Человек с языком

На следующее утро Аматэрасу Иосифовна вошла без стука и застала меня моющей посуду в одной домашней футболке. Поскольку полдень ещё не наступил, я немного удивилась. — Зачем ты это делаешь? К тебе же приходят домработницы два раза в неделю. — А зачем им мыть трёхдневные залежи? Да и к тому же если залить водой сразу, всё моется легко и недолго, — я улыбнулась и положила тарелку в шкаф. Аматэрасу Иосифовна только покачала головой. — Что ж, ты пока оденься в нормальную одежду, и мы приступим к занятиям. Не будешь же ты учиться поведению в обществе вот в этом! Я посмотрела на свою футболку. Она была на несколько размеров больше моего, поэтому я её носила без штанов, как домашнее платье. Да и в целом она мне казалась симпатичной и весёлой: зелёная с нарисованными ультрамариновыми незабудками в форме сердечка, и вся яркая-яркая, как украшения на киевском торте. — Вам настолько не нравится футболка? Или Вы хотите, чтобы я надела штаны? — Ника, я хочу, чтобы ты надела что-то приличное. В такой одежде положено не поведению в обществе и искусствам боя и любви учиться, а прыгать на сцене под модные глупые песенки. Я пожала плечами. — Дайте три минуты тогда, я переоденусь. Аматэрасу Иосифовна осталась на кухне, а я направилась в спальню к шкафу. «Ну ладно. Будет вам приличная одежда...» Когда я спустя десять минут вышла в ярко-оранжевом, как мандаринка или метилоранж, платье по колено и в янтарных бусах на шее, Аматэрасу Иосифовна слегка улыбнулась. — Из всех возможных цветов ты выбрала самый безумный... — Разве обязательно ходить всё время в чёрном, как в трауре? — Не обязательно, не обязательно. Я на самом деле ожидала, что ты назло выйдешь в наряде с грудью наголо... — Ну что Вы, Аматэрасу Иосифовна, у меня и нарядов-то таких нет! Да и неудобно это... Почему-то после этих слов под лифчиком зачесалось. — Ладно, модница. Учить тебя поведению в обществе и остальному я тебя буду не здесь. Привела она меня в какой-то невероятно пафосный ресторан, в котором как будто всё было сделано из золота и мрамора. Первые минуты три я просто смотрела на всё это с раскрытым ртом, как ребёнок: за всю жизнь я в подобных заведениях я не то что не бывала, но даже не видела таких снаружи или в кино. Аматэрасу Иосифовна легонечко шлёпнула меня по плечу. — Первое задание провалено. Запомни, Ника: вампиры и вампирши не слишком показывают свои эмоции. Если в человеческом мире это в высшем обществе ещё проскальзывает, то тут ни в коем случае. — Для этого нужен хороший самоконтроль или скорее насмотренность? — И то, и другое. Но второе здесь важнее, чтобы у тебя действительно не вызывали эмоций даже самые шокирующие вещи. Собеседники должны считать, что тебя трудно удивить, обрадовать или расстроить, а холодность не должна выглядеть маской. «Вот почему на их лицах и в их голосах так мало жизни и эмоций... Ну с Мокошью мы уже немного подружились, и я могу точно знать, что ей может что-то нравиться и не нравиться, а вот остальные всё время ведут себя как роботы. И ведь хрен поймёшь при таком раскладе, играют они или они такие и есть...» Вслух же я не сказала ничего. В остальном вампирский этикет мало чем отличался от человеческого, разве что откровенные наряды там не были чем-то из ряда вон, да и нецензурная лексика не считалась неприемлемой, однако об этом аспекте Аматэрасу Иосифовна говорила сквозь зубы, так что я поняла: при ней всё равно лучше не ругаться. При нашей первой встрече она и на эвфемизм «нихренища» отреагировала не слишком приветливо... — А насчёт укусов есть у вампиров какие-то правила? — Правила? — Ну там... Кого можно кусать, а кого нет, когда можно кусать, а когда нет... А то неловко думать, что