Currents

Рука Римуса описала изящную дугу над поверхностью воды, когда он сделал последний гребок по направлению к бортику. Тренер предупредил его сократить нагрузку за неделю до начала соревнований, и Римус по большей части старался держать обещание особо не усердствовать, но сегодня всё равно провёл в бассейне на два часа больше обычного, плавая неторопливым фристайлом. Ничто другое не могло так же эффективно успокоить его разум и помочь ему сконцентрироваться на действительно важном в конкретно данный момент времени. К тому же, после того, как ты проводил в бассейне по шесть часов каждый день на протяжении последних четырёх лет, предшествовавших Играм в Сиднее, от этой привычки было трудно отказаться так просто. Это была вторая Олимпиада Римуса, и он был полон решимости закончить её куда более позитивно, чем первую. Он уехал из Афин с шестью медалями, три из которых были золотыми. Но все эти достижения были омрачены смертью его отца. Римус сделал ещё пару кругов по бассейну и, держась за бортик, повёл плечом, сбрасывая собравшееся под правой лопаткой напряжение, прежде чем встряхнуть своими волнистыми светло-каштановыми волосами, выбившимися из-под шапочки. Он прижал ладони к плитке, выстилающей бортик бассейна, и закрыл глаза, поводя шеей из стороны в сторону, чтобы расслабить мелкие мышцы на ней. Римус вылез из воды и довольно промурлыкал себе под нос ненавязчивый мотив, снова закрыв глаза и откровенно наслаждаясь тишиной вокруг себя. Он прибыл в Сидней на неделю раньше большинства других спортсменов, чтобы успеть адаптироваться к смене часовых поясов и новому временному месту жительства; конечно же, он не один был таким умным, но те пару человек, которые уже тоже успели заселиться в отель, были ничем по сравнению с тем, что будет через пару дней, перед церемонией открытия. У Римуса всегда были проблемы со сном во время путешествий, даже в детстве, поэтому он надеялся, что раннее прибытие в Сидней поможет, и оно действительно помогло. И в то же время, дома, в Тахо, на свежем воздухе на берегу озера и в компании своей матери, он чувствовал себя гораздо лучше, чем в большом городе. Открыв глаза, Римус мысленно отметил, что это, вероятно, был последний раз, когда он смог спокойной проплыть несколько кругов; совсем скоро бассейн и Олимпийская деревня заполнятся спортсменами и персоналом. Будучи интровертом, Римус глубоко ценил такие тихие моменты – редкие жемчужины одиночества в условиях бешеной конкуренции. Друзья Римуса, его семья и коллеги-спортсмены из сборной США начнут прибывать завтра. Теперь, когда по прошествии недели, проведённой наедине с самим собой, он чувствовал себя куда более спокойным и собранным, а его циркадные ритмы адаптировались к новому часовому поясу, он с нетерпением ждал встречи со всеми ними. Римус прошёл в пустую раздевалку, которая за эту неделю превратилась в его личный выложенный белой плиткой спа-оазис. Каждый день после шестичасовых тренировок он с нетерпением ждал горячего душа, и конкретно сейчас возможность наконец-то встать под упругие струи казалась особенно приятной. Особенно учитывая беспокоившее его в течение последних нескольких дней тянущее напряжение мышц под лопаткой. Ему было не настолько больно, чтобы обращаться к врачу или чтобы это как-то повлияло на его выступление, но, тем не менее, неприятные ощущения раздражали. Когда он завернул за угол, направляясь к душевым кабинам, его внимание привлёк экземпляр печально известного последнего номера журнала People – того самого, который безжалостно преследовал его неделями везде, куда бы он не пошёл, – лежащий на ближайшей скамье. Он огляделся в поисках того жестокого человека, который оставил эту очевидную насмешку здесь, но раздевалка была совершенно пуста. – Ладно, окей, меня преследует журнал. Супер, – пробормотал