Our Summer Affair

Бринден просыпается от того, что его кожу печет. Печет так, что становится физически мучительно, и любое касание одеяла к плоти ощущается почти болезненным. Бринден откидывает одеяло, и только после с превеликим усилием разлепляет глаза - пострадавший глаз функционирует даже хуже, чем вчера. Простыни под ним оказываются влажные, а липкие следы пота покрывают все тело под прилипшей к нему рубашкой. Повернув голову, он смотрит на то место, где вчера с ним рядом заснула Шира. Однако теперь постель с другой стороны холодна и пуста. Сестры там ожидаемо не оказывается. Вчера он провалился в сон так быстро, что теперь уже не помнил свои мысли в тот момент, когда ее голова лежала на его плече. Но разве должен был он чувствовать себя неловко рядом с той, с которой они не раз засыпали в одной постели. Он почти забыл, сколько моментов они разделили с ней, когда были младше. Она видела его в самом уязвимом состоянии, как и он ее. Они квиты. Так почему он сейчас чувствовал себя так неправильно, стоило ей всего лишь коснуться его. Они вместе купались, и она видела его без рубашки, как и он ее. Она его сестра, прежде чем она женщина. Может, если бы не было тех трех лет, что они не видели друг друга, он бы не чувствовал себя так беспомощно наедине с ней? Хотя ответ он уже в любом случае не узнает. Не без труда поднявшись, Бринден тащит свое разбитое тело в ванную. Оперевшись на стену перед собой, он следит за тем, как вода постепенно заливает керамические стенки, а когда ванна наполняется, непослушными пальцами, напоминающими разваренные макароны, расстегивает пуговицы на дизайнерской рубашке, которую спасти после вчерашнего приключения вероятно уже было невозможно. После того как творение Ральфа Лорена падает на пол бесполезной тряпкой, Бринден борется с ремнем, и не без труда снимает брюки вместе с бельем. Оставшись без одежды, он аккуратно залезает в керамический резервуар с водой, медленно погружаясь в теплую воду, дрожащими руками держась за бортики, чтобы не упасть. Вообще, Бринден не был охоч до долгого сидения в мыльной воде, предпочитая тому быстрый контрастный душ, особенно в подобную погоду, однако на данный момент его конечности ощущались насколько малосильными, что он не чувствовал себя способным даже на то, чтобы постоять пару минут без опоры. В итоге в воде он просидел даже больше, чем предполагал, а все потому, что просто не представлял себе, как сможет вылезти: тело абсолютно не слушалось, ощущаясь бесполезным мешком с костями. Он схватился мокрыми со сморщенной кожей пальцами за стенки, пытаясь поднять свой вес, что получилось у него не сразу, так как пальцы все норовили соскользнуть, а после все же сумел себя поднять, мокрыми ступнями наступая на мраморную плитку, придерживаясь за стену, чтобы не поскользнутся ненароком и не убиться. Быть найденным голым на плитке в ванной с разбитой головой - слишком жалкая участь даже для него. Уронив голову, Бринден присаживается, изнуренный одним лишь принятием ванны, на ее бортик, чтобы перевести дыхание. На ощупь он находит полотенце, которое набрасывает на свои костлявые плечи, стремясь хотя бы частично скрыть свою наготу. Такова была участь того, кто стыдился своего тела, даже находясь лишь наедине с собой. Капли влаги с его волос приземляются на пол, пока он продолжает сидеть, сгорбившись, он далеко не сразу находит в себе решимость подняться, взять с вешалки халат, и укутавшись в него, вернуться в спальню, чтобы вновь лечь на постель и предаться сну, который унес бы его боль, заставив забыть, и перелистнув еще один день. Однако здесь в дело вступила природная брезгливость: только смыв с себя вчерашнюю грязь, возвращаться в постель, в которую он лег вчера как есть, не хотелось. Надо было попросить кого-нибудь сменить постельное белье. Вот только мысль о том, чтобы пройти весь этот путь, сначала по длинному коридору, а после спуститься по лестнице и пройти еще целый коридор сейчас казалось невозможной. Оставалось лишь сокрушаться, почему этот проклятый дом такой огромный. Медленно, но шестеренки в его голове начала потихоньку крутится. И Бринден даже смог сделать предположение о том, что исходя из свежести полотенец в ванной, прислуга сегодня к нему уже заходила, однако это открытие ему ничем в сущности не оказалось полезным, ведь за целый месяц здесь он до сих пор не составил никакого представления об их расписании. Подумав об этом, он бросает взгляд на часы, чтобы обнаружить, что сейчас почти двенадцать. По-хорошему, спуститься вниз все равно нужно, со вчерашнего вечера во рту у него не было ни крошки, и хотя завтракать в таком состоянии и в такую жару совсем не хотелось, сделать это было правильно. Вот только Бринден не был уверен, что хотел поступать правильно, он был слишком уставшим для этого. В итоге, рухнув в кресло в углу, Бринден положил гудящую как улей голову на спинку - было совсем не удобно, но так хотя бы голову не приходилось держать собственными усилиями. Сколько он проводит в таком положении, Бринден не знает. Просыпается он, когда раздается стук. Стук в его дверь. -Войдите, - прокашлявшись, говорит он. Надеясь, что это прислуга, пришедшая сменить полотенца или проверить не умер ли он здесь еще, из-за чего его