Forget Where We Were

МЕСЯЦ СПУСТЯ — Я слышала, что предыдущие два года, когда тебя считали мёртвым — этот зал утопал в цветах и подношениях. В Сумеру действительно признают твои таланты, сынок. Они любили тебя. — Они признали мои способности только после того, как матры объявили о моей смерти. Говорят, и финансирование Кшахревара после этого увеличилось, — Кавех пожал плечами, восхищаясь украшающими стены фресками. — Признание пришло, когда было уже слишком поздно. — Это типичный человеческий недостаток: мы осознаём важность вещей только после того, как потеряем их, — сказала Фаранак. — Недостаток, от которого нам следует отучиться. — Знаю. Просто паршиво, когда тебя начинают почитать только думая, что ты сгинул в пустыне — прямо как папа, — Кавех обернулся на мать. — Почему ты захотела сначала прийти сюда? — Ничего особенного, — покачала головой Фаранак, — просто хотела увидеть это место лично. Кавех подошёл к простой могиле в дальнем углу зала. На надгробии, которое он попросил возвести Дэхью, было вычерчено "Замир". Она с радостью согласилась и сказала, что с его стороны было так любезно почтить память погибшего пустынника. Но ему это казалось просто разумным — этот мужчина практически спас ему жизнь. — Ты уверена, что хочешь вернуться со мной? — снова обернулся к матери Кавех. — Тебе не будет слишком тяжело? Фаранак улыбнулась. — Прошло много времени. И хоть боль полностью никогда не уйдёт, она не должна мешать мне ненадолго вернуться сюда. Тем более со мной будешь ты. Как я благодарна, что мой сын такой добрый, отзывчивый гений, хоть я и бросила его. — Ты просто хотела быть счастливой, я не могу тебя за это винить. Фаранак окинула взглядом комнату. — Какая бы сила ни была здесь заключена, она вся исчезла, это место теперь просто древние руины. Какую невыносимую боль, должно быть, испытывал тот древний король, раз в желании облегчить её он дошёл до того, что захотел стереть свои воспоминания. Взгляд Кавеха упал на фрески, изображающие Сад Пайридаэзы. — Но всё же он не воспользовался этой силой. Поэтому проклятие и сработало на мне, когда мы сюда попали. Тогда я думал, что любовь к тому, кто обожает вскрывать мои ошибки — плохая идея, и без неё мне было бы лучше. — А сейчас? Ты всё ещё думаешь так же? — Возможно, он так любил копаться в моих промахах потому, что хотел подтолкнуть меня и заставить учиться на ошибках. Ну, не то чтобы я сам не указывал на каждую его слабость, — выражение лица Кавеха смягчилось. — Теперь всё по-другому. Я уверен, что мы справимся. — А Киран? — Киран… был частью меня. Я жил как он, а теперь он продолжит жить во мне. Пусть сейчас я не Киран, но Киран — это точно Кавех, и он всегда будет представлять важную часть моей жизни, хоть она и стала результатом чего-то нежелательного. — Хорошо. Я горжусь тобой, — Фаранак протянула ему раскрытую ладонь. — Пойдём? Вернёмся в Сумеру? Кавех взял её руку без единой секунды промедления. — Конечно! *** Жители Сумеру — в основном учёные и студенты академии — пялились на них весь путь от улицы Сокровищ до Большого базара. Люди перешёптывались, что мастер-архитектор Кавех всё это время был жив и с ним шла ещё одна прославленная в своём поколении учёная Кшахревара. Никто не осмеливался к ним подойти и заговорить напрямую, но внимание толпы они привлекали. Пока их не увидела Нилу. Она взволнованно вскрикнула и бросилась к Кавеху с объятиями. — Ты вернулся! Я так рада тебя видеть! — улыбнулась она. — Я слышала от Кандакии с Дэхьей, что ты на пару дней останавливался в деревне Аару, так и поняла, что ты скоро вернёшься. — Тут Нилу заметила стоявшую рядом с ним женщину. — Ой. — Нилу, это моя мама. Мама, это моя подруга Нилу, она работает в театре Зубаира. Фаранак кивнула. — Приятно