Возможно, это наше последнее лето

Стояла глубокая ночь. Хёнджин хмурился и крепко прижимал к себе Феликса, чувствуя в чутком сне каждое движение младшего. С первого этажа доносился шум и громкий смех отступников, что распивали крепкие напитки и курили прямо в коттедже — запах табака и алкоголя долетал даже до второго этажа. Иногда слышались женские мольбы о помощи, а сразу же после рявканье с требованием заткнуться, а дальше были только звуки ударов. В такие моменты Ликси начинал вошкаться и выходить из царства Морфея, но Хёнджин его успокаивал — гладил по спине, шикал и шептал в светлую макушку продолжать спать, что без возражений выполняли. Хвана очень радовало, что Феликс так скоро заснул после того самого, а Томсон сразу же покинул комнатушку, похвалил за хорошую работу и предупредил, что впредь такое его не устроит. От этого Хёнджину хотелось плакать. Ему противно от самого себя за то, что он сделал с Феликсом — он ведь такой маленький, невинный, а солдат без согласия трогал его, очернил. И это продолжится до тех пор, пока Томсону не наскучит. Солдат испытывал огромное желание разорвать себя на куски, лишь бы не заходить дальше, не марать парня сильнее, но в тоже время прижать к себе Ликса, спрятать глубоко в себе — желательно под рёбра, где сердце — и никому не показывать, чтобы больше никто не посмел даже посмотреть на него. Даже он, Хёнджин, сам. Скрип двери и жёлтая полоса света вынудили военного приподнять голову и укрыть спящего простыней, чтобы тот не проснулся. В комнату не самым твёрдым шагом прошёл Томсон с полупустой стеклянной бутылкой в одной руке и с толстой свечей в другой. Единственный источник света был поставлен на стол, а отступник неуклюже сел на стул, тихо смеясь с самого себя. Хёнджин нахмурился, лёг обратно, делая вид, что в помещении, кроме него и Ликса, по-прежнему никого нет, и вновь прижал к себе младшего. — Я же говорил, что ты сам не захочешь его отпускать, Ласка, — усмехнулся Томсон и сделал глоток, пока солдат кривился от его слов. — Ещё и трогать отказывался… Мерзость. — Зачем? — не понимал Хван. — Зачем ты заставляешь заниматься сексом при тебе? В этот раз Хёнджин сел, решительно сверля глазами хмельного мужчину, сидящего в другом конце комнаты. Тот криво улыбнулся, со стуком поставил бутылку на стол и наклонился чуть вперёд, упираясь локтями в колени. — Тебе правда интересно? — наклонив голову, уточнил мужчина и, увидев кивок, тихо усмехнулся. — Ладно, моё хорошее настроение затянулось, только поэтому расскажу. По-молодости я состоял в полиаморных отношениях… Глаза Хвана широко распахнулись под хриплый и продолжительно долгий смех. — Не смотри так — это чистая правда, — вытирая слезу с уголка глаза, попросил Томсон. — Нас было трое парней и целый год в Академии, чтобы понять, что мы влюблённы в друг друга. И знаешь… всё складывалось отлично: первые свидания, поцелуи на последнем ряду в кино, ну, и половой опыт, конечно же. Мне очень нравилось наблюдать за ними: прелюдия, ласки, растяжка — я обожал за этим наблюдать. И рискнул попросить их сделать это отдельно, без моего участия и получил согласие. Потом просил ещё и ещё, и однажды мне отказали и сказали, что их такое не устраивает. «В отношениях все должны быть равны и принимать участие во всём», — сказали они, и мы расстались. Командир отступников грустно улыбнулся, вероятно, по вине алкоголя позабыв о своих привычных масках и о запугивании молодого солдата SKZ-18. Хёнджин не знал, как реагировать. С одной стороны он очень радовался за тех двоих, что бросили Томсона, и очень надеялся, что сейчас они счастливы, но с другой… если были они до сих пор состояли в отношениях, скорее всего, Микки Томсон не пошёл бы по пути отступника и всей этой истории с лагерем не было