[* – Фруктовый салат! Вкуснятина, вкуснятина. Фруктовый салат! Вкуснятина, вкуснятина, вкуснятина, вкуснятина, фруктовый салат!]
Джеймс резко повернул голову к Сириусу, выглядя невероятно довольным, что тот тоже решил поучаствовать в их перфомансе, а близнецы уставились на него широко раскрытыми глазами, удивленные тем, как чисто тот спел в отличие от них всех. Фабиан вскинул руки вверх, оглядываясь на Джеймса. – Почему он не может спеть всю песню в одиночку? Он здесь единственный, кто действительно умеет петь, – протянул он. – В смысле… В его исполнении даже песня Wiggles звучит сексуально? Джеймс обиженно посмотрел на Фабиана. Сириус тихо напевал себе под нос следующий куплет, параллельно наигрывая мелодию. – Прежде всего, – решительно начал Поттер, подняв вверх указательный палец, – как ты смеешь? У меня прекрасный певческий голос. И, во-вторых, Фабиан, это песня для Гарри. Ты хочешь сказать, что не хочешь спеть для него? – Ты хочешь сказать, что не любишь Гарри, Фабиан? Как ты можешь? – Сириус охотно влез в разговор, будучи всегда готовым подзадорить Джеймса. Фабиан сдавленно фыркнул, а затем раздражённо выставил руки, сдаваясь. – Джеймс, мы споём ему, но, типа, мы видели его всего лишь один раз. И он всё время плакал. – Я хочу, чтобы вы знали, парни, – драматично начал Сириус, – что Гарри, безусловно, самый необыкновенный и одарённый ребёнок из всех когда-либо рождавшихся детей. К двум годам он уже выучит таблицу умножения, а его голова уже сейчас размером с большой арбуз. – Джеймс, который до этого момента усиленно кивал, резко замер и бросил на Сириуса предупреждающий взгляд. – Я думаю, мы все согласны, что этот малыш заслуживает свою песню от нашего талантливого ансамбля, – закончил Сириус, сыграл до и выжидающе повернул голову к близнецам. Джеймс обернулся в сторону дома позади них, в то время как Сириус продолжал бренчать на гитаре и напевать о чистке бананов и винограде, а Фабиан и Гидеон присоединились к нему в качестве бэк-вокала и импровизирующей подтанцовки. Теперь, когда Сириус заменил собой фальшивящего Джеймса, у них появилось больше мотивации выступать. На особенно вдохновенной строчке о поедании яблок Сириус наконец-то поднял глаза и увидел, что Римус и его друг уже здесь, всего лишь в трёх метрах от них. Его глаза расширились, он перестал наигрывать мелодию и широко улыбнулся. – Не обращай на нас внимая, – тихо сказал Римус, приблизившись к ним в компании невысокого светловолосого парня. Он был одет в свободный тёмно-коричневый свитер, край которого был небрежно заправлен за пояс его синих джинсов. – Да, Сириус! Там впереди ещё часть про уборку. Закончи песню правильно, – съязвил Джеймс и сильно хлопнул Сириуса по спине. Регулус, до этого тихо сидевший с противоположной стороны костра, поднялся на ноги. – Нет, с нас хватит, – сказал он, подходя к Римусу и его другу, полностью проигнорировав недовольный возглас Джеймса и фырканье Сириуса. – Привет, я Регулус Блэк, – поприветствовал он, протягивая руку. – А ты, я так понимаю, Римус Люпин. Римус рассмеялся, но лицо Регулуса осталось серьёзным. К тому же, он поймал его взгляд и напряжённо не отводил глаз. – Да, он самый, – ответил Римус, находясь в некотором замешательстве от такого внимания. – Ты брат Сириуса? – Да, – просто ответил Регулус. – А это моя прекрасная невеста, Аманда, – добавил он, поворачиваясь, чтобы жестом указать на девушку, которая приветливо помахала им рукой со своего места у костра. Римус любезно кивнул Аманде и, тоже обернувшись, представил своего друга: – Это мой лучший друг, Питер. Мы выросли вместе. – Он обнял за плечи улыбающегося парня рядом с ним, одетого в тёмно-синюю толстовку на молнии и шорты цвета хаки. – Рад познакомиться, Питер, – ответил Регулус и снова обратился к Римусу, не дав Питеру вставить и слова: – Ты был очень хорош вчера, – искренне сказал он. – Благодаря тебе Америка выиграла эстафету. Если бы не ты, золото досталось бы Сириусу. – Он кивнул Римусу и направился обратно к костру, даже не дождавшись ответа. Сириус подавил смешок при виде озадаченного лица Римуса, затем отложил гитару и встал, открывая термо-сумку. – Римус, Питер, будете пиво? Соревнования закончились, так что никаких отмазок. – Он протянул парням по бутылке и взял одну для себя. – Это будет моя четвёртая, но мне тоже пора навёрстывать упущенное. – С удовольствием, – ответил Питер с благодарным вздохом. – Я не участвовал в соревнованиях, но быть болельщиком – тоже большой стресс. Не представляю, как вы справляетесь. – Мы просто слегка сумасшедшие, – влез Джеймс. – Особенно этот придурок**, – добавил он, пихая Сириуса локтем. – Он вернётся через четыре года и повторит свой триумф.[* – в оригинале используется слово британское сленговое слово «prat»].
Питер чуть не поперхнулся пивом от удивления. Сириус и Римус одновременно повернулись к нему в некотором замешательстве, пропустив шутку, которая заставила его так рассмеяться, в то время как на лице Джеймса появилось гордое выражение. – Извините, – поторопился объясниться Питер, – я очень плохо знаком с британским сленгом. Наверное, слышал всего пару слов, типа вот этого «придурок» и всё такое. – Блестяще, приятель, мне это по душе. Давай, расскажи нам о твоём самом большом британском впечатлении, – поддразнил его Джеймс, взволнованный интересом Питера к их лексике. Питер расплылся в радостной улыбке, довольный тем, что ему так быстро удалось влиться в разговор. – Ладно, хорошо. Дай-ка подумать… – начал он, а затем перевёл взгляд на Сириуса и указал на него рукой. Следующие его слова прозвучали как самое ужасное оправдание британского акцента, которое только можно было придумать: – Что этот, э-э, ноб*** забыл на пляже в кожаной куртке? – Джеймс рассмеялся и схватился за его плечо, а Питер, одобренный такой реакцией, продолжил: – Неужели он не мог надеть обычный джемпер, как нормальный парень, а?[*** – ещё одно слово из британского сленга, переводится как «богач»].
