«И Тануки умерли… обычные простые Тануки.
«Ну, вот и всё! Тануки ничего не могут против людей!»
М/Ф «Тануки».
— Хирсин, ты — козёл! — торжественно провозгласила охотница вслед исчезнувшему даэдра — Вот точно такой же, как и этот. — показала девушка на тушу убитого белого оленя, который тихо лежал, как и полагалось мёртвой туше убитого животного, и вообще больше ничего не делал.
— Лира, но ведь это не козёл! — возразил Свен, которому внезапно и из-за чего-то стало смешно.
Может, из-за того, что встреча с принцем даэдра прошла как-то…
банально, что ли? Словно они не с повелителем одного из планов Обливиона пересеклись, а с самым обычным человеком, охотником, просто владеющим вдобавок какой-то магией и вдобавок совсем не добрым. И ничего такого уж особенного, как ни крути, Хирсин не делал. Убийства, гнев, ярость, преступления, арест виновных, кража украшений — всё пока было более чем…
по-человечески, словно даэдра сами были немного людьми. Порочными, ужасными, пугающими и сильными — но всё-таки людьми.
— Это — олень! Беленький такой. — отлично понимая, что это такая же глупость, как и вся непонятная и запутанная история, Свен всё-таки донёс свою мысль до подруги — А все остальные олени были серыми. Значит, мы всё-таки нашли того зверя, о котором Синдинг говорил.
— Ну, надо же… А я-то думала, что это — козёл. — ответила Лира с сарказмом, осуждающе глядя на ни в чём не повинную тушу «бодипозитивного» оленя-альбиноса. — Чёрненький. А оказалось — олень! Беленький. Тьфу. Это — олень, а Хирсин — козёл. Нет, ну сложно ему было своё украшение забрать, а? Раз уж всё равно пришёл? Свинья. — пробормотала она сквозь зубы.
И обоим искателям приключений почему-то стало ясно, что с зоологической принадлежностью Хирсина они не разберутся ещё очень долго… если когда-нибудь вообще поймут, кто он на самом деле. А в том, что он, козёл, был той ещё свиньёй, ни Свен, ни Лира, кажется, уже давно не сомневались. И в умственных способностях даэдра, — мстительного, жестокого, недалёкого и капризного, а также связанного в первую очередь с каким-то украшением — тоже сомнения были. Как-то всё получалось с его участием…
не героически. Или всё дело было прежде всего в том, что Лира, как и Свен, были «официально» посвящены в звание лучших недотёп, и это существенно меняло всегда и всё? Даже отношения с даэдра?
Стало уже темно, и только свет двух Лун заливал своим чарующим и призрачным светом окрестности. Но в эту ночь девушку не радовали ни окружающие красоты, ни лунный свет, наводя на совсем другие мысли.
«Интересно, а если я прямо сейчас превращусь в волка, вернее, в волчицу, кольцо соскользнёт или нет? — подумала она — А на чём оно тогда будет держаться? Не на когтях же? Да здравствую я, самая модная волчица сезона… Все волки в лесу засмеют, — если посмеют, конечно. Волчица-то я буду не простая,
а золотая, а даэдрическая, что ли? Потому что от меня теперь даже в человеческом обличии один серый собрат уже поджав хвост улепётывал. И хотелось бы верить, что я хотя бы буду вести себя
прилично… в волчьем облике. Хирсин, олень, Синдинг, двое близнецов из какого-то клана, их подружка с цацками… ну и сволочи же вы все! И почему мы вообще должны были с вами встретиться и вляпаться в это дело? Сволочи, коза и козлы, — а кто-то ещё и свинья. Подобрался же на мою голову зверинец
— а волк в цирке не выступает».
Вокруг всё было спокойно и тихо. И бретонка подумала, что ничего непривычного или особенного ей не хочется, а больше всего на свете она стремится к тому же, что и каждую ночь: поспать. Про то, что поспать любят все, — и люди, и волки тоже, — девушка почему-то не подумала. И она стала устраиваться на ночь рядом со Свеном, в их шалаше из свежих еловых ветвей, мысленно желая спокойной ночи и самой себе, и Свену, и всему тому зверью, которое могло бы захотеть испытать и свою судьбу, и кольцо Хирсина, пока двое путешественников спали.
«… Всё равно лучше, чем думать о том, завою ли я на Луны до того, как они наконец зайдут, или нет. Или обойдётся. И почему меня не проинструктировали, а? Нет, я забрала у него кольцо — а он аж на стену полез, в прямом смысле этого слова, весь такой радостный. Вот и принимай после этого кольца в подарок от чужих мужиков. И почему же мне кажется, что я во что-то серьёзно вляпалась?..»
После встречи с духом Охоты в образе оленя в лесах Фолкрита искатели приключений не стали возвращаться в таверну, а переночевали в лесу, справедливо рассудив, что незачем им терять время на то, чтобы возвращаться на ночь в таверну. Тем более, что они взяли с собой достаточно припасов, свежую воду и слишком много проклятых колец, превращающих в оборотней, а неподалёку протекал ручей с чистой холодной водой.