бы. Прошлое может сильно повлиять на человека — изменить, травмировать, испортить, — но из-за него не должны страдать другие! — А Феликса искал, потому что он похож на одного из них? — всё так же уверенно спрашивал Хван, не опуская враждебного взгляда. Томсон хмыкнул. — Нет, но будем честны: Котёнок красивый и притягивает к себе внимание — веснушки только чего стоят. Поэтому терять такое сокровище для своих утех — непозволительно. — Он ещё ребёнок! — И что с того? В нынешнее время я здесь закон и мне решать, что делать. Хёнджин сжал губы в тонкую полоску, посмотрел на мужчину из-под лобия и грозно отчеканил: — Я не буду его трогать. — Тогда я убью его, — беззаботно улыбнулся Томсон, наблюдая за вмиг растерявшимся солдатом. — Котёнок слишком много плачет, а я терпеть не могу нытиков. Глаза Хёнджина широко распахнулись, губы неверующе разомкнулись, и он перевёл взгляд на Феликса, надеясь, что тот всё также спит и не слышал этого разговора. Так и оказалось: мальчик продолжал ритмично сопеть и прятать нос в скомканном куске ткани. — Так что, — Томсон встал и медленно, словно хищник во время охоты, направился в сторону кровати; в тишине комнатушки каждый его шаг раздавался громко, — в твоих же интересах поговорить с ним и уже этим вечером сделать всё в лучшем виде. Отступник огромной тенью навис над Хёнджином и схватил того за челюсть, заставляя смотреть прямо в блестящие от спиртного глаза. И Хван смотрел с отвращением и вселенской ненавистью, чётко и практически не моргая. — Надеюсь, мы друг друга поняли? — ледяным голосом поинтересовался Микки и наклонил голову. — Как бы я ненавидел сопли Котёнка, но убивать его не особо хочется. Он резко выпустил лицо Хёнджина и ушёл из комнаты, забрав недопитую бутылку и потушив свечу.

• ◇ •

Момент, когда солдат уснул, Хёнджин не помнил, но точно знал, что это произошло до начала рассвета и после того, как на первом этаже прекратился шум — отступники, наконец, напились и легли спать. Сейчас же Хёнджина потревожило не ночное гуляние бывших солдат, а аккуратное копошение чуть ли не прямо на нём и тихое сопение как у недовольного ёжика. Приоткрыв один глаз, он застал сосредоточенного и хмурого Феликса, что старался как можно тише и осторожней устроить свою голову на груди солдата, да так, чтобы не разбудить его. В груди приятно затрепетало, а улыбка очарования расползлась по лицу военного. Какой же Феликс милый. — Ликс, — сиплым голосом позвал Хван и ладонью зарылся в мягких белокурых волосах, — ложись как тебе удобно, я всё равно не сплю. Феликс тут же посмотрел на старшего виноватыми медовыми глазами и привычно закусил нижнюю губу — вероятно, та уже зажила и теперь снова будет страдать от зубов младшего. — Прости, что разбудил тебя, хён, — пробубнил мальчишка, уткнувшись в футболку Хёнджина. — Ничего страшного, всё равно уже пора вставать. Сказав это, солдат повернулся в сторону маленького окошка без занавески, за которым ярко светило солнце и радостно пели птицы; время приближалось к полудню. — Лучше ты меня прости, — Хёнджин сильнее зарылся в светлом шёлке, а второй рукой прижимая к себе ещё ближе. — Я… я обещал, что не трону тебя, но всё равно это сделал. Прости меня. Феликс выбрался из сильных рук и навис над Хёнджином с серьёзным лицом. — Всё нормально, хён. Ты поступил правильно — Томсон всё равно бы не отстал… — Что произошло в тот раз? — этот вопрос волновал солдата ещё с вечера. Он очень боялся представить, что делали с крохой в тот злосчастный день. Феликс отвёл взгляд, облизав губы, и тихо сказал: — Томсон заставил меня трогать себя там. Стало тихо, а кулаки Хёнджина с силой сжали чужую футболку на спине. Захотелось немедленно спуститься вниз и до смерти избить это подобие человека, заслуживающее мучительную