посреди светского вечера тебя кто-то куснул и узнал, что ты дома носишь футболку без штанов или чего похуже. — Просто вампирам нечего скрывать, вот никто и не волнуется, — Аматэрасу Иосифовна как-то нехорошо улыбнулась, отчего я вжалась в спинку стула, — Но я понимаю, к чему ты клонишь. Просто так тебя никто не укусит, только если от тебя кому-то что-то надо. Так что если тебе от того, кому что-то от тебя надо, нечего скрывать, ничего не бойся. Я лишь кивнула, мельком глянув на свои бусы. Вроде они неплохо скрывали края защиты на шее, но я на всякий случай помазала её тональным кремом. «Теперь главное, чтобы она не додумалась укусить меня в щёку или в руку, иначе плакали мои опыты...» До конца вечера, к счастью, Аматэрасу Иосифовна не попыталась укусить меня. Предупредив меня о необходимости также завтра выходить из квартиры на уроки, она ушла, а я скинула платье, надела футболку и метнулась в чулан. Защиту я сняла уже там, после чего достала пробирки и тетрадь. На очереди была проба полного шприца: тридцать миллилитров. Особенно никаких изменений не последовало, разве что погружение становилось глубже. В этот раз я уже слабо отличала свои мысли и чувства от мыслей и чувств Митры: это ощущалось уже не как просмотр фильма в кино, где вместо экрана твои глаза, а как будто это правда происходит со мной. Только когда меня отпустило, я поняла, что снисходительное чувство ответственности за смазливого голубоглазого паренька или нежная симпатия к девушке со светлым маллетом на голове были не моими. Во время конспектирования я прокручивала все просмотренные воспоминания в голове, и мне казалось, что в первый раз чувство чужого тела было неспроста. Наверное, то же самое чувствует человек с раздвоением личности, когда вспоминает день, в котором главенствовало его альтер-эго: всё ощущается так, будто он это пережил, но это не его воспоминания. Когда я оторвалась от тетради надолго и посмотрела на наручные часы, я ужаснулась: было уже без десяти час ночи. Садилась работать я в десять вечера... «Получается, меня от тридцати миллилитров накрыло почти на два часа! И время в видениях текло так же... Если Аматэрасу увидит, что я не выспалась, у неё возникнут вопросы, и тогда опытам точно хана.» Спешно дописав все мысли и наблюдения в тетрадь, я замела следы, после чего быстро юркнула в кровать, даже не расплетая волос. Видимо, путешествие по личности Митры так меня вымотало, что я уснула буквально через мгновение после того, как моя голова коснулась подушки. ...В ту ночь мне снился крайне странный сон. Вокруг меня было серое облачное пространство, в котором иногда мелькали кораллового цвета молнии и соединялись в огненные шары, похожие на человеческие нейроны. Я брела по нему по тропинке, похожей на ту, что я видела во время первой дегустации. По бокам были какие-то невидимые мягкие стены, за которыми виднелись довольно расплывчатые пятна, похожие на силуэты людей глазами близорукого. Когда я прикоснулась к одной из этих стен, по ней пошла рябь, как по воде. Просунуть руку сквозь неё было легко, однако я там ничего не нащупала. Я уже хотела отойти, как вдруг увидела за этой стеной расплывчатое пятно, напоминающее человека. То ли сердце, то ли мозг, то ли язык подсказывали: мне нужно узнать, кто это. На всякий случай вдохнув поглубже, я просунула через эту стену голову. Человек был в чёрном, как Бальдр и Иегова, а волос у него не было вовсе. Он стоял ко мне спиной, так что я не видела его лица. — Я Ника! А кто Вы? И почему мне это так важно? — это должны были быть мысли, но я зачем-то прокричала это вслух. Человек обернулся, и я увидела его лицо. Чёрные глаза. Сами по себе они вообще не были страшными, но отчего-то