Лёжа без сна и глядя на две Луны, девушка думала о том, может ли она стать оборотнем, как Синдинг, или всё-таки нет, но так и не смогла ничего придумать. В любом случае, она не отступится от своего замысла спасти его, а также вернуть Хирсину то, что должно было быть только у него, хотя встреча и контакт с даэдра ей совершенно не понравились. И как некоторые люди сами ищут встречи с ними, почитая это за величайшее благо?
Убаюканная умиротворяющим шумом ночного леса, девушка уснула. А огненный атронах, призванный на ночь, чтобы охранять лагерь искателей приключений от непрошенных гостей, парила в воздухе, дожидаясь восхода Солнца и первых солнечных лучей. Атронахи, в отличие от большинства смертных, не обладали такой ярко выраженной консервативностью, — и ни оборотней, ни тех, кто только что с ними разговаривал, совершенно не боялись.
Зато вполне возможно, их обоих боялись теперь все лесные жители, — потому что до самого утра никто не вышел из леса, уже не говоря о том, чтобы приблизиться к лагерю под охраной даэдрической огненной дамы.
***
Дорога шла от Фолкрита на северо-восток, мимо Сосновой заставы, но перед ней возникла одна неожиданная и довольно неприятная преграда: сначала надо было пройти под двумя вышками, соединёнными тонким бревенчатым мостиком, нависшим над дорогой на большой высоте.
Лениво и спокойно жужжали пчёлы, перелетая с одного цветка на другой и кружа вокруг маленькой пасеки рядом со скалой, образующей навес. Днём там было красиво и тепло — а ночью безопасно, уютно, и можно было лежать на спальнике и смотреть на звёзды… Здесь, далеко от города, всегда было такое особое небо, кажущееся особенно ясным, бескрайним, беззащитным и открытым.
Иллюзию и прекрасное впечатление от грота рядом с пасекой, расположенной в цветущем природном саду у ручья испортила стальная стрела, со злобным писком вонзившаяся в дерево рядом с тем местом, где проходила бретонка. Очевидно, те, кто тоже оценил это место под скалой по достоинству, думал о чём угодно, кроме красоты звёздного неба по ночам, распустившихся ароматных цветов, растаявшего мёда и пчёл. Ну, или мёд там был совсем другой, — жидкий, в бутылках, и к самим пчёлам уже почти никакого отношения не имеющий.
Свен и Лира быстро спрятались за широкими стволами деревьев, пахнущих от жары смолой и прогретой корой. Очевидно, стрела прилетела откуда-то спереди, из разбойничьего «форпоста». Организованы, конечно, бандиты были чуть ли не хуже, чем дети, играющие в саду, и построившие себе дом на дереве, но у них было одно важное преимущество: они видели всех проходящих по дороге — а их, должно быть, замечали уже слишком поздно. И у того, кто наносит первый удар, всегда было хоть маленькое, но преимущество.
Нормально обойти этот помост было трудновато, потому что для этого пришлось бы искать проход среди скал с востока, — или пройти по дороге, предназначенной специально для этого дела, но испоганенной чересчур вольными авантюристами, очевидно, решившими, что раз уж они довольно далеко от города, но на них и городские законы уже не действуют, не говоря уже о заветах Богов. Стражники и ярлы далеко, — а богов они и вовсе никогда не видели, ни Девять, ни Восьмерых. А вот беспечных путников, становящихся лёгкой добычей, они видели лично, — и причём каждый день.
— Подумать только… — с досадой прошептала девушка, вспоминая формулу призыва огненного атронаха. Теперь ещё надо будет учить разбойников понятиям «что такое хорошо и что такое плохо». Жаль, правильно жить их мы не научим, потому что после такой встречи кто-то проживёт совсем недолго: или мы, — или они.
«И ничего-то ты, Мишка, не знаешь! Да-да. Значит, будем учить».
То ли бандиты не прятались, то ли спрятались так, что их можно было легко рассмотреть, — но чародейке удалось увидеть двух «лесных братьев», вооружённых простыми длинными луками. Летели камни и ходили непонятно откуда взявшиеся атронахи, хотя Лира их вроде бы не вызывала — и камни не сталкивала точно. Уж это-то она бы точно заметила, даже если ей удалось одной только силой мысли перенести какого-нибудь даэдра из Обливиона.
Прошло несколько секунд, и бандиты с криком «Скайрим для нордов»… принялись стрелять в кого-то другого. Лира подумала было, что они так люто ненавидят чужаков, особенно чужих даэдра, — хотя не факт, что у консервативно настроенных скайримских разбойников были какие-то даэдра, которых те могли бы считать или назвать родными, — что в первую очередь стремятся избавиться именно от них, но всё оказалось намного прозаичнее, а заодно выяснилось, откуда вообще взялись другие атронахи.
На дороге, с восточной стороны, объявились призыватели — два талморских юстициара в чёрно-золотых мантиях с капюшонами. На мгновение бретонка даже испытала солидарность с разбойниками — талморцев она ненавидела примерно так же сильно.
— Ты только Крольчонка не вызывай, а то он опять обидится, что эти эльфы себя его своими хозяевами назовут. — шутливо предупредил Свен.
— А на «собаку» он обидеться не должен? Всё-таки Крольчонок не простой пёс, а даэдрический, — ответила Лира, довольная тем, что талморцы и бандиты вовсю бьются друг с другом и не обращают на неё и Свена внимания, — хотя он из плана Хирсина. Может вызовем, спросим, что за цирк устроил его господин?
