Red is my favourite colour

— Ты чего творишь?! — я ахнула и залилась звонким смехом, когда его крепкие руки обхватили меня кольцом под коленками и подняли над землёй. Сегодня я надела юбку. Пятый раз за неделю. Как там говорила Натти в начале прошлого года? «Мой гардероб — твой гардероб»?.. Тогда бы я ни за что не поверила, что эта её фраза претворится когда-либо в жизнь. Начиная с того самого дня, когда Себастьян встретил меня с поезда на платформе Хогсмида, я не снимала чёртовых юбок! Его неподдельное восхищение, плескавшееся в глазах красным терпким вином, опьяняло меня саму, и я, упиваясь сладким нектаром окрыляющего чувства, каждый раз краснела, как в первый, но остановиться и надеть привычные брюки не могла. Сегодня стало последней каплей в тактичном терпении и молчании Натсай. Если Поппи всё так же держалась, давая мне время самой созреть и рассказать, что произошло за неделю в Лондоне, то Натти с самого утра, как я попросила у неё эту юбку, жужжала мне на ухо и ходила по пятам, желая выведать, что же, чёрт возьми, происходит. Да я бы и сама желала знать. Но это потом. А сейчас… — Ну что, достаёшь? — сквозь хриплый смех пыхтел Себастьян, пока я изо всех сил тянула руку выше, чтобы уже достать до этого хитрого кота и погладить его наконец! Мы гуляли по Хогсмиду уже второй час, нагло пропустив тренировку по квиддичу, чем вызвали такой гнев у Имельды, что уносили с поля ноги, не оборачиваясь. Уже собираясь обратно, на подоконнике второго этажа низенького дома я увидела рыжего кота, сладко греющего упитанную мордочку под лучами уходящего и такого же рыжего солнца. В пустых попытках дотянуться прыгала на месте и уже отчаялась его потискать, но тут подоспел Себастьян. Он подскочил так неожиданно и резво, словно боялся, что либо сам передумает, либо я заранее разгадаю его мотивы и воспрепятствую. И я бы так и сделала, не будь такой счастливой и по-дурацки легкомысленной сегодня. Инстинктивно обвила его шею левой рукой, а правую тянула всё выше и выше, и вот наконец кончиками пальцев ощутила тёплую и мягкую шубку кошачьих щёчек. Рыжий бездельник с некоторое время подавался навстречу и охотно подставлял мордочку под ласки, но затем сладко потянулся и, соскочив с подоконника, гордо зашагал в закат. Я разочарованно поникла и почувствовала, что теряю опору. Раскрыв рот в немом испуге, попыталась зацепиться пальцами за деревянный подоконник, но предательски вспотевшие от такого сближения с Себастьяном ладони соскользнули, и я повалилась вниз. Сэллоу, как настоящий придурок, гоготал, сложившись пополам, пока я судорожно махала в воздухе растопыренными руками. Ухватилась за капюшон его мантии и потащила за собой на мокрую после дождя траву. Живот больно сводило судорогами от истерического смеха, и я, в тщетных попытках успокоиться, лихорадочно щипала пальцами жухлую траву вокруг. Себастьян в своей дурацкой манере беззвучно трясся рядом, лёжа на животе и стуча ладонью по земле, то и дело переводил дыхание, чтобы набрать побольше воздуха для следующего захода хохота. Когда меня отпустило, я деланно-грозно насупилась, скрестив на груди руки. — Ну и чего ты меня не удержал?! Специально, что ли? — Да кот этот — он так резко спрыгнул, я от неожиданности руки и опустил, — всё ещё сбивчиво дыша, прохрипел Сэллоу. Мы лежали на спине в каких-то считанных сантиметрах друг от друга. Когда я повернула голову, на меня смотрело звёздное небо его веснушек, раскинувшихся по красным щекам. Каштановые кудри, как шоколадные потоки в «Сладком королевстве» — так и манили прикоснуться к ним пальцами, а потом слизать сладкую, стекающую с них жидкость. Его грудь учащённо вздымалась, а сумасшедшая улыбка от уха до уха заражала и меня, и я спешно отвернулась, поджимая губы, чтобы не разулыбаться во весь рот. — Амелия, — серьёзнее проговорил Себастьян, поднявшись на