вилкой в глаз или минет на шиномонтажке?

      … — Ты меня ненавидел, я знаю!       — Андрей, это, безусловно, интересно и приятно, что ты помнишь, каким был мудаком, но я несколько занят, подожди, окей?       Федя сидит за компьютером, с него, кажется, уже семь потов сбежало, настолько жарко было в квартире, ещё жарче — на улице. Старенький вентилятор слабо гонял тёплый воздух и, честно говоря, только бесил своим гудением, но выключить его — словить очередную порцию недовольств Андрея.       Андрей, кстати, распластавшись звездой, лежит на полу, прилип к линолеуму влажной спиной и вспоминает события, что происходили два года назад. Вспоминает не только добрым словом, конечно. Ни разу не воздержался, и напоминал Феде о том, как тот разбивал ему сердце, но потом, спасибо Господу Богу, склеил.       — Почему это я был мудаком? — спрашивает, приподнимаясь на локтях, и спина с неприятным ощущением и звуком отлипает от пола.       — Маленький, глупый и охуевший, — выдыхает Федя, продолжая общение с клиентом, который просил сделать ему звук солнца, озаряющего полянку. — не изменился, кстати, только щетина ебаная появилась.       — Мне кажется, что охуевший здесь только ты, — говорит, надув губы.       — Тебе кажется.       Федя вернулся к работе, Андрей взял в руки телефон. Все-таки работать самому на себя, так ещё и не выходя из дому, — классно. Парень полностью ушёл в битмейкинг и имел достаточно неплохие результаты.       А зарплаты Андрея, который прошёл курсы и стал парикмахером, между прочим, по собственной воле, хватало, чтобы вместе снимать более комфортную квартиру. Однушку, как и прежде, но теперь — новую.       — Мне скучно, — не прошло и пяти минут, как протянул жалобно, — и жарко. Ты ещё не спарился?       — Спарился, — кивнул, — иди мороженое возьми, только не отвлекай.       — Его нет, — Андрей тяжело вздохнул и поправил заколку, что держала его всё так же длинную, но теперь аккуратную, чёлку. — а тебе понравилось, как я тебе отсосал тогда? — всё не унимается и спрашивает будто впервые.       — Для первого раза — неплохо. — Фёдор не старается игнорировать, потому что знает, что тогда Андрей доебет ещё больше. — Для первого ли?       — Фёдор, ты меня только что оскорбил! Я вообще-то был девственником, а ты взял — и опорочил меня!       — Ну-ну, — Федя выходит из диалога, который вёл уже не первый час, — он меня заебал!       — Кто?       Андрей заинтересованно поднимается с пола и подходит к рабочему месту Фёдора, глядит на экран: открыт ВК, парень щёлкает мышкой на самую свежую переписку, просматривает её, читает глазами, а потом смеётся.       — Серьёзно?       — Нет, блять, шутки сидим шутим.       Андрей цокает и кладёт подбородок на макушку Феди, выдыхает устало. Последние дни отпуска обещали быть скучными, а разговоры о том, что было бы неплохо съездить в горы, забылись, как только Фёдор предложил взять ипотеку. Андрей в ответ посмотрел на него, как на дурака, приговаривая, что слишком молод, чтобы в это ввязываться.       — Удели мне время, — протянул более игриво, когда Федя снова уткнулся в монитор, — пожалуйста.       Второй раз, когда Андрей говорит «пожалуйста».       — Душно, — сообщает Федя, натягивая наушники. Работа сама себя не сделает. — открой окно.       — Чтобы жара вся в квартиру зашла? Пойдём в ванную, — трётся щекой о щеку Феди, чуть наклонившись.       — Зачем?       — Там прохладнее, — Андрей незаметно тянется пальцем ноги к кнопке на блоке от компьютера и безжалостно выключает его, прекрасно, осознавая, что проект, который начал Федя, не сохранится. — пойдем?       — Андрей, блять, ты… — парень тянет Федю за руку, поднимая с кресла, и тащит в сторону коридора, дальше — в ванную.       В ванной, куда Андрей запихивает Федю, а потом закрывает дверь, действительно прохладно, если быть точнее — не так жарко. Сама ванна — хорошенькая. В прошлой квартире, где жил изначально один Федя, а потом к нему переселился Андрей, корыто — иначе этот срам не назвать, — было с облупившейся краской и слегка потемневшим участком около слива. А здесь — идеально белая. Андрей открывает холодную воду на полную, добавляя чуть-чуть горячей, а следом тянется к Фёдору, который, к слову, тоже щеголял с утра без верха. Он стягивает с парня шорты, вместе с бельём и, кажется, готов прямо сейчас упасть на колени, как когда-то в той шиномонтажке, и взять в рот, но он лишь спускает одежду к щиколоткам, и Федя перешагивает через неё, глядит на Андрея, на то, как тот раздевает себя.       