All additional materials AFTG.

Shut Me Up – Mindless Self Indulgence Бросаю это здесь в спешке (опаздываю, упс), так что извините, если я испортила интервалы! Я пыталась просмотреть текст, но, возможно, пропустила пару моментов. Временные рамки: за год до событий «Лисьей норы». Рене не была сильно удивлена, обнаружив Ники на пороге своего дома в пятницу вечером. К счастью для него, Дэн была в доме Эбби с Мэттом, а Элисон в соседней комнате выпивала с Сетом, когда он заглянул к ним. Понедельник был единственным днем, когда Лисы устроили настоящую драку, но вся неделя прошла под знаком токсичности. Без Ваймака или Эбби, которые могли бы вмешаться, и со свирепыми кузенами Ники, которых нигде не было видно, существовала большая вероятность того, что Ники окажется в больнице, если его застанут в общежитии. Если Ники и знал, чем он рискует, оставаясь здесь один, он не подавал никаких признаков по поводу этого. – Привет, – сказал он радостно. – Там, куда мы идем, будет жарко. У тебя есть что-нибудь менее, эээ, хорошее, а не как у христианской дочери? – У меня могут быть одна или две вещи, если ты не против подождать, пока я проверю. – Рене пригласила его войти, чтобы она могла хотя бы закрыть за ним дверь. Она задвинула замок большим пальцем и оставила Ники бродить по гостиной, пока сама переодевалась в серую толстовку. Она порылась в шкафу одной рукой, проверяя и отбрасывая привычные рубашки. Дэн не помнила почти ничего о ее ночной прогулке с кузенами, кроме того, что они пошли в клуб в Колумбии. Это не было гарантией того, что они поведут Рене в то же место, но крекеры и спидбол, которыми они накормили Мэтта, было бы легче спрятать в таком месте. Рене не часто выходила в свет, но на всякий случай обычно брала с собой пару нарядных рубашек. Она нашла их в нижнем ящике комода рядом с зимней пижамой. Сначала она натянула розовую шелковую нижнюю рубашку. Х-образные бретельки через всю спину не скрывали разноцветных пятен на лопатках, но она нашла черный пиджак с короткими рукавами, чтобы надеть его сверху. Вместе с нижним бельем и носками она положила кошелек с монетами, а перекладывание карточек и жвачки из сумочки не заняло много времени. Ники отложил фотоальбом, который он перелистывал, когда она снова появилась. – Все готово? – Все готово, – с улыбкой согласилась Рене. Она закрыла за собой дверь, посмотрела в коридор, чтобы убедиться, что двери других комнат закрыты, и последовала за Ники вниз. Его кузены ждали их на заднем дворе: Аарон прислонился к капоту, а Эндрю сидел на багажнике. Несмотря на предупреждение Ники о необходимости одеться полегче, на Эндрю была черная рубашка с длинными рукавами. Это было все, что Рене видела на нем с тех пор, как он появился – даже когда он надевал свою майку, на нем была черная рубашка снизу. Он подбрасывал пачку сигарет в руках, но сунул её в карманы, когда заметил Рене и Ники. – О, хорошо! Привет. – Эндрю соскользнул с багажника и поднял руку в знак приветствия. – Мы, конечно, в восторге от того, что ты смогла присоединиться к нам сегодня вечером. Ники не думал, что ты согласишься. – Спасибо, что пригласили меня, – сказала Рене. Эндрю махнул на это рукой и отвернулся. – Мы уходим! У Ники были ключи, и Эндрю занял пассажирское место, так что Рене оказалась сзади с Аароном. Аарон не потрудился пристегнуться и еще меньше хотел отвечать на её вежливое приветствие. Он оперся локтем на подоконник, положил подбородок на руку и уставился в окно, словно не замечая её присутствия. Рене взвесила все плюсы разговора, сочла их неудивительно малыми и решила оставить все как есть. Ники включил радио, прежде чем выехать с парковки, и извиняюще улыбнулся ей через плечо. – Не думаю, что в наше время вещают Евангелие. – Ничего страшного, – сказала Рене. – Я не