Не считай до десяти

Что это, чёрт возьми, за выходки? Торопливо стираешь кровь со рта, лишь бы никто не заметил, лишь бы не начали задавать вопросы. В панике вбегает медсестра и сразу начинает осматривать капельницу. Убедившись, что всё в порядке, она встревоженно спрашивает, что случилось, на что ты лишь хрипло выдавливаешь недалёкую от правды версию о плохом сне. Молишься, чтобы она не спросила, — "Но зачем ты нажала кнопку?" — чёрт. Жестом показываешь на шею, намекая, что просто захотела пить. Медсестра с подозрением смотрит в твою сторону, и ты напрягаешься. "Здесь кто-то был?", — но как она узнала? Отрицательно мотаешь головой, понимая, насколько неубедительно выглядишь. Неловкую паузу прерывает звонок телефона, и девушка удаляется для разговора. Спустя пару минут твой покой снова нарушают, и ты едва сдерживаешься, чтобы не послать всех подальше. Когда замечаешь, кто пришёл в гости, сердце пропускает удар. На приём явилась мать лучшей подруги собственной персоной. Её лицо демонстративно печально, но ты уже предчувствуешь, зачем этот фарс. Она выдавливает пару фраз сожаления, но с каждым словом тон сменяется на всё более критичный. Она винит себя, что позволила вести с тобой дружбу, винит учителей, которые не слушали детей, что звали тебя странной. Женщина на секунду отвлекается, выглядывая в коридор, и, убедившись, что никого нет, подходит ближе и с силой выдёргивает катетер, обвиняя, наконец, тебя в смерти дочери. Ошалело вскакиваешь с места, вырывая у разъярённой матери иглу, и, с поразительной для самой себя силой, вонзаешь её точно в чужое глазное яблоко. Непрошеная гостья истошно вопит, схватившись за лицо, и пятится к выходу. Пытаешься отдышаться, успокоиться от прилива адреналина, но ярость заполняет всё твоё существо — снова виновна, снова порицаема, даже в таком состоянии никакого сострадания, и не то чтобы ты его ждала — суицидники всегда пользуются дурной славой, а теперь за тобой и подавно закрепится звание особо агрессивной душевнобольной. В исступлении мотаешь головой. Ноги подкашиваются, руки дрожат, но вместе с тем на лице проступает улыбка, которую ты едва успеваешь спрятать, когда в палату врывается несколько врачей. Один из них подскакивает к тебе, и сразу всё понимает, замечая рваный след от катетера на предплечье. Мужчина командует напарнику вывести кричащую посетительницу и вызвать полицию, и ты с удивлением понимаешь, что твоя выходка останется безнаказанной. Мало обращаешь внимание на разворачивающийся вокруг балаган, пуская всё на самотёк. Пусть заботятся о твоём теле, как и обязаны. Разум кипит от противоречий. В секунду, когда ты решилась на сей поступок, ты не мучилась от моральной дилеммы. Отсутствовали всякие сомнения правильности происходящего. Ты хотела причинить боль — не столько потому, что тебя задели, сколько потому, что ты потеряла всякое сочувствие. Больше тебя ни коим образом не волнуют чужие переживания. Почему ты вообще обязана терпеть чужие нападки? Почему ты позволяла с собой так поступать всю сознательную жизнь? И, самое главное, какой смысл пытаться изменить чужое мнение, если можно начать ему соответствовать, особенно если это сыграет только в твою пользу?