вновь посещают те жуткие образы собственного тела, лежащего в ванной. Что если все происходящее сейчас было сном а он на самом деле давно уже хладным трупом остывает на мраморном полу? От глупых мыслей его отвлекает голос, который он так рад слышать, несмотря на невыносимую головную боль. Это единственный голос, который он готов предпочитать тишине. -Доброе утро! - заявляет Шира, появившаяся вместо желанного еще минуту назад дворецкого на пороге его комнаты, - Ужасно выглядишь, - добавляет она тут же. Конечно, Бринден привык слышать что-то подобное в свой адрес. Убогий, мерзкий, уродливый - эпитеты, сопровождающие его на протяжении всей жизни. Некоторые дети даже плакали при виде него. И он далеко сомневался, что Шира видела в нем что-то, недоступное чужому глазу, однако он все равно понимает это, как побуждение взглянуть в зеркало. Кряхтя, он поднимается и делает пару шагов к комоду, над которым оно и висит. Бринден не любил своего отражения так же, как другие ненавидели видеть его лицо. Так что он стоил всех тех, кто кривился при взгляде на него. Лицо, встретившее его в отражении сегодня, не было исключением, даже напротив, все было гораздо хуже, чем обычно. Конечно, это все еще было его лицо, без сомнений, то самое, которое он так ненавидел видеть по утрам в ванной, бледное и худое с родимым пятном во всю щеку, но теперь еще и изуродованное тем, что область кожи вокруг его левого глаза опухла, сильнее, чем было вчера, напоминая ожог, из-за того, что, переходя на скулу, расплылся огромный синяк, завершало ужасающую картину налившееся кровью глазное яблоко, что делало его похожим на вампира, жаждущего крови, даже больше, чем обычно. Выглядело плохо. Возможно, ему все же стоило показаться офтальмологу, а не категорично отказываться от вчерашнего предложения таксиста заехать сначала в больницу. -Тебе все же следует показаться врачу, - советует Шира, словно прочитав его мысли. Она подходит ближе и ставит на комод поднос с тарелкой и стаканом свежевыжатого сока на нем. Тут же и знакомый по вчерашнему дню оранжевый пузырек. Заметив внимательный взгляд Бриндена на нем, Шира поясняет, - Подумала, что тебе может понадобиться еще. Так и было, но Бринден все же предпочел потерпеть до получения настоящего рецепта. -Я не хочу завтракать, - говорит он, переводя тему, чтобы не отвечать вновь на неудобные вопросы. -Отлично, тогда одевайся. Лучше поскорее закончить с этим, мы же не хотим пропустить праздник? Тем более, с докторами сегодня тоже может быть напряженка. -Я не чувствую в себе сил даже для того, чтобы спуститься вниз, что уж говорить о том, чтобы идти до подъездной дорожки. -Не переживай, я тебе помогу, - перебивает его Шира, - Помогу и одеться, если хочешь, - начинает она новую провокацию тут же. -Нет, спасибо, - качает головой он с улыбкой, которая появляется на его губах сама собой, -С этим я справлюсь. -Как знаешь, - пожимает плечами она, и складывает руки на груди. -Ты не выйдешь? - заметив, что она так и остаётся стоять на месте, спрашивает он. -А вдруг ты все-таки не справишься, запутаешься в штанинах, упадешь и разобьешь себе голову или задушишь себя футболкой? Предположения просто невероятные, если честно, но ему ли говорить об этом, учитывая, что еще некоторое время назад он сам предполагал, что может просто умереть в ванной. -Серьезно? -Совершенно, - с непроницаемым выражением лица подтверждает она. -Если ты не выйдешь, то я пойду в ванную, - делится своим решением он. -Издеваешься? - неожиданно сильно реагирует она, - Там даже более опасно! - не у него одного, видимо, мысли о смерти связаны с этой комнатой, - Ну, ладно, я отвернусь, - уступает все же она, - Пойдет? -У меня есть выбор? -Ты прав, у тебя его нет, - подтверждает его слова сестра. -Когда ты успела стать такой наседкой? - удивляется он, это, в самом деле, на нее не похоже. -Это инстинкт, который активируется только когда в этом необходимость, - объясняет она, после чего добавляет категорично, - Поторапливайся, - а после, наконец, отворачивается. На самом деле Бринден едва ли был уверен в том, что справиться, скорее, был совсем не уверен, если говорить откровенно. Однако, он делает над собой усилие, сначала, терпя боль в районе торса, натягивает джинсы, а после первую попавшуюся рубашку, аккуратно всовывая руки в рукава, пытаясь оставаться в неподвижном положении, насколько это возможно. Как раз во время переодевания верха, Шира издает смешок, что заставляет Бриндена поинтересоваться: -Почему ты смеешься? - хмурит брови он, отвлекаясь от застёгивание пуговиц, которое тоже продвигается слабо, потому что мелкая моторика у него сегодня тоже отчего-то хромает. -Ты издаешь смешные звуки, - отвечает Шира. -Это потому, что мне больно, - замечает он без тени улыбки, но она этого видеть не может. -Я понимаю, - напуская на себя серьезный вид, кивает она. -Можешь поворачиваться, - говорит ей Бринден, пока продолжает заниматься пуговицами. -Это было долго, - говорит Шира, а после подходит к нему и начинает бесцеремонно застегивать пуговицы самостоятельно. Только в этот момент он замечает, как она сегодня одета. Светлое миди-платье в крошечный цветочек будто совсем не в ее стиле, но выглядит она в нем просто очаровательно. -Прекрасно