одном локте, — придёшь завтра к нам на день рождения? Я непроизвольно фыркнула. Он что, думал, его сестра не позвала меня на вечеринку ещё в том лондонском письме? Тем не менее я отчего-то покраснела и постаралась напустить на себя вид, будто раздумываю. Да что там думать! Подарки-то уже куплены… Прогуливаясь в одиночестве между домов Хогсмида, пока у Себастьяна были уроки, а у меня перерыв, я набрела на очередную осеннюю ярмарочную палатку со всякой всячиной. День рождения Сэллоу был уже на носу, а я совершенно не знала, что им подарить. Когда же увидела кофейного цвета тёплый кардиган, не смогла пройти мимо — так и застыла, не обращая внимания на завлекательные речи других продавцов. Нам только-только пришла стипендия, а я уже была готова потратить её на эту прелесть — Анна будет пищать от восторга! Расплатившись, никак не могла нарадоваться красивому белому свёртку, перевязанному праздничной лентой. Всё представляла, как Анна схватит подарок, начнёт его разворачивать, примерять кардиган!.. Ноги от счастья сами стали подпрыгивать и задорно нести меня вниз по брусчатке до тех пор, пока я не уткнулась в двери «Шапки-невидимки». Как назло, промозглый ветер забрался под рукава свитера и обдал своим ледяным дыханием. Я поёжилась и, прикидывая в уме сумму, оставшуюся с покупки, шагнула внутрь под писк дверного колокольчика. Усатый Август Хилл со смешной причёской тут же подобострастно подскочил и начал рассказывать мне заученный текст про сезонную распродажу. Я медленно прохаживалась вдоль витрин и полок, подбирая подходящую мантию на холода. Уже подходя к кассе с выбранной мантией, одной из самых дешёвых в магазине, на небольшой полке увидела мужские кожаные тёмно-зелёные перчатки для квиддича. — Это новая, ограниченная коллекция, — залепетал Август, потягивая кофе из фарфоровой чашки, — из самой Японии, между прочим! Вспомнила, как в один солнечный, но ветреный день Себастьян неловко заправил мне за ухо волосы, и на своей щеке я почувствовала грубую кожу его ладони. Он поделился тем, что вынужден тренироваться без перчаток, поскольку его старые уже совсем не спасают от мозолей и заноз. Это будет идеальным подарком! Новые перчатки выглядели так качественно и дорого, что я боялась их даже потрогать, но Август жестом подозвал одну из девушек-помощниц, и она с удовольствием показала мне товар ближе. Когда же я решилась их пощупать, то приятно удивилась мягкости кожи, а также нежному бархату внутри — уже представляла, как Себастьяну будет в них удобно тренироваться и играть в предстоящих матчах. Цена, конечно, стояла заоблачная — я бы не смогла расплатиться с Августом и тремя своими стипендиями, но, отложив мантию до лучших времён, взяла перчатки под расписку: согласно ей, буду платить по чуть-чуть аж до марта. Несмотря на это, возвращалась в гостиную счастливая-пресчастливая, что в один день нашла подходящие подарки для обоих именинников. Мечтательно улыбаясь своим воспоминаниям о покупках, я повернулась к Сэллоу и на выдохе, вставая с земли, произнесла: — Конечно, приду. Он подскочил следом, ошеломлённый, будто не ожидал, что я соглашусь. Я, развеселившаяся не на шутку, расхохоталась и побежала вниз по покрытой травяной шапкой поляне. Путалась в ногах, заливалась смехом то ли от скорости, то ли от ощущения погони, когда улавливала звуки семенящих шагов Себастьяна сзади. Хотелось стиснуть весь мир в объятья и расцеловать каждую травинку, каждое облачко в его надутые и мягкие щёки. Занырнула за дерево и стала исподтишка смотреть за Себастьяном, сдерживая внутри целую бурю разномастных эмоций и чувств. Осень — моё любимое время года. Бордовый цвет, все оттенки красного. Окоченевшими пальцами я дотрагивалась до подёрнутой влагой листвы, будто до крови. Её металлический привкус оседал на языке, и я думала о Себастьяне. О всех его демонах.