меня охватила паника. Воздуха резко стало мало. А человек уже начал ко мне подходить. Я всё больше могла разглядеть его черты лица, но мне уже этого почти не хотелось. Я начала дёргаться в попытках высунуть голову, но стена стала какой-то вязкой, и мои руки начали снаружи прилипать к ней. — Почему мне это так важно... — ещё раз просипела я, глядя во все глаза на человека. Сомнений больше не было. Я видела его отражение уже несколько раз. Стена уже не давала выбраться. Я была в ловушке. Мне оставалось только смотреть, как Митра удивлённо разглядывает моё лицо. Стоило ему прицельно посмотреть мне в глаза, как стена резко вытолкнула меня, и я оказалась там же, откуда сон начался. Я подбежала к стене, снова попыталась прикоснуться к ней и заметила, что Митра тоже очень близко к ней стоит. Пространство вокруг начало рушиться, молнии начали вспыхивать всё чаще, и затем я проснулась. Шевелиться было трудно, в горле пересохло. Страшно уже не было. Вместо страха снова появился азарт. Губы сами собой расползлись в улыбке. «Давай, моя загадка, обрастай слоями, мне же интереснее.» На часах было шесть утра. Когда я поняла, что больше уснуть не получится, я ушла в чулан и несколько часов просто ставила опыты из своих школьных тетрадок: без крови, с обычными препаратами, которые я вынесла из дома. Результаты всех опытов, конечно, я знала заранее, да и сами по себе они были несложные, но мне всё равно было приятно смотреть на то, как фенолфталеин при контакте с щёлочью становится весёлого малинового цвета, а при возгонке йода выделяется фиолетовый газ. В бесцветном вампирском мире это было похоже на избавление. По приходе Аматэрасу Иосифовна не заметила, что спала я преступно мало, или сделала вид, что не заметила. С собой она принесла довольно толстый ежедневник. — Это материалы для твоего обучения боевому искусству. Поскольку Локи с нами физически больше нет, тебе придётся сначала здесь ознакомиться с теорией. — А практика? — А практика потом. Ты лучше читай. Воды в этом пособии было много. Настолько много, что я через некоторое время перелистывала страницы пачками, прежде чем найти хоть что-то дельное. Причём на всех этих страницах были бесконечные цитаты из самого Локи, рассказы о провинциях Китая, но ни слова о боях. Странице этак на пятидесятой я наконец увидела теорию по бою. Я начала читать вслух: — «...Боевое искусство вампиров практически не отличается от человеческого, если рассматривать технику рукопашного боя. Вампир использует те же удары, броски и приёмы, что встречаются в обычном рукопашном бое...» Господи, зачем было нужно это уточнение, ученики же вроде не тупые! «...Разница заключается в том, как именно вампир использует эту технику. Боевое искусство вампиров предельно аморально, и за счёт этого эффективно. Суть заключается в том, что вампир сразу использует самый подлый и бесчеловечный приём из всех возможных. Ориентируется он при этом на инстинкты, а не думает, какой приём самый подлый, поскольку за счёт последнего происходят самые частые проигрыши...» Аматэрасу Иосифовна кивнула. — Это основа. А теперь прочитай, чем конкретно вампирское искусство боя отличается от человеческого, это через пару страниц. Я перелистнула. От фиолетовых чернил начинало немного рябить в глазах. — «...