Genesis

Роботник мечется из угла в угол по лаборатории, как загнанный зверь по клетке, в тщетной попытке унять и проанализировать собственный шквал эмоций. Он ненавидит это. Ненавидит не понимать. Ненавидит терять контроль, ещё и из-за чего-то такого банального, такого примитивного, как… Страх. Доктор на секунду замирает на месте, пораженный этой догадкой. Так вот в чем все дело? Это главная причина того тошнотворного чувства, что он испытывает, когда Стоуну угрожает опасность? Страх? Но это абсурд. Какое отношение это имеет к нему самому? К тому же, никакой серьезной опасности для жизни агента не было, ни вчера, ни сегодня утром… Так, почему же это мерзкое, совершенно иррациональное чувство холодного, липкого страха продолжает охватывать его при малейшем упоминании причинения вреда его агенту? И в ответ на этот вопрос, его подсознание услужливо подкидывает ему изображение Стоуна с кровью на виске, лежащего на полу без сознания, возле центра управления, внутри гигантского робота. А в следующую секунду сбивающее с ног по своей интенсивности чувство заставляет его в буквальном смысле задохнуться и опереться рукой о стол, когда воспоминания переносят его на поле боя, после крушения робота, побуждая вновь пережить все то, что он испытал, когда пришел в себя под обломками, и компьютер на руке показал ему «нет сигнала» от часов Стоуна. Учитывая, что всего несколько минут назад он лично наблюдал, как кабину вместе с раненным агентом отбросило в сторону с головокружительной высоты, это могло означать только… Нет, нет, этого не может быть, Стоун не мог… Роботник задыхается, проводя рукой по лицу, заставляя себя вернуться в настоящее и усилием воли делая судорожный вдох. Он здесь, он в их тайном логове, он больше не в Грин Хиллз, сломанный и раздавленный весом поражения и собственного творения, без надежды на спасение, обречённый на медленную, мучительную смерть от полученных травм, в полном одиночестве, не в состоянии самостоятельно выбраться из-под обломков… Нет, все это позади, это не происходит сейчас, сейчас он здесь, его раны и переломы почти зажили, а Стоун… Стоун жив и здоров, он вышел из этой самой комнаты всего каких-то пятнадцать минут назад. Но все это могло произойти на самом деле, доктор действительно мог погибнуть там, если бы не агент. Если бы Стоун не нашел его тогда среди обломков, не помог выбраться, трясущимися руками зажимая рану на боку учёного, упрямо игнорируя кровь, текущую из его собственной. «Ты жив,» — это все, что тогда смог выдавить из себя Роботник, когда увидел его, не в состоянии думать больше ни о чем, кроме всепоглощающего чувства облегчения от этой мысли, краем глаза замечая разбитые часы у него на запястье. Он моментально перестает испытывать страх. Стоун жив, теперь все будет хорошо, он все ещё здесь, он рядом. Единственный человек из всей этой копошащейся серой массы, которому на него не плевать. Доктор не может его потерять. Он признаётся себе в этом только сейчас, дважды едва не лишившись агента навсегда, сначала на грибной планете, потом после крушения, но только сейчас он в полной мере осознаёт, насколько он привык к этому чувству. Чувству защищённости, поддержки, уверенности в том, что рядом есть кто-то, на кого всегда можно положиться. И этот кто-то не предаст, не высмеет, не отвернется, он просто… Всегда будет рядом. Доверие. Это опасное чувство. Роботник знает это, он все ещё пытается с ним бороться, пытается закрыться от Стоуна, пытается спрятать от него свою слабость. Он не должен знать, насколько важен он стал для доктора, насколько тот ему доверяет. Он не может позволить себе такую роскошь, как доверие к другому живому существу. Нет, доверять можно только машинам, только холодным механизмам, лишенным такой непостоянной и ненадёжной переменной, как эмоции. Им не нужно что-либо доказывать, или объяснять, заслуживать их расположение, они просто и беспрекословно делают то, что им говорят. Без вопросов. Без сомнений. Без собственной выгоды. Безусловно. Он думал, что такое может быть возможно и с его агентом. Но, как видно, он снова совершил глупую ошибку, посчитав возможным довериться человеку. Пусть и такому исключительному, как Стоун. Конечно, теперь, когда они через столькое прошли вместе, когда их столько связывает, разумеется, у агента появились вопросы. Он сделал для доктора так много, буквально спас ему жизнь, и теперь продолжает делать свою работу, не смотря на то, что больше официально не является его подчинённым. Но так уж устроен человек, существо жадное и эгоистичное, что бы он ни делал, он всегда хочет получить выгоду, рано или поздно. И, как бы это ни было удобно, Стоун не машина, он будет задавать вопросы, оспаривать его приказы, особенно сейчас, когда у него появилось намного больше свободы действий. У него есть доступ ко всем технологиям доктора, он прекрасно умеет управляться со всеми машинами, не говоря уже о том, что может сам собрать большинство из них. Что если он войдёт во вкус? Что если за то время, пока Роботник был в грибном измерении, и Стоун был предоставлен самому себе, он успел ощутить вкус власти и превосходства собственного интеллекта над массами? Что если он разочаровался в собственном боссе, уже дважды потерпевшим позорное поражение от какого-то мелкого синего грызуна, что если он начал сомневаться в способности Роботника одержать победу и захватить мир? Доктор быстро машет головой, отгоняя эту мысль, аргументируя ее несостоятельность воспоминаниями о выражении счастья на лице Стоуна, когда учёный вернулся из другого мира, и наоборот, дикого ужаса, бегущих по лицу слёз, которые доктор тогда милосердно проигнорировал, когда агент обнаружил доктора в крайне тяжёлом состоянии на месте крушения. Он несомненно очень сильно испугался тогда