Девять часов

— У меня тут ещё шоколадные батончики, — сказал Ацуши. — Хочешь сейчас или попозже? — Второе. — А я, пожалуй, съем один. — Решил уничтожить весь запас разом? — Ага, твои тоже съем. Так что бойся, Акутагава, — Ацуши снова взял в руки тот шоколадный батончик, который так и не съел, и, наконец, попробовал его. На вкус как и всегда — потрясающе. Сладко, хрустяще, как праздник. Ассоциации были такие. Машина по-прежнему ехала быстро. Смазывающиеся линии асфальтовой дороги и зелени сразу за ней выглядели точно картины импрессионистов. Действительно — настоящее впечатление. Не то чтобы Ацуши разбирался в искусстве. Он всего лишь недавно впервые в своей жизни посетил музей. Живопись изумительна. Фантазия, воображение, восприятие художников — тоже. — Ладно, давай, — тихо сказал Акутагава. — Что? — не сразу понял Ацуши. — Давай свой батончик. — Это потому что ты слышишь его прекрасный хруст? — Ацуши улыбнулся, снова залезая в пакет. — Тебе бы поменьше вредности. — Тебе бы побольше такта, — ответил тот, забирая шоколадный батончик из чужих рук. В уже открытой упаковке. А ведь никакой благодарности! И это он ещё говорит о каком-то такте. — Акутагава, а тебе нравится живопись? — Что? Ацуши замолк. Это случайный вопрос, заданный исключительно из любопытства. Сейчас опять начнётся. Когда до Акутагавы дойдёт смысл его слов, тот снова начнёт классическое «не твоё дело». — Ну, — начал подбирать слова Ацуши. — Мне просто стало интересно. Я смотрел в окно, именно в боковое, вниз, и увидел то, как из-за скорости смазывается дорога. И это напомнило мне кое-какие картины. В них тоже всё такое резкое, смазанное… — И быстротечное. — Да! Ацуши был удивлён. Акутагава не начал раздражаться, не проигнорировал. Он поддержал диалог! И он действительно понял. — Да, это именно то, о чём я подумал, — ответил Ацуши. — Эта дорога — она уже так далеко. — И она никогда не повторится. — Но ведь впереди всегда будет новая? Ацуши с надеждой посмотрел на Акутагаву. Тот замер с шоколадным батончиком прямо у лица. Это показалось забавным. — Чего ты смеёшься, — пробурчал Акутагава, но затем попробовал свой батончик и замолк. А он очень любит сладости, да? — Мне показалось забавным то, что… — Ацуши подбирал слова. Про батончик лучше молчать. — Обычно ты всё время вредничаешь, идёшь наперекор, пытаешься соревноваться со мной, не соглашаться, но сейчас! Сейчас ты понимаешь меня. — Действительно. Очень забавно. Он говорил безэмоционально, с сарказмом. Это было вполне привычным, но всё равно настораживало. — Я о том, что мы ведь правда могли быть друзьями. Акутагава подавился, закашлявшись: — Это, конечно, смешнее. И это, конечно, выводило из себя. — Акутагава, вот ты! Ты такой невыносимый! Я хотел сказать тебе, что мы с тобой действительно сблизились. За всё то время, пока мы сражаемся бок о бок. Я тебе доверяю — и ты мне тоже. Мне не всё равно на тебя — и ты каждым своим поступком доказываешь, что это взаимно. Но вместо того, чтобы хоть раз не переводить что-то серьёзное в абсурд, ты снова и снова показываешь свою инфантильность. Ты просто упёрся в прошлое, в какое-то непонятное признание Дазая, ты ненавидишь меня за это, но ведь это уже давно неправда. Повисло молчание. Слишком длинное и неудобное. Акутагава закончил с батончиком и небрежно отдал упаковку обратно Ацуши, а затем глубоко вздохнул: — Не думал, что ты можешь выдавать такие долгие монологи. — Это диалог. И я жду твоего нормального ответа. — О, ты разбираешься. — О, удивительно, ты тоже, — ядовито ответил Ацуши. Обидно. Это было бесполезно. И как он только