Человек с языком

Затёкшая спина смачно хрустнула, стоило мне поднять голову от рук и понять, что я уснула в чулане. «Чёрт, сегодня же какие-то уроки!» Действия были мгновенные: в тетрадь положить закладку и убрать вниз к остальным, выйти, закрыть чулан, бегом в ванную приводить себя в порядок... Когда я выбежала из ванной с полотенцем на голове и посмотрела на часы, из груди вырвался вздох облегчения: всего полдевятого утра. «Как же непривычно, что с утра в будни никуда не надо...» На кухне я довольно долго искала хоть какие-то продукты, а через двадцать минут уже сидела довольная и ела овсянку с пылу с жару. В холодильнике ещё и нашлась шоколадка, которую я поломала в кашу. Это была настоящая роскошь: я так ела всего несколько раз за детство, но запомнила вкус тающего в горячей овсянке шоколада надолго. «Эх, видела бы меня сейчас шестилетняя я... Это ж праздник какой-то! Вот как элита живёт...» Стоило мне залить тарелку водой, как раздался звонок в дверь. В глазок никого не было видно, так что я открыла дверь сразу. На пороге стояли двое взрослых мужчин в чёрном и внимательно на меня смотрели. Я едва сдержала смешок: уж очень они были похожи на моих преподавателей органики и матанализа. — Эм... Здравствуйте. Вы педагоги по гламуру и дискурсу? Оба степенно кивнули, после чего я их пропустила в комнату. Тот, что был похож на препода органики, всё так же степенно и при этом довольно сухо представился: — Бальдр. Тот, что походил на лектора по матанализу, даже немного холодно осклабился, как на регистратуре в поликлинике. — Иегова. — Очень приятно, а я... — Ника. Мы знаем. «В курсе миссии, значит. Получается, Аматэрасу им всё передала...» Через некоторое время я уже сидела за столом с ручкой и тетрадкой наготове. На вопросительные взгляды своих новых учителей я сказала, что мне так проще запоминать теорию. — Ты знаешь хотя бы в общих чертах, что такое гламур и дискурс? — начал Бальдр. Я отрицательно помотала головой. — Ну... Гламур, наверное, это что-то про лоск и внешний вид, а слово «дискурс» я впервые слышу, если честно. — Гламур и дискурс — это два главных искусства, в которых должен совершенствоваться вампир, — довольно монотонно отозвался Бальдр. — Их сущностью являются маскировка и контроль и как следствие власть. Умеешь ли ты маскироваться и контролировать? Умеешь ли ты властвовать? Маскироваться я умела отлично, годы незаметного сна за партой на истории не прошли даром. Но контролировать? Властвовать? — А зачем мне властвовать? Этот вопрос мои новые учителя почему-то проигнорировали либо истрактовали как ответ «нет». — Мы научим тебя и тому, и другому, и третьему. Они оба сели напротив меня. — Сегодня мы будем учить тебя вдвоём, — подал голос Иегова. — Знаешь, почему? — Потому что в сущности гламур и дискурс — это одно и то же, — отозвался Бальдр. — Это два столпа современной культуры, которые смыкаются в арку над нашими головами... Что ж, уже после получаса первой лекции стало ясно, что на самом деле моя историчка Алла Сергеевна, на уроках которой я постоянно спала, на самом деле была настоящей мастерицей красочных и лаконичных объяснений темы. Да даже занудный лектор-физик из вуза по сравнению с гламурологом и дискурсистом был более чем терпим. Причём их повторяющиеся монотонные интонации, похожие на диктофонные записи, были меньшим из зол. Бальдр и Иегова просто по очереди то показывали мне фотки голых женщин из глянцевых журналов, то капали в рот препараты, которые называли закрепителями, но на самом деле ничего нормально не объясняли. Ну вот что можно понять о гламуре по фразе «это секс, выраженный через деньги», а о дискурсе из фразы «это секс, которого не хватает, выраженный через деньги, которых нет»? После каждого подобного описания картинки в моей голове налезали друг на друга, в итоге разбивались, а понимания не приходило. «Наверное, это просто я безбожно тупая и не догоняю...» — думала я каждый раз, записывая