за его жизнь. Роботник уверен, Стоун боится его потерять. Точно также, как сам доктор боится потерять Стоуна. Вот и разгадка для иррационального чувства страха при виде любой, даже незначительной травмы агента. Он понимает, что это глупо, необоснованно, нелогично, и это раздражает его до безумия, но он ничего не может с собой поделать. Но теперь, когда он знает причину, он может найти и решение. Проявлять подобную слабость при агенте абсолютно неприемлемо. Значит, доктор все сделал правильно сегодня утром. Лучше сохранять определенную дистанцию между ними, не позволяя чувствам и привязанностям проникать в их профессиональные отношения. Роботник по-прежнему его босс, а Стоун четко и ясно изъявил желание продолжать работать на него, а не на их общих бывших работодателей. Тем не менее, доктор не может просто игнорировать тот факт, что в последнее время, точнее в последние два дня, в поведении Стоуна что-то изменилось. Что-то происходит, о чем агент не говорит, а доктор даже не может четко сформулировать, что именно не так. Но годы, проведенные бок о бок с агентом, а также феноменальная память, позволили гению изучить и запомнить все реакции, выражения лица и эмоции Стоуна, и сейчас что-то едва уловимое в его агенте, может, более закрытая поза, или то, как он старается избегать прямого контакта глазами, говорит учёному о том, что что-то не так. Как будто Стоун.. скрывает что-то от доктора. Но что именно? Или это просто обострение собственной паранойи Роботника? Что ж, в любом случае, для решения этого вопроса пока ещё недостаточно данных, необходимо дальнейшее наблюдение. Роботник делает глубокий вдох и медленный выдох, окончательно успокаиваясь и беря себя в руки. Решение основной проблемы найдено: их отношения остаются строго деловыми, без всякого намека на нечто такое банальное и сентиментальное как «дружба». ********************** — Я предполагаю, что в общей базе данных бэдников ещё сохранились воспоминания обо мне, так как они ежедневно видели меня в лаборатории. Поэтому они на секунду замешкались, прежде чем открыть огонь, и у меня был шанс найти укрытие. — Ха! Не смеши меня, хочешь сказать, ты настолько быстрый, что успел спрятаться от лазеров? — наигранно смеётся генерал, повышая голос и тыча в Стоуна пальцем. — А может, это ты приказал им не стрелять в тебя, а вместо этого открыть огонь по моим людям, а? — При всем уважении, ваши обвинения беспочвенны, генерал. — сквозь зубы цедит агент Стоун в ответ. — У меня нет и никогда не было доступа к технике доктора и в любом случае, я не имею ни малейшего понятия, как ею управлять. К тому же, хочу напомнить, что не смотря на столь неожиданную атаку, мы обошлись без потерь. Все ваши люди живы, хоть и многие ранены. — Многие?! Все ранены, агент, все, кроме тебя! — генерал Колтер гневно брызжет слюной в сторону агента, вскакивая с места. — Неужели, это не вызывает подозрений, коммандер? Взгляните на него, он спокоен, как удав. А как он говорит об этих машинах, вы слышите? Как будто эти летающие консервные банки живые и могут думать. Здесь что-то нечисто, говорю вам, вы должны… — Достаточно, генерал Колтер, я вас услышал. Не нужно снова поднимать эту тему и говорить мне, что я должен делать. — прерывает его коммандер Уолтерс, устало потирая пальцами переносицу. — Простите, коммандер, я вовсе не имел в виду. Но… Он же… — Я сказал, достаточно, генерал. Агент Стоун прав, вернуть всех людей живыми в таких обстоятельствах уже успех. Что касается его самого… Что ж, агент Стоун всегда обладал выдающимся хладнокровием, что и позволяло ему столь долгое время с успехом работать рядом с вышеупомянутыми машинами и их создателем. И нет ничего удивительного в том, что он знает, как уйти из-под их огня. Что и делает его столь незаменимым атрибутом в нашей с вами миссии. — коммандер выдыхает и закрывает папку с отчётом, лежащую перед ним на столе. — На данный момент самое главное — это то, что нужных нам записей и документов пока так и не удалось достать, так что в ближайшее время будет сформирован новый отряд для следующего рейда. На сегодня все, господа, можете быть свободны. Недовольно пыхтящий, малинового цвета от гнева, генерал первым вылетает из зала заседаний, за ним следуют остальные военачальники и агенты, одним из последних к выходу направляется Стоун. — Агент Стоун, задержитесь, пожалуйста. — уже возле двери вдруг обращается к нему коммандер Уолтерс, и агент останавливается, замечая довольную ухмылку генерала Колтера, стоящего снаружи возле двери. Должно быть тот решает, что ненавистного ему агента, по крайней мере, ждёт выговор лично от начальства. Стоун качает головой и подходит к столу Уолтерса, когда за последним человеком закрывается дверь. — Да, коммандер? — Подойди ближе. — говорит ему мужчина, наклоняясь вперёд и делая жест пальцами, показывая, что Стоун тоже должен наклониться к нему. Скорее заинтригованный, чем взволнованный, агент делает, как приказано. — Ты можешь отключить наблюдение? — шепотом спрашивает коммандер, и Стоун уже открывает рот, чтобы возразить, но военный прерывает его, быстро объясняя. — Да, да, я знаю, что ты сейчас продолжишь притворяться дурачком, который ничего не умеет, но у нас мало времени. Можем мы опустить эту часть и перейти сразу к делу? Мне очень нужно поговорить с тобой, Стоун, это важно. Так что, будь любезен, отключи камеры. Стоун пару секунд пристально смотрит на него, оценивая риски и ходы отступления, но потом принимает решение и вводит последовательность команд на своих наручных часах. В ту же секунду все электричество на этаже отключается с негромким пшикающим звуком. Камеры и вся другая техника перестают работать, в зале воцаряется полумрак, включается резервное тусклое освещение. — Хорошо, а теперь к делу. — Уолтерс