Для того, чтобы быть непобедимыми в бою, вампиры создали конфету смерти. Конфета смерти сделана из перегнанной красной жидкости китайских борцов, она на время даёт невероятное умение управлять своим телом. Есть и побочные эффекты: конфета даёт чувство невероятной уверенности в себе, и с противником хочется играть, однако как только время действия конфеты истекает, вампир становится беззащитен, поэтому тратить время смерти зря нельзя. Вампир всегда обязан иметь при себе конфету смерти...» — Достаточно, — Аматэрасу Иосифовна довольно резко меня оборвала. — Порцию конфет я тебе сейчас дам. Она встала со стула и направилась в сторону чулана. Моё сердце сжалось от мысли, что она сейчас может найти следы моих экспериментов с кровью или тетради, но она довольно быстро вышла с полупрозрачным мешочком, полным тех красных шариков, на которые я обратила внимание в тот раз, когда я впервые в чулан зашла. — А, так это были конфеты смерти? — я улыбнулась. — Ты что, уже успела их наесться? — Аматэрасу Иосифовна строго на меня глянула. — Нет, я их не ела. Просто взяла в руки, посмотрела и положила на место. Я не думала, что они съедобные. Ложь. То, что они съедобны, я тогда поняла с первого взгляда. — Отлично. Бери конфету, ешь, попробуй, что можешь. Только не круши мебель и не пытайся побить меня. По вкусу конфета была похожа на лакрицу, и от этого я её едва не выплюнула, благо её можно было проглотить быстро, как лекарство, и не сосать. Уже довольно скоро я почувствовала лёгкое головокружение, а в душе появилась уверенность в том, что мне море по колено и это навсегда. Я прокатилась колесом по комнате, после чего села на шпагат несколько раз подряд и сделала сальто через диван. — Но это же обычная гимнастика... — сказала Аматэрасу Иосифовна, глядя на довольную меня, свисающую вниз головой с дивана. Отчего-то это было необычайно приятно. — Я не умею делать колесо и сальто. Сейчас вот первый раз, когда получилось. И засмеялась. Аматэрасу Иосифовна слегка улыбнулась в ответ. Спустя несколько часов, когда занятие давно закончилось и я опять осталась в квартире одна, я вытащила из серванта набор стопок и шотов. Стопки были поменьше, поэтому я вытащила одну и понесла её в чулан. После переливания воды из стопки в измерительную мензурку выяснилось, что в ней шестьдесят миллилитров. Пришлось взять две пробирки, поскольку первая уже заканчивалась. Я очень аккуратно набрала ровно шестьдесят миллилитров в стопку, села на пол и залпом осушила её. И только в следующую минуту поняла, что сделала глупость. Слишком резко увеличила дозу вдвое... Мои пальцы стали ослабевать, а перед глазами появился туман. Меня как будто стало уносить куда-то далеко-далеко, где я не видела того, что происходит вокруг... Способность видеть и анализировать происходящее вернулась ко мне на кухне, где я сидела и пила красное вино, а рядом лежала вскрытая коробка цукатов. Интересный наборчик... И тут я поперхнулась. Красное вино? Цукаты? Я ж не люблю ни то, ни другое! И как я вообще оказалась на кухне?... Я стала лихорадочно вспоминать хоть что-то, что со мной было после дегустации, но... ничего. Как будто из моей бумажной памяти всё это вырезали, и теперь там зияла чёрная дыра. Я посмотрела на часы. Полтретьего ночи. Теперь уже стало по-настоящему жутко. Я убрала цукаты и вино в шкаф, положила бокал в раковину и отправилась по квартире в поисках хоть каких-то зацепок. Окно в спальне было распахнуто, и порывы ветра трепали тюлевые занавески. Дверь в чулан тоже была открыта, и я сразу же забежала туда. Тетради были сложены аккуратной стопкой прямо в середине стола. Меня обуял ужас. «Ёлки-палки, какое счастье, что я вовремя это заметила! А то обнаружила бы утром и спалилась бы с потрохами...» В общем и целом на уборку и заметание следов времени ушло немного, хотя мыть стопку было сложнее всего: мне всё казалось, что запах крови в неё въелся, и теперь каждый. кто возьмёт её в руки, узнает, что я делала. По состоянию вещей было непохоже, чтобы я буянила или вела себя как-то неадекватно. Но то, что я вообще не могла вспомнить, что именно делала, пугало больше всего. Уснула я быстро. ...