вкус табака и галлюцинаций.

дверная ручка стремительно опускается вниз, а дверь чуть ли не отлетает в стену. красными от неизбежно наступающих слез глазами ваня оглядывает комнату – все так же, как и когда он уходил. только-только переступив порог и с шумом закрыв за собой дверь, слезы прыскают из глаз нескончаемым потоком. « слезы льются водопадом – потушил лесной пожар я работаю гидрантом, спас от засухи байкал. » тело обессиленно падает на кровать. солёное море заливает теперь уже мягкую подушку, оставляя неприятный мокрый след, в который утыкается чуть покрасневшее, смазливое лицо вани. он бы так и лежал, если бы не почувствовал чужую руку на собственном плече. блондин развернулся, увидев... абдрашитова? он стоял прямо над ним, чуть склонившись и теперь всматриваясь в голубые глаза. — андрей алексеевич...? когда вы... – его затыкают. тонкий палец с плеча перемещается на подрагивающие губы. — тише, тише... не сейчас. у тебя ещё будет время для вопросов, – шатен опускается на кровать, совсем-совсем рядом, перемещая кудрявую голову на свои колени, пальцами разбирая золотистые кудри, поглаживая щеки. — рассказывай, что случилось? из-за чего ты плачешь? – заботливо спрашивает юноша, чуть склонив голову вбок и все ещё всматриваясь в глаза, в которых продолжали плескаться слезы. сейчас они действительно были сравнимы с морем; такие голубые, теперь ещё и солёные... выглядело красиво, но с тем и страшно. слезы – всегда ужасно, особенно у таких, как марголдин. — я... ну... – вроде как мнется блондин, но, прекращая обманывать самого себя, даёт волю безостоновочным рыданиям. — я просто устал... меня тут ненавидят! меня будто бы сжирают взглядами... они такие презрительные, будто бы я каждому персонально насолил, а я ничего не делал, правда! ещё и эта шайка... мне кажется, что я скоро не выдержу... они так мне надоели, вы просто представить себе не можете. а я даже не знаю, что сделал! они ещё считают, что я... ну... из этих. и что хочу... хочу... охмурить вас! – последняя фраза, видно, далась ему с неимоверным трудом. а кому легко будет сказать прямо в лицо предмету обожания то, что все убеждены, что ты его охмурить хочешь? благо, что лицо и так было красным от слез – румянца из-за высказывания видно не было. — а это разве не правда? – серьёзно спросил андрей, не переставая трогать пушистые волосы, успокаивая. в ответ на непонимание и страх в глазах блондина юноша лишь шумно выдохнул. — ты думаешь, я слепой? я же вижу, как ты на меня смотришь постоянно... вань, ну ты хоть себе признай, – на лице расползлась улыбка. нет, это была не ухмылка ни в коем случае – абдрашитова умиляло смущение, проступающее даже сквозь слезы. — чего? – только и смог выдавить из себя марголдин, спешно вытирая глаза и щеки от слез, стараясь сделать все, что угодно, лишь бы не смотреть в глубокие, карие глаза, что, кажется, видят насквозь. знают о тебе больше, чем ты сам. эта черта в психиатре кудрявого действительно пугала. но с тем и манила своей загадочностью, как и буквально все в нем. — чего-чего... ты ведь и сам все прекрасно понимаешь. не строй из себя дурачка... тебе это не идёт. смекаешь, о чем я? – на секунду ване показалось, что лицо андрея стало ближе. но он списал это на то, что чётко рассмотреть его блондин не мог – все ещё боязливо тёр лицо. но, как ни странно, ему совершенно не показалось. на первый взгляд тонкие руки прекратили теребить волосы и переместились на запястья вани, обвив их так, что вырваться было почти нереально. изучающий взгляд впился в голубые глазки марголдина. он смог разглядеть игривый огонёк в глазах врача. — андрей алексеевич, вы чего? – кудрявый дергает руками в попытках вырваться, но не выходит. хотя, он и старался не сильно... ну а кто захочет вырваться из рук такого симпатичного до боли красивого юноши? точно не марголдин и точно не сейчас. — мне отпустить тебя? – замечая пусть и жалкие попытки блондина вырваться уточняет андрей, взглядом проходясь по его телу, подмечая каждый изгиб. благо, что боковое зрение у шатена развито было неплохо, и он даже так заметил, как ваня качнул головой в отрицании. на это лишь хмыкнул. — ваня-ваня... не стыдно тебе? – одна из рук разжимается, выпуская запястье, и изучающе проходится по грудной клетке, что была скрыта приятной на ощупь тканью рубашки. хлопок, кажется? — пытаешься совратить своего же врача. а если об этом узнает руководство? меня же уволят, – цепкие пальцы высвобождают пару пуговиц, открывая доступ к малой части нежной кожи блондина, проходясь теперь уже по ней. ваня тёплый, почти