откашливается, сцепляя руки в замок на столе перед собой. Стоун с удивлением отмечает, что пожилой мужчина явно сильно нервничает. — Ладно. Итак, я знаю, что доктор жив, и ты работаешь на него. — Что?! Я... Я не понимаю, о чем вы, коммандер. — Стоун резко отступает от начальника, подавляя первоначальный порыв потянуться к оружию во внутреннем кармане пиджака, в то время как в его голове проносится ураган мыслей и вариантов дальнейших действий. Черт возьми, почему сейчас? Его миссия ещё не завершена, ему ещё многое нужно выяснить. Как Уолтерс понял? Он же наоборот только что защищал его… — Да брось, Стоун, говорю же, нет времени на игры. Ради бога, я стоял рядом с тобой, когда начался хаос с ураганом из железа, я прекрасно слышал твое: «возьми меня с собой!» — коммандер качает головой и продолжает. — И дело не только в этом. Я знаю, ты верен ему, был верен ещё до его первого исчезновения, и остаёшься сейчас. Самое главное, что ты сейчас должен услышать и понять — я вам не враг. Я тебя не выдам, я на вашей стороне. — Я правда, абсолютно не понимаю, о чем вы говорите, коммандер. — отрицательно качает головой Стоун, очень убедительно демонстрируя растерянность. Если это такие своеобразные попытки шантажа, призванного заставить его признаться, то весьма жалкие, черта с два он на них поведется. — Доктор Роботник мёртв, вы сами сказали, а я работаю на вас, на правительство. Я не понимаю, вы же сами только что говорили, как мои знания и навыки могут помочь, я думал, вы доверяете мне… — Стоп, стоп, стоп, хватит, остановись. — снова тяжело вздыхает Уолтерс. — Хорошо, можешь не признавать, я все равно не собираюсь требовать от тебя ни его местонахождения, ни дальнейших планов, меня это не интересует, хотя я и догадываюсь… Ответь мне на главный вопрос, Стоун, ты нашел его? Нашел дневник его матери? Стоун не успевает скрыть искреннего изумления, на краткий миг проявляющегося на его лице, и Уолтерс удовлетворённо кивает, определенно успевая заметить его реакцию. — Хорошо. Предвосхищая твой вопрос, да, я знаю о нем, поскольку именно я его туда поместил, после того как… Хмм, ну, сейчас это не столь важно. Если Роботник уже успел его прочитать, значит возмездия ждать недолго. Скоро на Пентагон, а может, и на всю планету в целом, обрушится вся мощь ярости безумного гения, и я не настолько идиот, чтобы ее недооценивать. Из чего вытекает моя дальнейшая просьба, агент. Скажи, доктор сейчас может нас слышать? Я могу обратиться напрямую? — Нас никто не слышит, коммандер. Я отключил электричество на этаже, как вы приказали. — отвечает Стоун, лихорадочно соображая, как ему следует выкрутиться, попутно с облегчением вспоминая, что забыл наушник в лаборатории, и доктор правда их сейчас не слышит. Хорошо, ему пока незачем знать, что агент раскрыт. Может, он ещё найдет способ все исправить, и решает послушать, что ещё известно Уолтерсу. — Хорошо, хорошо, так даже лучше. — коммандер снова делает глубокий вдох, заметно нервничая и собираясь с силами. — Думаю, с тобой у меня больше шансов на снисхождение. Итак, вот мои условия. Я передам вам всю информацию, которой обладаю, по поводу проекта Шэдоу, событий на станции Арк, а также местонахождении объекта 8.5.0.1. Взамен я хочу гарантии безопасности для меня и моей семьи. Моя жена умерла два года назад, но у меня есть дочь и внуки, замечательные малыши, Стоун. Вот, хочешь посмотреть фото? — он протягивает агенту фотографию из своего стола. — Все чего я хочу, это спокойно дожить остаток своей жизни вместе с родными. Я хочу выйти из игры, тихо-мирно уйти на пенсию и уехать подальше отсюда, пока ещё не поздно. Спокойная старость — это все, о чем я прошу. — Коммандер я… — теперь Стоун смотрит на него с искренним непониманием. То ли старик действительно так убедительно играет роль, в чем агент сомневается, или… — Я совершенно запутался. Вы не могли бы объяснить подробнее, чего вы от меня хотите? Уолтерс кивает, видя его растерянность и продолжает говорить. — Хорошо, видимо, придется начать сначала. Разумеется, ты не поверишь мне так просто, я должен был догадаться. Я должен заслужить ваше с доктором доверие, так что я объясню. Ты наверняка знаешь, что произошло на космической станции АРК? — Немного. — отвечает Стоун, смотря на коммандера исподлобья, все ещё размышляя, стоит ли доверять его словам. — Я знаю, что станция бернальных сфер была построена доктором Джеральдом Роботником и являлась апогеем технологического прогресса, намного опережая свое время. Там проводились исследования и эксперименты, разработка оружия, которое в итоге не понравилось правительству, они испугались возможных опасных последствий, и станция была закрыта. — Да, такова официальная версия, известная всем, кто так или иначе причастен к секретным службам. — кивает Уолтерс, усмехаясь краем губ немного горькой усмешкой. — Но станцию не просто закрыли, Стоун, ее уничтожили. Как и большинство персонала, работавшего там на тот момент. Да, в официальных документах значится: «эвакуация из-за вышедшего из-под контроля эксперимента и опасной для жизни обстановки», но правда в том, что эвакуированы были не все. Большая часть учёных, инженеров и специалистов разных областей, а это более пятидесяти человек, причастных к разработке геномодифицированного оружия, как они его называли, были расстреляны на месте. Г.А.Н. не хотели оставлять свидетелей, у них был четкий приказ — зачистить. Уничтожить все и всех, кто имел хоть какую-то связь с исследованиями доктора Роботника, включая в первую очередь, его самого и его семью. — Постойте, Г.А.Н? — прерывает его Стоун. — Но эта организация была сформирована вами всего год назад. — Ну что ты, мальчик мой, разумеется, это не так. — неестественно смеётся в ответ коммандер. — Эта организация была сформирована тогда, когда правительство перестало доверять семье Роботник и решило взять их под жёсткий контроль. Г.