— Хирсин вроде в цирке не выступает, а Крольчонок тем более, он же волк! — вспомнил Свен старую поговорку про волка, который в цирке не выступает.
— Хирсин — козёл, ему можно. И к тому же для организации цирка необязательно в нём участвовать. А насчёт Крольчонка ты прав, он свой человек… то есть, волк. То есть, даэдра.
Решив не дожидаться, чем закончится противостояние змей с гадюками, Свен натянул тетиву и выпустил стрелу в ближайшую «мишень». Ей оказался юстициар, мантия которого, как выяснил норд опытным путём, совершенно не защищала от оружия. И под «выяснил опытным путём» подразумевалось «попал в сердце».
Тут же один из троицы огненных атронахов свалился на землю и исчез, даже не взрываясь, словно устыдившись смерти своего призывателя, — а через пару секунд пропал и второй, уже без помощи Свена и Лиры. Похоже, этим юстициарам очень много народу не желало добра… а заодно и двум искателям приключений, хотя те даже эльфами, если что, не были. Бретонское происхождение Лиры не в счёт, хотя, если верить некоторым, по ней было всё-таки хорошо заметно родство с эльфами.
— Чтоб эти маги в Обливион провалились, с меня хватит! — крикнул, видимо, последний уцелевший разбойник, привёл в действие ловушку, которая завалила дорогу камнями, и скрылся где-то среди скал.
— Есть братья Бури — а есть братья Дури. И это сейчас был явно из последних. Я только не поняла, что именно он сейчас сделал? Знаешь, Свен, мне кажется, это был тот самый случай, когда в бою не хочется вставать ни на одну сторону. — прокомментировала ситуацию Лира, оттаскивая в сторону валун, чтобы осмотреть лежащего на дороге талморца. — Вот того, кто это сделал, надо бы заставить дорогу расчищать.
Скалистая местность, куда благополучно улепетнул разбойник, строптиво и недобро промолчала.
Убедившись, что спасшийся бегством разбойник если и не встал на путь истинный, то хотя бы решил на ближайшее время сменить место дислокации, а потом вряд ли скоро вернётся сюда, искатели приключений продолжили путь… посчитав это место теперь безопасным. Временно, разумеется. Конечно, вряд ли в ближайшее время разбойник будет спать в гроте неподалёку, рядом с пасекой и слушая журчание ручья, глядя на падающие ночные звёзды… но важнее то, что он просто остался в живых, — а если повезёт, то он и дальше останется жив и на свободе. Да и не факт, что реальные разбойники очень разбирались в романтике и ценили её, как их книжные прототипы: скорее уж там, под скалой, их привлекало что-то совсем другое.
Около Сосновой заставы, кажущейся обычный уютным домом каких-нибудь фермеров,
жил-был околачивался непонятно что забывший там медведь. Его Лира отпугнула заклинанием огненной стрелы, брошенной прямо под лапы. Зверь недовольно взревел, попятился назад, а когда из леса вылетел целый огненный атронах, трезво рассудил, что для него здесь слишком много огня, и спешно ретировался.
Сама же застава была маленьким одноэтажным домиком с рубочной колодой, кучей дров и бочкой при входе; что-то неуловимо выдавало в этом доме дом на берегу океана или, ещё лучше, на скале, а в нём живёт смотритель маяка с семьёй. Не хватало только весёлых ребятишек, играющих перед домом, и маяка, при котором, наверное, и возник этот дом. Большого маяка, смотрящего в небесную бездну, — и корабля, вечно ожидающего возвращения своего капитана.
А так, наверное, получилось бы несравненно, гораздо красивее и как-то… лучше. Казалось, в отсутствие хозяев дом сам выбирал, чего ему хотелось и кем он себя чувствовал; а по ночам, наверное, и когда дул сильный ветер, дому снилось, что он плывёт по волнам или хотя бы погружается в морскую пучину, если ему не посчастливилось родиться кораблём.
… Бретонка закрыла глаза, прислушалась к своим ощущениям — и ей показалось, что поплыла, качнулась Земля, запахло морской солью и свежестью, и где-то далеко закричали морские птицы. А что, если этот дом оказался вовсе не там и не тем, населённый совсем не теми людьми? И всё на самом деле должно было быть по-другому?
Но мечтающий дом был тем, чем и казался, — домом фермеров или любых других людей, привыкших жить и работать на земле. И растущий аккурат за дубильным станком куст снежноягодника словно подтверждал тот факт, что здесь — «глубина» суши, и море очень далеко, и напоминал об этом дому, имевшему привычку забываться.
— Свен, посмотри! — шёпотом сказала чародейка своему спутнику, показывая в сторону Сосновой заставы — Дом — это корабль, а снежноягодник — якорь!
Бард не понял, что имелось ввиду, но внимательно посмотрел в ту сторону и не увидел ничего, кроме неяркой и неброской красоты, которая всё равно впечатляла и запоминалась.
Пройдя по нанесённому лёгким снежком ровному ролю, так хорошо подходящему для того, чтобы там можно было построить дом, искатели приключений вышли к холодному даже в ярком солнечном свете озеру Иллиналта. Казалось, бескрайняя озёрная гладь хмурилась, и с другого берега доносился лёгкий тёплый ветерок пахнущий хвоей и цветами, а около берега спала маленькая лодка.
