Два короля: Первая часть

      

***

      Симба довольно проурчал, почувствовав как нежные пушистые лапки молодой самочки стали медленно и осторожно массировать его крепкие уставшие плечи. Они устроились в его любимой просторной пещере, куда никому, кроме исключительно приближённых особ, совать свой любопытный нос не полагалось.       Здесь ютился небольшой и довольно необычный внутренний водоёмчик, аккуратно обточивший твёрдый камень и образовавший нечто вроде неглубокой купели. Облокотившись плечиками о её изогнутые гладкие края, можно было весьма удобно устроиться, откинуть голову и задуматься о чём-то вечном и бесконечном. Необычным же в этом крохотном закаменном озере было то, что вода в нём, вопреки привычкам всех местных обитателей, издавала лёгкий пар и чуть булькала, а на ощупь была крайне приятной и согревающей.       Король очень любил отдыхать здесь. Толстые стены пещеры умело воссоздавали необыкновенную тишину и уединённость, а чуть обжигающая влага источника быстро расслабляла и растомляла, утешая ум льва и навевая лёгкие и приятные мысли. Так и сейчас он довольно закатил глазки, утопая по плечи в пряной воде и по сердце в заботе своей ненаглядной юной дочери.       Киара тихонько мурлыкала в такт своим мягким движениям, елейно прижимаясь к животу отца своей золотистой, обмокшей шёрсткой. Иногда мордочки львов встречались, и тогда они ласково улыбались друг другу и, не произнося ни слова, воссоединялись в долгом сладком поцелуе. Временами отец мягко сжимал её бока и чуть притягивал к себе в порыве страсти, и медленный танец двух пастек сопровождался чуть обжигающим, но вместе с тем и утончённым укусом в шею. Принцесса часто слышала от других львиц прайда, что поцелуй короля сроду внезапному погружению в ледяную воду, а то и внезапным чужим когтям на морде, но сама никогда не замечала за ним подобной лютости: Симба был необыкновенно ласков с нею во всём, что касалось подобных спонтанных нежностей. Впрочем, целовал он совсем не так, как мягкий и заботливый Кову. Если черногрив всегда был очень осторожен и как будто бы робок в своей страсти, отец, напротив, брал её уверенно и с очень большим вкусом, точно пробуя самый лакомый кусочек на собственном пире жизни, и долго-предолго смаковал его своим жадным, требовательным языком.       Её пушистые пальчики скользнули чуть ниже по правому плечу самца, и она почувствовала как тот чуть вздрогнул, а на его морде на мгновение появилась болезненная гримаса.       — Здесь пока не трогай, моя хорошая, — король мягко отстранил её лапку и поцеловал в подушечку, — Этими местами твой отец сегодня довольно долго и тщательно воспитывал всех твоих обидчиков. Боюсь, им теперь вряд ли придёт в голову мысль появляться здесь, на моих землях и трогать… нет, даже смотреть в сторону моей ненаглядной дочери.       — Ах, папа… — разомлела молодая львичка, благодарно потеревшись о гриву своего короля, — Ты всегда так обо мне заботишься!       — И мне есть ради чего, — низко проурчал самец, мягко шлёпнув другой лапой сочный круп дочери.       Киара томно выдохнула, чуть поджав ушки и прикусив губу. Она знала, что папа очень любит, когда она так делает, да и, признаться, ей с ним тоже было очень хорошо.       «Пусть возьмёт что хочет и как хочет. Он, как никто другой, этого заслужил», — незатейливо рассудила она, трепетно взирая широко открытыми глазками на довольную и игривую морду своего льва.       А тот хотел, очень хотел. Юная самочка почувствовала это даже под приятно обжигающей толщей воды. Покорно повинуясь его желанию, она поднялась чуть выше, мягко обнимая плечи льва и осторожно прицеливаясь междулапьем об уже вожделеющее её королевское хозяйство.       