А.Н. всегда были цепными псами вышестоящих властей, выполняющие самую грязную работу, самые чудовищные приказы, но они были распущены много лет назад. Я создал организацию в прошлом году с таким же названием, да, чтобы замылить глаза руководству и показать свою преданность. — Допустим, но разве доктор Джеральд Роботник был убит на станции? — спрашивает Стоун, хмуря брови. — И я все ещё не понимаю, какое вы имеете ко всему этому отношение, коммандер? На момент этих событий вам не могло быть больше.. лет двенадцати? — Все верно, агент Стоун, ты как всегда проницателен, я всегда говорил, что другие сильно недооценивают тебя, считая простым мальчиком на побегушках. Ты прав, доктор был взят под стражу и казнён несколькими месяцами позже трагических событий на станции. Но вот остальные члены его семьи были расстреляны агентами Г.А.Н... как и моей. — Что?.. — Да, агент, оба моих родителя работали на тот момент на станции и были убиты на моих глазах. Ты прав, я был ребенком, мой отец периодически привозил меня на станцию, чтобы повидаться и показать, чем они занимаются, но в основном я жил на Земле, с двоюродной теткой. Мои родители даже не были учёными, мой папа работал электриком в техническом отделе, а моя мама была поварихой на кухне. Но так уж произошло, что по роковой случайности они оба оказались в научном отделе по долгу службы на момент зачистки, а солдаты Г.А.Н. не стали разбираться, кто есть кто, они просто устранили всех. Меня и ещё нескольких детей отправили в зону эвакуации, чтобы переправить на Землю в капсулах, но пока мы шли, за прозрачными дверями лаборатории я видел, как людей выстраивают в шеренгу и слышал звуки выстрелов, криков и падающих на пол тел. Вот какое отношение я имею ко всему этому, и вот почему сейчас я хочу помочь. Наступает тишина, во время которой Стоун в полном шоке пытается уложить полученную информацию в своей голове, а коммандер тяжело сглатывает перед тем, как продолжить. — Видишь ли, не одного доктора Роботника правительство сделало сиротой. Правда, я остался жить в доме тёти, это не тоже самое, разумеется, что расти в детском доме с самого рождения, но все же. Мы во многом схожи, по крайней мере, наши судьбы. — Но тогда почему… — Стоун поднимает на него тяжёлый взгляд, все ещё полный недоверия. — Если все это правда, тогда почему вы всю жизнь работали на них? Почему рассказываете об этом только сейчас? — Потому что я видел, что они делают с теми, кто пытается бороться. Я, можно так сказать, спрятался на виду. Я всегда пытался поддерживать доктора, как мог. Я немного знал его семью, мы общались с его двоюродной сестрой, Марией, когда я бывал на станции у родителей. Её не пускали играть вместе с другими детьми, она была тяжело больна и жила в специальной стерильной зоне, но мы иногда разговаривали через дверь. Я не знаю, что именно с ней произошло, но думаю, что она тоже погибла в тот день, её не было среди эвакуированных, это я точно знаю. Когда я вырос, мне всегда хотелось хоть как-то помочь, я даже пытался наладить с Роботником дружеские отношения. Тогда его только наняли для работы в правительстве, он был молод, и мне почти удалось с ним подружиться, насколько это вообще возможно с этим человеком. Мы неплохо ладили, так скажем, пока я не решил жениться. Я даже предложил доктору быть моим шафером на свадьбе, но он тогда почему-то сильно разозлился и прекратил всякое общение… — Не может быть… — Стоун не в силах сдержать собственное удивление, почти полностью роняя свою маску хладнокровия. — Он несколько раз упоминал этот случай, но я бы никогда не подумал, что это могли быть вы... Коммандер кивает и грустно улыбается в ответ. — Но после этого я все равно продолжал его поддерживать, выдвигать его проекты, оправдывать перед начальством. Я всегда чувствовал некую ответственность, сочувствие из-за того, что произошло с нашими семьями, но это всё, чем я мог помочь. У меня появилась собственная семья, я не мог ими рисковать. В этот момент в зале снова зажигается свет, и начинает загружаться компьютер. А следовательно, и камеры. — Это не я. — сообщает Стоун, смотря на свои часы. — Должно быть, решили, что это был перепад напряжения и техслужба устранила неполадки. — отвечает Уолтерс и добавляет шепотом: — Так мы договорились? — Я подумаю над вашим предложением, коммандер. — отзывается Стоун, выправляясь по стойке смирно на случай, если за ними уже следят. — Мне нужно время, чтобы согласовать план в связи с новыми данными. Вы можете дать мне несколько дней? — Думаю, это я смогу вам гарантировать, агент. Будьте уверены, в ближайшие несколько дней здесь для вас ничего не изменится. — Уолтерс выразительно смотрит на Стоуна, пытаясь намекнуть, что не выдаст его. — Благодарю, коммандер. Разрешите идти? — Свободны, агент. Стоун возвращается в тайное убежище в конце дня с противоречивыми чувствами. С одной стороны, ему очень хочется просто выложить все доктору, как есть, но с другой стороны, он понимает, что это слишком рискованно. Реакция учёного может быть непредсказуемой, и у Стоуна должны быть основания, аргументы и уверенность в правдивости слов Уолтерса, чтобы правильно преподнести все Роботнику. Поэтому он решает в первую очередь дочитать дневник до конца. На его удачу, доктор сильно занят в лаборатории, лёжа под репликой танка бэдника и занимаясь сваркой, и не обращает никакого внимания на возвращение агента. Тот выдыхает, радуясь тому, что продолжения утреннего разговора, судя по всему, не последует, по крайней мере, пока. Он варит свежий латте, ставит его на стол, как бы обозначая свое присутствие, и удаляется в свою комнату. Садясь на кровать, он приказывает