Лодка легко скользила по озеру, которую лёгкое течение подгоняло к другому берегу, только чуть-чуть относя в сторону. И где-то примерно на середине пути под толщей полупрорачной воды на дне показался затопленный древний нордский курган. Нырять оказалось довольно приятно, — так двое путешественников и помылись, и освежились, и даже смогли отдохнуть, потому что оба, как оказалось, скучали по жизни рядом с рекой.
— Выплывай сюда, дура-рыба! — посоветовал Свен рыбе-убийце, категорически не желая становиться рыболовом.
— Посмотри, какое у меня кольцо, Гадина! — пыталась заинтриговать рыбу чародейка — Или ты, Гадина, не животное и Хирсина не признаёшь? В эти смутные дни сами боги и даэдра послали нас сюда, чтобы поговорить с паствой на тему укрепления веры… Тьфу, ты, дрянь. Да чего она там застряла, икру мечет, что ли? Не идёт никак.
«Паства» в лице, вернее, в морде одной рыбы-убийцы молчала, словно в рот воды набрала, что, собственно, и имело место. А ныряние за водорослями, которых они уже и так набрали немало, прекратилось.
— Давай не будем её отвлекать, а? Не знаю, как ты, но я при этой рыбине нырять стесняюсь. — сказал Свен. — Мне не нравится, как она на меня смотрит. Такое чувство… будто она меня за человека не считает, а скорее уж за возможный обед.
— А мне не нравится, что она вообще на меня смотрит. Смотрит, и молчит, как… рыба. — подытожила Лира — Ну, что, искупались — давай переоденемся и будем обед готовить?
Рыба, засевшая вне досягаемости где-то неподалёку от подводной коряги, решила, что слушать, а тем более слушаться кого-то она точно не будет, и так и осталась караулить случайных купальщиков. Или просто размышлять о каких-то своих, рыбьих делах; во всяком случае, её уже не раз пытались сагитировать за Хирсина и убедить поклоняться ему. Сама себя рыба считала философом и агностиком, — и ещё никому с тех пор, как она вышла из возраста мальков, не удавалось навешать ей лапшу на уши… во многом, по причине отсутствия оных.
Поскольку возможности достать её с берега, да и из воды не было никакой, Свену и Лире пришлось оставить эту затею, довольствуясь только тем, что теперь им удалось помыться, и они были полностью чистыми, в чистой одежде, — а благодаря «дуре-рыбе» ещё и обрызганной озёрной водой — и пообещали зловредному представителю местной враждебной фауны драконье пламя как минимум… Но не сейчас, а как-нибудь в другой раз, когда у них будет время и они вернутся.
После обеда, хорошо отдохнув и собрав остатки жареной рыбы и водоросли в отдельную миску, молодые люди продолжили путь.
Казалось, что лодка скользит по спящей водной глади как-то не так, — медленно и сонно, а рюкзак особенно увесисто оттягивает руда, собранная на островках озера Иллиналты.
— Знаешь, Лира, хорошо бы здесь дом построить… — мечтательно произнёс Свен, борясь с дремотой — На берегу озера, что скажешь?
— Скажу, что мы обязательно так и сделаем… когда вернёмся и если не уснём прямо здесь. Мне кажется, надо бы нам потом отдохнуть, а то в качестве спящих противников мы мало кому и чем будем интересны, хоть мы и не сражаемся на Арене в Имперском городе.
— Скажи, а ты никогда не хотела участвовать в таких поединках? — спросил Свен — Просто мне почему-то раньше казалось, что ты могла в Имперском городе в турнирах участвовать, на Арене…
— Мне раньше казалось, что ты старше меня аж на целый год, а теперь мне кажется, что ты как-то неожиданно помолодел. — ответила девушка — Прямо неудобно, что я такого малыша из дома увела. Перед Хильде стыдно. Сейчас я готова сражаться только с одеялом и с подушкой, и для этого мне вообще никуда не нужно ехать.
***
Другой берег оказался прохладным, тихим и тенистым. Только было слышно, как в редком, чутко замершем лесу осторожно падают хвойные иголки, словно чутким шёпотом перекликаясь между собой. Где-то неподалёку им в тон кричала невидимая птица.
— Интересно, как далеко нам ещё идти… — начал Свен, с чувством заскользив на глине, прикрытой какими-то болотно-жёлтыми красивыми цветами, растущими порослью около воды — Пока я сейчас ещё раз не искупался.
Нам нужно туда, за волков. Даже за двух. — ответила чародейка, выхватывая лук и целясь в серые четвероногие «дорожные путеводители». — Там пирс такой хороший, — загляденье! Потом можно было бы снова здесь остановиться… когда мы наконец разберёмся. — добавила она.
Почему-то воспоминание о «несъёмном» кольце наводило на очень неприятные мысли, — правда, не всегда, а только тогда, когда девушка о нём думала. И всё-таки ощущение какой-то неправильности не покидало её даже тогда, когда бретонка напрочь забывала об этом «украшении».