Джеймс согнулся пополам и теперь в открытую хохотал, абсолютно довольный тем, как Питер проехался по внешнему виду Сириуса, и тот просиял, радостно глядя на своего нового товарища. Сириус же склонил голову набок и непонимающе огляделся, будто не зная, как реагировать на неудачную шутку. В конце концов его взгляд остановился на Римусе, который кусал свою нижнюю губу и выражением своего лица пытался сказать Питеру, чтобы тот слегка притормозил, очевидно, тоже испытывая неловкость. – А мне, например, нравится твоя кожаная куртка, – тихо сказал он, осторожно касаясь предплечья Сириуса ладонью, прежде чем увести его в сторону, оставив Питера и Джеймса одних. Они сели напротив Регулуса и Аманды, расположившихся бок о бок на бревне перед костром и разбирающих продукты для сморов****.[**** – традиционный американский десерт, изготавливаемый на костре во дворе или в летних лагерях в Северной Америке и Мексике; состоит из поджаренного маршмэллоу и кусочка шоколада, сложенных между двумя «грэм-крекерами»].
– Я рад, что хоть кому-то она по душе, – сказал Сириус, закидывая лодыжку на колено и глядя на Римуса. – И ещё я рад, что ты пришёл, Римус. Я волновался, что ты передумаешь. Римус наклонил голову в его сторону и легко улыбнулся. – Конечно же я пришёл. Я с нетерпением ждал этого вечера, – сказал он, и Сириус не смог удержаться от ответной улыбки. Римус отвлёкся, и Сириус проследил за его взглядом, направленным в сторону Аманды. – Ну, теперь мы знаем, что шоколадные батончики продаются уже сразу поделенными на квадратики, – фыркнула девушка, обращаясь к Регулусу, и подняла кусочек шоколадки с назидательным выражением лица. – И что они меньше, – она сделала паузу и взяла в другую руку квадратик грэм-крекера, - чем обычные крекеры. – Она опустила руки и снова посмотрела на Регулуса, который слушал её с напряжённым вниманием. – Нам придётся выбрать: мы будем складывать шоколадные квадратики вдвое, рискуя, что они растают по краям, или нас устроит, если края печенья не будут полностью покрыты шоколадом? – Предлагаю попробовать и так, и так, – ответил Регулус, поворачиваясь к Питеру, который только что подошёл к сумке за ещё парой бутылок пива для себя и Джеймса. – Питер, не хочешь поработать дегустатором для наших сморов? – спросил он и, снова не дождавшись ответа, жестом подозвал его к себе. – Неси сюда своё пиво и устраивайся поудобнее. – Меня не нужно просить дважды, – добродушно ответил Питер, усаживаясь на бревно и ставя бутылку на песок. Регулус хлопнул его ладонью по плечу. – Не уверен, что когда-либо ещё видел Питера таких счастливым, – сказал Римус приглушённо, наклоняясь к Сириусу, пока они наблюдали за тем, как Регулус расспрашивает Питера о его предпочтениях между поджаристым или равномерно прогретым зефиром. – Зная этих перфекционистов, скоро всё дойдёт до полнейшего абсурда, – ответил Сириус. Римус рассмеялся и поднес бутылку к губам. Они продолжили наблюдать за приготовлением первой партии сморов с нарастающим интересом. – Что ж, по крайней мере, ему весело. Я рад, – заметил Римус. – Я взял его с собой в качестве буфера, знаешь, на случай, если будет совсем уж неловко. – Сириус тихо усмехнулся и понимающе кивнул. – Но посмотри на него, ведёт себя так, будто меня вовсе не существует. Сириус взглянул на Римуса. – Так а что по итогу? – спросил он, а затем пояснил, заметив озадаченность на лице Римуса: – В смысле, тебе неловко? – О. – Римус закатал рукав своего свитера и потёр предплечье, выглядя так, словно этот простой вопрос заставил его глубоко задуматься. – Нет, на удивление. Совсем нет. – Хорошо. Кстати, я согласен с Регом, – сказал Сириус, легко толкнув Римуса плечом в плечо. – Вчера в эстафете ты был великолепен. – Это было потрясающе. Именно таким я и хотел видеть свой последний заплыв. – Сириус понимающе промычал, а Римус продолжил, взглянув на него исподлобья: – К тому же, приятно быть единственным, кто смог уделать тебя хоть в одной из категорий, и не важно, что это была всего лишь эстафета. Сириус заливисто рассмеялся. – Верно, это всегда приятный бонус, – сказал он. – Но знаешь, я всё ещё не могу поверить, что ты решил завершить карьеру. Не после того, как увидел, как ты выступаешь в этом году. – Почему это? – спросил Римус, закатывая и второй рукав и поднимая с песка у своих ног небольшой серый камешек. – Наверное, потому что я сам не знаю, что бы я делал без всего этого. Без цели, – после минутного раздумья ответил Сириус. Римус задумчиво повертел гладкий камень в пальцах, расслабленно опираясь локтями о колени, а затем посмотрел на Сириуса со слегка отсутствующей улыбкой. – Полагаю, что в этом как раз-таки и кроется причина, почему я ухожу. Так у меня появится время, которое я хочу заполнить другими вещами, которые мне тоже небезразличны, – сказал он и сделал рукой круг. – Вместо того, чтобы наворачивать бесконечные круги по бассейну. – Сириус уже собирался было спросить чем таким Римус хочет заняться после завершения карьеры, но заметил приближающуюся к ним фигуру и промолчал. Римус вздрогнул от неожиданности, когда Джеймс, незаметно наклонившись, выдохнул ему на ухо: – Римус, тебе нравится наш костёр? – Отличный костёр, Джеймс, – ответил Римус сквозь смех и повернул голову, глядя на Поттера. – Мне очень нрав– – Это Сириус его развёл, – перебил его Джеймс, затем обошёл его с другой стороны и