фанатка. – Сюрприз, сюрприз, – пробормотал Аарон. – Нет? – спросил Ники. – А что же ты тогда любишь? – Оркестровые произведения, – сказала Рене. – Инструментальные саундтреки и тому подобное, вроде тех, что можно услышать в трейлерах к фильмам. Эпичная музыка, я думаю, некоторые называют ее так? Она задумалась на мгновение, затем слегка пожала плечами. – Мне нравится музыка, которую можно прочувствовать. – Хм. – Ники посмотрел на стереосистему, размышляя над этим, затем перелистал каналы в поисках достойной замены. С третьей попытки он нашел какую-то станцию и увеличил громкость до едва терпимого уровня. Разговор был невозможен, но, должно быть, в этом и был смысл. – Пойдет? – Спасибо, – сказала Рене. Ники усмехнулся и сосредоточился на том, чтобы вывезти их из города. Дорога до Колумбии заняла почти час, и они остановились в переполненной закусочной, как только приехали. Ники едва успел вынуть ключи из замка зажигания, как Эндрю распахнул дверь машины и высунулся наружу. Без включенной музыки было легко услышать его кашель и рвотные позывы. Ники и Аарон не выглядели ни удивленными, ни обеспокоенными этим, но вышли с другой стороны машины. Рене вылезла со своей стороны, закрыла свою дверь и обернулась на Эндрю. Только судорожная хватка за дверь удерживала его от падения на асфальт, и Рене была достаточно близко, чтобы увидеть, как дрожали его плечи. Ники рассказывал ей о месте, где они остановились, восхваляя достоинства мороженого и признаваясь, что им очень повезло найти место для парковки в это время суток. Рене отвечала соответствующе, но основное внимание уделяла Эндрю. Эндрю сплюнул еще пару раз, чтобы убрать привкус изо рта, и наконец вышел из машины. Он захлопнул за собой дверь с такой силой, что она ожидала, что что-нибудь сломается, а когда он повернулся к ней, она уже достала и приготовила для него жвачку. Эндрю сделал паузу и перевел взгляд с фольгированной обертки на ее лицо. Сердце Рене сжалось, когда она увидела его лицо, потому что впервые с тех пор, как она его встретила, Эндрю не улыбался. – Она без сахара, – сказала Рене. – Полезнее для зубов. Эндрю взял у нее жвачку, развернул её, и упаковка и фольга упали в бардак у его ног. Он не стал задерживаться, чтобы посмотреть, как она отреагирует, а прошел мимо неё к двери. Аарон подождал, пока Эндрю дойдет до тротуара, и пошел следом, а Ники притормозила, чтобы не отстать от Рене. Рене не стала спрашивать об Эндрю, а Ники не предложил объяснений. Вместо этого они говорили о лете в Южной Каролине – трагическом сезоне, к которому Рене привыкла по необходимости, но с которым Ники вырос. – Северная Дакота? – удивленно спросил Ники, когда Рене сказала ему, откуда она родом. – И что ты сделала, выбрала школу, которая находилась дальше всего от дома? – Мне не пришлось выбирать, – сказала Рене и кивнула в знак благодарности, когда Ники открыл перед ней дверь. – Пальметто был единственным, кто предложил мне работу. Но если бы у меня был выбор, я бы все равно попросилась сюда. Я верю в то, что тренер Ваймак пытается сделать с этой командой. А вы? – Как быстро все покупаются на рекламный трюк, – сказал Эндрю, но в его насмешке не было той энергии и веселья, которые он излучал последние две недели. Он бросил на неё взгляд, но не задержал его. Его больше отвлекали крекеры на входе, которые он рвал на части. Рене не понимала, как он мог положить что-то на свой желудок так скоро после рвоты, но Эндрю успел поглотить почти шесть пачек, прежде чем хозяйка назвала его имя. – Тренер Ваймак – хороший человек, – сказала Рене, опередив Ники, когда они шли за Эндрю и хозяйкой к их столику. – Он не чурается рекламных трюков, но это не один из них. Он никогда не предпочтет программу своим лисам. Эндрю сделал жест, словно пытался отогнать муху, и проскользнул в кабину. Рене заняла