Во сне я снова оказалась в том же сером облачном пространстве с молниями. Стены вокруг тропинки перестали быть такими плотными и мутными, я теперь могла запросто сквозь них видеть или проходить сквозь них, не прилагая никаких усилий. Митру за одной из стен я увидела довольно быстро. Теперь я уже прошла сквозь пелену сама: от одного моего прикосновения она разошлась, как море перед Моисеем. Он обернулся сразу же, как только я преодолела стену. Я совершенно не знала, что мне дальше делать, поэтому я просто улыбнулась и пожала плечами. Митра быстрым шагом подошёл ко мне, но только я протянула ему руку, как словно ударилась обо что-то, а рядом вспыхнула огненная молния. Я отскочила тут же как ошпаренная, снова стало страшно. И снова он посмотрел мне прямо в глаза, только не с любопытством, как вчера, а с удивлением или даже осуждением. Этот взгляд... Слишком осознанный для картинки, которую создал мой мозг во сне. «Нет-нет, это ошибка! Ника, проснись! Проснись!» Когда я чуть приподнялась на локтях, я поняла, что подушка мокрая, и щёки тоже. Сердце колотилось как бешеное, воздуха было мало, голова гудела, почему-то очень ныл левый глаз. Мне казалось, что я вот-вот должна очень сильно заболеть. «Это наверняка связано с количеством выпитой чистой крови... Так, надо найти в себе силы доползти до чулана и всё записать... Голова пройдёт, перечитаю.» Записала я и вчерашний сон, и сегодняшний. Левый глаз болел так сильно, что на страницу капали кровавые слёзы. Свободной рукой я зажала его, продолжая локтем придерживать тетрадь, а правая рука выводила буквы уже, наверное, на чистой силе упорства и злости на саму себя и на собственную глупость. «А если я правда умру...? Плакали тогда все мои исследования, плакала не до конца раскрытая загадка... Я так просто не сдохну! Если понадобится, явлюсь с того света и всё закончу!» Стоило мне отложить ручку, как внутри головы с новой силой запульсировала боль. Еле-еле я доползла до кровати, после чего упала на неё лицом вниз и провалилась в приятнейшую пустоту без сновидений. Наутро, однако, боли, кровавых слёз и дрянного расположения духа как не бывало. Конечно, вся наволочка была залита кровью, но так как всё было ещё вполне свежее, получилось легко отстирать её перекисью. Сегодня вроде как последний курс, любовное мастерство. А дальше какое-то Великое грехопадение, и потом наконец-то Мокошь мне всё расскажет про миссию. Мокоши я почему-то доверяла больше, чем Аматэрасу Иосифовне, хотя разум шептал, что вообще-то им обеим доверять пока немного наивно. Вон Рама тоже доверял своим учителям, и, если бы не случайность, куда бы его это привело! Но несмотря на это, всё равно в этом бездушном и холодном новом мире хотелось кому-то доверять, как я доверяла маме, Василисе, Димке. Что ж, пока что у меня есть только я. И то, учитывая провал в памяти, себе доверять уже тоже плохо получается. Следы ночного безумия я смывала долго. Суша голову феном и заплетая косички, я смотрела в своё лицо, по которому было видно, что спала я плохо, и думала: «Какая же ты всё-таки слабачка, Ника.» Едва я успела одеться и застегнуть резину на шее, как раздался звонок в дверь. Однако за дверью оказалась Мокошь. — Ника, мать твою, что у тебя с глазом? — прямо с порога охнула она. — Долго не могла вытащить волос, натёрла, — прохрипела я, глядя куда-то мимо неё. Судя по её лицу, она поняла, что я соврала, но решила не допытываться. — Аматэрасу просила передать тебе что, она задерживается. Ваше последнее занятие уже совсем скоро. — А почему она не могла просто позвонить? Мокошь как-то косо на меня глянула, и я поёжилась. Как будто Мокошь лично позаботилась о том, чтобы Аматэрасу Иосифовна