очередное мутное определение. Уже на второе занятие дискурса, которое мне проводил один Иегова, я поняла, что на самом деле эти занятия плохи не только потому, что из объяснений моих горе-педагогов ничерта не понятно, но и потому, что воспринимать всерьёз все их суждения было довольно опасно. На уроках гламура это было не так заметно, но на занятиях дискурсом Иегова рассказывал мне такие вещи, от которых начинала трещать по швам вера в человечество. Очень быстро стало понятно, что на это на самом деле уроки и направлены — на то, чтобы отдалить меня от людей и в теории возвысить над ними. Почему-то меня пугала мысль о том, что я начну на полном серьёзе думать как они. Я не могла нормально объяснить этот страх даже себе, но интуиция мне подсказывала: нельзя допустить, чтобы гламуролог и дискурсист промыли мне мозги. Поэтому на всех занятиях я пользовалась принципом, который ректор в вузе называл мнимым присутствием: уши слышат, рука пишет, мысли где-то далеко. Это чем-то было похоже на сон с открытыми глазами. Учителя меня не кусали и вроде как ни о чём не подозревали, когда я отвечала на их вопросы их же формулировками, которые после занятия бездумно зубрила. И что самое обидное, кроме этих занятий и зубрёжки, заняться было абсолютно нечем. Лекции, переодевания и покупки всякого неудобного шмотья на уроках гламура (причём абсолютное большинство платьев было чёрным, как будто в тон к моим волосам, однако позже стало ясно, что это просто вампирская мода на чёрное), зубрёжка тезисов, лекция, закрепители из пробирок, зубрёжка, лекция... И так по кругу. Спустя неделю ко мне зашла Мокошь, чтобы передать мне новенький мобильный телефон для связи, и я у неё поинтересовалась: — Слушай, а тут нет библиотеки? — Какой библиотеки? — она посмотрела на меня как на дуру. — Ну, с книгами. Чтобы читать. — Всё, что тебе нужно для просвещения, тебе дадут учителя. — Да нет же, это не для учёбы. Это чтобы... ну... Чтобы скучно не было. Мокошь сочувственно улыбнулась мне и покачала головой. — Нет, здесь книжных выставок нет. Отдала мне телефон и закрыла дверь. Я разочарованно упала спиной на кровать и простонала в пустоту: — Ску-у-у-учно-о-о... Плюшевая собака тоже упала на матрас от резкого движения, только мордочкой вниз. «Интересно, а как живут другие вампиры в таких условиях и не дохнут от скуки? Хотя, наверное, у нас просто разные ценности... Может, кому-то походы в рестораны, сплошные переодевания и дегустации жидкостей из пробирок реально приносят удовольствие, и я даже не знаю, жалеть таких или бояться.» Взгляд упал на дверь с табличкой «Служебное помещение», где меня застукала Аматэрасу Иосифовна за поеданием Нутеллы и разглядыванием пробирок. «Нутеллу я, конечно, уже съела, а вот пробирки ещё не изучила. Да и та сверкающая штука внизу...» И снова в груди возникло это прекрасное чувство интереса и азарта. Я встала с кровати, переплела перед зеркалом порядком растрепавшуюся косу и открыла дверь. В этот раз я целенаправленно подошла к полке с пробирками и стала их разглядывать. На вид они ничем не отличались от тех препаратов, которыми меня пичкали Бальдр и Иегова, однако в коробке они были поделены на секторы, и всё было подписано. Причём секторы были подписаны словно в спешке: к деревянным краешкам коробок будто наспех были приклеены неровные клочки бумаги с написанными от руки короткими словами «воен», «эрот», «мист», «писат», а в одной из ячеек была сложенная вчетверо бумажка. Там тем же почерком было написано «Вывозная часть коллекции Брамы Четвёртого и Рамы Второго, полная картотека у Рамы. См. указатель». И после этого неразборчивый инициал - то ли «Л», то ли «А», то ли «Д». Я вытащила из сектора «писат» одну пробирку наугад. На ней латиницей было написано "Gumiliov + 1/2 Letov + 1/4 Cobain". Гумилёв, Летов и Кобейн... Сочетание довольно странное, но интересное. Дегустация произошла незамедлительно. Я присела на стул и приготовилась