плюхнулся на колени между ними. Сириус бросил на Джеймса взгляд, в котором ясно читалось красноречивое «не надо», но это только ещё больше подзадорило Поттера. – Он был великолепен, абсолютно точно знал, что нужно делать. Без него у нас бы ничего не получилось и, возможно, мы бы замёрзли насмерть, – тяжело вздохнул он, переведя взгляд на огонь, в то время как Сириус пытался просверлить глазами дыру в его левом виске. – Джеймс, на улице шестнадцать градусов, а я воспользовался спичками, – сухо сказал Сириус, отводя взгляд и проводя рукой по лицу в знак поражения. Джеймс повернулся к нему, обхватил его рукой за плечи и крепко сжал их. – Верно, друг, но ты знал, что нужно сложить вместе все эти маленькие деревяшки и прочие всякие штуки для костра. А ещё ты позаботился о том, чтобы едва родившийся огонёк не погас, и уговорил его разрастись в настоящий костёр. И посмотри на него теперь… – Джеймс глубоко вздохнул, прежде чем драматично выдохнуть: – настоящий кострище. И разжёг его никто иной, как ты – Сириус Блэк. – Сириус потёр свою щеку, нетерпеливо ожидая, когда Джеймсу надоест строить комедию и они сменят тему. Поттер же указал на яму для костра и повернулся к Римусу. – Видишь, как сложены поленья? Разве это не самый идеально сложенный костёр, который ты когда-либо видел, Римус? Римусу понадобилась пара лишних секунд, чтобы сложить два и два, но затем, когда он понял, о чём говорил Джеймс, выражение его лица изменилось. Он прикусил свою нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку, и ответил: – Теперь, когда ты указал мне на это, Джеймс, я действительно вижу, что это самый лучший костёр, который я когда-либо видел. Идеальное количество дров, прекрасная температура и всё такое. Тебе придётся поделиться со мной своим секретом, Сириус. – Блестяще! – провозгласил Джеймс, похлопав Сириуса по плечу. – Моя работа здесь окончена. – Он встал с песка, и Римус проследил взглядом за тем, как тот подошёл ближе к Питеру, прежде чем повернуться лицом к Сириусу. – Я так понимаю, ты прочёл ту ужасную статью, – ровным голосом сказал он. Сириус тоже повернулся к нему и с секунду молчал, собираясь с духом. – Римус, я буду с тобой откровенен. Да, я прочитал статью, – признался он, держась более чем достойно. Римус не удержался и рассмеялся, запрокинув голову, и Сириус постарался запомнить этот смех во всех его мельчайших деталях, прежде чем продолжить, назидательно подняв указательный палец: – Но не соглашусь и исправлю тебя, Римус. Статья вовсе не ужасная. Затем Сириус поднёс кончики своих пальцев к губам в жесте глубоко раздумья и наклонил голову. Римус весь подобрался, поняв, что его сейчас ждёт проникновенная речь. И, разумеется, он был прав. – До того, как я прочитал её, я думал, что мир – холодный и мёртвый в своём безразличии. Я был истинным нигилистом. Я говорил себе: «Нет, Сириус, настоящей добротой сейчас уже ни один человек не может похвастаться. Сдавайся, придурок. Просто надень свою нелепую куртку и проваливай жить в какую-нибудь пещеру». – Ты идиот, – заметил Римус и быстро глотнул пива, чтобы скрыть веселье в голосе. – И тогда я подумал: «Если бы только в это мире был кто-то, кто мог бы… ох, не знаю, часами идти за грустной, брошенной собакой, чтобы дать ей второй шанс на любящий дом и счастливую жизнь», – Сириус сделал паузу, когда Римус поперхнулся пивом, и гордо ухмыльнулся, прежде чем продолжить: – «И если бы только этот ангел с таким добрым сердцем мог быть… Не знаю, например, всемирно известным спортсменом? Это дало бы мне надежду. Это заставило бы меня снова поверить, что мир стоит того, чтобы в нём жить». – Ещё бы, – ответил Римус, подыгрывая. – И что же было потом? Расскажи мне. – Я случайно наткнулся на этот странный американский журнал, – объяснил Сириус тоном зачарованного удивления, тяжело хлопнув ладонью по колену. – Совершенно случайно, но, знаешь, это ощущалось как благословение небес. – Разумеется, совершенно случайно, – медленно протянул Римус, кивая. – Именно так, Римус. Журнал просто… – Сириус сделал паузу, пошевелил пальцами и продолжил: – валялся под ногами. – Римус фыркнул, и Сириус отвлёкся, найдя это крайне очаровательным. Он поднёс бутылку к губам, задержав на нём взгляд – свет от пламени отбрасывал тени на его лицо. – И эта статья открыла мне глаза, моя жизнь навсегда изменилась, цветы проросли у меня в душе. Потому что парень с обложки журнала был не просто десять из десяти… Нет, нет, правда, Римус, если бы ты его увидел, ты бы сейчас не смеялся. – Сириус заметил румянец, начавший расползаться по шее Римуса, и почувствовал себя ободрённым. – Так вот, этот парень оказался не просто произведением искусства, но – ты можешь подумать, что я всё это выдумываю на ходу, но, клянусь, это не так – он спас собаку и, так уж случилось, ещё и является одним из самых лучших пловцов в мире. – Сириус драматично вскинул руки. – Вера в человечество была восстановлена. Это был лучший журнал на свете, – провозгласил он. Римус рассмеялся и встал, чтобы взять ещё две бутылки из сумки. Он отступил на шаг назад, открывая их, и протянул одну Сириусу, когда тот тоже поднялся на ноги. – Знаешь, это определенно было слегка чересчур. Я пошёл на это ради своей мамы и жалею об этом своём решении с того самого дня, как журнал вышел в продажу. – Римус сделал глоток и продолжил: – Но не могу сказать, что мне не понравилась твоя речь. Я почти поверил, что оно того стоило. – Сириус встретил его пристальный взгляд, про себя подумав, что дразнящая улыбка на чужом лице была слишком хороша, чтобы не смотреть на неё. Сириус кивнул в сторону океана, Римус кивнул в ответ и они молча направились прочь от костра