место напротив него. Она ожидала, что Ники пристроится рядом с ней, но Ники забрался рядом с Эндрю и оставила Аарона сидеть с Рене. Хозяйка раздала меню, но Ники, как только она ушла, снова собрал их и положил перед собой. Он пожал плечами на Рене, хотя она не спрашивала, и сказал: – Мы каждый раз берем одно и то же. Традиция. Традицией оказалось ванильное мороженое с пряной корицей. Официант выгрузил на стол четыре чаши с широкого подноса, затем положил перед Эндрю стопку салфеток. Как только он отвернулся, Эндрю провел рукой по стопке, раскладывая ее, как колоду карт. Свет блеснул на пластиковых упаковках, которые поначалу могли оказаться упаковками от презервативов. Рене потребовалась еще секунда, чтобы разглядеть внутри порошок другого цвета. Эндрю расхватывал пакетики так быстро, как только мог. Большинство исчезло в его карманах; последнюю он открыл и отправил в рот. Рене задумалась, должна ли она была комментировать вопиющее употребление наркотиков, происходящее прямо у нее на глазах. Это казалось слишком предсказуемым, не говоря уже о нечестности. Рене знала, что кузены имеют доступ к наркотикам, а они знали, что она знает. Она никому не помогала, изображая дискомфорт или удивление. Вместо этого она съела еще одну ложку мороженого и сказала: – Это потрясающе. – Правда? – сказал Ники. – Найти это место было удачей. Я работал здесь, когда пару лет назад вернулся в Колумбию. Пробовал работать официантом, но отсутствие связи «мозг-рот» как-то… Ники показал жестом; Рене перевела это как «полная катастрофа». – Но менеджеру я понравился, и он отправил меня в хостинг на полный рабочий день, вместо того чтобы вышвырнуть меня на улицу. И тут же они вернулись к тому, с чего начали: Ники болтал о Южной Каролине и местных окрестностях, но это продолжалось недолго. Медленно, но верно Ники начал переводить разговор на жизнь Рене. Рене чуяла это за милю и улыбалась. Ники колебался, возможно, чувствуя, что что-то не совсем так, но не заметил мягкого предупреждения в её лице. Он продолжал, а Рене аккуратно отклоняла все его попытки поинтересоваться. Ей понадобилось всего пять вопросов, чтобы повернуть разговор в нужное русло, а Ники никак не мог сменить тему, чтобы не стало ясно, что он делает. На мгновение он выглядел расстроенным, а затем крайне неловким. – Представьте себе, – сказал Эндрю, отбросив ложку в сторону и жестом пригласив Ники выйти из кабинки. – Никогда не думал, что встречу кого-то, кто сможет переговорить Ники. Рене снова улыбнулась, но в её взгляде не было ничего приятного, когда она встретилась с жестким взглядом Эндрю. – Ты можешь просто спросить. Эндрю лишь подвинул купюру через стол к Аарону и поднялся на ноги. Ники поспешил с дивана, чтобы выпустить Эндрю, но Аарон не встал, пока не оставил стопку двадцаток в центре стола. Наконец он подвинулся, чтобы Рене могла встать, и они вчетвером вышли из закусочной в нестройной очереди. Движение немного оживилось, но до следующей остановки было недалеко. Ники притормозил у обочины перед зданием, слишком неприметным, чтобы оправдать длинную очередь, стоявшую возле него. Близнецы и Рене вышли на тротуар, и Аарон взял желтую карточку у одного из двух вышибал. Ники опустил стекло, чтобы Аарон мог перебросить его на пассажирское сиденье. Ники притормозил, и Аарон ткнул пальцем в дверь, безмолвно требуя, чтобы Рене последовала за Эндрю внутрь. За входом, охраняемым вышибалами, был второй ряд дверей, и Рене мысленно поблагодарила того, кто установил в стенах звукоизоляцию. Она слышала лишь отдаленный гул между двумя входами, но как только вторая дверь открылась, музыка зазвучала на её коже. Эндрю был слишком мал ростом, чтобы находиться в такой толпе, и его темный наряд не слишком способствовал этому. Рене дважды теряла его из виду, пытаясь проследить