выглядишь. -Спасибо, - говорит она, улыбаясь, а после, застегнув последнюю пуговицу, говорит, - Пойдем, - и выходит из комнаты первой. По лестнице он спускается целую вечность, Шира оторвалась от него, отправившись на поиски Деймона, который не пользовался новомодными сотовыми и пейджерами, если точнее, и то и другое у него было, но чаще всего он оставлял их в старых джинсах или бардачке своего авто. Как только Бринден добирается до последней ступеньки, он останавливается отдохнуть возле стола в холле, на котором сегодня новый букет - гиацинты, от запаха которых у него рисковала разболеться голова, если бы она уже не разрывалась от тупой монотонной боли. -Слышал, тебя отмудохали, - звучит за его спиной голос, который он почти не слышал, чтобы тот обращался к нему, если то не очередное оскорбление, - Выходит, правда, - оценивающе глядит он на бринденово лицо, - Жаль, меня там не было, - говорит он после, сполна насладившись видом чужих травм, может, его это даже заводит, кто знает, - Я бы добавил. -Эйгор, не будь таким, - Шира шутливо пихает его в плечо, - Было, вообще-то, страшно! -С этим-то конечно, - бросает на него насмешливый взгляд брат, - Он даже себя защитить не может, не то что… -Бринден здесь, брат, - говорит шепотом Эйгору Шира, разыгрывая маленькое представление. Бринден изображает гомерический смех, поддерживая чужое представление. Эйгор строит рожицу, будто ему становиться плохо, и хочет уже уйти восвояси, но вдруг опоминается: -Сестренка, сегодня как и всегда? Пойдешь на фестиваль? -Планирую, - подтверждает Шира, - А вы двое? - обращается она и к вернувшемуся со двора Деймону. -Скорее всего, - пожимает плечами Эйгор, - Каждый год одно и тоже. -Это называется «традиция», парень, - хлопает его по плечу Деймон. -Ну, что, поехали? - обращается к самому старшему брату Шира. -Куда? -В больницу, - для убедительности она указывает на Бриндена, все еще обессилено прислонившегося к столу. -А я тут причем? С каких пор я стал твоим личным водилой, Носферату? - возмущается он. -Деймон, - вступает Шира, не давая Бриндену защититься самостоятельно, - В этом, - она специально задерживается взглядом на лице Бриндена, - Есть доля и твоей ответственности. Так что ты должен отвезти нас! - категорично заявляет она, - И не на «Porsche», - добавляет она. -В смысле? - Деймона явно не устраивает расклад ехать не за рулем своего любимого спорткар. И его настолько сильно волнует это, что он забывает о том, что не хотел везти его никуда в принципе. -Мерседес подойдет лучше, - тем временем продолжает Шира, игнорируя его вопрос. -Ты тоже поедешь? -  чуть ли не выпаливает Бринден, потому что до него только сейчас долетает это «нас». Шира с самого начала не скрывала своего намерения. -Конечно, - кивает она, подтверждая, - А ты не хочешь, чтобы я ехала? -Не в этом дело, - поспешно качает головой Бринден, - Просто зачем это тебе? -Ответственность, - едва ли не по слогам проговаривает сестра, - Она есть и на мне. Но довольно разговоров, поехали уже. По настоянию Ширы, Деймон выкатывает из гаража чуть запылившийся белый мерседес, и они с Широй, не сговариваясь оба садятся сзади к очередной жалобе Деймона: «Я вам, что, такси?» Оставшаяся дорога проходит в тишине, не считая играющего не на всю мощь - скидка на адскую головную боль Бриндена (просить убавить пришлось трижды!) - а где-то на уровне чуть выше среднего альбома «Joy Division», который, наверняка, был даже старше самого Деймона, учитывая, что эта группа уже лет пять как существовала, когда родился Бринден. В госпитале Святой Изабель, куда их привез Деймон, как и предсказывала Шира, легкая суматоха, в связи с праздником принимающих врачей не так много. И они сидят в приемном покое, места в котором заполнены почти наполовину. На деревянный столик с медицинскими рекламными брошюрами перед ним приземляется сендвич, запакованный в пластиковый треугольник. -Зачем еще это? - поднимая взгляд на сестру, интересуется Бринден. -Ты не завтракал, - констатирует она, - А мы здесь уже долго. -Мне не хочется, - отмахивается Бринден и вновь закрывает глаза. -Тогда я съем, - вызывается волонтером Деймон, - С индейкой? Неплохо, - а после раздается шум разрываемой упаковки. Очень вовремя он слышит, как медсестра называет их фамилию: -Таргариен? -Это мы! с готовностью подскакивает Шира. -Я доем и подойду, - бросает им вслед Деймон, чью речь не так легко различить, так как у него набит рот. -Проходите в смотровую, - говорит им медсестра, - Доктор подойдет через пару минут. Оказавшись внутри просторного помещения, Бринден, как ему и сказали, присаживается на кресло, в нервном ожидании он сам не замечает, как начинает трясти ногой. Шира, заметив это, отвлекается от просмотра медицинской аппаратуры и обращает свой взгляд вместо этого на него. -Волнуешься? Хочешь, подержу тебя за руку? - предлагает она шутливо. -Хватит, пожалуйста, - выходит довольно грубо, за что Бринден моментально чувствует раскаяние. -Ого, ты, оказывается, умеешь злиться, - кивает Шира, - Не знала. -Прости, - качает головой он, - Я не хотел. -Ни к чему извиняться, - машет рукой она, - Оборачивать страх в злость - это почти естественно. -Я не боюсь, - спорит Бринден. -Нет ничего неловкого в том, чтобы бояться больниц, - продолжает