увидеть нечто удивительное, однако... ничего не произошло. Я уже разочарованно присвистнула и хотела вытащить другую пробирку, но тут у меня начали как-то странно чесаться руки между пальцев. Очень захотелось что-то написать. Я выхватила одну из тетрадок, перевернула её вверх тормашками, открыла с конца и начала писать всё, что чувствовалось. Тех нескольких капель, что я выпила, хватило всего минут на десять, и когда я в конце хрустнула костяшками пальцев и посмотрела в тетрадь, там красовалось: «В совершенно беззвёздно ужасное небо В раковины созданные не для этой грязной цензуры Крики-краки-крэки-кряки До самого трогательного предела» «Ёлки-палки, это ж даже близко не стихи! Ну зато хоть что-то сделала. А какие ещё поэтические коктейли тут есть, интересно...?» Следующий час я просто хватала разные пробирки из сектора «писат» и опрокидывала по капле в себя, а затем записывала всё, чем они меня наполняли. Смеси были самые разные: это были как условно «чистые» препараты, как «Tutchev», «Evtushenko» или «Tsoy», так и довольно причудливые смеси: Пушкин и Диккинсон, Маяковский, Вийон и Бунин, Мэнсон и Цветаева, Набоков и, наверное, какой-то модный рэпер, имя которого я впервые увидела... Лучше всего писалось под препаратом «Pasternak + Kormiltsev», получалось что-то правда похожее на осмысленную лирику и к тому же красивое. Увлёкшись, я не заметила, как выпила чуть ли не четверть пробирки. Коробка сразу же оказалась на месте, как и тетрадка. «Ура, досуг появился!» Моё внимание снова привлекло что-то сверкающее внизу. Очень осторожно, чтобы не задеть ничего, я опустилась на колени и прижалась к полу. Под нижней полкой была блестящая, судя по всему, алюминиевая, дверца высотой во всё пространство от пола до нижней полки. Именно её ручка под лампой блестела и привлекала моё внимание. Чтобы дотянуться до неё, мне пришлось лечь на пол и вытянуть руку во всю длину. Раздался короткий щелчок, но дверь не поддалась. «Вот уж и правда я как Алиса! Жалко, нет ни ключа, ни пузырька с пирожком... Или я всё же Коралина? Тогда за дверцей меня не ждёт ничего хорошего, ну да и ладно, когда меня это останавливало.» В полумраке не было видно ни зги, поэтому я стащила со штатива на столе маленький фонарик и посветила в сторону дверцы. Тогда я там и увидела гравировку «Странности человека, которого не было». И кодовый замок с пятью буквами. «Код... Интересно, есть тут подсказки?» Я пролезла головой под полку и посветила на неё фонариком. Ничего. И под другими полками ничего не было. Я полезла в разные коробки в поисках записок или иных ключей к разгадке, но кроме той записки про Браму и Раму, нового ничего не нашла. Я уже потянулась к столу и думала обследовать его, но внезапно раздался стук в дверь. — Ника? Ника, ты же здесь, иначе было бы не заперто! Аматэрасу Иосифовна. Ну конечно. Я закатила глаза, поскорее задвинула все коробки и открыла дверь. Аматэрасу Иосифовна оглядела меня, но даже не стала наклонять ко мне голову и сразу недовольно спросила: — Ты брала картотеку? — Да, — врать смысла не было. Старушка покачала головой. — Не лезь туда больше. Не то что дегустировать, трогать не смей. Если тебе мало материала на занятиях, я дам знак Бальдру и Иегове... — Не надо! — взмолилась я. — Мне было просто интересно. Там и препараты такие необычные... — Писательских напилась? Я закивала. — Раз уж тут нет книг, решила попробовать сама себе что-то написать... А как вы делаете такие препараты? — Простая перегонка с помощью хими... — увидев, как загорелись мои глаза, Аматэрасу Иосифовна улыбнулась и пригласила меня присесть на диван. — Расскажите, пожалуйста, как делать такие препараты. Я тогда не буду трогать картотеку, а буду делать свои вещества. — Для этого нужен вампир-чистильщик и много разных веществ, это сложная процедура. — Всё равно расскажите, Аматэрасу Иосифовна! — я умоляюще на неё посмотрела. Та посмотрела на мои руки, сжимающие ручку и тетрадку, на