по пляжу. Сириус, не скрываясь, наблюдал за тем, как Римус любуется ночным небом, пока они медленно приближались к береговой линии, а затем направились вдоль кромки прилива. Момент казался подходящим – может быть, дело было в непринуждённости их беседы или в уединении, или в пяти бутылках пива. Или, может быть, во всём сразу. – Итак, – нерешительно начал Сириус, прочистив горло, и слегка взрыхлил мокрый песок под ногами мыском ботинка. Римус выжидающе посмотрел на него. – Афины? Римус сунул свободную руку в карман джинсов и, глядя себе под ноги, тихо усмехнулся. В этот момент Сириус понял, что эта тема всё это время занимала не только его мысли. Римус кивнул, снова переведя взгляд на него, и ответил: – Да. Мы должны. – Да. Как будто слон в комнате, м? – тихо отозвался Сириус, дёрнув себя за волосы на затылке – старая нервная привычка, проявляющаяся редко, но метко. – Я не помню точно, что именно тогда сказал тебе. Но я помню, что был в ужасном настроении и вёл себя тоже ужасно, а ещё не относился к людям с должным уважением, особенно к тебе. И ты обвинил меня в этом. Мне действительно жаль, что я вёл себя подобным образом, – закончил он. Римус снова посмотрел в сторону океана, чуть замедляя шаг. – Ты правда разозлил меня, и я знаю, что мой гнев был оправдан. Но я много думал об этом, Сириус… Я не должен был поднимать на тебя руку, независимо от того, что ты сказал или сделал, – ответил Римус и поморщился, как будто усилием воли пытаясь прогнать нахлынувшие воспоминания. – И я должен был быть тем, кому стоило бы поднять этот вопрос и прояснить ситуацию гораздо раньше, много лет назад. Мне тоже очень, очень жаль, – тихо добавил он, пристально глядя на Сириуса и всё ещё хмурясь так, что морщинка между его бровями залегла ещё глубже. Сириус кивнул. – Ты прощён, Римус, – заверил он его с лёгкой улыбкой. Но морщинка между бровями Римуса не исчезла, поэтому Сириус наклонил к нему голову, желая убедиться, что тот видит, насколько он серьёзен. – Но скажи мне… Что именно я тогда сказал? – спросил он, поднимая руку, в которой держал пиво, чтобы отвести в сторону упавшую на лицо прядь волос. Римус снова опустил голову и рассеянно уставила на песок под своими ногами, сжав губы в тонкую линию, пока обдумывал вопрос. – Дело было не только в этом, Сириус. На самом деле, в любой друг день я бы не обратил внимания ни на одно твоё слово, сказанное в мою сторону, как это было всегда, но в тот вечер ты выбрал самый неподходящий момент. Всё, о чём я мог думать, – это как бы убраться к чёртовой матери из той раздевалки в аэропорт, а ты меня задержал. Сириус кивнул, соглашаясь. Ему пришлось приложить усилие, чтобы прогнать стыд за двадцатиоднолетнего себя. – Да. Что случилось в тот вечер? – Моего отца срочно госпитализировали. Я едва успел вернуться, чтобы провести с ним последние его часы, прежде чем он скончался, – мягко ответил Римус, и Сириус, не удержавшись, спрятал лицо в ладонях. – Чёрт, я такой ублюдок, – простонал он, но из-за рук слова были едва слышны. Он на секунду прижал ладони к глазам, затем опустил их и посмотрел на Римуса с крайне серьёзным выражением лица. – Я догадывался, что твой отец скончался вскоре после той Олимпиады, но я не знал, что это произошло так скоро… Римус кивнул и отвёл взгляд от Сириуса, мысленно возвращаясь в тот день. – Он долгое время боролся с опухолью мозга, то выходя в ремиссию, то снова проваливаясь в болезнь, и так продолжалось большую часть моих школьных лет. За четыре месяца до Афин мы узнали, что последняя операция не принесла никаких результатов, а опухоль стала ещё агрессивнее. Мы знали, что ему осталась всего пара месяцев. – Римус перевёл взгляд на пляж впереди них и продолжил спустя несколько секунд молчания: – Я думаю, это было что-то вроде предчувствия. Я видел, как он боролся с болезнью, но в тот раз все мы знали – будет по-другому. Сириус молча наблюдал за Римусом. Тот тяжело вздохнул и рассеянно провел большим пальцем по своей нижней губе, прежде чем продолжить рассказ. – Моя мама решила остаться в Неваде, а мне больше не хотелось участвовать в соревнованиях, – сказал он, а затем покачал головой, подбирая правильные слова. – Хотя, конечно же, в то же время какая-то часть меня всё ещё хотела поехать. Для моего отца было так важно увидеть своего сына на Олимпийских играх. – Он хотя бы смог по телевизору понаблюдать за твоими заплывами? Увидеть тебя на церемониях награждения? – тихо спросил Сириус. Он не хотел навязывать Римусу эту тему, если тот не хотел её обсуждать, или вторгаться в воспоминания, которые его не касались. Но Римус улыбнулся, словно благодарный за возможность поговорить о своём отце. – Да, большую часть из них он видел. Мама постаралась. И я благодарен ей за это, – спокойно произнёс он, глядя на Сириуса. Мгновение спустя он усмехнулся и продолжил: – Знаешь, после того, когда я забрал медаль в комбинированном заплыве, он позвонил мне и сказал, что «наконец-то он смог увидеть, как его сын плавает брассом на Олимпийских играх, и не важно, что это длилось всего лишь восемнадцать секунд». Он был таким мягким человеком. Любящим и добрым, очень внимательным к нам с мамой даже тогда, когда был слишком слаб и страдал от постоянной тошноты. – Сириус тихо промычал в ответ, глядя на Римуса и жалея, что не может своими глазами увидеть все эти годы воспоминаний, которые прямо сейчас наверняка мелькали перед чужими глазами, словно кадры из фильма. Римус снова посмотрел вперёд и продолжил: – Но когда я вернулся в раздевалку после моего последнего заплыва, тренер ворвался следом за мной. Мама позвонила ему прямо перед стартом – утром она нашла папу без сознания в его