Шира, пропустив мимо ушей его последнюю реплику, - Их никто не любит. То, что должно ассоциироваться с выздоровлением, неизбежно ассоциируется с болью и смертью. Мне тоже совсем не нравится здесь находиться. -Тогда почему ты здесь? -Ради тебя, конечно. Ради тебя. Почему? Зачем ей это надо? Это так пугающе, потому что когда ты привыкаешь к тому, что никто не желает тебе добра, начинаешь бояться всего, кроме ненависти, того, к чему привычен, словно это часть его самого, дух, преследующий его, куда бы он не пошел. Но Шира, она каким-то образом умудрялась всякий раз удивлять его, он совсем не мог понять, какие у нее мотивы, несмотря на то, что считал себя неплохо разбирающимся в людях. Хотелось спросить у нее, заче ты вообще обращаешь на меня свое внимание. Бринден бы солгал, если бы сказал, что это не страшно. Что это не больно. Это как с Викодином, он так боялся, что привыкнет к тому, что может быть действительно быть тебе другом, отравив тем самым себе всю последующую жизнь, потому что не будет переставать ждать и надеяться. Неоправдавшиеся ожидания - самые худшие из человеческих демонов. У Бриндена был лишь один ответ на свой вопрос, и Бринден был уверен, что он верен. -Не надо меня жалеть, - просит ее он. -И не думала, - тянет в ответ Шира, вытиравшись на него, словно он сморозил какую-то ужасную глупость. -Тогда почему? - спрашивает он, потому что ответ так важен, - Почему ты так добра ко мне? -Добра? - удивляется Шира, - Мы, наверное, как-то по-разному смотрим на вещи. Но даже если так, то что это за вопрос вообще? По-твоему на все нужна причина? Для жестокости, с которой ты столкнулся, была причина? - спрашивает она, а не получив ответа, расценивает его как согласие, - Так почему должна быть она для поддержки? Но если тебе нужна причина, то у меня есть одна, я тут в качестве извинения. -В качестве извинения? Извинения за что? - теперь приходит черед Бриндена шокировано смотреть на нее. -За то, что стало с тобой, - указывает она на него подбородком, - Ты был прав тогда, то была плохая идея. И если бы не моя несерьезность и настойчивость, то ты сейчас бы был в порядке. -Неправда, в этом нет твоей вины, это просто череда обстоятельств, - это правда. -Знаю, зайка, но ничего не могу с собой поделать, вина она такая, не поддается рациональному, ей только эмоции подавай, так что я должна искупить свою «вину» и освободиться. Позволишь мне сделать это? -Ладно, - кивает Бринден. -Спасибо, - улыбается она, а после прячет улыбку, подбираясь, - Кстати, Бринден, а почему ты начал говорить про жалость? - пытается вызнать у него аккуратно Шира, - Ты… В этот момент дверь открывается, и в смотровой кабинет заходит пожилой доктор, освобождая Бриндена от обязанности объясняться, хотя бы пока, потому что объяснять ему нечего.

***

-Вам повезло, что Вы вовремя обратились, - говорит доктор, глядя на него, - Потребуется лечение, зрение значительно ухудшится, но глаз будет в порядке. Что касается остального… Обошлось без повреждения внутренних органов, к счастью. Однако, это не умаляло остального: сломанное ребро, подозрение на сотрясение мозга, контузия глаза. -Тебя продержат здесь до завтра, в лучшем случае, - анонсирует Деймон, который в отсутствие их отца был представлен опекуном Бриндена. Бринден бы сказал, что, скорее, Деймон самому не помешал бы опекун. Самый несерьезный из всей их семьи. Сын в отца. -Не хочу хвастаться, но… Я же говорила, - сказав это, Шира изящно разводит руками в стороны, как бы говоря, вот она я, к кому вам всем следует прислушиваться. -Мгм, - кивает Бринден, безразличный к тому, чтобы беспокоиться о своем поражении в этой битве. Лежащий в больничной постели он, пребывающий в прескверном расположении духа, отворачивается от своих брата и сестры, начиная следить за тем, как медсестра рядом с ним подключает капельницу. Закончив, та уходит, и Шира пользуется этим моментом, занимая ее место по левую сторону от постели, чтобы взглянуть на медицинской раствор. -Что-то интересное? - любопытствует Деймон, трогая языком губы. -Не могу разобрать… - прищурив глаза, Шира пытается разглядеть надписи на бесцветном пакете. В следующее мгновение дверь со стеклянным окошком вновь открывается, являя ту же самую медсестру, которая на этот раз держит в руках маленький бумажный стаканчик и второй побольше с торчащей из него соломинкой. Она протягивает ему тот, что поменьше, в котором обнаруживается небольшая серая круглая таблетка. -Оксиконтин, - подмечает Деймон как истинный знаток, как только медсестра уходит, убедившись, что Бринден принял лекарство, - Вкусно? - с легкой ноткой зависти спрашивает он, смотря на Бриндена, посасывающего воду через трубочку. Бринден только пожимает плечами, таблетка как таблетка, ничего особенного. -Ничего, - тянет брат, - Минут через десять станет, - со знанием дела и нехорошей улыбочкой добавляет он. -Нет никакой возможности, чтобы меня выписали уже сегодня? Сейчас? - спрашивает он у брата, - Я чувствую себя уже лучше. -Они хотят понаблюдать за тобой, ну знаешь, убедиться, что ты не впадешь в кому, пока спишь, - отвечает Деймон буднично, словно это обычное дело. -Не хочешь оставаться здесь, - вступает Шира, оставившая теперь свое прежнее занятие и занявшее место