лицо, и вздохнула. — Ну так уж и быть, расскажу. Только если не будешь больше трогать картотеку. А заодно расскажу, почему её нельзя трогать. Я закивала. «Может, в этой истории будет подсказка, как открыть дверцу?» — Сначала про перегонку или про картотеку? — Давайте про картотеку. Аматэрасу Иосифовна откинула голову на спинку кресла и как-то горько улыбнулась. — Эта картотека — дорогая память о двух вампирах, которых сейчас с нами нет. О ней не заботится её нынешний владелец, так что мы с Локи вывозили её по кусочкам, а сейчас, как ты понимаешь, приостановилось это дело. — А о ком эта память? — Один собрал основную часть этой коллекции, я бы сказала, девяносто девять процентов. Увлекающаяся была натура... — при этих словах она коротко глянула на мои руки. — Его язык сейчас находится в Раме Втором, да-да, том самом, которого тебе нужно устранить из иерархии. Так что ты можешь косвенно встретить того, кто собрал эту картотеку. — А второй? И в ком сейчас его язык? Аматэрасу как-то странно тряхнула головой и отвела глаза. — В результате процесса, на который повлиять мало кто мог, его язык вернулся к истокам, так что он фактически ушёл навсегда. Так что ты его не встретишь даже косвенно, увы. Хотя мне иногда кажется, что ты на него чем-то похожа, и если бы вы познакомились, ты бы ему понравилась. Я коротко усмехнулась. — А он что сделал для коллекции? — Сам он разве что взял несколько препаратов и не вернул, из-за чего с создателем картотеки у него произошла дуэль. — Дуэль? — Вампиры так решают разногласия при условии, что нет угрозы физическому существованию языка. Я побывала на десятках дуэлей, и причины там чаще всего такие несуразные... Так вот, в той дуэли собиратель проиграл, после чего впал в депрессию, и язык не пожелал оставаться в его теле. — И перешёл в Раму Второго? — Да. А тот вампир, который в дуэли победил, курировал новичка вплоть до первой пробы баблоса, о баблосе тебе расскажут на уроках. Затем у них случилась дуэль... — Опять? А в этот раз что они не поделили? «Мальчишки везде одинаковые, всё время из-за пустяков дерутся...» — Женщину. В той дуэли Рама проиграл, однако... Однако именно он сейчас жив. По совершенно нелепой случайности. Голос Аматэрасу Иосифовны дрогнул, она как-то странно заморгала глазами, но затем снова посмотрела на меня. — Локи из-за этого проиграл весь свой баблос, к тому же они с покойным хорошо общались, и он не мог смириться с его исчезновением, поэтому именно его язык сейчас в твоём теле. — А Вы? — Покойный был ещё моим воспитанником, я преподавала ему поведение в обществе. Я кивнула и посмотрела на узор на полу. «Рама проиграл дуэль, но этот проигрыш обернулся удачей ему и неудачей его сопернику, с чем не могли смириться Локи и Аматэрасу Иосифовна... Нет, банальная месть за друга - это слишком мелко... Может, ещё дело в баблосе? Хрен знает, что это такое, но скорее всего, это что-то важное... Хотя нет, всё равно непонятно, зачем им для этого новый человек. Да и почему коллекция в память ещё и о нём, хотя он для неё ничего не сделал? Сюр какой-то.» — А как звали этих двух вампиров? — Первого Брама, второго Митра. — Брама — это, который... — Который создал картотеку. Я кивнула, на всякий случай прокрутив имена в голове. Брама и Митра. Митра и Брама. «В обоих именах по пять букв! Когда она уйдёт, надо будет попробовать! Раз уж коллекция в память о них...» — Ну, про картотеку я тебе рассказала, теперь давай про перегонку. Для этого нужен вампир-чистильщик, у которого на голове цилиндрическая спираль, через которую красная жидкость и проходит. Вампир впадает в особый транс и концентрируется на тех аспектах, что надо сохранить... Уже через пять минут в тетради оказался рецепт перегонки крови, кроме названий субстанций, которые должен принимать чистильщик, чтобы опыт и умения в крови разделились: Аматэрасу не вспомнила их названий или прикинулась, что не вспомнила, но дала мне телефон некого