Лира и Свен быстро добрались до пирса и снова оценили тишину, покой и уют этого места, которое словно было создано для того, чтобы здесь кто угодно смог наслаждаться природой, жизнью и каждым дуновением ветра, укачиванием лодки на тихих волнах, солнечными бликами… Как же всё красиво, как прекрасно и хорошо, здесь самое место и время, чтобы отдохнуть… Видя, что Свен думает примерно о том же самом, Лира вытащила их спальники и по-быстрому устроила импровизированный привал.
Молодых людей быстро сморило сном, и всё вокруг казалось таким тихим и безмятежным, что они не успели подумать даже об огненном атронахе для защиты их импровизированного лагеря. Свену приснился Ривервуд и его мамаша, сидящая на террасе; в этом сне он был с Лирой, и мамаша неодобрительно смотрела то ли на его спутницу, то ли на него. «Надо будет потом домой вернуться, в гости зайти… — подумал Свен — Надеюсь, у мамаши всё хорошо.» Это был один из тех редких случаев, когда мы спим и видим яркий сон, но при этом понимаем, что это всё нам снится.
Лира тоже видела сон, — и в этом сне она гуляла по роще, очень похожей на эту, только все окружающие её цвета были гораздо насыщеннее, теплее, темнее и ярче. Похоже, здесь проходило какое-то гуляние, — но приглашённые вели себя очень тихо и не особенно шумели, хотя по ним и нельзя было сказать, что они боялись чего-то или кого-то. Звенели бокалы, слышался смех и пахло какими-то кушаньями, — преимущественно рыбными и мясными. Группы приглашённых прогуливались между деревьев в цвету и кустарников, которые цвели тоже, но которым наяву такое цветение вроде бы никогда не было свойственно.
— Надеюсь, ты совсем не против того, чтобы оказаться сегодня моей приглашённой. — сказал чародейке незаметно подошедший мужчина в броне, чем-то напоминающей сыромятную, но гораздо более прочную и плотную даже на вид. — Мы здесь ненадолго, и даже если ты сейчас уйдёшь, ты всё равно самый почётный гость на моём празднике. И ты уже знаешь об этом.
— Интересно, что он имеет ввиду? — подумала чародейка — Кто он вообще такой? И почему он снится мне? Он и правда существует — или я сама выдумала его во сне?
Остальные приглашённые подошли поближе, очевидно, заинтересованные разговором. Лира обратила внимание на то, что все они, — и мужчины, и женщины, — ничуть не были похожи на тех обычных приглашённых, к каким бретонка привыкла наяву. Не было ни роскошных, богатых или просто красивых нарядов, — все эти неизвестные были одеты в простую меховую, сыромятную или кожаную броню; у кого-то за спиной болтались охотничьи луки, а на поясе висели мечи, у кого-то за спиной был двуручные мечи или даже молоты. Среди приглашённых присутствовали даже раненые, — или это просто была такая боевая раскраска?
— Да, я существую. — громогласно ответил хозяин торжества, словно прочитав мысли спящей девушки, оказавшейся на этом странном празднике — И я снюсь тебе, потому что я сам захотел тебя увидеть. А когда я приказываю, меня не принято ослушиваться. Мы сегодня ещё встретимся, потому что ты идёшь по правильному пути, девочка. Теперь ты тоже участвуешь в Охоте, хочешь ты этого или нет. Посмотри мне в лицо, если ты хочешь узнать, кто я!
Девушка, начавшая подозревать что-то нехорошее, перевела взгляд на лицо странного мужчины — и обомлела. Там, где должно было быть нормальное человеческое лицо, или лицо эльфа, аргонианина или каджита, пусть очень юное, принадлежащее почти ребёнку, или испещрённое морщинами и принадлежащее древнему старику, или изуродованное в сражениях, было что-то, напоминающее маску. Ужасную и уродливую маску напоминающую череп козла или оленя, давно высохший и выбеленный до голой кости. Такие кости скелета чародейка много раз находила в степях или тундрах Скайрима, когда они, безжизненные и вымытые и высушенные ветром и дождём валялись в густой траве.
Сейчас же они принадлежали кому-то, кто ходил, стоял и разговаривал, — и меньше всего напоминал животное, тем более, мёртвое.
— Ты… умер? — догадалась спросить бретонка во сне — Ты — мёртвое животное?
Её можно понять: не всякий нашёл бы достаточное присутствие ума и духа, чтобы поддерживать серьёзный разговор во сне, куда его пригласил против воли кто-то настолько могущественный, что для него такого рода действия давно уже были в пределе не только доступного, но и обыденного и обычного.
— Я не животное и не человек. — ответил жуткого вида незнакомец — Я — дух Охоты, даэдрический принц Хирсин. Я покровитель охотников и бог охоты. Мой дар — превращение в зверя. Только из-за того, что этот трус Синдинг передал тебе моё кольцо, ты не получила моего дара… но ты всегда можешь принять его, если докажешь мне, что достойна дара волчьей крови.
— Я не собираюсь становиться волком! — ответила Лира — Я только хотела отдать тебе твоё кольцо! Синдинг отдал мне его, забери его себе!
Хирсин тихо засмеялся, хотя под его жуткой мёртвой маской этот звук в любом случае был бы искажён до неузнаваемости.
— Моё кольцо — подарок тебе. Я давно наблюдаю за тобой, и не буду скрывать, что ты мне нравишься. О, я чувствую, от тебя возьмёт начало новое поколение охотников, ловких, умных, хитрых, сильных и неутомимых. — Хирсин приблизился к девушке так, словно хотел то ли поцеловать её, то ли обнюхать, и крепко взял её за руку.