и самую жестокую расправу. — Но я согласился только ради Сынмина и Чонина, — добавил мальчик и на его глазах навернулись слёзы. — Если бы… если бы я этого не сделал, он заставил бы делать это их, а меня смотреть и-и… Феликс начал заикаться и давиться слезами. Хёнджин крепко обнял его и сел, помогая удобнее устроится на коленях. Солдат дал время успокоится и выплакаться — было видно, что Ликс долго держал эту ситуацию в себе и мало кому говорил, если вообще это делал, — но время шло, а солёные капли всё также шли градом из покрасневших глаз и останавливаться не собирались. — Кроха, — позвал Хёнджин и потормошил парня за плечо, — можешь дать мне обещание? — Какое? — спросил Феликс и чуть отстранился, стирая влагу на щеках и сдерживая рвущиеся всхлипы. — Что ты больше никогда не будешь плакать. Разрешаю только от счастья, но не более. Всё-таки Томсон был прав: Феликс очень много плачет. Хёнджин понимал, что мальчик раним и принимает всё близко к сердцу, что для Ликса слёзы — естественная и привычная реакция. Но Хван считал это вредной привычкой, от которой нужно избавляться. И Феликс, вероятно, был с ним согласен, поскольку ненадолго задумался, мило хмуря брови, а после кивнул: — Хорошо, я даю тебе обещание, хён. — Вот и замечательно, — улыбнулся военный и, вытерев оставшиеся мокрые дорожки с веснушек, уложил их обратно в постель. Они лежали продолжительно долго. Феликс с детским интересом разглядывал ладонь Хвана, что, по сравнению с аккуратной ладошкой Ли, была больше на целую фалангу пальца, пока тот умилялся с действий младшего и вспоминал тот нелепый комплимент, сорвавшийся с его губ от волнения. С улицы раздалось громыхание железных ворот, которое заставило лежащих вздрогнуть. Хёнджин поднялся с постели, сказав мальчику сидеть на месте, осторожно подошёл к открытому окну и посмотрел в него, в душе надеясь, что это не Чан пришёл в одиночку их выручать — Хван знал, что лидер на такое способен, — но никого не было видно из-за высоты калитки. Грохот раздался вновь и намного настойчивее, а за ним из коттеджа вышел долговязый и лопоухий отступник Рей, что держал свою голову, вероятно, раскалывающуюся после алкоголя, и просил прекратить стук. Он открыл калитку и замер; Хван всеми силами старался увидеть кто там, но не мог — весь обзор загораживал отступник. — Хёну?! — раздался удивлённый голос на весь двор. — Ты живой? Мы думали ты умер. — К вашему несчастью — нет. В следующий момент неестественно длинные пальцы схватили отступника за шею и подняли над землёй, и во двор прошёл неизвестный. Это оказался мужчина, что на вид был приблизительно возраста Бана, в изорванной камуфляжной одежде, которая не скрывала обзора на покрытую испариной кожу, а из слегка кровоточащей раны на сгибе плеча и шее тянулось что-то склизкое и тёмно-зелёного оттенка. Внешне субстанция напоминала Хёнджину слизь, которая покрывало тело заражённых людей, что заставило его напрячься. Только не это… Но это плотным слоем за считанные секунды накрыло лицо Хёну и раскрылось пятилистковым бутоном с множеством мелких зубов, не уступающие в своей остроте лезвиям; тело и конечности в разы удлинились, на некогда человеческих пальцах появились тонкие, но прочные как сталь когти. Перед глазами солдата появилась бегущая строка лишь с одним словом: БЕЖАТЬ! — Быстро обувайся! — Хёнджин отошёл от окна как раз в тот момент, когда через него раздался мучительный крик и мольбы о помощи. Феликс сначала растерялся, ничего не понимая, но, услышав новые крики уже в самом доме, принялся искать кеды и наспех завязывать их. То же делал и старший, но справился в разы быстрее, ещё и рубашку успев нацепить и параллельно ища что-нибудь, чем можно было защиться от заражённого или хотя бы отвлечь его. Но так ничего не