мог…? Влюбиться в этого идиота. Да. Он понял это недавно. Абсурдно. Нелепо. Глупо. Глупо-глупо-глупо. К чему это приведёт? Очевидно же — ни к чему. — Я понимаю, что ты ведёшь себя так специально, — начал Ацуши. — Под этой маской ты скрываешь свою уязвимость, эмоции, чувства. Я знаю, что сложно это признать, и ещё сложнее от этого отойти. Так что я на тебя не злюсь. Однажды ты устанешь притворяться и, может, наконец, поймёшь, что не нужно отталкивать всех тех, кто просто хотел бы с тобой сблизиться. — Зачем? Ацуши, наконец, понял, что сказал. Он не думал, что дойдёт до этого. Они вообще, чёрт возьми, начали с живописи. — А зачем вообще такое желают? По-моему, очевидно, — нервно ответил Ацуши. — Да, но я спрашиваю конкретно о тебе. Ацуши замер. Нет, его не выведут на признания. Они здесь абсолютно неуместны. И бесполезны — не менее абсолютно. — Просто хочу. Чувствую, что ты мне близок. Мы похожи с тобой и… Разве этого недостаточно? Акутагава закашлялся, но затем успокоился и глубоко вздохнул, совершая плавный поворот по дороге: — Я никогда не думал о дружбе с тобой, Тигр. Поэтому я веду себя как и должен вести себя с врагом, — акцент на последнем слове. Молчание. — Акутагава, мы едем с тобой в твоей машине уже несколько часов, и мы не должны убивать друг друга. Мы работаем вместе. Враги так не делают. — Иногда приходится. — Ты говоришь о формальностях. — Разве сейчас мы не находимся на задании? Вполне формально. — Ну, если бы нас кто-то слышал, то формально, а так… — Ты думаешь, здесь нет прослушки? — А она есть? — испуганно понизил голос Ацуши. Акутагава выдержал паузу, а затем ухмыльнулся: — Нет, можешь расслабиться. — Да разве тебе можно доверять?! — Это твой выбор. — Ага, конечно. Это всегда был его выбор, но в основном бессознательный. Ацуши доверял ему и даже не до конца понимал, по каким причинам. Влюблённость — это не причина. Наверное. — Вкусно. Как… в детстве, — тихо сказал Акутагава спустя время. Он пытается поддерживать диалог? Необычно. — Именно поэтому я их и купил, — улыбнулся Ацуши. — Раньше редко удавалось их достать, но каждый раз был как праздник. — Я получал их за работу телохранителем и за поддержку в драке, — сказал Акутагава. — За это можно было получить сразу триста штук. — Триста?! — удивился Ацуши. Он и мечтать не мог о таких количествах. — Некоторое время я питался только шоколадом, — улыбнулся Акутагава. — Пока не слёг от недоедания. Ацуши засмеялся, представив Акутагаву в куче шоколадных батончиков. Наверняка после этого ему было очень плохо, но ведь оно того стоило, да?.. Ацуши бы тоже так хотел. Он понял, что в этом смысле его действительно из всех знакомых понимает только Акутагава. У многих была нелёгкая судьба, да, но именно в этом… Кажется, он ещё ни с кем не обсуждал все эти вещи. Хотя Акутагава даже не был в приюте. Наверное, с какой-то стороны ему было ещё хуже — пока у Ацуши была хотя бы крыша над головой, Акутагава каждый день воевал за место для ночлега. Но у него была свобода. Он мог пойти куда угодно и сделать что угодно, пока над Ацуши был полный контроль, обеспечивающийся при помощи цепей и крепких решёток. А ведь только недавно Ацуши понял, почему к нему относились именно так. Для чего ему была нужна клетка, почему только к нему относились с настолько сильной ненавистью. В основном детей или не замечали, или наказывали только за совсем тяжёлые проступки. И лишь Ацуши отчитывался за каждый шаг, за каждое действие, за каждую… — Тигр. Ацуши замер. Это прозвище было не из прошлого, а голос был здесь и сейчас. — Да? — аккуратно спросил Ацуши, выходя из