чуть-чуть опоздала... — Не переживай, всё идёт нормально, работай в штатном режиме. И держи, а то совсем оголодаешь, если будешь есть раз в день. Это от меня. Она улыбнулась мне, потрепала меня по голове и скрылась. Мокошь передала мне целлофановый пакет, наполненный творожными ватрушками. Я сразу же вытащила одну из них и вцепилась в неё голодными зубами. «Безумно мило с её стороны... Хотя мне не слишком нравятся её взгляд и интонации.» Аматэрасу Иосифовна приехала через час, когда я уже успела почти уничтожить ватрушки и повеселеть. Когда она зашла на кухню, я доедала с горящими глазами последнюю. — Вижу, у тебя хорошее настроение... - произнесла она. — Ага! — улыбнулась я с набитым ртом. — Интересно же, что это за искусство любви? Как ни стыдно мне было это признавать, но Мокошь была права: я действительно была очень голодной. Да и мне правда было интересно, как меня будут учить любить. — Пока ты доедаешь, я тебя предупрежу: есть два курса искусства любви, для вампиров-юношей и вампиров-девушек. Между ними ничего общего нет. И рассказывать я тебе буду только про то, как вести себя с человеческими мужчинами. Я аж поперхнулась. — В смысле человеческими? Между мной и человеком же не может быть настоящей близости... — говорить это вслух отчего-то было очень больно. — Так и есть. Настоящие отношения ты можешь выстраивать только с себе подобными. А с людьми может быть разовый интим без обязательств. Тут уже я не смогла сдержать смеха. Хорошо, что кусок я успела прожевать, иначе неминуемо бы подавилась. — Ой, ха-ха, Аматэрасу Иосифовна... Вы меня, ха-ха, переоцениваете... Вы правда считаете, что я могу соблазнять мужчин? Вы, ха-ха-ха, всерьёз уверены, что на меня у кого-то встанет? Ой, не могу-у-у, ха-ха... — Не вижу ничего смешного. Если ты оденешься по вампирской моде, вместо косичек сделаешь укладку и будешь соблюдать этикет, к твоим ногам упадёт столько мужчин, сколько тебе и не снилось. — Но зачем мне это? Я вполне могу просто влюбиться в вампира и начать с ним встречаться... — А если нет? Я тебе серьёзно говорю, иногда одноразовые плотские развлечения — лучший источник эндорфина, окситоцина и иже с ними. Ты же химик, должна понимать. Я попыталась принять серьёз и посмотрела на Аматэрасу Иосифовну, хотя мне всё ещё было очень смешно. — И как мне тогда соблазнять мужчин? — Первое и главное правило — быть предельно циничной и безжалостной с ними. Одно это предложение вызвало во мне желание саркастично сказать «а это обязательно?», но я сдержалась. Аматэрасу Иосифовна, видимо, учуяла, какие мысли бродят в моей голове, и пояснила: — Человеческие мужчины относятся к женщинам с крайней низостью и цинизмом. Тех, кто отказывает им в сношении, и тех, кто соглашается на него, они называют одинаково грязными словами. А ещё они относятся к женщинам крайне иррационально, поскольку многие из них считают, что женщин можно и нужно называть всеми грязными словами их арсенала... Посему с ними нужно тоже быть циничной и безжалостной, поскольку иного они не заслуживают. — А если он мне правда понравится? — Кто «он»? — Мужчина. Неужели я не могу быть с ним добрее, если парень мне действительно нравится? — Не можешь. Второе — так как между тобой и человеком не может быть настоящей близости, ты можешь относиться к нему легче и не особо брать в расчёт обстоятельства. — То есть я в теории могу заниматься сексом с занятым человеком и не думать о том, что у него есть жена или девушка? — Можешь, конечно! Это у него потом будут проблемы дома, а не у тебя, да и это он принял решение изменить, так что получит по заслугам! — Я всё равно не хочу в таком... Кхм, соучаствовать... Это некрасиво ни по отношению к парню, ни по