одному из бэдников дежурить у двери и дать ему знать, если он понадобится доктору, и приступает к чтению. ________________ Спустя три года совместной жизни с братом, разработки множества новых, прогрессивных научных теорий и защиты трёх докторских, меня сделали руководителем моего первого собственного проекта в области биотехнологии: получение ценных изопреноидных синтонов из природных стеринов, в отделе брата. Что было удивительным достижением для женщины в то время, ещё и всего в девятнадцать лет, о чем мне с гордостью сообщил Джеральдо. Под моим началом было трое инженеров-генетиков, два биохимика и скоро должны были прислать консультанта биотехнолога. Работать с другими людьми было, мягко говоря, странно, мы с трудом находили общий язык поначалу, но постепенно, когда они перестали ставить под сомнение мои способности и интеллект, лезть под руку и высказывать свое мнение, мы смогли добиться относительного взаимопонимания и прогресса. Все пошло наперекосяк, когда однажды утром я вошла в лабораторию и сразу почувствовала, что что-то не так. Кто-то чужой нагло и без спроса влез в мою работу и изменил принципиально важные данные. ***************** — Берти! Я как раз тебя искал! — Джеральдо издалека начинает махать рукой, завидев сестру в противоположном конце коридора. Идущий рядом с ним высокий молодой человек с каштановыми волосами и карими глазами вежливо и немного смущённо улыбается, кивая в знак приветствия. — Хорошо, что мы тебя встретили! Я хотел представить тебе лично твоего нового биотехнолога и моего лучшего друга — доктора Джулиана Мёрфи. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Я лично рекомендовал его начальству для твоего проекта, он потрясающий учёный, уверен, вы прекрасно сработа… Но молодая женщина его не слушает. Не притормозив ни на секунду, она на полном ходу налетает на спутника брата и с размаху, снизу вверх, в полную силу бьёт ему кулаком в нос. — Приятно познакомиться. — Зло рычит она, тряся рукой после удара. — Ау! Ай, какого хрена?! Что за… — молодой учёный сгибается пополам от боли, прижимая обе руки к лицу, пытаясь остановить капающую на пол кровь. — Ты мне нос сломала, психованная! — Господи, Берта, что ты творишь?! — накидывается на нее Джеральдо. — Что это было вообще? — Этот идиот первый начал! Он влез, куда не следует! — тоже начинает кричать на брата учёная. — Он изменил переменные без моего ведома! Не сказав ни слова! Просто нагло ворвался в МОЮ лабораторию, молча вошёл в МОЮ программу и изменил векторы в МОЁМ проекте! — Я просто хотел ознакомиться, посмотреть, с чем придется работать. — гнусаво и раздраженно, корчась от боли и все ещё пытаясь остановить кровь, отвечает доктор Мёрфи. — И я не врывался, дверь была открыта. Я посмотрел ход проекта, абсолютно потрясающего, надо заметить, о чем я собирался вам сказать две минуты назад, доктор, прежде чем вы на меня набросились с кулаками… Я просто заметил маленькую неточность и исправил, вот и всё… — Серьезно? Ты правда влез в ее проект и что-то там поменял? — хмурясь, оборачивается Джеральдо к другу. — Я ничего плохого не сделал! Я наоборот помог и собирался сейчас обо всем рассказать, если бы не эта… — Советую тебе сейчас извиниться, Джулиан, и впредь лучше думать, прежде чем менять что-то в чужой работе. — Ты не серьёзно… — учёный смотрит на друга в полном шоке из-за ладони прижатой к носу. — Ты её будешь защищать? Я понимаю, она твоя сестра, но… Ладно, может, я действительно облажался, влез без приглашения, я прошу прощения, но я просто хотел помочь, нельзя же так реагировать! — Пойди, приведи себя в порядок, Джулиан, поговорим позже, ладно? — Даже не надейся, что я теперь соглашусь с ней работать. Держи свою психованную подальше от меня, ясно? — Тебе нужно в медпункт, доктор Мёрфи, увидимся позже. — повышая голос, закрывая собой сестру и выразительно смотря на друга, с нажимом произносит Джеральдо. Доктор гневно пыхтит в ответ, но послушно разворачивается и уходит в сторону медпункта. — Ты в порядке? — спрашивает Джеральдо, оборачиваясь обратно к Берте, стоящей со скрещенными на груди руками, продолжая бросать разъяренные взгляды вслед уходящему учёному. — Буду, если он не испортил ничего важного и не нарушил ход эксперимента. — бурчит она в ответ. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не буду с ним работать? — Эмм, ну вообще-то… — брат мнется и смотрит на нее виновато исподлобья. — Его кандидатуру утвердил босс и.. искать замену уже никто не будет. У нас и так не хватает ресурсов, так что… Придется вам как-нибудь всё-таки найти общий язык. Послушай, послушай! — он поднимает руки вверх, как бы сдаваясь и пытаясь остановить ее растущее возмущение. — Он хороший парень, правда, и выдающийся учёный. Это просто недоразумение, поверь мне, я давно его знаю, просто… Дай ему шанс. Пожалуйста, Бертс, я обещаю, ты не пожалеешь. — он складывает ладони вместе, умоляя ее сжалиться, и смотрит на нее взглядом печального щенка. Она издает нечто похожее на гневное рычание, закатывая глаза. — Никогда тебе этого не прощу. — Она с силой пихает брата в плечо, проходя мимо, чтобы вернуться в лабораторию. — Ненавижу тебя. — Я тебя тоже люблю, Берти, ты лучшая! — кричит он ей вслед, смеясь и потирая ушибленное плечо. ******************* — Я уже говорила, что я тебя ненавижу? — со страдальческим стоном спрашивает Берта, обращаясь к брату, поправляющему галстук перед зеркалом. — За последние два часа это четвертый раз. — отвечает он с излишне оптимистичной улыбкой. — Да ладно, тебе, все не может быть настолько плохо. Она вздыхает и закатывает глаза. — Сначала ты заставляешь меня работать с этим невыносимым, самодовольным индюком, а теперь ещё и это? Банкет? Серьёзно? И он тоже там будет? — Ну, поскольку вы работаете