познакомиться, и я рада, что театр всё ещё действует. Когда Зубаир обратился ко мне с просьбой помочь с дизайном сцены много лет назад, я была в восторге от этой идеи. Чтобы немного снизить стоимость, пришлось привлечь ещё пару друзей, так что мы смогли дать ему неплохую скидку на материалы. — Вы помогали построить сцену? — ахнула Нилу. — Это была услуга от старого друга, — Фаранак хохотнула. — Передай ему, что я всё ещё поддерживаю театр и если что-нибудь будет нужно — вы можете связаться со мной через сына. — Большое спасибо, госпожа! — поклонилась Нилу. — Ох, я бы хотела ещё поговорить, но мне нужно возвращаться к тренировкам. Хорошего вам дня! — Спасибо! — Кавех помахал рукой, когда Нилу вернулась к своей труппе. Обернувшись к матери, сказал: — Мы можем зайти купить немного персиков зайтун. О, и мне кажется, в книжном должно быть новое поступление из Иназумы. Возьму Хайтаму пару лёгких романов. Фаранак последовала за ним по базару. — Никогда бы не подумала, что аль-Хайтаму нравятся лёгкие романы. — О, ему раньше и не нравились. Он больше склонен читать учебники по физике, чем любовные романы, но в последнее время его интересы начали расширяться. Хотелось бы сказать, что это моя заслуга, но на самом деле это всё Коллеи, которая познакомила его с иназумскими историческими романами. Хайтам начал читать только чтобы оценить количество дезинформации и исторических неточностей, но как-то втянулся. И я очень этому рад. Фаранак посмотрела на него с улыбкой. — Не могу дождаться встречи с твоими друзьями. Они кажутся очень хорошими людьми, особенно аль-Хайтам. Уверена, ты очень скучал по нему, пока оставался со мной в Петрикоре. Кавех схватил персик зайтун, оценивая его вес в руке, и улыбнулся матери в ответ. — Я правда скучал. И рад вернуться домой. *** Когда Тигнари открыл дверь — обнаружил аль-Хайтама выглядывающим в окно спальни, а не привычно читающим зажатую в руке книгу. — Они здесь. Надеюсь, ты не возражаешь, что я им открыл, — проинформировал он, подходя к ближайшему столу, заваленному лекарствами и мазями, протянул аль-Хайтаму один из порошков и стакан воды. — Как ты себя чувствуешь? Воспаление сейчас сильнее? — Не думаю. Уверен, что смогу дойти до кухни сегодня. — Не переусердствуй. Как только Кавех тут обживётся, я вернусь в Гандхарву, уход за тобой эти месяцы выйдет в стоимость пары новых домиков дозорных, — хмыкнул Тигнари. — И Сайно требует в оплату какую-то особенную игровую карту. Лицо аль-Хайтама оставалось безразличным. — Ладно. Просто запиши, что вам нужно, и я всё сделаю, когда выйду из этого состояния. — Ты же знаешь, что всё будет в порядке, да? Аль-Хайтам вздохнул, откладывая книгу. — Знаю. Я ожидал, что к его возвращению уже встану на ноги, но этого не произошло. Он удивится, когда увидит меня таким — слабым и прикованным к постели. — Как человек, ответственный за твоё выздоровление, рекомендую сказать ему напрямую. Предполагаю, в письмах ты ничего не рассказывал, — аль-Хайтам в ответ промолчал и Тигнари кивнул. — Понимаю. Я и сам бы ничего не стал говорить Сайно, случись со мной такое в его отсутствие. Они услышали доносящиеся из гостиной шумы и голоса. Тигнари одарил его своей клыкастой улыбкой и сразу вышел из комнаты, как только туда зашли Кавех с матерью. Аль-Хайтам обернулся на них и приподнялся, пытаясь свесить ноги с края постели — но внезапное движение послало укол боли и заставило его стиснуть зубы. Отказавшись от попыток встать, он склонил голову перед старшей из двух находящихся в комнате учёных Кшахревара: — Для меня честь принимать вас у себя дома, мадам. — Перестань, дорогой, — сказала Фаранак, подходя ближе и заключая его в тёплые объятия. — Спасибо, что был с моим сыном всё это время. У