Римус себе под нос. В прошлом месяце, в преддверии Олимпийских игр, американское издание журнала People назвало Римуса «Самым сексуальным олимпийцем Америки» и попросило его дать интервью и сняться для обложки. Римус, сконфуженный подобным вниманием, согласился на это только потому, что его мама была очень взволнована этим. Её единственный сын появится на обложке журнала, журнала, который она регулярно читает – как он мог сказать «нет»? То, что началось как милый жест по отношению к его матери, привело к дичайшему уровню огласки, и он был однозначно не готов к нему, не говоря уже о том, что его друзья, какими бы добросердечными они ни были, регулярно приседали ему на уши по этому поводу. Однако подшучивания не были беспочвенными, если уж быть до конца честным. В конце концов, журнал был ведь просто сборником светских сплетен. Римус поднял журнал и поморщился, глядя на своё лицо на обложке. На ней был изображён он, одетый только в самые крохотные плавки в мире с принтом флага США, в момент, когда он, весь в сверкающих брызгах воды, выныривал из ярко-голубого озера Тахо. Невероятно живописная и до ужаса абсурдная картина. Кожа Римуса на фотографии была идеально загорелой, а взъерошенные волосы были светлее, чем обычно, – золотисто-каштановыми из-за постоянных тренировок под ярким высокогорным солнцем, а на ключицах сверкали капельки кристально чистой воды. Глядя на фотографию, у него возникло ощущение, что редакторы позволили себе некоторые вольности в Фотошопе, учитывая, что на снимке в нём не было абсолютно никаких изъянов. Вздрогнув всем телом, Римус быстро выбросил журнал в мусорное ведро, повесил полотенце на ближайший свободный крючок и проскользнул в пустую душевую кабину. Он мог допустить, что в долгосрочной перспективе такое внимание может сыграть ему на руку; он мог сделать своё имя брендом, и это, в дополнение к его достижением в спорте, открывало ему двери и для других начинаний. Так он сможет без проблем найти себе новое занятие после того, как покончит с плаванием. Но всё же, чем меньше экземпляров этого журнала будет в Сиднее, тем лучше. Римус повернул кран и глубоко вздохнул, когда тёплая вода с силой ударила его по уставшей спине. Удовлетворение медленно расползлось по его телу. Ему было приятно знать, чтобы хотя бы один из тысячи выпусков был уничтожен до того, как сюда прибудет толпа спортсменов. Он никогда не скрывал свою ориентацию и поэтому совсем не понимал ажиотажа вокруг этого. Во время предыдущих Олимпийских игр Римус открыто говорил об отношениях со своим уже бывшим парнем Гарретом, так что тот факт, что он гей, не должен был стать новостью. Гаррет посещал все заплывы, в которых участвовал Римус, и ходил с ним на пресс-конференции, и хотя Римус ненавидел внимание, его не особо трогало наличие в Интернете фотографий, где они счастливо обнимались и целовались после очередной его победы. Но несмотря на всё это, в статье, посвященной Римусу, очень подчёркивалась его ориентация (гей!) и текущий статус (ХОЛОСТ!!). Ладно, будем честны – почти вся вторая половина статьи была посвящена именно этим двум темам. Он думал об этом, споласкивая волосы. Он насмехался над мыслью о том, что люди, которые его совсем не знали, переживали о деталях его личной жизни. Возможно, его мозг был устроен иначе, чем у других, но Римусу подобное всегда было очень чуждо. Он ещё пару секунд постоял под душем, наслаждаясь благословенным теплом, а затем выключил воду и принялся сушить волосы. Обернув полотенце вокруг бёдер, он вышел из душевой, внутренне надеясь, что следующие несколько недель соревнований никак не затронут его личную жизнь. Он планировал не высовываться и прилагать максимум усилий на заплывах, надеясь завоевать как можно больше золотых медалей и как следует насладиться своей последней Олимпиадой.