за ним вокруг помоста, а затем снова нашла его благодаря чистой удаче. Он нашел маленький хлипкий столик, к которому был придвинут всего один стул. Он толкнул стул в сторону, не глядя, не задел ли он кого-нибудь. Как только Аарон шагнул к Рене, Эндрю отвернулся, и Аарон толкнул Рене плечом в знак молчаливого приказа следовать за ним. Проследить за Эндрю до стойки бара оказалось проще, и бармен, приветствовавший Эндрю, сделал это с нескрываемым весельем. Рене удивилась: он просто знал кузенов достаточно давно, чтобы не бояться их, или это была самоуверенная улыбка поставщика, попавшего к зависимым? В любом случае, это было многообещающе, что кто-то может выглядеть настолько комфортно рядом с таким человеком, как Эндрю. – Мы здесь ненадолго, – сказал Эндрю. – Что, вы? – пошутил бармен. Он не стал дожидаться ответа, а одарил Рене зубастой улыбкой. – Есть особые пожелания? – Что-нибудь консервированное и газированное, пожалуйста, – сказала Рене. – ДД? – догадался он, и она только улыбнулась. – Консервированное, – повторил Эндрю, когда бармен отошел, чтобы начать смешивать напитки. – Сила привычки, – сказала Рене, извиняюще пожав плечами. – Пожалуйста, не принимайте это на свой счет; у меня мало людей, от которых я бы приняла уже открытую выпивку. – Полагаю, ты также не берешь конфеты у незнакомцев. – Перед конфетами немного сложнее устоять. Эндрю махнул на это рукой, и они молча ждали свои напитки. Бармен вернулся с полным подносом напитков – от рюмок до разноцветных коктейлей – и подвинул его через стойку к Эндрю. Не выпуская его из рук, он смог взять содовую из маленького холодильника позади него. Рене взяла ее с благодарным кивком и наблюдала за тем, как Эндрю умело поднял поднос на уровень плеч. Эндрю был слишком молод даже сейчас, чтобы получить работу в «Райских Сумерках», где ему пришлось бы иметь дело с алкогольными напитками, но, возможно, он работал официантом в «у Красотки» вместе с Ники. С другой стороны, Дэн не составило труда устроить ее на работу в «Снежные звездочки» несколько лет назад, а она определенно была недостаточно взрослой для этого. Рене расчистила им путь к столику и обнаружила, что Ники догнал их. Ники, похоже, потерял вкус к безостановочному разговору, но Рене была рада просто наблюдать, как быстро ее товарищи по команде расправляются с двумя десятками напитков, которые им подал бармен. Они успели опустошить половину подноса, прежде чем снова появились наркотики Эндрю. Ники посмотрел на Рене, когда взял пакет, ища на её лице реакцию или хоть какое-то осуждение. Рене только улыбнулась. – Довольно непредвзято для христианки, – сказал Ники. – Как и для тебя, – заметила Рене. – Вера – это мое лекарство, но я знаю, что это не для всех. Если это твое, то не мне тебя судить. Я здесь, чтобы понять и поддержать тебя. – Даже огненную сторону меня? – Он сказал это как шутку, но улыбка не достигла её глаз. – Сердце любой веры – это любовь, – сказала Рене. – Это то, о чем должна быть религия: принятие, мир и уважение друг к другу, несмотря на наши различия и благодаря им. Почему кто-то может ненавидеть что-то столь прекрасное, как любовь, я не знаю. Страх вряд ли может служить оправданием для сегодняшнего разгула насилия и дискриминации. – Симпатично, – сказал Ники. – Эндрю, она милая. Мы можем оставить её себе? Эндрю ничего не сказал, но его взгляд сказал достаточно. Ники усмехнулся и помахал пакетиком перед Рене. – Я думаю, что ответ очевиден, но было бы невежливо не сделать хотя бы предложение. Хочешь крекеры? – Спасибо, – сказала Рене, – Но пока я в порядке. Ники кивнул, и все трое вскрыли свои упаковки. Они закинулись наркотиками с легкостью, которая говорила о долгой практике, и забили пыль рюмками. Они быстро расправились с оставшимся подносом, и Аарон ушел, как только поставил