меня небольшая просьба: позволь ему тоже быть рядом с тобой. Ты отлично постарался, заботясь о Кавехе — он очень вырос. Уверена, это всё твоё влияние. — Совсем наоборот, это Кавех очень повлиял на мою жизнь, — ответил аль-Хайтам, когда Фаранак отстранилась. — И как ни странно, я совершенно не против. — Что ж, тогда, — она обернулась к сыну. — У меня встреча с генералом махаматрой касаемо так ужасно провалившейся операции фатуи в Фонтейне, поэтому оставлю вас двоих наедине. Кавех кивнул, и Фаранак вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Когда они остались только вдвоём, Кавех шмыгнул. Посмотрел на аль-Хайтама, затем на его раненые ноги, потом снова поднял взгляд с болью на лице. — Ненавижу тебя. Почему ты не сказал о травме? Мы же постоянно переписывались, ты мне настолько не доверяешь? Аль-Хайтам похлопал по кровати рядом с собой, дождался, пока Кавех сядет, прежде чем заговорить. — Тебе не нужны были лишние волнения. Разрушения целого заговора фатуи уже было для тебя слишком много. — Ну. Мы просто сделали то, что должны. Это оказалось легко, фатуи без задней мысли приняли наши чертежи. И как мы и ожидали, они заменили многие материалы, которые не смогли найти, и их постройки начали рушиться сами по себе. — Работа гения. — Думаешь, врать о своём здоровье тоже было гениальной идеей? — Кавех скрестил на груди руки. — Целый месяц прошёл, Хайтам. — Я могу ходить, просто ноги ослаблены и не способны долго меня выдерживать. Я периодически падаю где-нибудь в доме. Нахида сказала, это последствия длительного воздействия скверны запретного знания и остатков проклятия Дешрета. Должно пройти само. Тигнари и Сайно очень мне помогали последние недели. Я думал, что приду в норму до твоего возвращения, но, похоже, просчитался. — Тебе становится хоть немного лучше? Аль-Хайтам кивнул. — В хорошие дни я могу передвигаться по дому пару часов. Это намного лучше, чем в первую неделю после разрушения проклятия, когда я даже не мог стоять. — Если бы я знал, то сел бы на первый же корабль до Сумеру! — Именно поэтому мне нужно было, чтобы ты остался там, где должен быть. Ты просил меня подождать тебя. Глаза Кавеха наполнились слезами. — Я оставил тебя страдать в одиночестве. Это я должен был заботиться о тебе, ты столько для меня сделал, рисковал своей жизнью, оказался почти парализован по пояс — всё из-за меня. — Это было бы честно — мои ноги в обмен на твои воспоминания. Я бы с радостью больше никогда не смог ходить, если б это значило, что ты снова станешь самим собой. Аль-Хайтаму в плечо прилетел лёгкий удар. — Не говори так! Я бы с ума сошёл, если бы ты не смог ходить до конца наших жизней! — Наших жизней? — переспросил аль-Хайтам, и лицо Кавеха вспыхнуло, тут же растеряв всю слезливость. Он замялся. — Ну, я… Мы же не расходимся. Или ты хочешь, чтобы я ушёл и никогда не возвращался? — Нет. — Тогда всё правильно: до конца наших жизней! Я не собираюсь оставлять тебя, пока ты сам не выгонишь меня из дома — плачущего, орущего и срывающего дверь с петель, — Кавех выглядел так, будто собирается трясти аль-Хайтама до тех пор, пока он не поймёт всё сказанное. — И не то чтобы я ненавидел быть с тобой. Я же вернулся домой к тебе и никому другому, верно? Не сомневайся: мы будем вместе до самой смерти. — Как драматично. — И я так хорошо о тебе позабочусь, что ты снова сможешь ходить, как будто ничего и не было. Серьёзно, ты должен был сказать, Хайтам. Мне не нравится, что мне пришлось узнать об этом так. И не хочу слышать никаких оправданий. — И что бы ты сделал, расскажи я всё? Ты знаешь, что не смог бы вернуться. Кавех задумался. — Тогда я бы отправлял тебе более длинные письма! И посылал лекарства из Фонтейна. Не знаю, я просто… — его лицо