***

Сириус Блэк крепко спал в своей индивидуальной «капсуле» в первом классе самолёта международной авиалинии, его длинные чёрные волосы разметались по подушке. Это был необычайно долгий перелёт из Лондона в Сидней, но Сириус был благодарен своей природе за то, что он мог спать где угодно, ибо он не особо любил летать. После пересадки в Лос-Анджелесе им оставалось провести ещё около восьми часов в воздухе, но Сириусу было настолько комфортно, что он совсем не следил за временем. Спустя ещё несколько минут сладкого сна Сириус почувствовал, как нечто весьма неприятное и назойливое выдёргивает его из этого мирного марева. Запах – в буквальном смысле гнилостный, но очень даже узнаваемый, заполз в ноздри, раздражая рецепторы при каждом вдохе. Просыпаясь, он попытался осознать сразу несколько моментов: 1. почему в самолёте, находящемся на высоте тридцати тысяч футов над землей, воняет дохлой рыбой; 2. был ли этот запах реальным или просто ярким воспоминанием об ужасном кошмаре на морскую тематику, который ему приснился, но который он не запомнил. Пока его всё ещё сонный мозг пытался сложить два и два, уши Сириуса уловили звук осторожно открываемой жестяной крышки, и осознание окатило его кипятком ужаса. – Джеймс! – отчаянно прошипел он, подскакивая на своём месте с пугающей скоростью и глядя на своего соседа – его волосы были всклокочены, и он небрежно развалился на своём кресле рядом. – Я убью тебя, если ты немедленно не уберёшь эту гадость. Джеймс Поттер комично округлил глаза и повернулся к Сириусу, сделав вид, что очень удивлён тем, что тот вообще находится здесь. – Убьёшь?! – воскликнул он, как ни в чём не бывало продолжая открывать банку сардин. Наклонив голову с короткими и очень растрёпанными чёрными волосами к другу, Джеймс понизил голос и придал ему притворную озабоченность: – Ох, Сириус, возможно, тебе не стоит произносить это слово в самолёте? Иначе у меня не будет выбора – мне придётся сдать твою смертоносную задницу в службу воздушной безопасности и тем самым спровоцировать аварийную посадку. Я уверен, никто на борту не станет возражать. – Ты бы не пошёл на это. – Сириус откинулся на спину, приняв полулежачее положение, и скрестил лодыжки, чувствуя лёгкий укол поражения. Он бы никогда не спустил своему другу подобное с рук – в том числе и тот факт, что тот ради смеха действительно сдал бы его службе воздушной безопасности. Что ж, у него ещё будет время отыграться. – Можешь просто заткнуться и доесть свои сардины за следующие пять секунд? Джеймс удивлённо поднял брови, а затем пожал плечами и небрежно отправил в рот сардину, подцепив её пластиковой вилкой. – Вот так-то, тебе лучше не рисковать, – посоветовал он, активно жуя, но затем тон его голоса стал серьёзным, а губы сжались в твёрдую линию. – Не думаю, что ты хотел бы засветиться за чем-то подобным. Особенно учитывая, что ты так старался отбелить свою репутацию всё это время. – Верно, но ты всё равно мерзкий, и, честно говоря, мне противно с тобой дружить, – фыркнул Сириус. Его голос всё ещё был наполовину сонным. Он поднял руки, скрестив их за головой, левый уголок его губ дёрнулся вверх против его воли. Он расслабленно зевнул и вытянул ноги, прежде чем снова скрестить лодыжки и смерить Джеймса скучающим взглядом. – Я мерзкий, потому что ем удивительно полезную закуску, полную Омега-3? – Джеймс помахал банкой у Сириуса перед носом, а затем закинул в рот ещё одну сардину, ведя себя так, будто она была самым вкусным из всего, что он когда-либо ел. – Глупый я думал, что спортсменам положено хорошо питаться? Улыбка на лице Сириуса стала ещё шире в ответ на преувеличенное удовольствие на лице Джеймса. Он закрыл глаза, чтобы удержаться от смеха, и провёл рукой по