Страшно. Непредсказуемо. Опасно.

Сердце заходилось одновременно в ужасе и трепете перед его силой, волей и целеустремлённостью. Убийство не может быть оправдано, но то, с какой воинственностью он сражался за спасение сестры, не могло не восхитить. Красные листья охотно подставляли свою гладкость пальцам, и я представляла, что глажу его по щеке. Веснушки, как крошки, упали бы мне в ладонь, и я бы ссыпала их себе в карман и так бы и ходила — с частичкой его рядом, за пазухой.  Стоит там такой потерянный, испуганный — прямо как в той пещере. Стук его палочки о каменный пол раздался в ушах, и я поёжилась. Он не хотел этого делать, но сделал. Сделал, не обдумав. Или, что страшнее, тщательно обдумав. Чего ещё от него стоит ждать?

***

Спина Амелии стремительно отдалялась, а её звонкий смех становился всё тише по мере того, как она спускалась дальше по поляне. Красно-оранжевый грейпфрутовый сок уходящего солнца сочился с рассечённого облаками неба и завораживающе красиво стекал на её каштановые волосы. От этого зрелища щемило в груди, и я бежал изо всех сил, чтобы поскорее догнать Амелию и что-то ей сказать. Что именно — не знал, но чувствовал, что-то рвётся из горла истерическим смехом или глухим кашлем. Сначала эта беготня меня веселила, и я даже дал ей фору в несколько секунд, чтобы подольше насладиться открывающейся передо мной картиной, но, когда в один момент потерял её из виду, начал паниковать. Каждый день после её возвращения из Лондона я старался не спускать с неё глаз — будто боялся, что она снова куда-то исчезнет. Проклинал чёртово расписание, при котором у неё могли быть перерывы, а у меня в это время занятия. И пропустить нельзя — после моей выходки в день поэтического вечера с переводом в Ильверморни, Матильда гораздо внимательнее следила за моими поведением и успеваемостью. Каждый раз, когда Амелия терялась в толпе или просто, дурачась, пряталась, у меня заходилось сердце: где она? Куда пропала? Кто её снова от меня забрал? Я самостоятельно, своими собственными руками могу её от себя оттолкнуть в любой момент. Разозлиться, приревновать, вспылить — и вот она уже убегает от меня, путаясь в ногах. Каждый раз, когда я думаю о том, на что способен в гневе, мою душу будто клюют сотни тысяч остервенелых воронов. Я убийца и до сих пор не вышел из этой роли. Сейчас, стоя на крутом склоне и увязая пятками в размокшей от дождя земле, я хотел выть от досады: Амелию не было видно нигде: ни в высоких деревьях внизу, ни у радостно бегущего ручья, ни среди редевших домов сзади. — Бу! Испугался?! — она подбежала бесшумно сзади под дезиллюминационным заклинанием и хлопнула меня по плечам. Я, вмиг ослабевший, рухнул коленями прямо в чавкающую почву. — Мерлин! Никогда больше так не делай, слышишь? — сам не понимая, что делаю, обхватил её лодыжки пальцами, словно запястья, и смотрел снизу вверх, как слепой щенок, который потерял мать. — Никогда! — Себастьян, ты чего? — она опустилась рядом и обеспокоенно заглянула в глаза. — Я думала, будет весело... Стало стыдно за свою слабость, за свой страх, за то, что испортил ей настроение — она ведь так хохотала, как никогда до этого! Её румяные щёки подсвечивались ласковыми лучами солнца, а растрепавшиеся от бега волосы источали лимонный аромат. Я бы остался в этом мгновении навечно, наслаждался бы им, упивался, но никогда бы не насытился вдоволь. Завтра у нас с Анной день рождения, но впервые за последние годы я по-настоящему счастлив этому празднику. И не потому, что будет большая вечеринка с кучей подарков и веселья. Амелия. Там будет она. И я не мог дождаться наступления завтрашнего вечера, чтобы вновь увидеть её и сделать кое-что приятное. На следующий день после выдачи стипендии я воспользовался моментом, когда Амелия делала домашку в библиотеке, и вырвался в Хогсмид, чтобы купить ей мантию и шарф. Блуждал там уже сорок минут — перерыв подходил к концу, а я купил лишь тёплую мантию, а все шарфы, которые попадались на глаза, были совсем не тем, что я представлял себе в голове! Наконец, когда я дошёл до самой крайней палатки, мой взгляд упал на разложенные на небольшом прилавке шарфы: один краше другого, и все такие разные, что разбегались глаза. Жёлтые, зелёные, фиолетовые, синие и… красные! Я ошалело посмотрел на пожилую продавщицу, скучающую за прилавком, и потянул бордовый шарф с нюхлером, держащим монетку в лапках. Я невольно улыбнулся воспоминанию о том, как радовалась Амелия нюхлеру на первом её уроке по уходу за тварями у профессора Ховин. Она щекотала ему белое пузо, пока тот довольно пыхтел и строил нам всем глазки: наверняка его подельник тогда украл из кармана каждого по одному галлеону. Да и цвет какой осенний! Я рефлекторно оглядел жёлто-красные шапки деревьев вокруг. Ей точно понравится! Бежал в школу сломя голову — хотелось сейчас же подарить ей подарки и уже поскорее насладиться её реакцией, но, стиснув зубы, тихо пробрался к себе в комнату и убрал всё в сундук. В субботу вечером, на вечеринке, скажу ей кое-что важное и сделаю свой первый для неё подарок. Я, олух, в марте не поздравил её даже с днём рождения. Тогда не мог думать ни о чём, кроме спасения Анны, и постоянно срывал на Амелии свои злость и досаду. И в тот день тоже. Даже не обратил внимания, что она нарядилась — как обычно гаркнул что-то грубое и потащил следом за собой в очередные катакомбы. Она и слова не сказала, лишь поникла и степенно пошла рядом. При мысли об этом я скривился и поспешил вернуться к воспоминаниям о предстоящей вечеринке. Сидеть на земле становилось холодно, и я, дурашливо воткнув первый попавшийся листок в волосы Амелии, резко вскочил и помчался вниз к тропинке, ведущей в школу. Она с мгновение замялась, но затем взмыла следом и побежала меня догонять, заливаясь уже ставшим привычным смехом. Я чувствовал себя тем маленьким мальчиком, который без устали гоготал с сестрой по поводу и без. Ещё до смерти родителей. Тогда каждый новый день таил в себе невероятно интересные открытия и захватывающие приключения. Каждый наш с Анной миг был укутан нежностью и родительской лаской. Давно я не чувствовал себя таким беззаботным, таким беспечным и легкомысленно-счастливым.