Попытки девушки освободиться и оттолкнуть «безликого» даэдра, сонные во всех смыслах этого слова, не увенчались успехом. Более того, — казалось, что Хирсин вообще не заметил их, стремясь поскорее закончить то, ради чего, собственно, он и «назначил» чародейке встречу в этом странном и неожиданном дневном сне.
— Найди Синдинга и убей его. — произнёс он так обыденно и спокойно, словно речь шла о том, чтобы положить простую добычу ему на алтарь или просто зажечь свечу. Если это и была какая-то особая милость даэдра, то она выглядела более чем странно. Ну, и «милостивого» там тоже не было ничего — Если ты перебьёшь всех моих охотников, пришедших в Грот Утопленника на мою Охоту, я сниму проклятие с кольца, которое подарил тебе и которое ты теперь носишь… А если ты выберешь убить Синдинга за то, что он сделал и потому, что я тебе приказал, ты сможешь снять моё кольцо, полученное тобой в дар, и я дарую тебе особую шкуру. Она спасёт тебя ото всех бед. Шкура Синдинга за шкуру Спасителя. Выбирай.
— Нет уж, спасибо… — ответила Лира, стараясь не смотреть в мёртвые, внимательно глядящие на неё пустые впадины глаз на выбеленном черепе — Всю жизнь бегать на четырёх ногах и хвостом мухоморы сбивать, или превращаться в волка время от времени… да ещё и когда мне не нужно, — а не будет нужно никогда… Мне и без этого хорошо. И я обязательно спасу Синдинга и верну тебе украденное украшение.
— Не забывай моё предложение… — словно тихим эхом донеслись слова Хирсина — Почувствовать в себе настоящую силу волка… мощь зверя… быть непобедимым и нести смерть своему врагу… Мало найдётся охотников, которые откажутся от такого дара. Ты не стала выбирать один камень из трёх Хранителей, а предпочла все три, неужели сейчас ты вдруг предпочтёшь потерять всё, предложенное мной?
—
Что бы ты не решил, Охотник, теперь Охота уже началась и ты принимаешь в ней участие. А когда ты снимешь моё кольцо, — не выбрасывай его! Вдруг тебе так понравится охотиться на кого-то, что ты не сможешь остановиться? Или не захочешь? Вдруг тебе понравится загонять добычу — и потом это умение снова пригодится тебе? Охотиться на кого-то, разрывать ещё тёплую плоть и вырвать врагу глотку так, как тебе хоть раз хотелось — и как тебе ещё захочется ещё хоть один раз? Или тебе просто захочется рявкнуть на кого-нибудь по-волчьи, отгоняя врага от своей добычи? Ведь не было бы в тебе склонности принять мой дар, ты никогда бы и близко не подошла к нему, и моё кольцо тебе никогда не попало бы в руки! Подумай: может, тебе на самом деле и не хочется снимать его навсегда, как только я сниму с него проклятье?
***
Перевал через горы оказался сложнее, чем Лира думала, но теперь они стояли перед своей целью. Грот Утопленника находился по ту сторону хребта, но единственный путь пролегал мимо мрачных Глубин Иллиналты. Внутри грота было видно красноватое и какое-то сумрачное небо, и ещё от входа двое путешественников увидели, что кто-то сидит на земле. Рядом лежал труп каджита с луком, стрелами и зельями, — а палатке неподалёку лежит тело какого-то мага в синей мантии. Очевидно сюда пришли те, кто подготовился к какой-то
общевойсковой операции охоте основательно и серьёзно, — и, к сожалению, здесь давно уже основательно и серьёзно умирали.
Но было совершенно не похоже, что единственного выжившего из тех, кого бретонка сразу смогла найти, это слишком волновало; может, он просто так давно сидит здесь, что уже смирился со своей участью, или у него был болевой шок, или он просто умирал?
Девушка осторожно потянула воздух носом, боясь внезапного приступа тошноты, который мог бы быть из-за запахов, витающих в подобного рода местах, — но ничего такого особенного она не почувствовала. Пещера как… пещера, только там свежим мясом пахнет, и кровью. Почему-то когда оба запаха в небольших дозах, они очень даже приятные, и как чародейка раньше про это не знала?
«Никогда раньше не думала, что сырое мясо или мясо с кровью пахнут так хорошо… — отстранённо подумала чародейка, делая себе небольшую пометку на будущее — Главное — не говорить никому, когда и в каких условиях мне в голову пришла такая мысль, потому что могут не понять. Ну, и знать про это не нужно никому; а мелко нарезанное сырое мясо, ещё тёплое, смешанное с сушёными и измельчёнными пряностями — это должно быть великолепно.»
Почему-то в этот момент правую руку слегка сжало кольцо, о котором Лира даже успела забыть; именно сжало, а не сдавило, словно каким-то ласковым, ободряющим жестом. По руке до самого плеча прокатилось и поднялось тепло; непонятно только, почему сейчас оба искателя приключений — Лира шла впереди, Свен почему-то немного отстал, — вышли к какому-то… развалу? Словно здесь перед их приходом происходило что-то некрасивое и зачастую всё идёт не так, как надо, — и не только сейчас?
