Не считай до десяти

Нарастающий гул в ушах приводит в сознание. Морщишься от горьких больничных запахов, ударивших в нос. Тут же замечаешь чужое снующее рядом присутствие. С похвальным усердием открываешь глаза. Медсестра охает и удаляется из палаты, возвращаясь с врачом. Тот проверяет твои показатели, сопровождая всё монологом — он прекрасно понимает, что ты не в силах включиться в разговор. Ты пролежала в коме несколько дней, пережила несколько промываний желудка и едва не получила отёк мозга, и так и не умерла — тебе уж точно не до светских бесед. Наконец все удаляются, оставляя тебя в покое. Облегчённо вздыхаешь, откидываясь на подушку. Сейчас хочется выкинуть все мысли и образы из головы, просто побыть в одиночестве. Ты точно знаешь, что после выписки из госпиталя тебе светит дорога в психиатрическое учреждение, и любым образом хочешь того избежать. Даже при всём усердии ты не сможешь сыграть роль вменяемого члена общества, и будешь обречена на вечное существование среди себе подобных. Сомнительная перспектива. Полуопущенным взглядом осматриваешь помещение. Капельница, кнопка вызова медсестры, приборы слежки за твоим состоянием — обошлось без камер видеонаблюдения, чему ты безмерно рада, но не удивилась бы их наличию. Конечно, никаких острых предметов в свободном доступе, разве что кроме иглы катетера. Помешает ли это потенциальному самоубийце? Ты уж было собралась подремать, как в комнату вновь ворвался человек в белом халате. Не скрываешь недовольства, тяжко вздыхая, настраиваясь на очередные процедуры и пустые разговоры. "И куда же ты от меня собралась?", — вздрагиваешь, услышав знакомый голос. Нет, нет, чёрт возьми, нет. Отворачиваешься в сторону, всем видом демонстрируя неприязнь. Каждое движение даётся с трудом — тело далеко от восстановления. В глубине души ты боишься, как бы того ни отрицала. Однако ты страшишься совсем не боли, а того, что её снова причинит тот, кому доверяла твоя маленькая версия. В детстве всё кажется лучше, чем есть, но не пора ли уже избавиться от романтизированного образа? Незваный гость усаживается у койки и нагло хватает тебя за подбородок, поворачивая к себе. Этот неспадающий звериный оскал начинает раздражать. Он совсем не скрывает, что наслаждается твоей беспомощностью. Хмуришь брови, пытаясь вырваться, но на то не хватает сил. Палач сокращает дистанцию, и ты столбенеешь, когда горячий шершавый язык касается холодных губ, раздвигая их и грубо проникая в рот. Комнату заполняет оглушительный писк кардиомонитора. Зажмуриваешься, вскидывая слабые руки к чужой груди в безуспешной попытке противиться вторжению. Игла неприятно упирается в вену, свежие швы стягивают запястье. Грубая ладонь обхватывает шею, перекрывая кислород, и твоё и так ослабленное тело сдаётся, позволяя совершать любые манипуляции. Лёгкие содрогаются в поисках воздуха, и захват ослабевает, прекращая пытку. Будто этого мало, мучитель вонзает острые зубы в нежную кожу губ и наконец отстраняется, слизывая с клыков алые капли. Мерзавец утробно смеётся, глядя в твои помутневшие глаза. "Ты отвратительна на вкус, но я спишу это на лекарства", — злишься, пытаясь отреагировать на язвительный комментарий, но лишь заливаешься сухим кашлем. Крюгер переводит взгляд на сошедший с ума ЭКГ аппарат и нажимает кнопку вызова персонала, спешно удаляясь за дверь.