найдя, он крепко схватил парня за руку и выбежал из комнаты. В воздухе пахло кровью, а её металлический вкус оседал на языке; крики страха и звуки редких выстрелов заполонили коттедж отступников. Хёнджин быстро направился к лестнице, ведя за собой Феликса и надеясь, что им удастся выскочить из дома и убежать прочь через незакрытую калитку. Лестница привела их на веранду, откуда можно было выйти только одним путём. Осмотревшись, Хван никого не увидел и уже собирался выводить их со ступеней, но вдруг из основной части дома выскочил заражённый, пред этим швырнув одного из отступников в стену прямо у главного входа. Он, оставляя на полу глубокие следы от когтей, быстро оказался у еле дышащего человека и бутоном вцепился в его живот. Тело существа делало волнообразные движения, таким образом, выпивая из жертвы кровь и некоторые куски органов, пока несчастный срывал глотку в крике и дергался в конвульсиях. Хёнджин судорожно думал, что делать: если побежать обратно — заражённый может их услышать и двинуться следом, но и через дверь не пройти; сзади дрожал Феликс, что с каждым утробным рыком и криком вжимался в тело военного сильнее, старясь в нём спрятаться. Раздалась дробина выстрелов в сторону веранды и звук битого стекла — кто-то решил сбежать из рук смерти и попытаться убить Хёну, но это никак не задело и не отвлекло внимание существа от своей трапезы. Выбора не осталось, и солдат решил всё же вернуться на второй этаж, в надежде, что оттуда можно будет уйти через крышу. Он жестами начал показывать Феликс идти обратно и стараться делать это как можно тише. Три ступени они прошли нормально, но четвёртая предательски громко скрипнула под подошвой кеда. До чуткого слуха инфекционного донёсся лишний шум. Существо оторвалось от мёртвого тела и на четвереньках направилось в сторону Хвана и Феликса. Хёнджин приказал Феликсу бежать наверх, пока сам постарался скрыть его из ввиду и занять всё место на лестнице. Он готов пожертвовать собой, лишь бы Феликс остался в живых. Рычание заражённого и запах смерти раздались совсем рядом, но солдат держался изо всех сил, чтобы дать мальчику шанс спрятаться. Только когда некогда человек уже стоял прямо перед ним и замахнулся острыми когтями, Хёнджин закрыл лицо руками и отвернулся, чувствуя резкую боль в локте из-за столкновения со стеной, но раздалось громкое: — Хёну! Заражённый утробно прорычал и повернулся в сторону голоса, опуская когтистую лапу. Хёнджин оторвал руки от лица и увидел полностью экипированных Чана и Чанбина, внутренне ликуя от их присуствия здесь. Командир смело вытянул руку к существу, отчего глаза Хвана расширились в страхе, а сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Но ничего не произошло. Заражённый обнюхал внутреннюю сторону грубой ладони, обошёл военных стороной, тихо порыкивая, и куда-то убежал. От только что увиденного зрелища Хван окаменел и как рыба открывал и закрывал рот, не зная, что говорить. — Я обязательно всё объясню, — дал обещание Чан и поднялся к возлюбленному. — Ты в порядке? Почему за локоть держишься? Тебя поцарапали? Где Феликс? Вопросы привели Хёнджина в чувства. — Всё хорошо, я просто стукнулся, когда уворачивался, а Феликс где-то на втором этаже, — скороговоркой ответил он и поднялся по лестнице до конца, выкрикивая имя мальчика. Феликс тут же вылез из какой-то подсобки и в миг окольцевал Хвана руками. — Отлично, — заключил Чанбин, рукой подзывая к себе. — Пока Хёну отвлекает внимание людей Томсона и его самого, мы должны успеть сбежать отсюда. Феликс, ты же помнишь дорогу до того перекрёстка, где мы встретились? Мальчик уверенно кивнул. — Тогда веди нас. Они быстро покинули дом. На внутреннем дворе творился хаос: пленные отступников в панике выбегали через открытую калитку