— Боги… как же много некрасивых вещей ещё в этом мире… — задумчиво прошептала бретонка, непонимающим взглядом осматривая то, что произошло здесь. Как будто здесь были… звери?
— Тебя тоже позвала Кровавая Луна, друг-охотник? — тихо спросил раненый, сидящий на земле.
Странно, как при таких ужасных ранах он мог не только сохранять самообладание, но и разговаривать, — но по всему было заметно, что в любом случае он проживёт ещё совсем недолго. Похоже на следы когтей или зубов дикого зверя, причём непонятно не то, почему зверь вообще на охотника напал — а то, как тому вообще удалось выжить. Дикие звери ведь никогда не отстанут, верно? Или же это был не совсем зверь, или они оба соблюдали
условия охоты? В чём же они тогда могли заключаться?
Присев на землю так близко от раненого, что ещё немного, — и она смогла бы прикоснуться к нему, просто протянув руку, — Лира аккуратно попыталась использовать заклинание лечения других, сначала самый простой вариант.
Ничего.
Абсолютно никакой реакции на применённые бретонкой исцеляющие чары, словно она пользовалась чем-то совершенно другим, — например, обнаружением жизни. В этом-то плане что-то как раз и обнаруживалось, причём довольно удивительным образом. Словно что-то пульсировало в глубине тела неизвестного, пришедшего в Грот Утопленника… — и отнюдь не для того, чтобы отдать Хирсину какое-то украшение. У незнакомца никаких украшений при себе не было, — а носить их в кармане или в рюкзаке возможности не было ни у кого.
Ещё попытка вылечить раненого. И ещё, — словно набирая силу с каждым более могущественным заклинанием. Но не теперь. Безуспешно. Кажется, будто чары словно скатываются по нему, не попадая вглубь тела и не меняя потоки энергии, идущие глубоко внутри.
«А почему я его… я чувствую? — подумала чародейка — Он же… он же не волк, и мы с ним не волки? Что он говорил?
Охотники? Нет! О, боги…»
И, словно отвечая
другу-охотнику, в теле умирающего Охотника, — такого же, каким теперь была и сама Лира, — вспыхнуло напоследок чем-то тёмно-красным, простым, горячим, могущественным, человеческим, — но при этом уже неразумным. Недостаточно разумным, чтобы понимать, что Охота была проиграна заранее, — и достаточно разумным для того, чтобы понимать свою приближающуюся смерть и не скулить, подобно умирающему волчонку, отбившемуся от стаи.
Ведь у людей стаи нет.
Люди одиноки.
Люди не чувствуют зова Лун, и они не объединяют их…
У них нет общности крови, дарованной Хирсином…
Их не ведёт и не объединяет ничего…
Да что за?!.
Лира шла вперёд, по старой привычке, зная, что Свен сейчас идёт за ней следом, а заодно собирала всё ценное и не очень, что могло найтись в этой пещере.
Дорога вела вперёд, — к счастью, заблудиться здесь было бы очень сложно, куда проще — запутаться в обещаниях, полученных от даэдра и данными им взамен, и в хитросплетениях судьбы. Лиру вела кроваво-красная Луна, которая, как и все Луны, должна была быть на небе; или…
Впереди на скале стоял Синдинг в обличии волка.
Волк-оборотень, напоминающий больше всего… самого себя, — антропоморфного волка, не имеющего ничего общего с теми же лилмотитами, даже как с дальними родственниками, — на фоне кровавой Луны.
Замечательно.
— Вот уж не думал снова тебя увидеть. — поприветствовал девушку Синдинг.
— Мне велели убить тебя. — просто сказала Лира, понимая, что теперь, после всего, что произошло, у них явно больше нет тайн друг от друга.
Опять же, — она не собиралась убивать его и не сказала, что хочет убить его. Бретонка чувствовала в себе силы противостоять даэдра — или это просто было ощущение того, что сил есть, а не они сами.
Она не хотела принимать участие в Охоте.
Она просто хотела вернуть кольцо Хирсину.
А перед этим — просто снять его с пальца.
— И я это заслужил, не так ли? — продолжил Синдинг. Лира отстранённо удивилась тому, как тот мог разговаривать, даже будучи в волчьем обличьи. — Я не смогу остановить тебя, если ты этого хочешь. Хирсин слишком силён. Но если ты пощадишь меня, я буду тебе верным союзником. И я больше никогда не вернусь к цивилизованной жизни. Теперь я знаю, что не могу жить среди людей.
— В таком случае, я тоже очень сильна. — ответила Лира, оборачиваясь туда, откуда должны были прибыть другие участники Охоты. Даэдра побери, да сколько же вас там?
— Я сильнее Хирсина.
Слова, которые ещё никто и никогда не произносил под сводами этой пещеры, звучат так странно, будто сам воздух в шоке от услышанного, — а испуганное насмерть эхо даже отказывается их повторять.
Топот множества ног приближался. Похоже, бежали охотники, вооружённые до зубов.
Не отрывая взгляда от части пещеры, скрытой в полумраке, Лира нашла в рюкзаке лучшие зелья лечения и отдала их Свену. Себе оставила только парочку — из тех, которые когда-то варила сама и у которых почему-то тоже был привкус грибов.