Ванна наполняется ровно до середины, и Федя выключает воду, трогает ее, едва тёплую, и ждёт, пока залезет Андрей. Понял, чего он хочет. И Андрей лезет, садится у одного края, подгиная ноги в коленях, а на коже его выступают мурашки от перепада температур. Федя садится напротив. У обоих коленки торчат так забавно, что не могут удержаться от улыбок. Вода расслабляет.       — Знаешь, я все-таки был прав, что ты не должен был лезть в мою жизнь, — вдруг произносит Андрей внимательно следя за реакцией Феди. Тот хмурится.       — Почему?       — Потому что это было бы неправильно. Я допустил ошибки и получил опыт, проходить жизнь тогда, с твоими наставлениями и советами, было бы не по-настоящему, понимаешь? Я бы так и остался тем пиздюком, который нихуя не хочет и только лезет целоваться, даже если в ответ его не любят, — я любил за двоих.       — Неужели ты говоришь умные мысли? — Федя снова подшучивает над ним, расплываясь в приятной и нежной улыбке.       — Я говорю их всегда, — протестует, — если ты не заметил.       — А с чего ты взял, что тогда я тебя не любил?       — А разве любил?       — Не знаю, — Федя отвечает правдиво. Не видит смысла врать Андрею. — но точно не относился к тебе, как к обычному другу. Это было что-то другое.       — А сейчас? — совсем по-детски спрашивает Андрей, наклонив голову вбок. И смотрит в глаза, словно в душу.       — Сам не понимаешь? — Феде не нравится говорить слова любви, он их бережет. И Андрея бережет. Прям как зеницу ока.       Андрей подаётся вперед, встаёт на четвереньки, что до ужаса неудобно: места мало, а ещё коленям больно. Фёдор сидит на месте, вытягивает ноги по обе стороны от парня, чтобы тот мог подползти, быть ближе и поцеловать. Поцеловать совсем невесомо, почти по-детски, а потом, через несколько мгновений, впиться едва не по-звериному, кусая губы. Федор отвечает, притягивая Андрея к себе за плечи ещё ближе.       Андрей ногой задевает пробку, и вода начинает постепенно уходить, но телам всё ещё приятно, не жарко даже друг от друга. Он кладёт руку Феде на грудь, очерчивая её, затем живот, следом опускается на член, чуть сжимая его у основания, и Федя тихо стонет в поцелуй. Андрей отстраняется, спускается вниз, губами прикасаясь, где недавно были руки, но до паха не доходит, смотрит снизу-вверх на Федю, прикусывая губу.       — Среди банок лежит полупустая смазки, — оповещает Андрей, и наконец-то вбирает головку в рот.       Феде приходится прикусить ребро ладони, потому что Андрей, словно его и этому научили на курсах, стал владеть своим ртом в этом плане просто охуенно. Он не помогает себе руками, держится ими за бёдра Феди. И, Боже, как же все-таки неудобно. Насаживается ртом глубже и глубже, пока нос не касается лобка. Сжимает глотку, и Федя все-таки стонет, кладёт руку на голову Андрея, сжимает волосы и движения становятся более быстрыми. Долго не может продержаться, и кончает в глотку, заставляя парня подавиться но все-таки проглотить всё, затем — смахнуть слезы.       — И зачем ты? — спрашивает немного разочарованно.       — Я бы не стал входить в тебя здесь. Тут хуй уместишься, повернись ко мне спиной.       Андрей послушно поворачивается, ложась на грудь Феди, чувствует, как та вздымается, и даже ухитряется извернуться так, чтобы провести языком по солёной шее Федора.       Тот обхватывает член Андрея, вставший и ждущий внимания, рукой, заставляя его проскулить едва слышно. Дрочит ему размеренно, понемногу чуть ускоряясь. И все-таки в ванне не особо удобно. Андрей дышит сбивчиво, иногда и вовсе забывая, но все-таки кончает совсем скоро, стонет, кажется, слишком громко, так, что в ушах ещё несколько раз повторяется. Как слепой котёнок, снова вертит головой, прижимается губами к шее Фёдора, тянется к губам и лениво целует. И шепчет горячо:       — Федь, Феденька, я люблю тебя.       — И я тебя люблю, пиздец как.       И от этого щемит в груди у обоих.