постели, и его срочно госпитализировали. Кингсли помог мне собрать вещи и нашёл мне билет на самолёт, вылетавший в Штаты через два часа, а Карадок вызвал такси. Все, что мне оставалось сделать, – это сунуть вещи из шкафчика в сумку и добраться до аэропорта. Я был в абсолютном ужасе от того, что не успею вернуться домой вовремя, и помню, как пронёсся по раздевалке, словно ураган. Но практически не помню деталей. Сириус молча слушал его. На какое-то время воцарилась тишина, прерываемая только шумом прибоя и шорохом песка под их ногами. – А потом, – сказал Римус, потирая глаза и тихо усмехаясь, словно сам не мог поверить, что рассказывает всё это, – а потом появился ты. – Он резко поднял голову и его серьёзный взгляд встретился с глазами Сириуса. – Сейчас я скажу кое-что, но я хочу, чтобы ты знал, что это было моё мнение о тебе на тот момент. Сейчас оно иное. Ладно? – Да, хорошо. – Сириус осторожно улыбнулся, делая пару преувеличенно широких шагов вперёд. – Спасибо, что предупредил. – Так вот. Ты потрясающий пловец, невероятный талант, – начал Римус, активно жестикулируя свободной рукой. – И я хотел уважать тебя, но я, чёрт возьми, не мог терпеть твоё поведение, – сказал он, опуская руку так, что ладонь хлопнула по бедру. – Высокомерие – та самая черта, которую я никогда не мог понять и принять в людях, но ты вдобавок ко всему этому часто отпускал ехидные комментарии или смотрел на меня тем самым взглядом, когда просто проходил мимо в раздевалке или в бассейне после заплыва. Не то чтобы ко всем другим спортсменам ты относился как-то иначе, но по отношению ко мне – как будто специально больше, сильнее. Я хорошо помню соревнования, которые проходили в Венгрии, и я тогда едва не проиграл заплыв. Ты не удержался от комментария по этому поводу, и тогда я решил, что ты просто хотел настроить меня против себя. Ты играл на моих нервах, но по-прежнему оставался абсолютно исключительным пловцом. Ты выигрывал, несмотря на то, что почти каждую ночь ходил по клубам, спал со всеми этими парнями… – Погоди, ты уже тогда знал об этом? – перебил его Сириус, нахмурив брови в замешательстве. Римус посмотрел на него, приподняв брови. – Да, я знал, – просто ответил он, делая глоток пива, и продолжил: – А я тем временем просто пытался пережить то, что происходило вокруг, чтобы вернуться домой к своему отцу. Он был буквально всем, о чём я только мог думать на протяжении всей Олимпиады. И, знаешь… Теперь я немного лучше понимаю, через что тебе пришлось пройти, но тогда я ничего из этого не знал. Тогда я думал, что ты просто богатый несносный придурок, которому каким-то удивительным образом удавалось валять дурака, забирать медали и покровительствовать окружавшим тебя другим спортсменам, что, если честно, было хуже всего. Поэтому, когда ты не дал мне выйти из той раздевалки, я просто потерял последние крупицы самообладания. Сириус тихо хмыкнул в знак согласия. Римус протянул руку и сжал его плечо. – Но это не всё, Сириус. Ты был только частью моего разочарования. В тот вечер я понимал, что застрял в Афинах, на соревнованиях, о которых мечтал и к которым стремился всю свою жизнь, но при этом ничего так сильно не хотел, как бросить всё это и просто быть рядом со своим отцом. Я много думал об этом в последние несколько дней, пока наконец не понял, что, возможно, всё это время у меня было неправильное представление о тебе; что цепляться за него было просто удобно для того, чтобы оправдать мою реакцию. В любой другой момент моей жизни та наша встреча в раздевалке никак бы на меня не повлияла. Я бы просто вежливо отчитал тебя, и для всей этой холодной войны просто не было бы почвы. Сириус скользнул взглядом по руке Римуса, лежащей у него на плече, а затем вернулся к его лицу. – Я понимаю, – мягко заметил он, – это просто был неподходящий момент… для нас обоих. – Римус кивнул в знак согласия. Его рука соскользнула с чужого плеча. – Так почему я был для тебя самой привлекательной мишенью? Или я не прав, и на самом деле ты не оставлял для меня свои самые лучшие ехидные комментарии? Сириус мрачно рассмеялся. – Да, ты был особенным. – Он сделал долгую паузу, размышляя о том, как правильно выразиться. Ему так много нужно было сказать. – То, как ты описал меня, во многом было правильным. Почти всё давалось мне с удивительной лёгкостью. В смысле, тренировки всегда были муторными, но мне всё равно это нравилось. Я вырос в одной из самых влиятельных и богатых семей Западной Европы, о которой ты, скорее всего, никогда даже не слышал. Я получил образование в лучшей частной школе, в меня вложили огромное количество денег, я умею играть на шести музыкальных инструментах, и у меня был огромный трастовый фонд. У нас с Регулусом. – Сириус сделал тяжелую паузу и поднял руку, чтобы потереть подбородок, мысленно перебирая всё, что хотел рассказать Римусу. – Но всё это шло в комплекте с жёсткими условиями о том, как я должен был вести себя и кем по итогу должен был стать. Он и раньше думал о том, что скажет Римусу, когда речь зайдёт об Афинах – если вообще зайдёт. Он мог многое сказать о том, почему вообще решил вести подобным образом. Ему повезло расти в окружении возможностей и достатка, о которых многие люди, включая Римуса, могли только мечтать, и он знал, что подобное не всегда легко понять. Но Сириус всё равно надеялся, что его объяснение окажется где-то между «слишком много» и «недостаточно». – Мои отношения с родителями испортились, когда у меня начался подростковый возраст. Регулус тогда был ещё совсем маленьким. Я не думаю, что он помнит многое из того, что происходило тогда, потому что я изо всех сил пытался его защитить. Отчасти между мной и