своей задумчивости. — Ты резко замолчал. — Прости. — Мне не нужны твои извинения. — А что тогда… — Мне нужен ты. Снова погряз в своём прошлом, верно? Ты его не вспоминаешь, ты им живёшь. Ацуши нахмурился. Что он имел в виду? — Я снова тебе противен, — догадался Ацуши, вспомнив прошлый их подобный разговор. — Нет, — ответил Акутагава, выдохнув. — Просто будь здесь. Твоё прошлое уже далеко, оно не должно влиять на твою настоящую жизнь. — Но оно влияет! — Оно не определяет то, какой ты есть сейчас. Ацуши замер. Ему уже говорили об этом, и не раз. Но слышать об этом снова и снова не странно, но правильно. Он постоянно забывает об этом, хоть и старается бороться. А это безумно тяжело. — Почему ты помогаешь мне? — спустя время спросил Ацуши. — Ты не обязан… успокаивать меня. В голове всплыла недавняя фраза: «мне нужен ты». Нет, нет, нет. Не нужно думать об этом. Не нужно даже надеяться. — Потому что… — было видно, что Акутагава растерялся, хоть и старался не выдавать себя. — Я понимаю тебя. — Это правда, — улыбнулся Ацуши, чувствуя смущение. Не то чтобы Акутагава мог смотреть на него, ведь он смотрел на дорогу, но всё равно пришлось отвернуться. Надо остыть. Поездка начиналась так просто и легко, а превратилась в… что-то непонятное. Странное. Ацуши не жалел о том, что и кому говорит, просто это было непривычным. Совсем. А, впрочем, что ещё терять? — Я впервые с кем-то так разговариваю, — тихо сказал Ацуши. Терять, конечно, уже нечего, но это не значило, что можно раскрываться сразу настолько. И пусть все думают о том, что Ацуши со всеми максимально искренний, дружелюбный и открытый, всё же какие-то вещи он продолжал скрывать глубоко внутри. Но… не от него. — Я тоже. Ацуши почувствовал волнение. Ему же не послышалось? Правда? Он правда так сказал? Прежде чем Ацуши успел что-то спросить, Акутагава снова начал кашлять. В этот раз хрипота в его лёгких была более глубокой и громкой. У него точно были какие-то проблемы, но он никогда не говорил, какие именно. Каждый раз его кашель заставлял напрягаться — будет ли это чем-то лёгким или заставит взять очень долгую паузу? Позволит быстро вернуться в поток обычной жизни или заставит долго выравнивать дыхание, сопровождающееся невыносимыми хрипами? Каждый раз Ацуши испытывал сильнейший страх — из-за того, что кашель Акутагавы может быть чем-то более тяжёлым и опасным, чем тот привык отмахиваться. Может быть, ему и плевать на своё здоровье, но Ацуши было не всё равно. И если поначалу это правда было не его делом, то в последнее время из-за их сближения Ацуши не мог об этом молчать. Кашель не успокаивался, а только ещё больше раздирал больные лёгкие. Но Акутагава не будет Акутагавой, если не станет игнорировать личное неудобство в угоду цели. — Останови машину! — закричал Ацуши. — Ты совсем?! — Я… — Акутагава пытался что-то сказать, но усиливающийся кашель не позволил этого сделать. Ацуши уже потянулся к рулю — здесь нельзя не быть настойчивым — но Акутагава и сам начал сворачивать на обочину. Машина остановилась довольно резко: ремень неприятно впился в тело, но Ацуши совсем не обратил внимания — он сочувственно смотрел в сторону Акутагавы. Тот продолжал упрямо смотреть прямо перед собой, пытаясь выровнять дыхание. Ацуши правда слышал каждый хрип. — У тебя есть с собой какие-то лекарства? — тихо спросил он. — Зачем? Хотелось материться. Ацуши знал много самых плохих слов, и если он не позволял себе так выражаться, это не значило, что он не мог этого сделать. Но здесь это было скорее бесполезно. — Чтобы тебе стало легче, Акутагава. Разве это не очевидно? Как