отношению к его жене или девушке. Перед глазами снова появился Димка и его умоляющий взгляд. Я поджала губы и зажмурилась в надежде, что воспоминание уйдёт. «Нет-нет, нельзя идти на поводу у гормонов, когда у тебя есть жена. Я поступила правильно. Иначе бы сейчас и меня мучила совесть, и его...» Тут Аматэрасу Иосифовна смерила меня каким-то тяжёлым взглядом. — Я советую тебе пересмотреть взгляды на это. При исполнении миссии они будут только мешать. Но затем она снова расслабленно села. — А если я влюблюсь в вампира, там есть какие-то правила? — я попыталась чуть сменить тему. — Нет. Отношения с вампиром ты выстраиваешь сама, и никакой курс тебя этому не научит. Однако я бы хотела тебя кое о чём предупредить и дать совет... Не как наставница ученице, а как женщина девушке. Я наклонилась чуть вперёд. — Как ты могла заметить, Ника, большая часть нашего общества состоит из вампиров, а вампирш в нём крайне мало. Поэтому если ты влипнешь в любовный треугольник, это будет совершенно естественно и не должно тебя удивлять. — Для вампиров, получается, на безрыбье и рак рыба? — Почти. Для кого-то рак рыба, кто-то захочет просто связи с тобой без отношений, а кто-то увидит в тебе нечто прекрасное и захочет стать частью этого. Однако не бойся любовных треугольников, это всегда дело решаемое, особенно у нас. Потом разговор зашёл про физиологические особенности вампирш и про то, что после укуса у них меняется гормональный баланс, и как следствие исчезает влечение и в целом настроение ухудшается (то-то я так бесилась, когда Мокошь и Аматэрасу меня кусали!). Но из головы всё не выходил этот тяжёлый взгляд и слова про миссию... Ночью я долго не решалась вытащить снова пробирки: боялась, что снова всё начнёт болеть. Но всё-таки достала. И пробирку, и стопку. Аккуратно отмерив пятьдесят миллилитров (после шестидесяти стало боязно увеличивать дозу, и я решила попробовать немного сбавить темп, а заодно уловить причину провала в памяти), я отправила стопку в рот. Эффект, увы, оказался тем же, что и в случае с шестьюдесятью. Очнулась я стоя у окна с бокалом красного вина в руках. «И что это после стопки крови меня на вино тянет? Вот уж реально вампирша как в кино...» Особых разрушений опять не было. Я быстро проверила комнату и быстро легла спать. И снова во сне это серое пространство с молниями... Стены почти исчезли, а люди за ними стали видны отчётливее... Я пригляделась к ним и поняла, что они все мелькали в закрепителях и препаратах, которые я пила на уроках гламура и дискурса. Но все они были всё же размыты, да и не были мне интересны. Потом появился Димка. Я глянула на него со странным желанием подойти, обнять и вывалить всё, что накопилось, но он лишь посмотрел на меня неживыми глазами и проплыл между серых облаков. «Понятно. Он не настоящий.» Дальше всех стоял Митра. Как только я его увидела, сразу же прикоснулась к стене, и та с шипением испарилась. Очень осторожно я сделала шаг в его сторону. — Эм... Здравствуйте. Он обернулся. Его взгляд был таким же осознанным, как и прошлой ночью. Я глубоко вдохнула, подошла к нему и очень осторожно, будто он был стеклянным, тронула за плечо. Никаких вспышек не последовало, он от меня не отшатнулся, даже наоборот, прикоснулся к моему плечу в ответ. В тот же миг пространство из тёмно-серого стало нежно-серебряным, а остальные стены и силуэты за ними пропали. Всё это произошло совершенно беззвучно, но в моей голове отдавался звук бьющегося стекла. Какое-то время ничего не происходило. Я просто смотрела то на Митру, то на пространство вокруг, совершенно не зная, что делать. Из транса меня вывел его голос, который я много раз слышала при дегустациях: — Тебе тоже привет. Ника, да?