волосам. – Да, Джеймс, моё отвращение не имеет ничего общего с тем фактом, что ещё триста несчастных человек заперты в самолете и вынуждены нюхать твои консервы. – Голос Сириуса звучал сурово, и это очень противоречило его мягкому взгляду и томной позе. – Имей хоть каплю раскаяния, приятель, ты только что нарушил один из принципов самолётного этикета. Он идёт сразу за тем, где говорится о том, что нужно хвататься за подголовники, когда идёшь по проходу… – Сириус резко прервался на полуслове, когда Джеймс громко застонал, едва закончив жевать, а затем так же громко сказал: – Извини, Блэк, я слишком увлечён наслаждением своими жирными кислотами и ведением здорового образа жизни, не слышу тебя. Сириус закрыл лицо рукой, его плечи беззвучно затряслись. Он с трудом сумел взять себя в руки, глубоко вздохнув, и снова посмотрел на Джеймса. Но прежде чем он успел ответить, мимо их мест прошла женщина, и стоило ей встретиться взглядом с Джеймсом, как на её лице тут же отразилось величайшее в мире презрение. – О, здравствуйте, мэм, хотите автограф? – весело спросил Джеймс, одаривая её своей самой яркой улыбкой. Женщина остановилась и снова повернулась к нему. Отвращение на её лице сменилось замешательством, а брови сошлись вместе. – Простите, вы шутите? Я без понятия кто вы? Взгляд Сириуса метнулся назад и встретился со взглядом Джеймса. Будем честны, его распирало от смеха в ответ на идеальный ответ этой женщины. На лице Поттера появилась довольная ухмылка, когда он уставился в ответ на трясущегося от смеха Сириуса и, не извиняясь, отправил в рот ещё одну сардину. Очевидно, что этот короткий диалог с незнакомкой был нужен лишь для того, чтобы ещё больше повеселить Сириуса, и всё прошло именно так, как хотелось Джеймсу. Сириус бросил на него оценивающий взгляд, всё ещё тихо смеясь, а затем отвернулся и взглянул в иллюминатор, задержав свой взгляд на проплывающем под ними океане на несколько мгновений. Должно быть в какой-то момент выражение его лица стало слишком задумчивым, потому что Джеймс, словно прочитав мысли Сириуса, прервал тишину. – В этом году твоих родителей не будет на трибунах. Ты готов к этому? Сириус задумчиво промычал себе под нос, снова переводя взгляд на Джеймса. – Однозначно. Я чувствую себя так, словно у меня с плеч свалился многотонный камень, или так, будто мне больше не нужно ходить босиком по гвоздям. Теперь я должен волноваться только о том, о чём волнуются все нормальные парни моего возраста. Например о том, чтобы завоевать как можно больше золотых медалей! Джеймс пристально посмотрел на Сириуса, но тот только рассмеялся в ответ, и Поттер понимающе хмыкнул. – Что ж, я тоже не буду скучать по ним. Твоё идиотское альтер-эго выползало наружу каждый раз, когда они были где-то поблизости. Иногда я даже думал, что у тебя раздвоение личности, а ещё ты был таким чертовски хитрым… как маленький пронырливый Голлум, только в кожаной куртке. Сириус напряг челюсть, притворно оскорбившись, и прижал руку к груди. – Ох, неужели это утонченность и прекрасные манеры исходят от парня, который только что прикончил банку вонючих сардин и чей автограф никому не нужен? – Джеймс скривил лицо в ответ на это, а Сириус как ни в чём не бывало продолжил: – Я знаю, Джейми, что те, кто важны для меня, любят меня и без прямого влияния Вальбурги и Ориона. Хотя наши отношения сейчас гораздо лучше, чем были раньше. Вероятно, из-за приличной дистанции между нами. – Определённо, – согласился Джеймс, – ты наконец-то превратился в красивую бабочку из уродливой гусеницы. В кожаном костюме. – Джеймс опустил голову, чтобы поймать взгляд Сириуса. Тот закатил глаза и рассмеялся, на что Поттер довольно пнул его ногу своей и продолжил: – Есть новости от