последний стакан. Эндрю сложил пустые стаканы на поднос и исчез. Ники не смотрел, как он уходит, а смотрел на танцпол. Он уже барабанил пальцами в такт, но не подавал никаких признаков того, что собирается встать и бросить все. Рене бросила случайный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Эндрю исчез в толпе со своей ношей, а затем положила руку на руку Ники. Ники повернулся к ней с победной улыбкой на лице. На этот раз Рене не улыбнулась, но в организме Ники было слишком много пыли и алкоголя, чтобы заметить это. – Неделю назад ты привел сюда Мэтта и дал ему спидбол, – сказала Рене. – Зачем? Улыбка Ники дрогнула, но у него не хватило благородства выглядеть виноватым. – Эндрю уже сказал это, не так ли? Это была правда, то, что он сказал в последний раз, когда ты его спросила. – Я не понимаю, как борьба Мэтта стала «проблемой» для Эндрю. – О, – сказал Ники с поднимающим кивком. – Это вина Аарона. Я говорил тебе! Нет, я говорил Дэн. Нет? Ники колебался, обдумывая это, затем бросил эту мысль и продолжил. – У Аарона особый глаз на таких людей, как Мэтт. Он тоже выздоровевший наркоман, видишь? У Аарона есть пыль и Эндрю, чтобы держать его на плаву, но ты не можешь поставить его и Мэтта в одну команду и ожидать, что все получится. Какой злой спусковой крючок, когда видишь чужое отчаяние так близко. У Эндрю не хватает терпения на это – да и вообще на все остальное. Она больше, чем он, понимала, каково это – сохранять здравый рассудок, наблюдая за чужой борьбой, но сейчас было не время и не место для разговора с Ники. Вместо этого она сказала: – Если это правда, то Эндрю искренне верит, что Мэтт справится с этим. Ники энергично кивнул. – Если Мэтт не справится, он потащит за собой Аарона. Эндрю не стал бы рисковать, если бы думал, что Мэтт проиграет. То, что Эндрю не хочет быть здесь, не означает, что Эндрю намерен в ближайшее время уйти. Это было бы неудобно. Рене немного помолчала, размышляя, говорит ли Ники правду или просто передает свою версию. Верить ему означало верить в хорошее в Эндрю, когда все признаки указывали на обратное и десятки психотерапевтов якобы списали его со счетов. Даже Эндрю говорил, что не заинтересован в том, чтобы поступать правильно. Может быть, потому что он не оценивает вещи с точки зрения добра и зла, – размышляла Рене. Он просто действует, не заботясь о последствиях или сопутствующем ущербе. Все неправильные поступки по правильным причинам? – Мы не можем быть святыми, – сказал Ники, когда Рене замолчала надолго. – Святым было бы скучно, если бы некого было менять, – сказала Рене. – Да, удачи, – сказал Ники. – Ты преуспеешь в этом деле, и я возглавлю движение за твою... э-э-э... как это называется у католиков, когда их люди становятся святыми? – Канонизация, – сказала Рене. – Ага. Это. О, привет, – сказал Ники. Рене проследила за рассеянным взглядом Ники и успела увидеть, как Эндрю снова подошел к столу. Он вернул поднос, нагруженный тем же невозможным количеством напитков. Ники благодарно присвистнул, но вместо того, чтобы потянуться за стаканом, просто хлопнул Рене по плечу в знак поддержки. Через мгновение он исчез, последовав за Аароном на танцпол. Рене оглянулась на Эндрю, который переставлял свои бокалы так, словно их нынешняя расстановка была неприемлемой. Как только он закончил, он принялся за напитки. Рене потягивала содовую и считала рюмки по мере их исчезновения. После четвертой Эндрю наконец посмотрел на неё. – Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – сказал Эндрю. Он предложил ей пятый бокал. Она подумывала отказаться; она уже сказала ему, что не принимает открытые напитки от многих людей, и Эндрю, конечно, не входил в число тех немногих, кому можно доверять. Однако через мгновение она приняла коктейль и сделала аккуратный глоток. Эндрю