горячий, когда руки абдрашитова холодные, как у трупа. оттого они вступают в безумный контраст, сводя кудрявого с ума. он жмурится, вздрагивает от каждого прикосновения и не может ничего ответить. — или, чего хуже, вслед за тобой упекут. хотя, меня не за что особо. но все же, ты ведь даёшь себе отчёт в том, что если меня действительно уволят – мы больше не сможем видеться, правда? – пытливая рука двигается дальше, обводя холодными пальцами соски блондина, на что получает сдавленный, боязливый, почти не слышный полустон. — но сейчас ты можешь не бояться. тут нас точно никто не услышит, – на лице расплывается ухмылка. в глазах играет похоть, которую трудно не заметить. вторая рука боле не сжимает запястье вани, перемещаясь на кудрявый затылок. подняв его голову, шатен невинно касается искусанных губ, на что получает реакцию в виде лёгкого подрагивания и ещё большего смущения. абдрашитов отстраняется не сильно, так, что кончики их носов чуть-чуть не касаются друг друга. — расслабься, – горячо, обжигая дыханием шепчет психиатр прямо в чужие губы, на что чувствует, что марголдин действительно пытается расслабиться. такое послушание умиляет. андрей вновь затягивает блондина в поцелуй, но теперь он совсем-совсем не невинный... жаркий и страстный. абдрашитов хозяйничает во рту вани, проходится языком по небу, сплетает собственный с чужим. ваня ощущает себя, будто во сне. ну не может такого произойти на самом деле. но, собственно, кого это волнует? сейчас ему хорошо, и о такой мелочи, как ощущение нереальности происходящего задумываться не хочется... мозг отключается, а перед глазами все плывет уже сейчас, когда дело не зашло дальше невинных поцелуев и прикосновений к груди. а что будет дальше? марголдин совсем-совсем поплывет? растает в пытливых, холодных руках? а абдрашитов и рад такому исходу событий, такой реакции, как у невинной школьницы-девственницы. это забавляет. голубые глаза бегают по лицу над собой. кудрявый раскраснелся и засмущался, при том все, каждая эмоция, читается в его взгляде. точнее, андрей способен прочитать всего ваню, будто открытую книгу. психиатр слишком хорошо проникся его характером и языком жестов. а теперь и просто языком. у самого же на лице только улыбочка довольная, будто у кота. толстого такого, который со стола украл что-то, пока хозяева не видят и сидит, посасывает. в каком-то смысле так и есть. рука скользит из под рубашки, продолжая растегивать пуговицы, делая это медленно, специально измываясь, на что получает неодобрительное ерзанье и умоляющий взгляд голубых глаз. — ну андрей алексеевич... – чуть ли не скулит ваня, кладя собственные, дрожащие руки на те, что так псевдо-неохотно освобождали его от одежды. на это он получил лишь короткий, низкий смешок психиатра. но, как ни странно, тот прислушался, и вскоре рубашка была скинута с плеч путем того, что марголдину пришлось подняться на ноги, которые уже значительно потряхивало. абдрашитов встал следом и, приспустив чужую рубашку, обнял кудрявого со спины, касаясь ледяными руками разгоряченной кожи, отчего блондин вздрогнул. ваня всматривался в дверь комнаты, боясь шевелиться, пока не почувствовал мокрый поцелуй на шее. и тут марголдин поплыл. тело расслабилось, а голова откинулась на чужое плечо, открывая полный доступ к нежной коже. как оказалось, у абдрашитова острые зубы. блондин понял это, когда они впились в его шею, заставив выгнуться и прошипеть от боли. но после столь болезненного действия андрей, будто бы пытаясь загладить вину, вновь оставил нежный поцелуй на месте розоватого укуса. ваня таял. таял от любого действия и прикосновения, чуть ли не валясь с ног. считай, что сейчас его придерживали только руки абдрашитова, что обвили талию юноши, будто лоза. как оказалось живая, потому что одна из рук переместились на плечи, продолжив спускать такой необязательный сейчас элемент одежды. губы ползут дальше, оставляя дорожку поцелуев и совсем несильных укусов начиная от затылка и проходясь по шее, замирая где-то в районе лопаток. вторая рука медленно ползёт к не особо тугой резинке шорт, хватаясь за неё резко, на что андрей получает сдавленный вздох и чувствует, как тело в его руках сжалось. голова переместилась; теперь абдрашитов склонился к уху блондина, опаляя горячим дыханием. — чего же ты трясешься? разве боишься меня? думаешь, я способен причинить тебе боль? – почти обиженно шепчет шатен, все еще оглаживая оголенное, разгоряченное тело. — нет-нет, ни в коем случае... – взгляд, голубых глаз, что был полон желания, оторвался от двери и юноша перевёл его