в кресле в углу, - Тебя тяжело в этом обвинить. -Не в этом дело, - качает головой Бринден. Конечно, оставаться в больнице такое себе удовольствие, но у него все-таки отдельная палата со своей ванной, да и персонал здесь приветливый, любые прихоти исполняются, стоит только нажать на волшебную кнопку вызова медсестры - отличия от дома мало. Проблема же здесь заключалась в другом. Как объяснил ему доктор, при сотрясении мозга (даже при подозрении на него) полагалось отдыхать, что исключало любую мозговую активность, то есть запрещалось смотреть телевизор, что Бриндена мало волновало, а также слушать музыку, что было маловозможно здесь, но, здесь начинается самое важное, даже читать, а это все равно что обречь его на страдания, ведь чтение являлось для Бриндена единственным утешением не только здесь в Калифорнии, не только в летнюю пору, когда он страдал от скуки, но в целом на протяжении всей его жизни. -Ты же слышала его, мне ничего нельзя, - жалуется ей Бринден, - И что я должен делать в таком случае? Пялиться в стену перед собой? -Я могу тебе почитать, - отзывается сестра, - Слушать же тебе не воспрещается. -Разве вам уже не пора? - со скепсисом переспрашивает Бринден, смотря при этом на брата, а не на сестру. -Да, нам и впрямь пора, - бросая короткий взгляд на наручные часы, подает голос Деймон. -Поезжай, - говорит тому Шира, оставаясь в кресле, - Я останусь здесь, - хлопает по подлокотником, - С Бринденом. -Шира, это не лучшая идея… - начинает Деймон. -Тебе вовсе не обязательно это делать, - говорит Бринден с братом почти одновременно. -Но я хочу этого, - давая ответ словно сразу им обоим, говорит Шира, - Уже забыл, о чем мы говорили только час назад? Ах да, вина. -А как же фестиваль? Ты же хотела пойти, - поспешно вспоминает он еще одну причину, чтобы уговорить ее отказаться от своей идеи. -Ну, что ты, ты для меня гораздо важнее, чем какой-то фестиваль, - говорит она, заставляя его почувствовать себя неловко. Тем более, он проходит каждый год, а мои братья не так часто попадают в больницу. Так что, я сейчас съезжу домой, а вечером вернусь. Чего тебе привезти? - тут же огорошивает она. -Я здесь только на одну ночь, мне ничего не нужно, - объясняет Бринден. -А книги, какие книги тебе хочется чтобы я тебе почитала? - продолжает допрашивать она. -Шира. Правда, не стоит. Отправляйся домой, я не маленький, переживу. Сегодня праздник, к чему тебе проводить самый главный праздник лета в больничной палате? -То, что ты вырос далеко не значит, что сразу перестаешь нуждаться в том, чтобы с тобой кто-то был рядом, - говорит Шира, напрочь игнорируя другой вопрос. Одна из ее любимых тактик. Слушая эти ее слова, Бринден думал, говорила ли она про себя. Было ли это очередным обвинением в его адрес? Вспоминая об этом вновь, Бринден почувствовал себя даже хуже, чем прежде. Шира не уставала оставаться рядом с ним, даже после всего, что он сделал, после того, как он бросил ее. Вина и извинения… Только он из них двоих должен был их чувствовать.

***

В глубине души Бринден ждал, как бы странно это не звучало, что Шира просто не вернется, не придет, как делает часто, забывая или заматываясь. Надеялся, что в один момент ее легкомысленно закружит вихрь всеобщего празднества, и в суете она просто-напросто забудет о нем, лежащем в грустной больничной палате 4 июля. Дверь открывается, и Бринден искренне надеется, что это всего лишь снова пришла медсестра проверить его, но его ожидания не оправдываются. -А вот и я, - вместе с радостной Широй в комнату проникает запах цветов и более тонкий - фруктов. Сестра входит в палату, нагруженная различными покупками. Она жизнерадостно порхая вокруг, словно бабочка, ставит на маленький столик у кресла большую корзину с фруктами и несколько бумажных пакетов, а на прикроватную тумбочку рядом букет разноцветных лилий, для которых набирает в привезенную с собой тоже вазу воду. Последней она достает из одного из картонных пакетов книгу, а после придвигает к кровати второе кресло, в которое и садится. -Что же, ты так и не сказал, какую книгу ты бы хотел, чтобы я тебе прочитала, - начинает она, раскрывая принесенную книгу на первой странице, - Так что, я выбрала что-то на свой вкус. Из классики. Не знаю, но надеюсь, тебе понравится. Сложив ногу на ногу, Шира положила книгу на свое колено и принялась читать вслух: -В столь горькое время выпало нам жить, что мы тщимся не замечать эту горечь…* Бринден не сразу понял, что за книгу она собиралась прочитать ему, но то было не особенно важно сейчас, сюжет не имел значения, жанр тоже, ведь голос Ширы успокаивал, действуя почти как снотворное, но не как у их преподавателя по физике в школе, но приятно-сладким, словно мед для ушей. Слушая о философии Конни, Бринден думал, согласна ли с ней была Шира. Какие вообще мысли крутились в ее голове, когда она читала все те строчки, но лицо ее ничего не выражало, оставаясь абсолютно бесстрастным, даже когда речь шла о тех вещах, о которых говорить, по крайней мере открыто, было не принято. Дойдя до второй главы, Шира останавливается, чтобы взглянуть на него: -Дальше? - спрашивает она. И Бринден не может заставить себя сказать ей «нет». Вы - словно птица, отбившаяся от стаи. Почему так? - спросила Конни. 