опустошил оставшуюся рюмку, когда Рене передала ее обратно. – Скажи мне, что у тебя действительно есть причина быть здесь. – Ты думаешь, я случайность? – спросила Рене с улыбкой. – Я думаю, что ты рыба-жаба. – О, она имеет неприятный оттенок. Он отмахнулся от такой интерпретации, сочтя её проблемой. Она размышляла о том, стоит ли говорить ему об этом, обсуждала мотивы его вопроса. Он не заслужил ни её доверия, ни её рассказа, но, возможно, он все же заслужил хоть что-то. Это было то, что она понимала – он был тем, что она понимала, Боже сохрани их обоих, если хотя бы часть слухов, окружавших его, была правдой. Они были вдвоем, и осознания этого, веры в это, было достаточно, чтобы Рене расслабилась. Она отставила содовую в сторону и указала ему на поднос. – Можно мне? Если он и был удивлен ее просьбой, то не подал никакого знака. Он только сказал: – Оно заряжает. То, что он признал это, еще больше привязало её к нему. – Крекеры? – спросила она, и когда он опрокинул бокал в знак подтверждения, она выбрала напиток наугад. Она не считала, сколько Эндрю уже выпил, но теперь жалела, что не обратила на это внимания. Даже если первая порция не была подмешана, невозможно было сказать, сколько крекерной пыли течет в жилах Эндрю. То, что организм ничего не сделал с Эндрю, говорило о том, через что он подвергал свой организм в течение последних нескольких лет. Это было также интересным свидетельством того, насколько сильным был его рецепт, если он мог поднять его до небес, а эти наркотики - нет. Рене предположила, что большое количество алкоголя помогло немного выровнять пыль, но все равно это было впечатляюще. – Значит, беспокоиться не о чем, – сказала Рене и подняла тост, после чего одним глотком осушила свой бокал. Алкоголь обжег её, в горле появилась знакомая боль, которая превратилась в сырой узел в самом низу живота. Она поставила пустой стакан на полпути между ними, задержала пальцы на ободке, пока не поверила, что не потянется за новой порцией, и посмотрела Эндрю прямо в лицо. – Меня зовут Натали Шилдс, я родилась в Детройте. Она рассказала ему свою историю более подробно, чем когда-либо говорила Дэн. Дэн никогда бы не захотела знать о ней такие вещи, а Эндрю не оценил бы, что она упускает важные детали. Эндрю слушал в полной тишине, спокойное выражение лица оставалось неизменным. Было немного жутковато иметь такую невпечатлительную аудиторию. В то же время это успокаивало. Рене не говорила так много о своем прошлом с тех пор, как наконец-то приняла искусство исповеди. Эндрю не был священником, но сейчас Рене чувствовала себя так же легко, как и тогда. Это не было очищением в монастыре; это было озвучивание своих самых темных теней в переполненной комнате, не обращая внимания на то, что никто больше не слушал. Эндрю подождал, пока она закончит, и вернулся к своим напиткам. Рене взяла свою содовую и позволила газировке и сахару окончательно сжечь с языка привкус алкоголя. Она чувствовала, как пыль гудит в ее венах, оставляя её беспокойной и граничащей с тревогой. Она оставалась неподвижной только благодаря силе воли; она выросла с непробиваемым фронтом из-за необходимости, и это было то, к чему она прибегала всякий раз, когда чувствовала угрозу. Эндрю быстро опустошил половину подноса и отодвинул его в сторону. Рене наблюдала, как он потянулся под подол длинного рукава и достал короткий тонкий нож. Эндрю держал лезвие, протягивая его ей, и Рене осторожно взяла его за рукоять. Эндрю наблюдал за тем, как она с ним обращается, вероятно, оценивая правдивость ее рассказа по тому, насколько естественно нож выглядел в её руке. Она проверила острие на кончиках пальцев и кивнула, заметив, как легко шелушится кожа при малейшем надавливании. – У тебя получается? – спросил он. – Не мне судить. – Без твоего