Эскулапа, который помог бы мне с теорией. Видимо, она уже решила, что чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось. А может, это было затишье перед бурей. Но за номер и за помощь я всё равно её искренне поблагодарила. Уже ночью, когда я убедилась, что больше никто ко мне на огонёк не заглянет, я заглянула в чулан. Взяв со стола фонарик и зажав его в зубах, я просунулась под полку по грудь и сначала попробовала ввести на кодовом замке имя «Брама», но дверца снова не поддалась. Тогда я размяла пальцы и ввела имя «Митра». Щёлк. Дверца с еле слышным скрипом приоткрылась. От восторга я даже выронила изо рта фонарик. За дверцей, конечно, не было дивного сада или портала в другой мир, но то, что я там увидела, заинтересовало меня не меньше. Там было пространство высотой с книжную полку, в котором в полумраке и холоде стояли завакуумированные наглухо пробирки с кровью. Абсолютно чистой ярко-алой и тёмно-вишнёвой кровью, не с прозрачным препаратом. Позади них была стенка с надписью «резерв! не дегустировать!», однако отодвинув подставку с пробирками, я увидела, что это ещё одна дверца, на этот раз без замка. На пробках у всех пробирок были маленькие клапаны. Одну я положила на стол, а все остальные спешно убрала назад. Откинув клапан, я увидела крохотную дырочку, судя по всему, для иглы шприца. Но поскольку шприца под рукой не было, я просто опрокинула пробирку себе в рот, после чего сразу закрыла клапан. И только поднеся язык к нёбу, я поняла, что по неосторожности не капнула крови, а плеснула... Стоило мне потереть язык о нёбо, как в груди словно образовался фейерверк. Разум закрутился внутри, его как будто засасывало огромным пылесосом куда-то наверх, и оттуда, сверху, я как будто увидела себя со стороны. В моём теле был кто-то чужой. Он смотрел вокруг, смотрел на мои руки и ноги, пытался двигаться... а затем крепко обнял себя за плечи и запрокинул голову. Я сверху могла только наблюдать, тело стало совершенно неуправляемым. Я видела и чувствовала другую жизнь так ярко, как никогда до этого. Вот я постигаю гламур и дискурс... Вот я кусаю людей... Вот я что-то пишу, и пишу много, и хотелось бы вчитаться снова, но буквы уплывают... Вот я говорю с каким-то поджарым человеком, а затем вытаскиваю из картотеки несколько пробирок, чьи названия так расмыты... Вот я торжествующе смотрю на этого человека, которого куда-то увозят... Вот я смотрю на себя в зеркало, и отмечаю, что довольно недурён собой, особенно рядом с тем поджарым человеком, который теперь носит большую чёрную маску... Вот я смотрю на измотанного паренька, привязанного к шведской стенке... Вот мы с этим парнем куда-то едем... Вот я лечу над городом... Вот я иду рука об руку с какой-то девушкой с необычной причёской... Вот я целую эту девушку, и мне это нравится... Вот я торжествующе смотрю на паренька, которого тоже куда-то увозят, как и его предшественника, и в душе предвкушение чего-то прекрасного смешивается с ностальгией... Вот я иду вниз за девушкой в белом, а затем открываю какую-то дверь, и... Неожиданно голова ударилась обо что-то твёрдое, и всё пропало. Я лежала на полу навзничь и кверху ногами, а затылок ныл. Рядом валялся стул. Осознание пришло в тот момент, когда я поняла, что в глаза мне светит рыжая лампочка, а сама я нахожусь в чулане. «Нет, в меня никто не вселился. Просто я выпила чистой крови, причём больше, чем несколько капель, и во время трипа грохнулась со стула и ударилась башкой.» Пробирка и стул снова оказались на местах, но картинка перед глазами немного плыла. И уже на кухне, прикладывая брикет мороженого к затылку, я поняла: вот и нашлась та загадка, которую я буду разгадывать. Гламур, дискурс, иные вампирские дисциплины и искусство перегонки я буду учить у всех на виду, готовиться к миссии тоже, а втихаря буду постигать тайны того, чья кровь запечатана в этих пробирках и как она повлияет на меня. Настроение стремительно поползло вверх.