маленький ребёнок. Упёртый, инфантильный и невозможно вредный. — Я сам справлюсь. — Я знаю. Ты просто сам примешь лекарство и всё. — Нет. — Да. — Нет. Ацуши хотелось уже закричать от безысходности. Ну что же это такое?! — Что тебя останавливает? — чуть ли не прокричал он. — То, что тебе станет легче? Ты мазохист, да? Любишь, когда тебе причиняют боль? Акутагава замолчал. Ну нет, это же не может быть правдой, он серьёзно что ли… — Это невкусно. — Блять. Акутагава, кажется, даже перестал хрипеть. Он медленно повернулся в сторону Ацуши с удивлённым лицом. Ацуши редко видел Акутагаву удивлённым. Можно было сказать, что это успех. — Ты знаешь такие слова? — Да, Акутагава, а кто не знает? — возмущённо ответил Ацуши. — Не переводи тему. Быстро достал своё лекарство и принял его. Я жду. Акутагава озадаченно посмотрел куда-то вниз, видимо, раздумывая над ситуацией, а затем, спустя минуты две, потянулся к небольшому закрытому отсеку между их сидениями. Там был небольшой тёмный пузырёк — Ацуши не успел разглядеть название, как Акутагава уже открутил крышку и выпил несколько глотков. — Разве нет никаких установленных доз? — пробурчал Ацуши, но затем перевёл взгляд на его лицо и непроизвольно начал смеяться. Потому что выражение лица Акутагавы, который проглотил неведомое лекарство, нужно было видеть. Он крепко зажмурил глаза, опустив голову, и это правда выглядело так… забавно. Как жестокий мафиози мог быть таким… разным? Он — сплошной когнитивный диссонанс. Кажется, это называется именно так. — Я ненавижу это, — медленно проговорил Акутагава. — Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно. Ацуши, наконец, очнулся — гадкие лекарства и правда являлись тем, от чего нужно было немедленно спасать. Он потянулся к своему пакету, почти сразу же вытягивая оттуда вафельную рыбку с фасолевой пастой, а затем протянул Акутагаве. Тот нерешительно посмотрел на это, как будто Ацуши хотел его отравить. И как он только мог про него такое подумать?! — Она сладкая, давай, — настойчиво проговорил Ацуши, тыкая рыбкой чуть ли не в рот. — Там есть твоя любимая фасолевая паста. А Акутагава взял руку Ацуши и откусил сладость прямо так… Из его руки. Прежде чем Ацуши успел возмутиться или смутиться, Акутагава прохрипел: — Я бы сказал тебе спасибо, но это ты заставил меня страдать. — О, я даже и не надеялся ни на какую благодарность, совсем не стоит, — саркастично ответил Ацуши, продолжая внимательно следить за тем, как его держут на запястье. — Тебе правда удобно есть вот так? — Как — так? — Из моей руки. Акутагава, похоже, только сейчас обратил на это внимание: — Я не хотел пачкаться. Ацуши возмущённо начал вырываться, чувствуя, как хватка на его запястье усилилась. На самом деле, Ацуши вырвался бы довольно быстро, если бы правда приложил все усилия, но мягкая прохлада чужих пальцев была такой необычно приятной, что приходилось только делать вид крайнего возмущения. На самом деле, Ацуши всё вполне устраивало. Пусть это было странно. Это было волнительно — его пальцы на запястье. — И это я ещё неженка по-твоему? — спросил Ацуши с ухмылкой. — Думай как хочешь. Он повторял за ним! Это были слова Ацуши! Акутагава тоже ухмыльнулся, а затем отпустил его руку. Он аккуратно поправил свой белоснежный воротник с платком, который успел растрепаться, а затем быстрым движением руки поправил свои волосы. Они и так были в порядке, но он всё равно сделал это. Настоящий педант. Машина тронулась довольно резко и быстро — Акутагава считал, что они потратили слишком много времени на такую ерунду. Каждый раз хотелось накричать на него, чтобы