Симба довольно прорычал, крепко обхватывая бёдрышки дочери. Её разогретое миндально-пряное нутро сегодня было необычайно тесным, обжимая каждый шипчик, каждую складочку на его алом стержне так, словно желало придушить в своей бездонной и чуткой любви. Лев довольно откинул морду и совершенно расслабился, позволяя самочке в совершенстве продемонстрировать королю всю свою заботу и внимание.       Помогая круговыми движениями своих бёдрышек, Киара медленно опускалась на раскалённый львиный дрын. Узкое лоно чуть неохотно, но с должной, даже обязательной покорностью принимало в себя волю льва. Принцесса чуть поджимала зубки, тяжело дыша и тихонько постанывая. Ощутив, как естество отца погрузилось в неё по самое основание, она на мгновение замерла, позволяя льву прочувствовать её совершенное подчинение, а затем принялась медленно скользить ловким и гибким междулапьем по шершавой плоти самца.       Симба продолжал тихо и утробно рычать, снова и снова учиняя ласковую расправу над округлым бёдрышком дочери и ощущая в ответ невыносимо сладостную близость её жаркого родного нутра. Его взгляд соскользнул чуть в сторону с околдованных и преданных глазок чуть постанывающей самочки. На мгновение ему показалось, точно какая-то тень скользнула в пещерном проходе.       «Даже сейчас никакого покоя», — раздражённо подумал лев, — «Ну да и ладно», — он снова вернулся к юной пушистой мордочке, что сосредоточенно извивалась на нём в своём изловчённом танце нежности, — «Пусть смотрят, как король обладает тем, что ему принадлежит».       Он мягко потянул загривочек принцессы к себе, жадно приникая к ней в новом долгом поцелуе. Крепко обхватив её спинку одной лапой, и чуть осторожнее опустив на шею другую, что ещё побаливала, он стал овладевать львицей всё с большим и большим неистовством.       Цепкие лапы короля лишали Киару всякой воли. Она сдавалась его ненасытной и неукротимой страсти, ощущая его шершавую хищную плоть и там, где часто зарождались слова, и там, где обычно зарождались львята.       Ощущая, сколь покорно и безропотно отдаётся ему дочь, Симба стал срываться во всё большее исступление. Его острый и грубый плотоядный коготь остервенело врывался в округлые и нежно-пушистые недра львицы, не без удовольствия оставляя там лёгкие ранки своей небрежной, но настойчивой власти.       Король выпустил мордочку дочери из своих влажных объятий, желая видеть, с каким достоинством та принимает его суровую ласку. Густая паутинка их общей увлечённой страсти соскользнула с подбородка самочки, медленно опускаясь по её нежной шейке. Лев с удовольствием рассматривал её округлые черты чуть приоткрытой увлажнённой пастьки с небольшими изящными клыками и нежным и невероятно умелым языком. Он вдруг подумал о том, что было бы совсем не плохо воспользоваться этим особым достоинством дочери, взяв её прямо туда и прямо сейчас, но затем, с ещё большим наслаждением вспомнил о том, что их ночь ещё только начинается, а значит он успеет сделать это, как и многое другое, и ещё не раз. От всех этих мыслей его очень приятно обожгло между лап. Ещё сильнее сжав в своих хищным объятиях юную львичку, он стал драть её так, словно это была не собственная дочь, а в чём-то сильно провинившаяся львица прайда.       Киара сжалась всем телом под яростным натиском алогрива и громко и протяжно простонала:       — Папочка-а-а…       Но это совсем не помогало. Более того, льва её стоны словно сильнее раззадорили, и новый шлепок по пушистому бёдрышку не заставил себя долго ждать. Она вымученно и чуть испуганно смотрела на жадно обладающего ею самца, совершенно неосознанно потакая его желанию встречными движениями своего междулапья. Теперь она видела в нем совсем не ласкового и заботливого отца, но властного и сурового короля, что брал положенную ему долю. Утопая в этом строгом, даже свирепом взгляде, она всё сильнее и сильнее терялась в своём пробуждающемся внутреннем жаре, пока не почувствовала, как тот стремительным смерчем ворвался в её разум и сердце, обжигая их своими парами непередаваемой эйфории. Она задрала мордочку и её низкий рык тут же ворвался в каменный небосвод пещеры.       