или прятались в укромных местах; брызги крови были повсюду и рядом с ними лежали истерзанные трупы людей; где-то болезненно стенали раненные, что просили о помощи или добить их; запахи мертвечины, крови и пороха смешались в какофонию и вызывали тошноту. Группа пробегала мимо всего этого прямиком к огороду на заднем дворе. Истоптав все посажанные растения, они остановились у соседского деревянного забора, одну из досок которого отодвинул Феликс и указал идти туда. — Подождите! — кричал один из отступников, бегущий изо всех ног в их строну, но сзади на него напрыгнул заражённый. Тот повалил его в мягкую растительную землю и скрыл за пышными зелёными листьями. Не тратя больше времени, отряд перебежал через забор и продолжил свой побег через брошенные участки частных секторов. Бежать пришлось долго и с препятствиями в виде заборов, но усталость и боль в теле не ощущалось — всё это затмевалось от осознания того, что скоро они уедут из этого города. Переулок встретил их гробовой тишиной. Наконец остановившись, все принялись восстанавливать дыхание, пока Чан через мобильник просматривал, где едет Минхо, что должен был их забрать и отвести к мосту, где их, скорее всего, ждут учёный и подростки. — Минхо уже рядом, — оповестил командир и подошёл к Хёнджину и Феликсу. — С вами точно всё хорошо? — Не волнуйся, Чани, мы с Ликси в полном порядке! — заверил Хван и приобнял мужчину. — Только пить сильно хочется. — Потерпи ещё немного, Джини, — попросил Чан и, никого не стесняясь, мягко прикоснулся к виску возлюбленного. Если же Чанбину было всё равно на воркование товарищей, то Феликс чуть покраснел и неловко отвёл взгляд, вновь очаровывая своей реакцией Хёнджина. Послышался гудок и к группе подъехала маленькая легковая машина-жук, за рулём которой сидел Минхо. — Запрыгивайте, — пригласил Ли, опустив стекло окошка. — А ещё больше машину не мог найти? — упрекнул Хёнджин, уступая место по середине Феликсу, пока с другой стороны садился Чан, а впереди Чанбин. — Скажи спасибо, что я вообще разрешил тебе сюда сесть и что тут нет салфеток, — огрызнулся в ответ Минхо и тронулся с места. Хван прикусил себе язык и сморщился от не самых приятных воспоминаний, ловя на себя недопонимающий взгляд мальчика и глаза-смешинки Чана. Машина-жук ехала знакомой дорогой прямиком к дому Сынмина, а точнее к мосту, через который они покинут городишко. Хёнджин уже представлял, как их привезут на новую базу, где отряд и гражданские начнут новую жизнь. Ему не терпелось поселиться в новой комнате вместе с Чаном, принять быстрый душ и лечь спать вместе с любимым. Солдат уже представлял, как они начнут сближаться с Лиски и — Хёнджин очень на это надеялся — спустя время кроха присоединится к их с Чаном отношения. То ли от предвкушения, то ли от нагревающего машину солнца Хёнджина начало бросать в жар. Он даже почувствовал скатывающуюся каплю пота по виску. Солдат решил откинуть голову и на время прикрыть глаза, чтобы расслабиться и успокоиться. — Хен, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Феликс. Хван открыл один глаз и с улыбкой ответил: — Конечно. — Ты уверен? — спросил уже Чан, хмуря брови и поджимая пухлые губы. — Да, мне просто жарко. Думаю, если я открою окно мне станет легче. Бан кивнул ему, но хмурится не прекратил и ушёл в свои мысли, вызывая у Хёнджина беспокойство. Ещё немного поразглядявав командира, солдат потянулся к ручке, чтобы открыть окошко, как раздался треск и одно из боковых зеркал машины отлетело. — За нами хвост, — оповестил Чанбин. — А то мы не поняли, — пробубнил Минхо, вглядываясь в пока что целое зеркало, и ухмыльнулся. — У нашего хвоста, тоже есть хвост. — Откуда стреляют? — Хёнджин отпрянул от сидения. — С передних с вашей с… — раздался свист от нескольких