— Я не хотела участвовать в Охоте. Синдинг, какой же ты козёл, что украл зачарованное и проклятое кольцо Бога Охоты так, словно это просто красивая вещь!
Дальнейшее сражение словно растянулось во времени и в пространстве полутёмной, освещаемой только красновато-кровавым светом пещеры. Синдинг бросился вперёд с поистине звериной яростью и азартом, разбрасывал охотников одного за другим, пока Свен топал вслед за ним, орудуя топором и щитом, а Лира, призвав атронаха, осторожно целилась огненными стрелами, моля всех аэдра и даэдра, чтобы она случайно не угодила в этой потасовке по кому-нибудь из «своих».
"…
теперь Охота уже началась и ты принимаешь в ней участие. Вдруг тебе так понравится охотиться на кого-то, что ты не сможешь остановиться? Или не захочешь?»
Следуя за Синдингом и зная, что Свен следует за ними обоими, Лира поняла, что кто бы ни выиграл бой, сильнее всех всё равно окажется Хирсин. Уже потому, что всё, что сейчас происходило, было по его воле. Он так захотел. И он вовсе не обижается на непочтительные высказывания в его адрес: настоящему охотнику красивые слова ни к чему. У него лук и стрелы вместо выражений и красивых слов.
«
… Вдруг тебе понравится загонять добычу — и потом это умение снова пригодится тебе?»
— Нас предали! — какой-то охотник с криком бросился наутёк, очевидно, ища поддержки у своих товарищей, ожидавших где-то в стороне.
«Охотиться на кого-то, разрывать ещё тёплую плоть и вырвать врагу глотку так, как тебе хоть раз хотелось — и как тебе ещё захочется ещё хоть один раз?»
Даэдра оказался прав с начала и до конца, потому что он знал, что это его Охота, и что она пройдёт по его правилам, и всё будет так, как он сам и придумал с самого начала. Битва трёх… человек против всех охотников, собравшихся в Гроте, чтобы выследить и убить зверя, ожидаемо увенчивалась успехом тех, кто был со зверем. Дорого же обошлось это простое желание помочь и вернуть попавшую вещь на её место! Или же… «
Ведь не было бы в тебе склонности принять мой дар, ты никогда бы и близко не подошла к нему, и моё кольцо тебе никогда не попало бы в руки!»
— Теперь — главное не погибнуть на этой Охоте, раз уж мы на ней оказались пешками! Как же нелепо и глупо вышло, побери тебя Шеогорат!
Или кому-то казалось, что Шеогорат — добрый? Добрые безумцы занимаются несколько другими вещами: например, они гнёзда для птиц вяжут. Интересно, как потом птицы относятся к этим подаркам? Наверное, хорошо, если умеют испытывать благодарность!
«Или тебе просто захочется рявкнуть на кого-нибудь по-волчьи, отгоняя врага от своей добычи?»
… Наконец бой завершился.
Ещё не понявшая до конца, что произошло, и озирающаяся по сторонам, словно после очень долгого сна в темноте, Лира услышала оглушающую, мёртвую тишину. Свершилось величайшее и ужаснейшее из чудес: превращение живых в мёртвых. Чтобы родить человека и вырастить — нужно много лет, нужна половина человеческой жизни, нужна любовь, а чтобы убить его — достаточно только найти хороший повод или хорошую причину, и пользоваться тем преимуществом, от которого ты хочешь избавиться, как от ненужного тебе подарка.
Дальнейшее случилось почти одновременно.
Чародейка почувствовала за своей спиной какое-то движение, словно резкий поток рассекаемого воздуха, после чего ещё успела обернуться, так, что мощная оплеуха сбила её с ног.
Огненный атронах, успевший ответить на призыв, получившийся почти машинально, в тот самый момент, когда Синдинг, окончательно потерявший человеческий облик, напал на свою спасительницу. И теперь они вдвоём со Свеном, — уставшим, потрёпанным, но невредимым, отправляли вервольфа туда, куда могла попасть его душа после смерти. И последнее, что увидела Лира перед тем, как получить действительно зверскую оплеуху от того, кому она хотела помочь, одновременно пытаясь вернуть кольцо оборотня, как простую безделицу, пусть даже очень ценную, — это то, что сотканная из жидкого пламени тонкая фигура атронаха заколебалась от широкого размаха, как обычное пламя свечи от дуновения ветра.
… Девушка пришла в себя довольно быстро, — и тут же отвела взгляд в сторону, опасаясь того, что после всего пережитого и увиденного в этот день её просто стошнит. А видеть кого-то, кого ты ещё совсем недавно видел живым, с кем ты разговаривал и кому хотел помочь и спасти, не только мёртвым, но и освежёванным, как простое животное — это было…
С лёгким и каким-то поминальным звоном с пальца чародейки упало зачарованное кольцо Хирсина, сохранившее свою силу, но потерявшее своё проклятье. И, не нарушая гул в голове у бретонки, но словно сопровождая его, Хирсин осторожно положил рядом с ней на землю свой дар, — Шкуру Спасителя.
Бретонка хотела бы узнать, смеялся ли Хирсин или хотя бы улыбался, — но под его маской не было видно ничего. Все охотники, кроме Лиры и Свена, были мертвы. Синдинг — тоже.