на андрея. — ну вот, – слышится низкий, хриплый смешок и марголдин чувствует, что его шорты и боксёры сползают до колен. абдрашитов рукой обхватил член блондина, большим пальцем чуть надавив на головку, из которой уже выделялась смазка. он вновь получил обратную реакцию в виде стона, но уже чуть громче. психиатр прикусил губу, начав медленно двигать рукой вверх вниз, вслушиваясь в стоны. если бы он сказал, что не наслаждается ими, то нагло бы соврал. — андрей алексееви-ич... – проскулил марголдин, опершись о абдрашитова, прикрыв рот ладошкой. он чувствует, что оказывается на кровати. шорты с бельем уже лежали рядом, аккуратно сложенные. когда андрей успел? кажется, вот только-только он небрежно и резко окончательно стянул их. из кармана халата шатен изымает тюбик со смазкой на водной основе – он готовился и шёл сюда с определённой целью. и этой целью был его кудрявый пациент. тонкие пальцы открывают крышку тюбика, обильно выдавливая холодную жидкость. один из смазанных пальцев подставляется к напряженному колечку мышц, медленно входя на одну фалангу. шатен слышит сдавленный стон боли, на что кладёт руку на внутреннюю часть бедра, поглаживая нежно, успокаивая. второй палец входит аккуратно, чтобы, не дай боже, не причинить боли. пылкие губы теперь касаются тех мест, где проходились пытливые руки. марголдин лежал перед ним, раздвинув ножки и выгибаясь от каждого прикосновения, хрипло постанывая и скуля от боли. картина возбуждала, даже если глянуть на неё мельком. — тише, тише, ванечка, – успокаивает андрей, входя теперь уже третьим пальцем. растягивает аккуратно, стараясь причинить минимум боли. подготовка важна, неимоверно. и абдрашитов это знал, прикладывая все силы для того, чтобы позже ване было хорошо. второй же это понимает, и потому старается расслабиться, действительно получать удовольствие от того, что происходит. физически пока не получалось, но морально... морально он был на седьмом небе от того, что его захотел тот, о ком были все влажные грёзы кудрявого, пусть об этом никто и не знал. никому и не надо – все ведь про диагноз в курсе. — я готов, – кладя руку на темную макушку сказал марголдин, сглотнув. абдрашитов кивнул, вынув пальцы и поднявшись. спешно он начал стягивать с себя одежду, поглядывая на тяжело дыщащего марголдина. на собственную шатену было плевать, потому как она небрежно летела прямо на пол, только халат опустился на кровать, рядышком с блондином. вскоре и андрей остался полностью без одежды. как оказалось, халат на кровати лежал не просто так – оттуда изъялся яркий квадратик, что оказался контрацептивом. он быстро открылся зубами; абдрашитов стремительно, но с тем чётко и собранно надел его на собственный, уже давным давно возбужденный член. вновь воспользовшись смазкой, шатен подставил его к уже растянутому колечку мышц вани, аккуратно и медленно толкаясь внутрь. в ответ вновь тихий стон, но боли в нем читалось уже в разы и в разы меньше. она уступало место наслаждению, лишь второстепенными нотками отзываясь где-то далеко, на фоне. андрей склоняется над ваней, вновь касаясь влажными губами шеи, ключиц и всего, до чего мог дотянуться в этой позе. оба сходят с ума. сходят с ума друг от друга. упиваются. растворяются. жарко до невозможности, не смотря на открытое окно. обоим плевать на обстоятельства – они наслаждаются происходящим, не придают никакого значения последствиям, что могут настичь их позже. комната наполнилась стонами наслажденя вани и горячими выдохами андрея, переростающие в рычание в некоторых моментах. марголдин кладёт руки на плечи шатена, чуть сжав их. голова откидывается, а стоны становятся, кажется, только громче. абдрашитов осознает, что юноша под ним на пределе, как и сам он. шатен вновь опускает руку на член марголдина, начав надрачивать. в ответ очередные, громкие стоны наслаждения. абдрашитов продолжает движения, которые стремительно ускорялись. дыхание сбилось у обоих. оба не замечали ничего вокруг; они были слишком заняты. заняты друг другом. — вань... ты же знаешь, что выглядишь, как с обложки порно-журнала? – андрей – чуть ли не главный любитель клешированых пошлых высказываний, которые в контексте звучат так, будто бы они в убогом порнофильме. но ваня таял от них. — с ума сводишь, блять, – андрей выругался, свободной рукой оглаживая тело, на котором все ещё была надета зелёная рубашечка в розовый цветочек. блондин еле сильнее смутился со слов психиатра, отвернув голову и поджав губы. — андрей алексеевич... – марголдин все же метнул взгляд на лицо шатена. — ... это вы с ума сводите.