Регулуса? Он сможет приехать в Сидней? – О да, – отозвался Сириус снова куда более жизнерадостно, – разве я не говорил? Они с Амандой приедут на неделю. Не уверен, смогу ли провести с ними достаточно много времени, но, думаю, что они в любом случае придут на большинство моих заплывов. И, не сомневаюсь, они захотят посетить художественную галерею. Аманда говорила, что в одной из них выставляется интересный ей художник. – А ещё, – продолжил Сириус, выделив слово «ещё», – ты не переживаешь, что Лили и Гарри остались в Лондоне? Это ведь первый раз, когда Лили не будет на трибунах во время твоей игры. Джеймс застонал и драматично откинул голову назад. – Я ненавижу это, Сириус. Я ненавижу находится на другом конце света, так далеко от них. Но это первый и последний раз, и я абсолютно точно не пошёл бы на то, чтобы заставлять свою жену, которая буквально месяц назад в муках родила нашего сына, лететь почти тридцать часов с младенцем на руках. – В голосе Джеймса в начале его монолога сквозила напряженная тоска, а под конец он лишь грустно вздохнул. – Слава богу, что люди придумали FaceTime. – Мне жаль, Джейми. Если тебе это поможет, то ты же знаешь, что я приду на все твои игры, на какие только смогу, – сказал Сириус, а затем драматично поднял брови и добавил: – Я даже прыгну в бассейн после того, как твоя команда выиграет золото, и, наконец, позволю тебе поцеловать меня. – Я ценю твоё искреннее предложение, Сириус, правда ценю. Но, – Джеймс приложил два пальца к губам, словно пытаясь подобрать слова, – если ещё четыре года назад что-то и могло указать на моё желание чего-то подобного, то теперь я уж точно не хочу, чтобы твои губы оказались в опасной близости от моего лица. Потому что эти губы, – Джеймс указал рукой на лицо Сириуса, – целовали многих, многих мужчин. Сириус открыл рот, чтобы возмутиться, но Джеймс продолжил, слегка повысив голос: – Красивых мужчин, Сириус. Атлетически сложенных и симпатичных внешне, и да, ты молодец, приятель, ведь ты ничем не хуже всех их. Ты желанен, ты – произведение искусства, тебя любят абсолютно все. Поздравляю, ты даже засветился на обложках парочки журналов! Но я нахрен утоплю тебя, если ты полезешь ко мне, и ты знаешь, что я сильнее тебя, поэтому не рекомендую рисковать. Сириус медленно прикрыл глаза, секунду посидел так, а затем поднял подбородок с подпиравшей его ладони, посмотрел на Джеймса долгим взглядом и ровным голосом сказал: – Ты мог бы просто сказать что-то вроде «знаешь, Сириус, я в порядке, но спасибо за добрые слова и поддержку». Джеймс втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы и ответил: – Извини, приятель, но ты же знаешь, что я никогда не упущу возможность напомнить тебе о твоих подлых, прямо как сам Голлум, сексуальных эскападах в Афинах. Я слишком часто нарывался на твоих голых мужиков в нашем общем номере, ты заслужил это. Сириус покачал головой и ткнул в Джеймса пальцем. – Ты можешь не сравнивать меня с Голлумом, когда говоришь о моей сексуальной жизни, пожалуйста? Мне тогда едва исполнилось двадцать один, и я несколько лет не принимал свою ориентацию. Ты должен был сделать мне поблажку, ты, невежественный олух– Джеймс рассмеялся и перебил: – Ты же знаешь, мне просто нравится дразнить тебя. Следующие три недели будут незабываемыми. Сириус согласно промычал и откинул голову на спинку сидения. Джеймс пристально посмотрел на него, на его губах появилась лукавая ухмылка. Сириус знал её, она появлялась на лице друга каждый раз, когда ему в голову приходила особенно приятная ему мысль. – Так, Сириус… – Хм? – Сириус лениво повернул голову в его сторону, закрыв глаза. Монотонный звук работающего самолётного двигателя убаюкивал его. – Ты с нетерпением ждёшь встречи