вместе, над одним проектом, в одном отделе… Да, разумеется, он там будет. — он оборачивается и хмурится в ответ на очередной тяжёлый вздох. — Брось, ты до сих пор злишься на него за тот инцидент в первый день? — Ну, не то чтобы злюсь. — она мнется пару секунд, явно не желая произносить это вслух. — Если честно, не смотря на то что он, конечно, не имел права вот так нагло влезать в чужую работу… Он в самом деле.. вроде как.. помог. — она ненадолго замолкает, кусая губу, видно, что это признание даётся ей очень тяжело. — Он действительно исправил неточность.. ладно, ЛАДНО, он исправил ошибку. Важную ошибку, которую я не заметила. Если уж говорить предельно откровенно, если бы он не вмешался сразу, как только заметил, а, скажем, через двадцать минут, сначала сообщив мне, исправлять было бы уже нечего. Весь эксперимент был бы провален, все пришлось бы начинать заново. — Ого?! Что это я сейчас слышу? Мне показалось, или неподражаемая доктор Альбертина Роботник только что признала, что была неправа, и кто-то другой смог заметить и исправить её ошибку? — Нет, тебе не показалось. — отвечает она со страдальческим выражением лица, не замечая сарказма. — Твой Джулиан действительно выдающийся учёный с невероятно острым умом и блестящей реакцией. И он правда спас мой проект. Ты доволен? — Вообще-то, очень даже. — хмыкает Джеральдо в ответ, снова разворачиваясь к зеркалу. — Но я не буду задницей, и не буду повторять «а я тебе говорил.» — Но все же, не смотря на все таланты, достижения и смазливое личико, можно было бы быть менее высокомерным и самоуверенным сукиным сыном. — Воу, воу, полегче… — от души смеётся ее брат, поднимая руки вверх, в ответ на такую жёсткую характеристику. — И.. что это сейчас было? Смазливое личико? Мне не послышалось? — И это совершенно бесчеловечно с твоей стороны, заставлять меня терпеть этого человека ещё и вне работы. — слегка краснея и не смотря на брата, учёная игнорирует его последний вопрос. — Ты же знаешь, как я ненавижу все эти светские мероприятия. — Берти, прошу тебя. Не драматизируй. Ты сама жаловалась, что финансирования не хватает, а банкет — прекрасная возможность познакомиться с нужными людьми. Я тебя представлю одному профессору… — Ты издеваешься? — вместе с вопросом в него летит диванная подушка. — Только попробуй. Её брат смеётся, успевая поймать подушку на лету. — Да всё будет отлично, у тебя уже почти получается изображать приветливость. Даже почти не жутко… Главное, постарайся никого не ударить на этот раз, ладно? ******************** — Прекрасный вечер, не так ли, профессор Монро? Помните, я вам рассказывал о проекте по сегрегации изопреноидных синтонов, которым вы так заинтересовались? Разрешите представить вам его блестящего автора — мою сестру, доктора Альбертину Роботник. — Очень приятно познакомиться лично, я наслышан об эксперименте, это просто удивительно! — широко улыбаясь и протягивая Берте руку для рукопожатия, с радостным энтузиазмом, подкрепленным алкоголем, судя по запаху, произносит профессор. — Это честь для меня, ваш проект несомненно станет прорывом в области биоинженерии, доктор Роботник. Могу я называть вас Альбертиной? А то вас, Роботников, в последнее время становится все больше и больше, ха-ха-ха… Девушка не просто не подаёт руку в ответ, она прячет обе руки за спину, смотря куда угодно, только не в глаза профессору, ничего не отвечая на такое бурное приветствие. Её брат торопливо пытается сгладить ситуацию, переключая внимание профессора, в недоумении наблюдающего за такой странной реакцией. — Эмм... еще разрешите вам представить моего коллегу и друга, который также работает над этим проектом, доктора Джулиана Мёрфи. — Очень приятно познакомиться, профессор, я наслышан о вашей работе, и мне крайне интересно узнать… — начинает быстро тараторить Джулиан, активно тряся ладонь профессора Монро обеими руками и завладевая всем его вниманием, заметив как Джеральдо подмигивает ему и делает большие глаза, прося поддержки, пока сам наклоняется к сестре, нерво теребящей пальцы за спиной. — Бертс, соберись, умоляю. Ты справишься. — быстро шепчет он ей на ухо. — Не надо пожимать его руку, хотя бы просто ответь что-нибудь. Он щедрый спонсор, если ему нравится проект. Нельзя упускать эту возможность, тебе нужны его деньги. — Вам нравится мой проект, а мне нужны ваши деньги. — намного громче, чем нужно, так что ещё несколько человек поблизости удивлённо оборачиваются в их сторону, обращается Берта к профессору, по-прежнему не глядя ему в глаза и держа руки за спиной. — Поэтому я скажу вам, что мне очень приятно познакомиться с вами, профессор, и я очень рада вас видеть, хотя это абсолютно не так, и я вообще не хочу здесь быть. — Свою, на ее взгляд, крайне вежливую и убедительную речь она подкрепляет довольно жуткой на вид, неестественной улыбкой. Между ними воцаряется гробовая тишина, во время которой профессор Монро смотрит на учёную в полном шоке, с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью, Джеральдо возводит глаза к небу и закрывает рукой лицо, а доктор Мёрфи пытается сдержать рвущийся наружу смех, но у него не выходит, и он громко хрюкает, тем самым нарушая тишину, и отворачивается, прикрывая рот ладонью. — Эмм, что ж, это было… кхгм, весьма прямолинейно. — от этого звука профессор приходит в себя и кивает всем присутствующим, выдавливая из себя вежливую улыбку. — К сожалению, вынужден вас покинуть, меня ждут… мне нужно... Всего доброго, было приятно познакомиться. Профессор поспешно раскланивается и уходит, а компания из трёх учёных проходит к своему столику под уже несдержанный, громкий смех доктора Мёрфи. — Ну ты даёшь, док. Как ты его отбрила! Вы видели его лицо? — Это не смешно, Джулиан. Такой шанс был… — вздыхает в ответ Джеральдо. — Что-то