родителями просто было постоянное напряжение, типа того, которое в определённый момент возникает во всех семьях, которое я чувствовал и у Поттеров. Но тогда всё ещё была привязанность, и это было чем-то очень… уникальным. Так Блэки воспитывали своих детей из поколения в поколение, – сказал Сириус, пытаясь объяснять как можно проще. – Да, – тихо ответил Римус. – Кажется, я начинаю понимать. – В день своего восемнадцатилетия я ушёл из дома и переехал к Джеймсу, что, объективно, было лучшим решением, которое я только мог принять для своего будущего, – продолжил Сириус. – Я вырвался из-под контроля родителей, и они, конечно же, возненавидели меня за своеволие, но зато я мог делать то, что хотел. Я вложил все свои силы в плавание, я знал, что это было тем, чем я должен был заниматься, и ещё я знал, что рано или поздно они поймут мой выбор – как только я начну получать мировое признание в качестве спортсмена. К счастью, это не заняло много времени. Сириус заметил взгляд Римуса и сглотнул, чувствуя лёгкую нервозность. Об этом периоде его жизни знал очень ограниченный круг людей, и уж точно не в таких подробностях. Лили и Джеймс, разумеется, были исключением. Он перевёл дыхание и продолжил: – Перемотаем на несколько месяцев вперёд. Вот он я, завоёвываю золото за золотом, привлекаю к себе внимание СМИ, получаю рекламные контракты, попадаю на Олимпийские игры. Я чувствовал себя так, словно передо мной открылся новый мир, в котором я оказался совершенно независим от ожиданий моих родителей. Я больше не нуждался в их одобрении и не жаждал его так сильно, как раньше. Стоило мне получить признание общественности, как то самое пресловутое одобрение пришло само по себе, и давление быть тем Сириусом Блэком, которого они хотели видеть, тоже исчезло. – Сириус посмотрел на Римуса и щёлкнул пальцами. – Эта свобода словно дала мне крылья. Я думал тогда так, но теперь я знаю, что это больше было похоже на медленное схождение с ума. Я выглядел так, будто… И чувствовал себя так, словно… Я во всем разобрался, но на самом деле я просто был глубоко несчастен. И это несчастье проявлялось во всём, что я делал. Но только сейчас, оглядываясь назад, я это понимаю, – добавил он, снова потирая подбородок. – Нарциссизм, постоянный кутёж. Я отталкивал людей от себя и просто хотел забыться. Сириус сделал паузу, чтобы посмотреть на Римуса, и тот тут же поймал его взгляд, с напряжённым вниманием ожидания продолжения. – И я, конечно же, ничего из этого тогда не осознавал. Римус, ты был во многом тем, кем я хотел бы быть, – просто сказал он, отводя взгляд на пляж впереди них. – Я думал об этом, – ответил Римус, всё ещё глядя на Сириуса. – Почему ты скрывал свою ориентацию? Из-за семьи, верно? Ты никогда не производил впечатление человека, который способен скрываться, притворяться кем-то другим просто потому, что кому-то можешь не понравиться ты настоящий. Я не понимаю этого. – Я не удивлён, – ответил Сириус, кивнув. – Как я уже сказал, у моих родителей были очень специфические представления о том, кем я должен был стать. Очень долгое время они принимали за меня решения, которые не должны были принимать, но в этом заключалась моя роль, как наследника рода, – принимать всё без возражений. Это происходило со всеми в моей семье, я не был исключением. Мои родители всегда говорили мне, что я должен стать либо юристом, либо заняться инвестиционным банкингом. Никого не интересовало то, чего хотел я сам. Сириус замолчал и провёл рукой по волосам. Через какое-то время он мрачно рассмеялся и продолжил: – Знаешь, они спланировали мою жизнь ещё до моего рождения, включая девушку, на которой они хотели, чтобы я женился. И если они ещё могли принять тот факт, что я выбрал другую карьеру, но столь же успешную, то мою ориентацию? Никогда. Это просто-напросто не вписывалось в образ семьи. – О боже, – произнёс Римус, поймав взгляд Сириуса, понимающе ухмыльнувшегося ему. – Точно, – сказал он и ещё раз усмехнулся. – Так вот, у них были особые ожидания, а я никогда им не соответствовал, просто не мог, даже если и пытался, и это делало меня таким чертовски несчастным. Просто потому, что я был слишком молод и незрел, чтобы понять, что проблема была в них, а не во мне. Я не понимал, что то, чего они хотели, на самом деле не должно было диктовать мне правила того, как я должен был жить свою жизнь. Вот почему, пожалуй, я был так несправедлив по отношению к тебе. Мне казалось, ты делаешь всех вокруг счастливыми уже просто потому, что можешь быть самим собой, и я хотел быть таким же. – Значит, ты запирал себя в клетке, которую сам же и возвёл, убеждая себя, что жизнь, которую ты хотел жить, неправильная, – решительно подытожил Римус. Его голос, такой чистый и уверенный, прорезал ночной воздух, как незыблемая истина. – Да, именно. Это было похоже на клетку, – повторил Сириус, слегка сбитый с толку точностью метафоры. – Но самое смешное во всём это то, что Алекса, девушка, на которой родители хотели, чтобы я женился, просто фантастична. Её родители всё ещё дружат с моей семьёй, Блэки и Кэрроу – давние друзья. Её семейка ужасна, но она – нет. Мы родились с разницей в три месяца и были близкими друзьями на протяжении всей средней школы, даже какое-то время встречались, если это вообще можно так назвать. Если бы я был натуралом, то, уверен, в конце концов действительно женился бы на ней. – Вы всё ещё близки? – спросил Римус. – А, нет. К сожалению, нет, – ответил Сириус. Он не очень хотел вдаваться в подробности этих отношений, но Алекса была неотъемлемой частью всей этой истории. – Я никогда не говорил ей о своей ориентации, и она так и не поняла этого сама. Я был хорошим