вбить в дурную голову, что его здоровье — не ерунда. Как много он игнорирует собственное состояние? Как мало он делает для того, чтобы чувствовать себя хоть немного лучше?.. Дорога начала отдаляться от берега. Судя по карте, они проехали примерно половину пути. На фоне всё ещё тихо играла музыка, молчание едва ли было неловким. Как бы Ацуши не возмущался, Акутагава действительно хорошо водил. Он всегда был во всём хорош — в каждом деле, к которому он приступал. Это вызывало восхищение. Акутагавой и правда хотелось восхищаться. Но многие вещи всё равно не давали покоя. Это был мафиози. Это был человек, который без заминки мог убить кого угодно. И это пугало — насколько много в нём было хладнокровия и безразличия к чужому желанию жить? Да, они заключили договор, из-за которого сейчас Акутагава не убивает и не будет убивать в течение полугода. И ему правда хотелось верить — Акутагава всегда сдерживал свои обещания. Но потом? Что будет потом? — Акутагава? — Да, Тигр? Снова повисла тишина. Спрашивать было страшно. — Ты правда не убиваешь? Акутагава поджал губы, а затем быстро взглянул на него, переводя взгляд вновь на дорогу. — Я всегда сдерживаю все свои обещания, — ответил он. — А потом? Акутагава вздохнул, выдерживая паузу: — Какая разница, что будет потом? — Но ведь если сейчас ты можешь обойтись без убийств, то и потом это не составит труда, верно? Акутагава улыбнулся: — Наивная душа. Ацуши смущённо опустил взгляд вниз, раздумывая о том, что мог значить такой ответ. Ладно, возможно через полгода он сможет выбить из него новое обещание. Но будет ли возможным заставить человека отказаться от убийств, если его сдерживают только лишь такие обещания? — Знаешь, Акутагава, — начал Ацуши. — Я не уверен в том, что никогда не убивал людей. Ему нужно было рассказать. Именно ему, именно Акутагаве. Потому что он и сейчас поймёт его. Ночь черна, сотни огней располагают к откровенности — и это именно то, чего хочется. — Так наш тигрёнок не такой добрый, как себя показывает? — Ты сам говорил, что моё прошлое не определяет меня настоящего. Настоящий я никогда не убью человека. — Что же было тогда? — спросил Акутагава. И в этом вопросе не было никакого осуждения. Ацуши грустно улыбнулся. Все его кошмары тогда были реальностью, а он даже не мог с уверенностью сказать, что именно он сделал. Возможно, он никогда не сможет узнать о всём том хаосе, что он творил — Директор мёртв, а Агентство располагало слишком маленьким объёмом информации. С того времени прошло слишком много всего. — Когда меня нашёл Дазай-сан, всё Агентство разыскивало тигра-людоеда. Я тоже скрывался от него, пока не узнал, что всё это время тигром-людоедом был я. Он всегда испытывал из-за этого вину. Сколько человек пострадало от него? Сколько жизней он успел унести? — Я не верю в это. — Почему? — удивлённо спросил Ацуши. — Ты никогда не думал о том, что людские слухи могли всё преувеличивать? — Я всё равно был слишком опасен. — Да, но ты такой мягкосердечный идиот, что с лёгкостью мог справиться даже будучи неуправляемым. Ацуши бы правда хотел верить в это. — Ты действительно так думаешь? — прошептал Ацуши с надеждой. — Я знаю, Тигр, — ответил Акутагава, прокашлявшись в кулак. — В мафии есть некоторые сведения. Ацуши счастливо улыбнулся, а затем резко опустил голову в ладони, закрывая своё лицо от радости и смущения: — Ну и почему прямо сейчас я так сильно хочу обнять тебя? — Потому что я только что облегчил тебе жизнь. Дело было не только в этом, но Ацуши, засмеявшись, согласился. Всё же с откровенностью нужно быть немного аккуратнее.