поникло. — Тебе было больно, а я не знал. Мне плохо из-за этого, ненавижу видеть твои страдания. Ты так важен мне, Хайтам. Уверен, ты уже знаешь это. — А если нет? — Знаешь. Я говорил тебе весь прошлый месяц. Те письма, которые я тебе писал, точно содержали все мои чувства. — А если я скажу, что написанных тобой слов недостаточно без каких-либо реальных данных, доказательств или физического проявления предоставленных заявлений? — Тогда что ещё мне нужно предоставить? Аль-Хайтам обернулся к Кавеху, и их взгляды встретились впервые за долгое время. Кавех ощутил на талии руку, притягивающую его ближе, и это придало ему достаточно смелости, чтобы обвить свои руки вокруг шеи аль-Хайтама в объятиях. — Я скучал, — прошептал он, потёршись с ним носами. — Никогда не думал, что это время придёт. Что мне будет позволено находиться так близко к тебе. — Тебе всегда это было позволено, — ответил аль-Хайтам. — Думаю, я бы не возражал, если бы ты сделал это раньше, многие годы назад, какие бы подразумевающие обратное слова я ни говорил. Всё, что тебе нужно было сделать — это попробовать. Всё, что нужно было сделать мне — это позволить тебе приблизиться. Кавех скользнул взглядом по губам аль-Хайтама, облизнул собственные. Сглотнул нахлынувшие эмоции, рвущиеся из груди, предвкушение словно заставило его кожу пылать. — Хайтам. Позволь мне попробовать сейчас. Никакие слова больше не были нужны — аль-Хайтам наконец прижался своими губами к кавеховым. Тот немедленно ответил, углубляя поцелуй, притягивая его за шею и запуская пальцы в короткие волосы на затылке. Поцелуй разжёг между ними пламя — аль-Хайтам взял на себя инициативу и пересадил Кавеха к себе на колени. — Эй, твои ноги… — пробормотал Кавех между поцелуями. — Тебе не больно? — Нет, всё в порядке, — вдохнул аль-Хайтам, проходясь языком и поцелуями по линии челюсти, коснулся губами уха. — Просто будь со мной. Кавех обхватил его лицо в ладонях. — Прости. Я доставил тебе слишком много хлопот за последние годы и нарушил твой покой. — Мой покой разрушился в момент, когда я потерял тебя в том зале. Это было непоправимо. Ничто бы не смогло тебя заменить. Я ощущал твоё отсутствие каждый день. — Аль-Хайтам оставил поцелуй на обнажённой шее. — Единственным способом это исправить было найти тебя. — Что бы ты делал, если бы не нашёл? — Я бы продолжил жить, но больше не знал бы покоя или радости. Я бы всегда задерживал дыхание, боясь наступления утра. Я бы жил вслепую, как и два года до этого. — Губы сменились зубами в лёгких покусываниях горла. — Только ты мог заставить меня ясно видеть мир. Только ты видел меня настоящего. Кавех обхватил голову аль-Хайтама, пока он осыпал его кожу поцелуями, и улыбнулся, снова встретившись взглядами. — Ох нет, что же мне теперь делать, зная, что этот милый младший — только мой? — Мой дорогой старший должен сделать что угодно, чтобы не выпустить меня из поля зрения, — ответил аль-Хайтам. — Я намереваюсь быть очень избалованным. — Это как раз ты меня балуешь. — Совершенно не согласен. Кавех внезапно сжал его в таких крепких объятиях, что чуть не повалил на кровать. — Прости. — Ты уже говорил. — Прости! — повторил Кавех снова, в этот раз более твёрдо. — За два прошлых года, и даже ещё раньше… я забыл, где мы были. Руки аль-Хайтама погладили его спину. — Кавех, ты должен продолжать доверять мне. Я всегда буду напоминать тебе, где именно мы должны быть. — И где же? Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, позволяя себе наконец принять: Кавех действительно вернулся домой — к нему. — Здесь — и нигде больше. Аль-Хайтам и Кавех так и замерли на месте, наслаждаясь уютом дома и не разрывая объятий друг друга. Прошло лето, и, возможно, с его окончанием они наконец обрели покой.