не так? — спрашивает его сестра, в недоумении переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Нет, все в порядке, милая, не бери в голову. — брат хлопает ее по плечу, ободряюще улыбаясь. — Я вас оставлю ненадолго, ладно? Скоро вернусь. Он уходит, оставляя Берту бросать хмурые взгляды на своего все ещё веселящего спутника. Потом она вдруг резко стукает его кулаком в плечо. — Прекрати смеяться надо мной, Мёрфи. Или я подолью карборановую кислоту в твое шампанское. — Знаешь, я даже не удивлюсь, если она правда окажется у тебя с собой, где-нибудь в недрах дамской сумочки. — также весело хмыкает он в ответ. — И я не смеюсь над тобой, психованная. Я смеюсь над самой ситуацией. — Почему? — через пару секунд спрашивает Берта, доставая салфетку из салфетницы и начиная бессознательно разрывать ее на мелкие кусочки, кроша их на стол. — Потому что... ты видела его реакцию? — снова хмыкает Джулиан. — Весь такой важный, привык, что люди перед ним стелятся и унижаются, чтобы что-то получить. А тут ему в лицо говорят, что не имеют никакого желания находиться в его обществе! — Но я же сказала, что несмотря на это, я его приветствую и рада знакомству! Это был комплимент! — горяча возражает доктор. — Разумеется. Но вряд ли он сможет посмотреть на ситуацию под таким углом и его оценить. — улыбается Джулиан, в то время как Берта грустнеет. — Значит, ему не понравилось то, что я сказала? Но я ведь сказала, как есть, к тому же, в точности то же самое, что мне сказал Джеральдо! — Ну, обычно такие люди не хотят слышать правду. Они хотят, чтобы им льстили и выражали восхищение, даже если оно неискреннее. — Но это же ужасно глупо. — задумчиво произносит Берта, обдумывая его слова. — И не говори. — хмыкает Джулиан в ответ. — Насколько я понимаю, гранта нам не видать, раз я не польстила его самолюбию? — спрашивает она, и Мёрфи кивает в ответ. — Тогда почему ты такой довольный? — Я просто… Восхищаюсь тобой, доктор. Если уж говорить откровенно. — пожимает плечами Джулиан, смотря на нее с мягкой улыбкой в уголках губ. Он знает, что она видит ее, хоть и не смотрит ему в глаза. Она никогда не смотрит, но его это почему-то не напрягает, в отличие от других людей, которым зрительный контакт обычно крайне необходим для поддержания разговора. — Восхищаюсь твоим умом, твоей честностью, твоей непосредственностью. Да и все остальное… — он медленно протягивает руку, чтобы она не испугалась и не отшатнулась, и аккуратно заправляет ей за ухо рыжую прядь, выбившуюся из прически. — …не вызывает во мне ничего, кроме искреннего восхищения. — На удивление, она не отстраняется, а медленно, очень медленно, поднимает глаза, и на краткую долю секунды их взгляды встречаются. Но момент безжалостно прерывается ослепительной вспышкой камеры. К ним подходит фотограф, снимающий всех гостей на банкете, и делает фото, не подозревая, что яркая вспышка его фотоаппарата повлечёт за собой негативные последствия. Берта резко откидывается назад на стуле, закрывая руками лицо, вспышка яркого света мгновенно провоцирует светобоязнь, и внезапно все ее органы чувств оказываются перегружены. Приглушённый свет в зале становится слишком ярким, голоса и музыка слишком громкими, запахи еды и чужих духов слишком резкими. Она начинает тяжело и прерывисто дышать, как будто вдруг оказавшись под толстым слоем воды, отдаленно слыша, как доктор Мёрфи кричит на кого-то… наверное на фотографа. Почему он на него кричит?.. Берта не может открыть глаза и посмотреть, потому что свет вокруг неё все ещё слишком яркий. Внезапно она чувствует лёгкое прикосновение, будто кто-то осторожно отводит её руки от лица. Жест не агрессивный, а скорее успокаивающий, и она не сопротивляется, думая, что это подошёл ее брат. Она слегка приоткрывает глаза, смотря сквозь ресницы, и видит перед собой Джулиана, сидящего напротив нее на корточках. — Эй, ты как, психованная? В норме? Сейчас, сейчас.. давай-ка попробуем кое-что.. — он лезет во внутренний карман пиджака, шарит там пару секунд и извлекает черные, изящные и тонкие, прямоугольные солнечные очки. Он раскрывает дужки и осторожно, даже нежно, надевает их на учёную, поправляя волосы. — Так, отлично.. по-моему, прекрасно, они тебе идут. Даже подходят к платью. Как тебе? Так лучше? Она несколько раз моргает за темными стеклами, чувствуя, как постепенно проходят жжение за глазами и звон в ушах, и медленно кивает, ничего не отвечая, но едва заметно, немного неуверенно улыбаясь. И эта искренняя, благодарная улыбка вовсе не выглядит жуткой, а наоборот, будто освещает ее красивое, ещё совсем юное лицо. ________________ Спустя ещё два года мой брат решил жениться на своей коллеге и подруге студенческой юности — докторе Мередит Сандерс. Я хорошо её знала, наше общение всегда было лёгким и весьма приятным, так что даже для меня их решение заключить брак было очевидным и не стало сюрпризом. Хотя я и говорила Джеральдо, что не понимаю самой идеи добровольного привязывания и посвящения себя другому человеку, и что никогда в жизни не пошла бы на это сама. Тем более, что за концепцией брака практически всегда неотступно следует концепт родительства, а это уж точно было не про меня. Сама мысль теоретического материнства всегда вызывала во мне ужас и отвращение, не смотря на то, что я биолог. А может, как раз именно по этой причине… В любом случае, это мероприятие стало тем событием, которое, наконец, смогло собрать всю нашу семью вместе, что, разумеется, не могло пройти так гладко, как хотелось бы. ****************** — Поздравляю тебя, мой мальчик, отличный выбор! — Доктор Роботник старший притягивает сына в объятия, от души хлопая по спине. — Это прекрасно, когда твоя вторая половинка разделяет твои интересы и поддерживает начинания. Уверен, вы будете