 И снова большие карие глаза пристально глядят на нее. -А не все птицы стаи держатся, - ответил он и прибавил с уже знакомой иронией: - Вот вы, например? Вы же тоже сами по себе. Бриндену кажется, что у них с Широй был когда-то похожий на этот диалог. -Этот Микаэлис напоминает мне тебя, - вдруг отвлекается от чтения Шира, так что Бринден даже пугается на секунду, словно она могла прочитать его мысли, - Ты тоже та еще белая ворона. Бринден бы хотел сказать ей, что Шира напоминала ему Конни с ее чувством свободы, но по правде говоря, не мог, ведь он мог читать Конни, как героя произведения, видеть ее, а с Широй это было невозможно. Как бы он не старался, Ширу увидеть он не мог. -Спасибо за то, что думаете обо мне, - только и сказал он. Дочитав предложение, Шира восклицает: -Ну, точно, вылитый ты! Тоже вон как благодарит за все! -Неправда, - вяло пытается спорить Бринден. Шира некоторое время еще дразнит его, а после все же возвращается к чтению. -Ах, вон, значит, как!.. Позвольте руку! - вдруг попросил он и взглянул на нее, вмиг подчинив своей воле, и снова мольба плоти мужской достигла плоти женской.
 Она смотрела на него зачарованно, неотрывно, а он опустился на колени, обнял ее ноги, зарылся лицом в ее колени и застыл.
 Потрясенная Конни как в тумане видела мальчишески трогательный затылок Микаэлиса, чувствовала, как приник он лицом к ее бедрам. Смятение огнем полыхало в душе, но почти помимо своей воли Конни вдруг нежно и жалостливо погладила такой беззащитный затылок. Микаэлис вздрогнул всем телом.
 Потом взглянул на нее: большие глаза горят, в них та же страстная мольба. И нет сил противиться. В каждом ударе ее сердца - ответ истомившейся души: отдам тебе всю себя, всю отдам. Почему-то в этот момент Бринден почувствовал стыд за Микаэлиса, словно за самого себя, что бывает с ним не часто. Вернулся он к пяти часам с букетами фиалок и ландышей. И снова - как побитый пес. Может, это маска, думала Конни, так легче обескураживать врагов. Только уж больно он привык к этой маске. А вдруг он и впрямь - побитая грустноглазая собака? Интересно, думала ли Шира так же и о Бриндене, глядя не него, если она не шутила, и он в самом деле напоминал ей Микаэлиса? Со стороны он, должно быть, и правда мог напоминать пса, сошел бы за белоснежного грейхаунда вполне. Почему он вообще подумал вдруг об этом? Мысли Бриндена начали затормаживаться и двигаться в хаотичном направлении, сворачивая в неожиданные закоулки или утыкаясь в тупики. Бринден винил во всем принятую таблетку обезболивающего, что принесла ему медсестра во время вечернего обхода. Не забыл и где находится. Тут он тоже изгой, что ж, такова участь уродившегося изгоем. Утреннюю любовную игру он не принял близко к сердцу. Не переменит его это приключение. Как бездомным псом жил, таким и останется. Хоть завидуют его золотому ошейнику, а все одно: не бывать ему комнатной собачонкой.
 В глубине души он сознавал (и смирялся!): в какие павлиньи перья ни рядись, все равно он чужак и в обществе не приживется. Но с другой стороны, внутренняя отрешенность от всех и вся была ему необходима. Ничуть не меньше, чем чисто внешнее единообразие в общении с «благородными" людьми». Бринден поймал себя на том, что и сам в какой-то момент начал в образе Микаэлиса угадывать черты самого себя. Описанное было и впрямь присуще в какой-то степени Бриндену. Редкие любовные связи утешали, успокаивали, словом, влияли на него благотворно, и Микаэлиса не упрекнуть в неблагодарности. Напротив, он пылко и растроганно благодарил за малую толику человеческого тепла, нежданной доброты, едва не плача при этом. За бледным, недвижным лицом-маской, запечатлевшим разочарование, таилась детская душа, до слез благодарная ласковой женщине. Нестерпимо хочется побыть с ней еще, а душа изгоя твердила: ты все равно от нее далеко. Бринден думал, неужели со стороны он выглядит настолько же жалко. Он ждал ее долго-долго... но дождался. И вновь. Бринден тоже так делал. Ему знакомо, каково это ждать того, кого может даже не дождаться. Ласкал он ее трепетно, возбуждение его быстро нарастало, но так же быстро кончилось. Странно, голый он походил на подростка: щуплый, беззащитный - такие тела у мальчишек. Будто вместе с одеждой он расстался со своей броней: умом и хитростью, которая вошла в плоть и кровь. И обнажилось не только его тело, но и душа. Нежный, еще не сформировавшийся плотью ребенок беспомощно барахтается подле нее. Щеки Бриндена запылали, он почувствовал жар, хлынувший к своему лицу. Да, он вызывал в ней необоримую жалость, но равно и необоримую страсть, желание близости. Возможно ли такое в реальной жизни? Бриндену казалось, что он вызывал у Ширы жалость, но она сама опровергла это. И близость меж тем не приносила ей радости: Микаэлис слишком быстро возгорался, но так же быстро и затухал - без сил падал к ней на грудь, и мало-помалу к нему возвращалась привычная бесстыдная дерзость. А Конни лежала как в полусне, разочарованная и опустошенная. Но скоро она научилась управлять его телом; когда он быстро утолял свою страсть, Конни, чувствуя в себе его жаркую, на удивление все еще упругую плоть, не отпускала его, а неистово, со всей нерастраченной пылкостью брала на себя ведущую роль, а он благодарно поддавался, уступая ее страсти. Так она достигала высшей точки блаженства. А