Симба заботливо принял обессиленную львицу в свои пылкие объятия. Вдыхая приятный аромат её шёрстки и жадно покусывая за ушко, он ещё какое-то время терзал её исполненный влагой бутончик, пока и его тело не предалось волнам рвущегося на волю желания.       Принцесса попыталась было испуганно выскользнуть из цепкой хватки льва, но всё было тщетно. Не сводя с неё своего довольного, жадного взгляда, алогрив наполнял её тесный и пушистый тайничок своим густым, немного обжигающим королевским семенем.       — Папа?.. — чуть изумлённо и растерянно промолвила Киара.       Но тот лишь вновь притянул её мордочку к себе.       — Но папа, я же в жаре… — робко пыталась возразить молодая львица, растворяясь в новой ласке своего неугомонного самца.       — Ты в жаре своего короля, — самозабвенно прошептал ей Симба, в очередной раз испробовав нежную пастьку дочери на вкус, — А это самое главное. Теперь давай, найдём место посуше, — он ленно потянул затёкшие нижние лапы, что скрывались в воде, — У меня есть для тебя кое-что ещё, моя ненаглядная принцесса…       Ощущая как медленно, но до жути неумолимо насыщает её нутро обильное семя самца, принцесса на мгновение смутилась, вспоминая о своём льве и немного стыдясь того, что не сдержала обещания, данного самой себе. Это был уже не первый сезон, когда она испытывала жар, но первый, когда она решила позволить льву, своему льву, оставить ей право на потомство. Они уже не раз тайно уединялись с Кову, предаваясь яркой и неистовой страсти до тех пор, пока тот не воздавал ей своим особым даром новой жизни. Однако отец, что в такие периоды предпочитал довольствоваться её тесным подхвостьем, вдруг отчего-то изменил своим привычкам, чем здорово перепутал все планы юной самочки. Ей и в правду уже давно хотелось львят, львят Кову и Киары, но что если ей придётся нести папиных наследников?       Она оценивающе посмотрела на крепкого и изящного самца. Король был занят тем, что прилежно и старательно отряхивал свою роскошную алую гриву от влаги, успевшей скопиться за время их жаркого купания. Его взъерошенная медовая шерстка казалась ещё более густой и бархатной, а крепкие, ясно отличимые мышцы приятно и волнующе мерцали в тихом лунном свете.       «Ну он же тоже хороший и заботливый лев. Да и Кову, он такой добрый и понимающий, разве ему и впрямь так важно, чьи именно у нас будут львята, ведь даст их ему его самая-пресамая любимая принцесса? И, к тому же, совершенно необязательно ему об этом знать, тем более, я и сама в этом вряд ли когда-нибудь стану уверена».       Симба встретил ищущий и сомневающийся взгляд самочки лёгкой, но совершенно обезоруживающей улыбкой. Чуть подразведя массивные лапы, он игриво приманил к себе львичку, шутливым замахом указывая на свой жезл, что уже успел истосковаться по её изобретательной ласке. Киара ответила ему нежным, умилённым взором; отец всегда умел обратить в забаву то, что при любом ином раскладе вызвало бы в ней недоумение или даже отвращение.       «Какая разница, чьи и от кого, главное, что свои, родные. И папа, ведь я же только благодаря ему сейчас здесь, нетронутая, невредимая. Кто как не он заслуживает своего права на мою особую, самушкину благодарность».       Разрешив таким образом эту нескладную и назойливую дилемму, принцесса удовлетворённо муркнула своей сообразительности и с восторгом и радостью той, что нашла новый свет и истину в жизни, бросилась в объятия алогрива.