Их много. Таких людей так много…
— По-мо…
Синдзу поворачивается на голос.
— Помо-ги…
Вид на темные волосы, стриженные под ежика, разбивает ее. В дрожащих тенях к ней тянется обоженная рука.
— П-прош-у-у…
Глаза Кимико наливаются слезами, размазывая силуэт в ярко-оранжевом свете.
— О-н… т-тот… — губы истерично натягиваются.
Синдзу наваливается на нее. Руками крепко прижимает к груди голову и сдавливает уши ладонями.
— Не смотри, Кими-! Кими-ко, не… Нам.. нужно уходить.. Пойдем. Вставай…
Они поднимаются на дрожащих конечностях. Придерживая друг друга, переставляют ноги. Синдзу говорит закрывать нос одеждой. Кимико кивает ей, но задыхается не от пепла, а от слез. Ряд шагов, и она рухает на колени в отчаяном сопротивлении. Маг хлопает ее по щеке, кричит что-то, что слышат только они. В конце концов, Синдзу несет ее на спине. Сама старается не дышать частыми подходами и поднимает лицо к темному небу в живых искрах. Грудь разрывает, но щеки остаются нетронуты. Только пламя жадно лижет их. Синдзу закрывается уцелевшим рукавом, наивно зажмуриваясь.
Деревья сгибаются под порывами ветра. Начинает моросить. Она подходит к хибаре, пошатываясь на ноющих ногах постоянно и сильно. Нельзя с уверенностью сказать, что со следующего шага Синдзу не упадет без сил и больше не шелохнется. Маг осторожно опускает скулящую фигуру на пол и тихо выходит под дождь. Маленькая девушка, обняв себя руками, громко завыла на округу.
Дождинки скатывались по лицу вместо слез. Быстро промокая, Синдзу держит горячее лицо под каплями. И ласково прикоснувшись к своим волосам, больно вонзив в кожу пальцы и рухнув на колени, она заскулила собакой.
Боль.
Боль.
Боль.
Везде.
Отовсюду.
Красные ногти застывают на плечах. Дзу понимает:
«Не оставляй врага у себя за спиной» значило «я не хотел бы тебя потерять»