он, видя, что даже в пассивном положении способен удовлетворить женщину, сам, как ни странно, бывал горд и удовлетворен. Эти слова, описания не самые детальные, между тем поднимали в нем что-то такое непонятное, стыдливо-приятное чувство, поселившееся внутри него. Приэтом Бриндену казалось, что это было скорее вызвано не самими строчками, но тем, как читала их она, тем как она расставляла акценты, ее интонацией. Внезапно он почувствовал, как внизу у него все твердеет. -Как хорошо! - трепетно шептала она, затихала и приникала к нему. А он лежал такой близкий и такой далекий, довольный собой. Бринден задышал чаще, начиная волноваться, что его небольшая проблема скоро станет очевидной, и аккуратно подвинул руку, стараясь прикрыть поднявшийся половой орган. Так и тянулась их связь несколько времени - письма да редкие встречи в Лондоне. Она по-прежнему получала удовлетворение, истинное трепетное наслаждение, лишь подчинив его тело своему после того, как у него наступала чересчур быстрая разрядка. И он по-прежнему с гордостью подчинялся ее воле. На этом малом, собственно, и держалась их связь. Дочитав последний абзац в главе, она поднимает глаза. «Не смотри, только не смотри», молит он. Пусть она не заметит или сделает вид, что не заметит. Но словно назло ее взгляд скользит ниже и на минуту ему кажется, что ее глаза сверкают, когда она переводит их на него. Конечно, от нее это не укрывается. -Ты в порядке? - подняв бровь, интересуется она. -А? - переспрашивает она, делая вид, что не понимает, о чем она. -Помочь? - огорошивает вместо ответа она, кивая туда, где сомкнулись его руки. -Что? - теперь уже в шоке выдает он. -Ну, это же я выбрала эту книгу, - Шира откладывает переплет, в развернутом виде вешая тот на подлокотник, - Это моя вина, что так случилось, - делает вывод она. Снова эти ее провокационные шутки, но на этот раз, кажется, она зашла слишком далеко. -Шира, хватит, это уже не смешно, - напуская на себя суровый вид, отвечает он. -Никто и не шутит, - совершенно серьезно говорит она, смотря на него. -Шира, не дразни меня, это же не серьезно, - качает головой он и выдавливает улыбку, - Ты поймала меня! Мне жутко стыдно, что ты стала свидетелем этого… - начинает объясняться он, но оказывается перебитым ею. -Ну что ты, что же в этом постыдного, - спокойно рассуждает она, - Это всего лишь биология, - она поднимается, - И решение у нее вполне биологическое. Я помогу. -Шира… -Не переживай, тебе понравится. С этими словами она задергивает занавеску возле его постели, Затем она оборачивается к нему и поднимает подол своего платья, сбрасывает сандалии и залезает на постель, садясь на его бедра сверху, так что ее колени оказываются разведены в стороны. Монитор сердечного ритма начинает пищать чаще. -Тише, - говорит она, кладя свою ладонь на его грудь, туда, где билось беспокойно его сердце, - Тебе нельзя волноваться. Однако от этих слов то начинает стучать еще сильнее. -Сюда сейчас кто-то придет, - шепчет Бринден, крутя головой, чтобы увидеть, как прибор рядом с ним сходит с ума, показывая такие цифры, словно у него вот-вот начнется сердечный приступ. -Тогда, - она привстает и наклоняется вперед, так что ее волосы щекочут лицо Бриндена и нажимает на кнопку, - Сделаем так. Когда она возвращается в исходное положение и замечает слегка шокированный взгляд Бриндена на себе, то пожимает плечами, комментируя: -Что? - невинно отзывается она, - Видела, как это делают в «Скорой Помощи», доктор Росс там такой сексуальный**. После этого она берется обеими руками за больничное одеяло, начиная спускать его вниз, пока Бринден не останавливает ее, хватая ее за пальцы. -Что ты делаешь? -Хочу помочь тебе, сейчас ты слишком слаб, чтобы позаботиться об этом сам, - и как ни в чем не бывало выдергивает свои пальцы из его хватки, ставшей неоижданно слишком слабой, были ли виноваты лекарства или он его состояние, он не знал. Шира тем временем возвращается к тому, с чего начинала: -Тебя накачали лекарствами, но то, что ниже пояса ты же чувствуешь? - буднично интересуется она. Бринден опреденно чувствует, когда она касается его ноги - руки Ширы уже под его больничной рубашкой. -Шира, - взмаливается он, ощущая, как ее пальцы проводят по внутренней стороне его бедра, - Прошу тебя. -О чем? - делая вид, что не понимает, лукаво прищурившись, тянет она. -Прекрати, - беспомощно наблюдая за ее манипуляциями, говорит он. -Ты мужчина, я женщина, что в этом такого? - звучит это так, словно она в самом деле не видит ничего предосудительного в происходящем. -Ты моя сестра, а я твой брат, - напоминает ей Бринден. -Мы даже не родные, - возражает на это она. Бринден в самом деле иногда забывал об этом. Оно и понятно, разве мог он после всех тех лет, что знал ее, с младенчества почти, воспринимать ее как-то иначе, Шира ему сестра, все равно что не по крови. -Даже так, разве можно после всего… - в голове видеороликом все их совместные моменты, как он играет с ней, читает, успокаивает ее, - Так просто разрушить все, что было, в угоду… - чего вообще, зачем Шире нужно это? Бринден дефектный, он знает это, даже его внешность говорит об этом, но она… зачем ей портить себе жизнь? -Именно что после всего, Бринден, - отзывается она, - Ты видел во мне сестру, но я никогда тебя братом не видела, только поняла не сразу, привязалась я к тебе