выстрелов, один из которых попал в машину. Минхо выругался, — …с вашей с Бинни стороны. Хван повернул голову назад, рассматривая через заднее стекло отступника. Пыль от шебеньевой дороги перекрывала обзор, но, судя по попадающим в багажник и всё время по бокам пулям, тот целился в колёса. Под множество вопросов товарищей Хёнджин открыл окошко, выхватил автомат из рук Чана, который всё это время носил и держал его при себе, и немного высунулся на улицу. Из-за неровной дороги и достаточно высокой скорости прицелиться было сложно и пришлось вылезти из окна ещё сильнее. Раздался очередной выстрел, и плечо Хёнджина пронзила отстрая боль. Он чуть поморщился, более-мение прицелился и выпустил пару пуль по лобовому стеклу внедорожника, пуская по поверхности паутину трещин. «Хвост» резко затормозил, и Хёнджин залез обратно в салон, говоря: — Дави газ! — и из его рук выхватили оружие. — Больше никогда так не делай, — отчеканил Чан. Хван улыбнулся и кивнул, чувствуя новые градинки пота на висках и волну невыносимого жара — адреналин подскочил. Наверное. Машина-жук чуть ли не летела над шебеньевой дорогой, разогнавшись почти на максимальную скорость. Скоро стволы деревьев стали встречаться реже и сменились бесконечными полями, шебень перекатил в накатаную землью, ведущая плавными волнами к тому самому мосту с широкой рекой. «Уже почти», — думал Хёнджин, чувствуя себя порядком хуже, чем до этого. — А они не сдаются, — хмыкнул Минхо, заметивший вновь появившийся внедорожник. Расстояние между машинами было большое, потому отряд SKZ-18 не особо торопясь преодолел мост и вышли из машины — им бояться нечего, — в то время как остатки от BDK-14 часто заносило на поворотах, что значительно замедляло их, но ускоряло неминуемое. Чанбин подошёл к мосту, снял с пояса гранату и, вытащив кольцо, кинул её на середину. Конечно, железной постройке это никак не навредило, но от бетоной части практически ничего не осталось — так отступникам точно не сбежать. Внедорожник даже не доехал до моста, как из него выскочил Томсон и побежал прочь от Хёну, что запрыгнул на крышу машины и, утробно прорычав, ринулся следом. Но Микки Томсон при всём желании не смог бы этого сделать — от расправы не убежишь, — и в скором времени он закричал и просил спасти его. Но никто этого делать не собирался. Отряд SKZ-18 и гражданские обрадовались воссоединению и успешному спасению. Только Хёнджину было не весело, как он до этого себе представлял. Его била дрожь, пот лился по всему телу, а кожа, казалось, горела не только снаружи, но и внутри. В какой-то момент ноги перестали держать солдата и он рухнул на землю. В ушах противно запишало, из-за чего голоса товарищей было плохо слышно, глаза слезились и виделись какие-то пятна разного размера, в руках и ногах чувствовалась дикая боль, словно кто-то со всей силы их тянет и пытается вырвать. Его перевернули на бок; сквозь туман Хёнджин смог разглядеть, как с его плеча стянули рукав рубашки. Под ним оказался длинный и глубокий порез струящуюся из него бордовой кровью. Солдат не понимал, когда и где успел так сильно пораниться — неужели та пуля так сильно навредила? — но в следующую секунду из раны полезла тёмно-зелёная слизь, что была на Хёну до того, как… — Нет! Нет!!! — завопил Хван и попытался стряхнуть субстанцию, но безуспешно — он даже руку не смог поднять, закричав от мучительной боли в ней. — НЕТ!!! НЕТ!!! НЕТ!!! Не могло всё так кончится. Только не с ним, когда только всё начало налаживаться… Хёнджин начал реветь — от боли, несправедливости и жалости к самому к себе, — пока слизь быстро доползла до его шее, покрывая её полностью склизкой массой, и надвигалась на лицо, собираясь сделать из него монстра. Затем наступила темнота, тупая боль и утробное рычание.