Кровь и Пламя

      В столицу группа Келя прибыла под вечер следующего дня.       Порядком насмотревшись на те ужасы, что оставили за собой полчища мертвецов, Кель был уверен, что даже вид разрушенного до последнего камушка Луносвета не сможет поколебать его сердца. Кель ошибался. Это было больше чем просто боль. Это было непередаваемое во всех смыслах отчаяние.       Луносвет. Один из старейших городов Азерота. И, вне всяких сомнений, величайший из них всех. Возведённый ещё самым первым королём высших эльфов — Дат’Ремаром Солнечным Скитальцем — он выдержал многочисленные нашествия троллей, все ужасы войны с орками и даже нападение красных драконов. Ничто не могло пошатнуть его протяжённых белокаменных стен. Не находилось в мире такой силы, которой оказалось бы достаточно, чтобы пробиться сквозь окутывавший столицу Кель’Таласа защитный барьер. Врата города никогда не падали и не раскрывались перед врагами. А его величественные башни со шпилями, несмотря ни на что, всегда продолжали возвышаться над всем остальным миром, демонстрируя гордость и непоколебимость высших эльфов. Что бы ни происходило, Луносвет неизменно оставался тем, чем являлся с самого своего основания. Подлинным чудом.       И даже сейчас он оставался верен своей почти семитысячелетней истории.       Пускай врата его были выломаны. Пускай стены его пали. Пуская вся западная половина города лежала в руинах. Пускай…       Кель почувствовал, как начали скапливаться слёзы в его глазах.       Видеть свой дом таким…       Это оказалось тяжело. Очень тяжело. И никакая подготовка не могла помочь с этой тяжестью справиться. Оставалось лишь стиснуть зубы и держаться. Простейшим заклинанием Кель заставил все слёзы без следа испариться и въехал в восточную часть Луносвета с каменным лицом.       Пускай половина города была разрушена, вторая всё ещё продолжала стоять. И народ высших эльфов, вопреки всем потерям и пролитой крови, продолжал жить.       Кель видел их. Своих подданных. А они видели его. Грязные. Голодные. В изодранной одежде. Исстрадавшиеся как физически, так и ментально. Они смотрели на него глазами, в которых перемешались сразу все возможные эмоции. Отвага и страх. Надежда и отчаяние. Любовь и ненависть. Почтение и презрение.       И всё это сконцентрировалось на одном только Келе. Даже его свиту горожане, казалось, совсем не замечали, вспоминая о её присутствии только в те моменты, когда спутникам Келя приходилось вежливо спроваживать от него особо нетерпеливых и настырных персон.       — Явился, наконец? — донеслось откуда-то из неуклонно множащейся толпы.       — Уже слишком поздно… — последовало затем.       — Ваше Высочество.       — Принц.       — Помогите, прошу!       — Убирайся в свой Даларан!       — Столько лет пропадал, а теперь вдруг вернуться захотел?       — И не стыдно вам, Ваше Высочество?!       — Хвала Свету, вы вернулись!       — Да здравствует принц Кель’Тас!       — Наш король!       — Да какой из него король?!       — Именно! Лиандра — наша королева!       — Её Высочество была здесь с нами! А где были вы, Принц?!       — Как вы смеете, так обращаться к Его Высочеству?!       — А как он смеет?!.       Кель желал появиться тихо и без лишнего шума. И чтобы так всё и оставалось, по крайней мере, до тех пор, пока бы он не добрался до королевского дворца, именуемого Шпилем Солнечных Скитальцев. Келю в самом деле хотелось бы, чтобы всё сложилось именно так. Но Кель не был дураком. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что должно было произойти при его прибытии в город. Возвращение «блудного» принца не могло остаться без всеобщего внимания. Не могло даже в самые лучшие дни.       Но Кель’Тас оставался непреклонен. Он по-прежнему и не помышлял о том, чтобы просто телепортироваться во дворец, ибо ему всё ещё требовалось многое увидеть. Преодолев базар, в центре которого полыхал гигантский костёр, пожиравший с каждой минутой всё больше стаскиваемых к нему мёртвых тел, Кель, двигаясь по главным улицам, направился к Площади Солнца.       По пути ему попадались разные картины.       