со своим американским коллегой? – спросил Джеймс, с особой чёткостью, буквально по слогам проговорив последние два слова. – С кем? – спустя мгновение тишины спросил Сириус, приоткрыв один глаз и скептически посмотрев на Джеймса. Тот откинул голову на подголовник, повторяя позу Сириуса, и ответил: – О, не прикидывайся. Звезда американского плавания? Самый сексуальный спортсмен Америки? Твой заклятый враг? Тот, кому тоже нравятся мужчины? Никого не напоминает? Сириус сдавленно застонал (хотя этот звук больше напоминал скулёж раненной собаки) и снова закрыл глаза, но на этот раз уже не от сонливости. – Римус «Идеал» Люпин. Не напоминай мне. Я так старался избегать его все эти четыре года, и он тоже, кстати. Так что я планирую продолжать в том же духе. – Римус «Идеал» Люпин?! – воскликнул Джеймс, в его смешке сквозило удивление. – Немедленно поясни. – Ну, он ведь идеальный, разве нет? По сути, он – это я, но только без всех моих скандалов. Известный пловец, никакой публичной драмы в биографии, никакого непомерного эго. Он тоже гей, но он никогда не стеснялся этого и всегда открыто говорил об этом. В отличие от твоего покорного слуги, если ты помнишь, которого бессовестно разоблачил наглый таблоид, опубликовавший фотографии возле какого-то захудалого клуба, на которых мои губы были прижаты к шее какого-то случайного парня. Он необычайно успешен, но не позволил ни одной мелочи поставить его в неловкое положение. Все упоминания о нём сосредоточены только на хорошем, и… – Сириус на мгновение запнулся, размахивая рукой в воздухе и старательно игнорируя недоверчивое выражение на лице Джеймса, и после паузы продолжил: – И всё в таком духе. Я уверен, что если бы кто-то из нас сейчас открыл какой-нибудь американский журнал, то сразу наткнулся бы на статью, в которой было бы написано что-то вроде «Римус Люпин спас пятерых сирот от падения со скалы, нашёл им любящую семью, а затем пробежал десять миль меньше чем за час». – Что ж, парень в хорошей форме, надо отдать ему должное, – кисло вставил Джеймс. Сириус согласно кивнул Джеймсу и продолжил свой монолог: – Давай сравним всё это с тем, какое внимание мне оказывают СМИ. О чём они обычно пишут? О том, какой я дерьмовый сын (со слов моих родителей), о моей сексуальной жизни или о моём хреновом поведении. О, а как насчёт того невероятно приятного случая, когда какой-то журналист нашёл в какой-то заднице мира бездомного, отдаленно похоже на меня, и накатал целую статью о том, что я наконец-то достиг дна и что это очень даже заслуженно– – Ах да, точно. Не понимаю, как тебе вообще удалось так быстро вернуться в строй после времени, проведённого в трущобах, – хмыкнул Джеймс. Сириус посмотрел на него осуждающе и тяжело вздохнул. Выпрямившись в своём кресле, он посидел так с минуту, а когда понял, что может продолжить свою обличительную речь, то снова заговорил: – И, Джеймс, в довершении ко всему, будто этого недостаточно, Римус действительно может серьёзно, очень серьёзно подпортить мне статистику. Типа, какого чёрта? – Сириус нахмурился и расправил плечи, а Джеймс затрясся в беззвучном смехе. Ему действительно безумно сильно нравилось выводить Сириуса из себя – тот был просто восхитителен в своих жестикуляциях и чистейшем лондонском акценте, присущем старой аристократии, и его было не остановить до тех пор, пока он не разнесёт тему вопроса в пух и прах. – Простите, этот парень занимается муай-тай в своё «свободное время», то есть, когда не завоёвывает золотые медали, не лазает по горам и, чёрт возьми, не выхаживает новорождённых котят?! – Сириус всплеснул руками. – И всё это так мило напоминает мне о том, как он отделал меня четыре года назад. Он ненавидит меня. Джеймс подавил ухмылку и повернулся