счастливы. — Спасибо, пап. Я рад, что ты смог прийти. — улыбаясь, отвечает Джеральдо. — Ну разумеется, ты думаешь, я мог бы пропустить свадьбу единственного сына? — хмыкает в усы учёный, хлопая его по плечу. — Ох, Мередит.. добро пожаловать в семью, доктор Роботник! Ха-ха, привыкай, боюсь, что доктора Сандерс больше нет. Надо будет с этим что-то придумать, конечно, а то может возникнуть путаница… — Спасибо, Джеральд! Я тоже очень рада вас видеть. — смеясь, отвечает новоиспечённая доктор Роботник, приобнимая своего свёкра в ответ. После этого Джеральд старший разворачивается к остальным и встречается с холодным и несколько отстраненным взглядом дочери. — Эмм... здравствуй, Берта. Доктор Мёрфи... — несколько натянуто произносит он, мимоходом кивая стоящему рядом Джулиану, сначала делая шаг вперёд и порываясь обнять дочь, но передумывая в последний момент. — Мы давно не виделись. — Два года, шесть месяцев и десять дней. — негромко и безэмоционально отвечает она, смотря куда-то ему за плечо. — Мда.. ну, кхгм, я был сильно занят в последнее время. Столько новых исследований, проектов, ты же понимаешь. Но я, эмм, рад, что ты тоже здесь. То есть, разумеется, ты здесь, это ведь свадьба твоего брата. — она ничего не отвечает, продолжая задумчиво смотреть куда-то вдаль и слегка раскачиваться с пятки на носок и обратно, соединив руки в замок внизу перед собой. — Я имею в виду.. ладно, я наверное, пойду, найду свое место в зале, а то скоро начнутся поздравления… Ещё увидимся. Он уходит, а вся компания рассаживается за главным столом, Берта и Джулиан занимают места подружки и шафера рядом с женихом и невестой. — Не обращай внимания, Бертс, — наклоняясь к сестре, пытается утешить её Джеральдо, — ты же знаешь папу. Он не слишком хорош в проявлении отцовской заботы. — Тем не менее, он кажется весьма воодушевленным событиями твоей жизни. — негромко и также безэмоционально отвечает Берта, неосознанно выводя пальцем узоры на скатерти. — Я давно не видела его таким активным и эмоциональным. Иногда мне кажется, что он считает, что на самом деле, у него всего один ребенок. А может, ему бы хотелось, чтобы так было… — Бертс, ну что ты... — её брат растерянно переглядывается с остальными, и Мередит кивает и начинает громко обсуждать что-то с Джулианом, а Джеральдо подсаживается чуть ближе к сестре. — Это не так. Не стоит так думать. Я знаю, отец не идеален, но он тебя любит, я не сомневаюсь в этом. Ему просто… Иногда слишком тяжело общаться с тобой. — Потому что я не такая, как… — Нет! Нет, нет, милая, никогда так не думай. — прерывает он ее с жаром, накрывая её руку своей. — Никогда не думай, что с тобой что-то не так, и папа тоже так не думает, ты знаешь это. — Тогда почему? — она поднимает на него взгляд в ожидании ответа. — Потому что.. ох... — он выдыхает и слегка прикрывает глаза, продолжая негромким шепотом, — ...потому что с каждым годом ты все больше похожа не неё. На маму… — Но я не она. — задумчиво произносит Берта через пару секунд. — Я знаю. Знаю. И отец знает, поверь, но когда он видит тебя... Вся боль, которая временно стихает, будто поднимается вновь. Это несправедливо, и это не твоя вина, но это так. — А ты.. ты тоже? — спрашивает она, хмурясь все сильнее. — Смотришь на меня и видишь её? — Нет.. ну, может быть, иногда. — отвечает он, стараясь быть откровенным. — Но, видишь ли, я очень скучаю по ней, конечно, но для папы она была... всем. Буквально всем миром, понимаешь? — Нет. — честно машет она головой в ответ. — Не понимаю. Как весь мир может сузиться до масштабов одного крошечного человечка? Джеральдо мягко и немного грустно улыбается, смотря на весело смеющуюся Мередит. — Может быть, поймёшь однажды. Когда-нибудь… — Эй, твоя очередь произносить речь, Берта. Ты идёшь? — внезапно оказывается рядом с ними доктор Мёрфи, предлагая учёной руку, чтобы помочь подняться на сцену. — Ох, да, сейчас.. секунду… — она начинает быстро шарить в сумочке, перебирая что-то вроде кучи маленьких карточек, потом вытаскивает одну и встаёт, принимая его руку. — Я готова. — Удачи! — шепчет он ей, провожая по ступенькам. — Дорогие гости и уважаемые коллеги! — начинает она читать в микрофон, её рука с зажатой в ней карточкой едва заметно дрожит. — Мы собрались здесь, чтобы почтить память нашего дорогого безвременно ушедшего друга и коллеги, и я выражаю искрение соболезнования… — Стоп, стоп, одну секунду… Я извиняюсь… — на сцену вдруг выбегает Джулиан, широко улыбаясь всем присутствующим в наступившей озадаченной тишине. — Не та карточка, это с похорон профессора Шелби…- шепотом поясняет он Берте, забирая у нее из рук одну и подавая другую. — Вот, теперь отлично, можешь продолжать. — Он снова лучезарно улыбается залу и сбегает вниз по ступенькам. Затем садиться на своё место и радостно показывает учёной два больших пальца. Она коротко выдыхает, глядя на него, и начинает читать заново. — Мой дорогой и горячо любимый брат, я хочу поздравить тебя и милую Мередит с этим знаменательным событием… — Я сильно ошибусь, если скажу, что эти записочки твоих рук дело? — наклоняясь к другу, спрашивает Джеральдо. — Ты пишешь ей речи? — Нравится? — с ухмылкой отвечает тот. — У меня степень и по мировой литературе имеется, между прочим. — Я подозреваю, к чему это все ведёт, и вижу, что ваша грызня и перепалки превращаются в нечто совсем иное… — Джеральдо хватает его за галстук и притягивает ближе к себе, угрожающе сверкая глазами. — Ты мой друг и хороший человек, и я вижу, что Берте спокойно и комфортно рядом с тобой, но, надеюсь, ты представляешь, что я с тобой сделаю, если ты когда-нибудь причинишь ей боль… — Я понимаю, дружище. — также негромко и серьезно отвечает Мёрфи. — Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда не стать причиной её боли.