Не хочу, чтобы этот день когда-либо заканчивался.

Долго стояли посреди гостиной у нашего камина, у которого впервые встретились в прошлом году. Переминались с ноги на ногу, поджимали губы и отводили глаза. Цеплялись за любую тему, которая могла бы хоть ненадолго оттянуть момент разлуки. Плевать, что завтра снова встретимся — расставаться не хотелось даже на миг. Мне. А ей… Что её держит рядом? Неужели она больше не злится? Не обижается?.. Я старался выбросить из головы все эти вопросы, вытеснить их до неопределённого момента. «Когда-нибудь потом, позже», — отмахивался я. Может, и она так же?

***

Плечо, которым я прислонилась к камину, нестерпимо жгло, да и в целом было невыносимо жарко стоять рядом. Рядом с камином, разумеется. Не с Сэллоу. Хотя… и с ним тоже. Однако я ни в какую не хотела разлучаться. Даже на короткую ночь. Завтра выходной, но я уверена, что проснусь ни свет ни заря, поскольку не смогу лежать на одном месте — буду вертеться волчком по комнате и по школе, всё приближая вечеринку. Эти пять дней я не видела вокруг никого. Даже удивляюсь, как меня не выгнали ни разу с урока — я то и дело мечтательно запрокидывала голову и болтала в воздухе наполовину спущенной с ноги туфлёй. Прокручивала в голове каждый миг наедине с Себастьяном. А их в последнее время было очень много. Корбатов дал мне время до октября адаптироваться, мол, после поездки наверстать упущенное, подтянуть успеваемость, а потом уже возобновлять тренировки. Но я-то знала, что он видел, как мы с Себастьяном не отлипали друг от друга всю неделю. Было стыдно и в то же время радостно от того, что окружающие будто разом всё поняли и единогласно решили не мешать нам, хотя, возможно, это мы не обращали ни на кого внимания, увлечённые друг другом. Перед глазами днём и ночью маячили его эти веснушки, которые хотелось собрать в горсть и сдуть, развевая по ветру. Его шоколадные кудри, шалопайская улыбка, хриплый смех… Чёрт, что ж это такое? Неужели я… — Так, и чего мы не спим?! — чересчур строгий даже для Оминиса голос раздался у лестницы. Друг гордо потирал двумя пальцами значок старосты факультета на своей безупречно выглаженной мантии и размеренно шагал в нашу сторону. Мы с Себастьяном переглянулись и прыснули, отводя взгляд. Оминис нахмурился и на миг остановился. Поняв, что это мы, неловко кашлянул и учтиво пошёл дальше, делая вид, что не заметил студентов, до сих пор околачивающихся в общей комнате. — У нас ещё пара минут, — прошептала я, заходясь глупым смехом от щекочущей нервы обстановки. — Завтра увидимся. Будешь помогать украшать гостиную? — Себастьян тоже перешёл на шёпот и зачем-то наклонился совсем близко ко мне. Я никогда раньше не видела такую широкую улыбку на его лице. Огонь, потрескивающий в камине, словно подтрунивал над нами, показывая красный язык. Сконфуженная ситуацией, я что-то пробормотала и, зачем-то слегка ткнув пальцем ему в плечо, убежала в комнату. Прислонившись к закрытой двери, ещё несколько секунд переводила дыхание, то и дело срываясь на полуписк-полусмех, — боялась разбудить соседок. На цыпочках прошла к своей кровати и, уже по традиции проверив подарки в сундуке, юркнула под одеяло.