к другу лицом, когда его уничижительная тирада сменилась тишиной. Увидев недовольное выражение на лице Сириуса, Джеймс шлёпнул руками по коленям и наклонился вперёд. – Да ладно тебе, Сириус, ты слишком плохого мнения о себе. Да, ты был мудаком в свои двадцать один, но все через это проходят, просто тебе досталось сильнее. Но я знаю лучше любого другого, может быть, даже лучше тебя самого, что ты честно старался исправить ситуацию, разгрести ту кучу дерьма, в которую превратилась твоя жизнь, наладить отношения с родителями, и всё это параллельно с завоеванием медалей в буквально самом тяжелом виде атлетики, – сказал он таким тоном, будто всё это было само собой разумеющимся, и снова одобряюще ткнул ногу Сириуса своей. Затем он понизил голос и добавил: – Ты же знаешь, приятель, ты стал лучшей версией себя. Сириус промолчал в ответ на это, но в тишине было согласие со словами друга. Затем он запрокинул голову и встретился с ним взглядом. – Да, совершенно верно, Джеймс. Ещё одно блестящее замечание. – И Римус действительно кажется очень милым и разумным парнем, хотя и, возможно, немного… чересчур правильным и слишком чувствительным по отношению к твоим выходкам. Если тебя это так сильно беспокоит, и ты хочешь прояснить ситуацию, то, я уверен, он будет не против обсудить это с тобой. Прошло целых четыре года, – сказал Джеймс и помахал четырьмя пальцами перед своим лицом, подчеркивая свою мысль. Он вытянул руку в сторону Сириуса для пущего эффекта. – К тому же он, вероятно, хотя бы немного, но благодарен тебе, что ты тогда не обратился в спортивный комитет и его не отстранили от соревнований за тот его хук правой. А ты ведь мог, и тогда ему была бы крышка. – И то верно, – тихо усмехнулся Сириус. – И откуда вообще взялось это беспокойство? Это странно, мне не нравится. Мне стоит напомнить тебе о той женщине, которую мне пришлось подхватывать, когда она буквально упала в обморок, стоило тебе с ней заговорить? Ты самый популярный спортсмен во всей Британии, придурок. Ты тот, кто может взять гитару и сказать что-то типа «о, вот, позволь мне идеально сыграть эту суперсложную песню, я слышал её всего один раз по радио, но запомнил все ноты». А сколько у тебя золотых медалей? – И прежде чем Сириус успел вставить хоть слово, Джеймс поднял руку. – Вообще-то, не отвечай, это будет слишком унизительно для меня, человека, который вечно довольствуется бронзой. – Сириус фыркнул, и Джеймс продолжил: – Соберись, приятель. Не заставляй меня продолжать тешить твоё самолюбие, я исчерпал свой лимит на сегодня. Я, вообще-то, тоже хрупкий и нежный, не забывай об этом. Сириус протянул руку, взъерошив волосы Джеймса. – Это твой год, Джейми. Я это чувствую. Капитан Джеймс Поттер наконец-то вернёт золото сборной Великобритании по водному поло. Впервые с 1920-го года! Джеймс лучезарно улыбнулся и вытянул руки над головой, устраиваясь в своей «капсуле» поудобнее. – Звучит заманчиво, да? – мечтательно протянул он. – У тебя обязательно получится, – согласился Сириус с видом мудрого предсказателя. Он подмигнул Джеймсу и полез искать свои наушники. Pink Floyd пели о времени, пока он пытался осмыслить сказанное Джеймсом. Не имело значения, как часто Джеймсу приходилось повторяться, вправляя Сириусу мозги, он всегда был готов заниматься этим, говоря ему то, что он хотел услышать, снова и снова, до тех пор, пока до него не доходило. Сириус чертовски ценил это качество в своём друге. Когда началось гитарное соло Гилмора, мысли Сириуса добрались до Римуса и до того, что он скажет, когда они неизбежно столкнутся в один прекрасный день из всех трёх недель. Прояснить ситуацию казалось не такой уж плохой идеей, особенно после того, как Джеймс разложил всё по полочкам.