актёром: всегда разыгрывал роль джентльмена, когда у нас была возможность побыть наедине, так что между нами никогда ничего не было. Но зато у нас была такая замечательная платоническая связь, что, думаю, в глубине души она надеялась, что в конце концов мы всё же будем вместе, ей только нужно было подождать достаточно долго. Да и почему бы нет? Я никогда не разубеждал её в этом. Вероятно, моё поведение даже поощряло это убеждение, потому что какая-то глупая часть меня думала, что, может быть, когда-нибудь всё же случится чудо. Но примерно в то же время я начал тайно встречаться с парнем, это был один из друзей Рега. Это было очень эгоистично с моей стороны, и я жалею, что не был с ней до конца честен. – Как всё сложно. – Римус приподнял брови и медленно вздохнул. – Я знаю, Римус. Но именно благодаря всему этому сейчас я намного счастливее, – сказал Сириус, подчеркнуто улыбнувшись. – Когда мир узнал, что я гей, она, разумеется, тоже узнала. И она была в ярости, но это чувство подпитывалось обидой и разочарованием. Она сказала мне, что я годами таскал её за собой только для прикрытия. И она, конечно же, была права. Мы поругались, и я принял всё, что она тогда мне сказала. Потом она успокоилась и, думаю, поняла, что я никогда не хотел причинить ей боль. Мы больше не друзья, мы не общаемся, но я знаю, что мы всё ещё кое-что да значим друг для друга. – Извини, – начал Римус, – должно быть, тебе было очень тяжело потерять такого хорошего друга. Особенно в момент, когда ты, скорее всего, особенно в ней нуждался. И ещё хуже понимать, из-за чего всё это произошло. Сожаление – самое худшее чувство. Сириус кивнул. – Именно. Надеюсь, когда-нибудь у нас с ней снова появится возможность поговорить. Хотя, если верить словам Рега, у неё сейчас всё очень даже хорошо. – Это отлично, – оптимистично ответил Римус. – Значит, всё это было частью того, через что тебе пришлось пройти в Афинах? – Да, – сказал Сириус. – Я, как последний идиот, думал, что у меня есть только два выхода: либо лгать самому себе всю оставшуюся жизнь о том, кто я есть, либо брать то, чего мне на самом деле хотелось, тайком. Но по какой-то весьма непонятной причине я никогда не утруждал себя поиском парней, которые могли бы сохранить всё в секрете. Что, как я сейчас понимаю, только усугубляло ситуацию, потому что секс никогда не был для меня первостепенным моментом, но в то же время я не собирался позволять ни одной из своих интрижек перерасти в нечто большее. Это просто было невозможно, не тогда. Поэтому я никогда даже и не пытался построить с кем-то отношения. Выражение лица Римуса стало мягче в ответ на эти слова. – Должно быть, ты чувствовал себя таким одиноким. Сириус кивнул. – Чертовски, – ответил он. – И я смотрел на тебя, моего одногодку, моего коллегу и соперника, и видел гораздо более счастливую, свободную версию себя. Мне казалось, что у тебя всегда под ногами твёрдая земля, что тебя всегда есть кому поддержать. Ты не скрывал свою ориентацию, не жил двойной жизнью, – сглотнул Сириус, – и, думаю, я обижался на тебя за это. Римус кивнул, внимательно слушая Сириуса. – В этом есть смысл. Что тебя подтолкнуло наконец поговорить об этом? – спросил он, указывая на пространство между ними. Сириус рассмеялся и наклонился, поднимая с песка ракушку, прежде чем предложить развернуться и пойти обратно к костру. – Ну, рано или поздно это же должно было произойти, да? – сказал он, стряхивая песок с маленькой каури в своих руках. – Я почти полностью замкнулся в себе во время той Олимпиады и понятия не имел, какие последствия это всё будет иметь. Чёрт возьми, я даже отдалился от Джеймса. Римус удивлённо приподнял брови и протянул руку. – Правда? Как это вообще возможно? Не могу себе это представить. Сириус кивнул, кладя ракушку Римусу в ладонь, и ответил: – Джеймс любит меня больше всех на свете, но он не мирится с моим дерьмовым характером, и я ему благодарен за это. Он много раз пытался уговорить меня признаться семье, но в последние пару лет перед Афинами – особенно настойчиво. Моя карьера как раз пошла вверх, и они смирились с тем, что я не собираюсь быть юристом. Это ещё больше озлобило меня по отношению к нему, я просто не понимал, почему он хотел от меня этого чертового признания. Я не придавал этому такого большого значения и думал, что раз всё хорошо сейчас, то всё хорошо и на самом деле – они только-только начали относиться ко мне как к сыну, которым они гордятся. Я ни за что не собирался рисковать этим хрупким покоем, не после того, как пытался добиться его всю свою жизнь. – При этих словах Сириус заметил, как Римус вздрогнул. Иногда он забывал, что те условия, в которых он вырос, не были нормальными для большинства других людей. – В конце концов, я заставил себя поверить, что он просто ревновал меня и пытался отдалить меня от моей семьи, и я так ему и сказал. Не самый лучший момент в моей биографии, – сказал Сириус, усмехнувшись, и усмешка эта больше походила на стон. – После Афин он полностью отдалился от меня. «Жестокая любовь», – сказал мне он. Да, он мог бы продолжать терпеть меня и дальше, но он просто знал, что мне нужно достичь дна и как следует об него удариться, чтобы наконец-то разобраться со своими проблемами. Если бы этого не произошло, – Сириус сделал паузу, подыскивая подходящее слово, – то я бы стал призраком самого себя, думаю. Я отталкивал людей, которые искренне заботились обо мне, и тянулся к людям, которые ни во что меня не ставили, но на самом деле я просто не хотел ничего менять. Я предпочитал, чтобы всё оставалось так, как уже было, потому что это был мой извращённый способ чувствовать себя в безопасности. Ужасно