смирения, – сказал Эндрю. – Такие вещи меня утомляют. Рене полагала, что тонкость может наскучить такому человеку, как Эндрю, но было трудно сказать правду так, чтобы не показалось, что она хвастается. Она взвесила свои слова и остановилась на самом простом варианте: – Я никогда не проигрывала. Она медленно повернула нож, наблюдая за тем, как мерцают клубные огни на лезвии. Если она наклоняла нож, то могла увидеть отражение Эндрю на металле. – А ты? – Это не мой первый выбор. Рене протянула ему нож и подождала, пока он возьмет его, прежде чем предположить: – Ты слишком мал, чтобы иметь полезную досягаемость. Тогда это запасной вариант, когда ты не можешь закончить бой достаточно быстро против более крупного противника. Спасибо, что не разрисовал им Дэн. – Мне не нужен нож, чтобы победить её, – сказал Эндрю. – А против тебя он бы мне понадобился? Рене знала, как правильно ответить на этот вопрос, но решила сказать правду. – Да, – сказала она, - Но я не могу обещать, что это принесет тебе пользу. Эндрю улыбнулся медленной улыбкой, которой она совсем не поверила. – Покажи мне. – Боюсь, я отказалась от этого. – Еще одна причина, по которой религия презренна. Она порождает скучных приспешников. – Могу я спросить, какова была первая причина? – спросила Рене, но Эндрю лишь молча смотрел на нее. – Религия кажется сложным делом, не так ли? Честно говоря, организованная религия иногда кажется мне немного стесненной. Для меня важнее всего сама вера - способность верить в добро, искупление и загробную жизнь. Мне нравится верить, что мы не одиноки в этом. Эндрю наклонил голову на одну сторону и рассматривал ее. – Ты боишься смерти. – Да, – сказала Рене. – Я была близка к ней достаточно раз, чтобы бояться того, что находится по другую сторону. Вера помогает мне смириться с этим, но это медленный процесс. А ты? – Какая пустая трата времени и энергии, – сказал Эндрю. – Страх или боязнь смерти? – спросила Рене. – Смерть неизбежна, – сказал Эндрю, снова засовывая клинок под рукав. Рене смотрела, как исчезает оружие, и предполагала, что Ваймак не знал, что Эндрю носит ножны на предплечье. Ей хотелось бы думать, что Эндрю решил надеть их вместе с ней сегодня вечером, а не то, что он регулярно пристегивается, но она чувствовала себя обязанной предупредить Ваймака. Даже если Эндрю намекнул, что практикует сдержанность в отношении того, на кого он использует нож, это был риск для безопасности, который она не могла игнорировать. – Сколько ножей ты носишь с собой? – спросила Рене. – На один больше, чем у тебя, – ответил Эндрю. – Сразись со мной. – Я не могу. – Можешь, если это означает, что я не буду использовать его против твоих товарищей по команде, а? – спросил Эндрю. Рене перевела взгляд с его рукава на лицо. Эндрю взял два напитка из оставшейся на подносе партии и поставил один перед ней. Свой он взял, но пить не стал. Он наблюдал за ней, ожидая реакции, но они оба знали, какой она будет. – Не сегодня, – сказала Рене. – Я не буду драться с тобой, когда ты пьешь и кидаешь пыль. – В воскресенье, – сказал Эндрю. – Воскресенье, – согласилась Рене. – В Лисьей башне есть комнаты для занятий в подвале. Там ковровое покрытие, но нет ни камер, ни окон для свидетелей. Тонкий ковер, – объяснила она, пока он не был уверен в этой идее. – Грубый слой поверх бетона. Не совсем как в бою на улице, но сопоставимо, я думаю. – Сойдет, – решил Эндрю. Он опрокинул свою рюмку, достал сигареты из кармана и оставил её охранять стол. Рене смотрела, пока он не скрылся в густой толпе, затем взглянула на напиток, который он ей оставил. Она провела языком по тыльной стороне зубов, ища намек на пыль и виски, и ничего не нашла. Через минуту она подняла стакан и нетронутым вернула его на поднос, а сама стала потягивать содовую, пока кузены не вернулись к ней.