Местами горожане разбирали завалы, силясь достать из-под них родных (как правило, уже мёртвых) или своё имущество. Некоторые из них были настолько поглощены своим занятием, что даже проезжавшего мимо Келя со всей его свитой удостаивали в лучшем случае мимолётного взгляда.       Где-то, преимущественно в закоулках меж зданиями, ютились маленькие дети, по всей видимости, потерявшие своих родителей. Они сбивались в небольшие группки и делили меж собой жалкие крохи еды, из-за которых двое измазанных в саже мальчишек даже устроили драку. По приказу Келя их быстро разняли и обоим выдали по солидному куску хлеба.       В иных же районах столицы на глаза попадались те, кто уже настолько отчаялся, что отказывался вообще что-либо делать. Такие эльфы просто ложились наземь или усаживались где-нибудь и безучастно смотрели в пустоту, дожидаясь, как им, вероятно, казалось, неизбежного. Подобное удручало Келя куда больше, чем даже направленная прямо на него неприкрытая злость.       На Площади Солнца Келя встретила уже не только толпа рядовых подданных с поддерживающими среди них хоть какое-то подобие порядка следопытами и стражниками, но и более высокопоставленные лица. В частности, обогнув большой искусственный пруд, вода в котором утратила всякие намёки на былую чистоту, Кель встретился с Лор’темаром Тероном, назначенным главнокомандующим следопытов после гибели Сильваны Ветрокрылой.       Кель спешился, одновременно с чем Лор’темар и собравшиеся подле него представители правящих домов преклонили колени. Кель на секунду задержал взгляд на испачканной кровью повязке, что закрывала слева добрую треть лица Лор’темара, после чего кивнул, выражая таким образом и своё приветствие, и разрешение говорить.       — Ваше Высочество, — начал Лор’темар, — для меня радость видеть, что вы благополучно добрались до города.       Кель жестом велел Лор’темару и остальным подняться.       — Да, — ответил он. — Мы встретили лишь небольшие очаги… сопротивления, — подобрал Кель одно ёмкое слово, что вмещало в себе все сложности, связанные с нападением восставших из мёртвых тварей.       Кель оглянулся, пробегаясь взором по толпе не сводящих с него глаз эльфов, и чуть приоткрыл рот, подбирая нужные слова.       — Я знаю, — громко заговорил он, — вам было трудно!..       И, словно бы только и дожидаясь хотя бы одного оброненного им в её адрес звука, толпа разом обрушилась на Келя бессчётными криками.       — Откуда вам знать о наших трудностях?!       — Просто скажите нам, что мы будем есть, как мы будем выживать?!       — Где вы были всё это время?!       — Тоже мне, Принц!       — Вы бросили свой народ!       — Мы ждали вас, Ваше Высочество! А вы явились только сейчас?!       — Тише! — каким-то образом перекрикивая сразу всех, потребовала Иллиона со своего крылобега. — Дайте Его Высочеству сказать!       — Сейчас нам нужны дела, а не слова! — совершенно справедливо заметила одна юная девушка с сильно покалеченной, судя по обилию бинтов, левой рукой.       И Кель умолк, тогда как площадь, напротив, буквально потонула в яростных криках и спорах. Пережившие самую страшную в истории Кель’Таласа катастрофу эльфы в своих эмоциях уже не признавали никого и ничего. Они лишь выплёскивали наружу всё то, что так долго в их душах копилось.       Кель только тихо вздохнул и снова повернулся к Лор’темару.       — Пройдём во дворец, — распорядился он, ступая на первую из многочисленных мраморных ступеней. — Я хочу увидеть отца.       — Как пожелаете, Ваше Высочество, — склонив голову, ответил Лор’темар и последовал за ним.       Не остались в стороне и сопровождавшие его обличённые властью эльфы, тут же навалившиеся на Келя с расспросами и предложениями, и, конечно же, Асталор с Иллионой. А также вся Королевская Гвардия, что по приказу Келя, быстро отгородили его самого, Лор’темара, Асталора и Иллиону ото всех не в меру назойливых личностей. Кель совершенно искренне намеревался их всех выслушать. Но позже. Хотя бы немного позже.       