говорить об этом вслух, но это абсолютная правда. Сириус оглянулся на Римуса и заметил, что тот не сводит с него глаз. – Вау, – сказал Римус после некоторой паузы, затем глубоко вдохнул и снова выдохнул, протягивая ракушку обратно Сириусу. – Мне так жаль, Сириус. Я понятия не имел, что происходило в твоей жизни, – тихо закончил он, поджав губы. Сириус достал руку из кармана куртки, провёл ею по волосам и кивнул Римусу, прежде чем продолжить: – Ну и вот, в общем. Ещё до начала Олимпиады меня уже начали узнавать на улицах, но я ещё никогда не был настолько одиноким и несчастным. Именно тогда я начал вести себя беспечно. Я пропускал тренировки или опаздывал на них, я игнорировал сообщения от Алексы, я уходил из дому каждый вечер и заканчивал его в компании очередного незнакомого парня, имя которого даже не мог вспомнить на следующее утро, а потом, с похмелья, ездил на званые ужины к своей семье. Я вёл себя так, будто хотел, чтобы меня поймали с поличным, хотел, чтобы всё рухнуло к чертям собачьим. И в конце концов мне это удалось. Это был единственный выход из всего этого дерьма. – Я помню те статьи. – Римус покачал головой. – Это было жестоко. Как ты смог справиться со всем этим? Сириус указал вперёд, на костёр, который становился всё больше по мере их приближения, и сказал: – Джеймс. Я не был один. Мы не разговаривали по меньшей мере два месяца, но он появился на пороге моего дома в то утро, когда в интернете появились те самые фотографии. Я ещё даже не знал об этом. Я был с похмелья и просто разозлился, что кто-то ломиться в мою квартиру в девять часов утра. – Боже, это был ужасный сюрприз, – ответил Римус, усмехнувшись, и чуть нахмурил брови. Сириус рассмеялся, соглашаясь. – Именно. Он усадил меня на стул и сказал: «Все знают». Он так пронзительно смотрел на меня, я никогда не забуду этот взгляд. И мне не понадобились пояснения, чтобы понять, о чём он говорит. Я не знал, что ответить. Какая-то часть меня была в ужасе от происходящего, а какая-то наоборот испытала чувство глубокого облегчения. Я сидел молча, пока Джеймс убеждал меня, что мы справимся с этим вместе. Никаких «я же говорил» или чего-то подобного. В тот момент я был так благодарен вселенной за то, что в моей жизни всё ещё есть этот замечательный человек, – сказал Сириус с мягкой улыбкой на губах, вызванной мыслями о Джеймсе. – И тогда я сделал то, что сделал бы любой разумный человек в настолько ужасной ситуации, – мрачно добавил Сириус. – Что? – шёпотом спросил Римус. – Я попросил его спеть мне «Lullaby», – невозмутимо ответил Сириус, задумчиво глядя на океан. Римусу понадобилось мгновение, прежде чем до него дошло, и его плечи затряслись в беззвучном смехе. В конце концов он остановился, чтобы отсмеяться, и Сириус расплылся в улыбке. В конце концов, к Римусу вернулось самообладание, и он выпрямился, с лёгким удивлением оглядываясь вокруг, будто последние полчаса вовсе не замечал, где они находятся. Теперь же они были в нескольких шагах от костра. – Я ведь не был слишком асоциальным, да? – спросил он Сириуса. Он ответил полуулыбкой, слегка нервничая от мысли о том, что Римус, возможно, упустил истинный смысл, который Сириус вкладывал, когда приглашал его сюда. – Римус, не волнуйся, – заверил он. – Если хочешь, мы вернёмся к ним. Похоже, Питер хорошо проводит время. – Он кивнул на Питера, который, с перемазанным шоколадом и маршмеллоу лицом, был примерно на середине рассказа и активно жестикулировал, явно выпив больше, чем пару бутылок пива. Аманда оглянулась на них со своего места и помахала рукой. – Сириус, вот ты где! – позвала она. – Тебе поджаристый или равномерно прогретый смор? – Не уверен, что знаю, чем отличается один от другого, но раз уж я никогда в своей жизни не знал меры, то поджарь его как следует, детка, – ответил Сириус. – Прелестно, дай мне три минуты, – промурлыкала Аманда, аккуратно насаживая ещё один кусочек маршмеллоу на шпажку. Сириус пошёл следом за Римусом к костру, и они улыбнулись друг другу, прежде чем занять свои места. Сириус с тревогой надеялся урвать ещё одну возможность пообщаться с Римусом наедине до конца вечера, садясь на бревно рядом с Регулусом, как раз напротив него и Питера. Тот всё ещё продолжал свой рассказ, который, как предположил Сириус, был стоматологической страшилкой и который Джеймс слушал с напряжённым вниманием. – Римус, смор? Поджаристый или равномерно прогретый? – окликнула Аманда. Римус повернулся к ней на звук своего имени. – О, определённо равномерно прогретый, – сказал он с улыбкой. – Спасибо, Аманда. – Аманда, ты ангел… – протянул Питер следом, явно чувствуя себя очень комфортно в компании людей, с которыми познакомился меньше двух часов назад, и большого количества пива. – Сделаешь мне ещё после того, как приготовишь Римусу? С двумя шоколадками? – О боже, – прошептал Римус себе под нос, и Сириус повернулся, с любопытством глядя на него. – Это уже пятый, – заметил Регулус, и Сириус фыркнул, ничуть не удивившись наблюдательности своего брата. – И он стоматолог, – добавил он, передернув плечами, звуча так, словно никогда больше не сможет оправиться от такого оскорбления профессии. Сириус кивнул в знак согласия и подпёр подбородок рукой, прежде чем отвернуться от брата. Его взгляд снова нашёл Римуса, с улыбкой наблюдавшего за тем, как Джеймс пытался научить Питера парочке борцовских приёмов неподалеку от костра. Сириус чувствовал облегчение от того, что Римус, по всей видимости, действительно наслаждался вечером. И им наконец-то удалось поговорить. Но в то же время, его не покидало беспокойство – Римус уезжал уже завтра, а это значит, что через сутки они окажутся на разных континентах.