не как к брату, но другу, теперь же после лет разлуки, когда я вижу в тебе мужчину… Все то, что мы пережили вместе, так бывает не только в семье, но и у тех, кому не все равно, у тех, кто… -Любит, ты хочешь сказать? - помогает ей Бринден. -Любовью нынче кличут все, что не попадя, - отвечает на это Шира, - Не хочу осквернять то, что чувствую к тебе этим словом. -Но секс? - все еще не понимает Бринден. Даже если принять за чистую веру все сказанное ею, при чем здесь тогда телесное? -Ты же слышал Конни, - она бросает короткий взгляд на оставшуюся лежать на подлокотнике кресла книгу, - Это все пустое. Секс - оружие укрощения, оковы, рабство, - цитирует она недавно прочитанные ею строки, - Мы же хотим быть свободными. Секс животное. Эта нужда, которую нужно удовлетворять, всего-то. Это как любовь. Не надо наделять глубоким смыслом то, что его изначально не имеет, - как маленькому ребенку, объясняет она, а после добавляет, глядя ему прямо в глаза, - Тебе будет хорошо, я обещаю, - а после лезет под резинку белья. А в следующий момент он делает глубокий вздох, который выходит задушенным. -Расслабься, - наставляет его она, а после Бринден уже чувствует прикосновение, что заставляет его всего почти заледенеть. Начинает двигаться она медленно, размеренно, тщательно, если вообще можно было так выразиться. А после ритм ее нарастает, быстрее, напористее, смелее. Он смотрит за тем, как ее лицо начинает краснеть, словно она устает, но руки ее все также ловки, ритм никак не нарушается. Она пытается сдуть упавшую на лоб прядь, вертит шеей, но волосы упрямо не желают покидать ее лба, поэтому рука Бриндена с все еще прилепленным к ней катетером тянется, чтобы помочь ей. Пальцы его задерживаются чуть дольше, пока он касается их кончиками ее чуть вспотевшей кожи. В таком положении они и замирают… Вероятно, это и называется оргазмом, думает Бринден, когда его существо затопляет ни с чем не сравнимое ощущение, как если бы он испытал одновременно эйфорию, удовлетворение, облегчение, разом боль и исцеление. Словно нажимаешь на синяк, а после отпускаешь. Так чувствуется глоток воды после долгих часов жажды. Так выглядит дом после долгой разлуки. Так ощущается катарсис. Бринден мог бы придумать еще тысячи метафор и вместе с тем все еще не смог бы описать, на что на самом деле похоже испытанное им. Рука его опускается обратно на больничное покрывало. -Ну, как тебе? - уже сама убирая налезшие на лоб пряди, заправляя их за уши, спрашивает его Шира. Бринден говорить еще не в силах, ему кажется, что если он откроет рот, то из него будут доноситься одни сиплые несвязные звуки, как у пережившего инсульт. -Понравилось, - констатирует Шира, - По глазам вижу, - самодовольно улыбается она, - Понравилось! Понравилось! - дразнит она, подпрыгивая радостно, все еще сидя на его бедрах, что заставляет его измученно заныть. Последнее, что ему сейчас нужно, чтобы он, только получив разрядку, вновь возбудился. Дверь отворяется без предупреждения, и Шира ныряет вниз, ударяясь всем весом о грудную клетку Бриндена, выбивая у него из легких весь воздух, заставляя задохнуться от резкой боли. «Прости», - одними губами проговаривает она, смотря на Бриндена круглыми от испуга глазами. -У вас все хорошо? - тем временем спрашивает незнакомый голос, должно быть, другая медсестра, только заступившая на ночное дежурство. Шира неотрывно глядит на Бриндена, кивая подбородком в сторону двери. -Да, спасибо, - выдавливает из себя он. На ее месте он бы не поверил, если бы ему ответили таким голосом, но проходит пара секунд, и женщина, лица которой Бринден не может видеть, надежно скрытый голубой шторкой, спрашивает: -Мне выключить свет? Бринден выдыхает в облегчении. -Если Вам не сложно, спасибо, - все так же с трудом говорит он в ответ. Палата погружается в полутьму, как только щелкает выключатель, а после и полоска света на полу сужается до тех пор, пока совсем не исчезает. Шира, все еще прижавшись к его груди, начинает тихонько смеяться, и Бринден заражается от нее этой веселостью. Руки его покоятся на ее спине и он чувствует, как содрогается ее тело, пока она продолжает истерически хохотать. -Тебе даже негде спать здесь, - бросая взгляд на пустое теперь кресло, говорит он, как только они оба успокаиваются, - Не в этом же кресле. -Мне не нужна другая постель, когда твоя свободна, - она прижимается к нему сильнее, обнимая, но он почему-то не чувствует боли в сломанных ребрах. Полежав так еще немного, она привстает, но только за тем, чтобы перелезть на свободное место на постели по правую сторону от него, она проверяет нет ли никаких проводов, чтобы случайно ничего не передать, а после укладывается на бок, прижимаясь поближе и кладет свою ладонь на его грудь, снова туда, где стучит его сердце, но на этот раз размеренно, спокойно. Бринден, сам не замечая за собой, приобнимает ее правой рукой за плечи. -Видишь, - шепотом говорит она, - Ты такой худощавый, что мы прекрасно поместились вместе. И не нужно переживать ни о какой кровати. За окном начинают греметь фейерверки, но со своего места Бринден может видеть лишь разноцветные вспышки. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть как красные, синие, зеленые пятна пляшут на шириной белой коже, пока она глядит на небо за окном больничной палаты, которая больше не казалась грустной.