Остальная же часть свиты Келя вместе со следопытами Лор’темара взялись за наведение порядка на Площади Солнца и усиленную охрану подступов ко дворцу.       — Где Лиандра и Роммат? — спросил Кель у Лор’темара, когда они уже миновали главный вход в Шпиль Солнечных Скитальцев.       — Её Высочество и магистр Роммат сейчас у Солнечного Колодца, — незамедлительно поведал Лор’темар. — С ним возникли… проблемы, — несколько неуверенно сообщил он. — И, боюсь, я пока не в состоянии доложить вам о них должным образом. Наши маги до сих пор не пришли к единому заключению. Одни только теории да предположения. Прошу прощения, — без какой-либо на то необходимости извинился Лор’темар. — Но Её Высочество уже осведомлена о вашем прибытии, потому, уверен, совсем скоро они оба будут здесь.       — Благодарю за всё, — тихо молвил в ответ Кель, стараясь не смотреть лишний раз по сторонам.       Дворец его семьи, в котором он родился и вырос, пребывал в состоянии не сильно лучшем, чем столица за его стенами. А эти богато украшенные залы, длинные коридоры и изящные лестничные пролёты несли в себе столько драгоценных воспоминаний, что и мимолётное созерцание их нынешнего вида впивалось в сердце Келя подобно звериным клыкам.       Поэтому большую часть времени взгляд Келя был устремлён строго в пол. То, что происходило с его народом Кель видеть был просто обязан. То же, во что превратился его собственный дом, он мог себе позволить пропустить. Пускай и совсем ненадолго.       К счастью, королевские покои никак не пострадали, благодаря чему в них смогли со всеми требуемыми почестями разместить отца Келя.       Анастериан Солнечный Скиталец.       Правитель Кель’Таласа и всего народа высших эльфов.       Король-герой.       Он лежал в собственной постели с вытянутыми вдоль туловища руками, а его блестящие белые волосы, подобно снежному покрову, устилали простыни под ним. Глаза отца были закрыты, лицо его побледнело, а грудь более не вздымалась в такт извечно размеренному дыханию. Ведь больше не было этого самого дыхания. Как не было в славнейшем из всех королей и жизни.       Кель чуть замешкался на пороге, но всё же заставил себя войти в отцовские покои. И в этот раз последовать за ним не посмел никто. Все остановились в просторном дверном проёме.       Кель медленным шагом приблизился к кровати отца. Его лицо выглядело таким умиротворённым. Будто бы он умер спокойно во сне, а не сражался изо всех сил за спасение своего королевства и своего народа.       Даже его меч, легендарный Фело’мелорн, служивший Солнечным Скитальцам испокон веков, оказался расколот надвое в этой чудовищной битве и ныне покоился на груди отца Келя. Реликвию сложили так, что острие клинка располагалось чуть ниже подбородка, и, казалось, что оба осколка вновь были единым целым. Кель провёл пальцем по линии разлома меча.       — Расколот, Ваше Высочество, — почти извиняясь, сообщил Лор’темар то, что Кель видел и так. — В битве.       — Я думал, это невозможно, — ответил Кель, и глаза его вновь устремились к лику отца. — До недавнего времени я верил, что многие вещи невозможны.       Наступил момент тишины.       Кель, сам не зная зачем, продолжал вглядываться в отцовское лицо так, будто то вот-вот должно было просиять и перемениться в выражении. Очередное наивное желание, безжалостно разбиваемое суровой действительностью. Ничего не могло измениться, сколько бы Кель так ни стоял. И даже магии, чья сила удерживала тело отца от разложения, была здесь бесполезна.       — Когда планируется сожжение? — спросил Кель, обернувшись к Лор’темару и остальным.       Все усопшие должны были быть преданы огню, дабы исключить всякую возможность их воскрешения в качестве нежити. Исключением не мог стать даже король. Особенно им не мог стать король.       — Всё уже подготовлено, Ваше Высочество, — поколебавшись с долю секунды, ответил ему Лор’темар. — Мы ждали лишь вашего прибытия. Так распорядилась Её Высочество.       Кель обдумал услышанное и кивнул.       — Оставьте нас, — повелел он. — Меня, — быстро поправил он сам себя. — Как только я выйду, можете приступать.       — Как пожелаете, Ваше Высочество, — отозвался, склонив голову, Лор’темар, после чего отступил на шаг, а Иллиона с Асталором закрыли дверные створки.       Наконец Кель получил возможность по-настоящему выдохнуть. Он упал на колени и взял в правую ладонь холодную руку отца.       — Спи вечным сном в тихой безмятежности, — прошептал Кель древнее благословение усопшим. — Я знал, что этот день придёт… — продолжил он подрагивающим голосом, — но я и представить себе не мог, что он наступит так скоро.       Заклинание, что не позволяло Келю проливать слёзы, не прекращало действовать ни на секунду. И всё же он плакал. Плакал от всего своего сердца.       — Я боюсь, отец, — признался он и отцу, и, что куда важнее, самому себе. — Боюсь, что не готов. Только ты можешь быть нашим королём. Никто другой с этим не справится. Особенно сейчас.       Чудовищных усилий Келю стоило удерживать себя в рамках шёпота, тогда как хотелось ему только кричать.       — Я всегда хотел, чтобы ты мной гордился. Дай мне сил, чтобы стать таким наследником, каким ты хотел меня видеть. Дай мне сил, чтобы провести наш народ через это время отчаяния. Дай мне сил, чтобы сейчас честно наш народ возглавить.       Кель говорил всё это искренне и от самого сердца, ведь иначе быть просто не могло. Какие бы разногласия в прошлом ни вставали между ними, как бы они некогда ни ругались и спорили, сейчас всё это не имело значения. Кель уже не мог и дальше быть всего лишь сыном Анастериана Солнечного Скитальца. Уж точно не тем сыном, который покинул и свою семью, и свой народ из-за собственных эгоистичных желаний. Отныне только семья и народ и могли иметь для Келя значение. Только их выживание и дальнейшее возрождение отныне могли являться его приоритетами. И, несмотря ни на какие трудности и невзгоды, Кель собирался принять на себя эту ношу всю без остатка. Таков был его долг. Отныне и впредь.       Дверь позади резко распахнулась, и Кель, застигнутый в не самом подобающем положении, мгновенно вскочил на ноги и обернулся, приготовившись разразиться гневными криками. Слишком уж сильные в данный момент его переполняли эмоции.       Но весь гнев Келя в мгновение ока улетучился, стоило ему только увидеть лицо той, кто нарушила его уединение. Высокие скулы, стройный нос, тонкие губы и глаза небесно-голубого цвета. Точно такие же черты несло на себе лицо Келя. И точно такие же черты несло на себе лицо его почившего отца. Столь характерные для членов дома Солнечных Скитальцев.       — Лиандра! — только и успел радостно воскликнуть Кель, как его любимая младшая сестра налетела на него едва ли не с разбега и стиснула в своих объятьях.       — Ты приехал, Кель! — дрожащим от волнения голосом буквально прокричала Лиандра. — Слава богам! Наконец-то! Наконец-то ты здесь!       Сперва растерявшись от такой неожиданности, Кель быстро взял себя в руки и обнял её в ответ.       Мириады мыслей зароились в его голове. Он столько хотел Лиандре сказать и о стольком её расспросить, что вертящиеся на кончике языка фразы всё никак не желали собираться в осмысленные предложения.       А Лиандра тем временем абсолютно себя не сдерживала. Она откровенно рыдала, уткнувшись лицом в грудь Келя, и исторгала из себя ставшие уже совершенно неразличимыми из-за всхлипов слова. И Кель нисколько не мог её за это винить. Он, только-только прибывший домой и видевший лишь последствия развернувшегося здесь ужаса, уже не мог без магии удерживать себя от слёз. Чего же тогда ему следовало ожидать от Лиандры, которой пришлось всё это пережить лично?       Кель обнял её ещё сильнее. Так сильно, что практически вплотную подобрался к той грани, за которой Лиандре стало бы больно.       Он развеял свою магию и тоже заплакал.       — Обещаю, — как мог твёрдо и чётко заговорил он. — Что бы ни случилось, больше я тебя не оставлю. Никогда, Лиандра. Чего бы мне это ни стоило, — поцеловал он её в будто бы отлитые из чистого злата волосы, — я позабочусь о тебе и нашем народе. Клянусь.       Даже если платой за эту клятву должна была стать его собственная жизнь.       Или множество чужих жизней.