аносмия

      Его трепали по плечу, пытаясь разбудить. Голос звучал отдалённо. В конце концов к носу поднесли что-то имевший резкий аромат. Спирт? Дазай слабо разлепил глаза, язык онемел, половина тела не хотела его слушать. Упал в обморок вечера ли, сегодня ли?       — Дазай-кун, — продолжал дёргать его Ацуши, перепуганный и встревоженный. Дазай хотел бы что-то ответить, но не мог чисто физически. Он лишь слабо посмотрел на него.       Голова пульсировала, живот мутил, хотелось кашлять. Дазай пытался двинуться, но удалось лишь поставить руку на бортик ванны. Он покашлял и тогда к горлу подкатила кислотная рвота. Покашлял ещё раз и, падая с ванны, подошёл к унитазу: едкая желтая желчь и едва растворившиеся лекарства. Какая жалость.       Он облокотился об стенку и вновь посмотрел на Ацуши. Ему стало стыдно, что тот видел его таким жалким и слабым. Дазай ненавидел это.       — Как вы попали сюда? — спросил он, прижимая к себе колени, вжимаясь в стену.       — У меня есть ключи от твоей квартиры, — он потупил взглядом в пол.       — Откуда? — Дазай нахмурился.       — У Куникиды выпросил. Ты все-таки человек, увлеченный. Любишь самоубиваться. К тому же часто пьяным валяешься у общежития, вот я и приношу тебя сюда, — он говорил смущённо.       — Уходите, — резко выпалил Осаму, сжимая ягодицы и тяжело дыша.       — Тебе нужна помощь, Дазай-кун — хотел подойти Ацуши.       — Уходите, — надрывно, на грани истерики повторил Дазай. Как жалко. — Проваливайте.       — Дазай-кун, — взвыл Накаджима, присев на колени. — Ты ведь явно сегодня чувствуешь себя не в духе, уже с самого утра. А что, если это что-то серьёзное?       — Вам-то что? — хотел раствориться в стене Осаму. Он был жалок, особенно сейчас. Какая к черту забота. Ноги в руки и прочь из квартиры. Однако Ацуши настраивал, был упёрт. Это сводило с ума, выводило к кошмарным последствиям. Чем был ближе Ацуши, тем горячее становилась кожа, что хотелось выползти из собственного тела.       — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — ответил Ацуши.       — Уйдите, пожалуйста. Оставьте беседу на потом. Все у меня хорошо, — тяжело говорил Дазай.       — У тебя течка, — не то утверждение, не то вопрос выбил Дазая из колеи. Внутри все похолодело, тело задрожало. Он знал? Понял только сейчас? Язык свернулся узлом. Он лишь глупо открывал и закрывал рот в немом вопросе: — Как я понял?       Ацуши тяжело вздохнул и сел напротив:       — Люди не запираются с приставленным столом к двери. Беты не используют ароматизаторы с подавлением омежих феромон. И у тебя симптоматика течной омеги, — он приложил холодную руку ко лбу. Дазай блаженно выдохнул, инстинктивно подставляясь под касания.       — Уходите, пожалуйста, Ацуши-сан, — повторял, будто в бреду, Дазай.       — Разреши мне помочь.       — Так нельзя. Это поменяет отношение между нами. Понимаете? — тяжело было говорить о подобном, о каких-то чувствах. — И вы не альфа.       — Да. Тем не менее не буду ли я лучше альфы? — и в этом было какое-то зерно правды. — Я сам этого хочу. Только разреши помочь тебе.       — Хотеть помогать и ебаться со мной разные понятия, — слабо улыбнулся Дазай, сжимаясь от резкой боли.       — По-моему, это вдвойне приятное удовольствие, — пожал плечами Ацуши.       — Что?       — Что?       Дазай смотрел на Ацуши, обычного Ацуши. И ничего не понимал. Он не мог согласиться, ведь после оставалось бы эта недосказанность в чувствах, неловкость встреч и работы. Пока он мялся в смеси желания и недоверия, Ацуши тяжело вздохнул и провел языком по иссохшим бледным губам. Осаму обомлел.       — Предложение не разовое, — добавил он. — Я не альфа, но могу оказать посильную помощь.       — Это намного лучше, — ответил Дазай, навеянный накатывающим желанием, пытаясь взобраться на Ацуши, инстинктивно прижимаясь к изгибу шеи, обхватывая его за талию ногами.       Накаджима поднялся с ним с пола и вернулся в комнату. Кажется, Дазай терял осколки здравомыслия, пытаясь вынюхать что-то. Это несколько забавляло.       — Ты гнезда не вьешь? — спросил он, укладываясь с Дазаем на футон. Тот помотал головой:       — Обычно в шкафу или ванной сижу, — он провел языком по солоноватой шее, выдыхая горячий воздух.       — У меня желез нет, — уточнил Ацуши.       — Знаю, но пахнешь ты вкусно, — промурчал Дазай.       — И чем же? — он осторожно поглаживал Осаму по спине. Касания казались такими незнакомыми и приятными, разительно отличались от тех, что позволял себя альфа.       — Человеком, — вглядывался он помутненным взглядом в отливающие сиренью глаза Ацуши.       Звучало странно, но то был запах человеческого тела, слабый аромат мыла, пота и какого-то парфюма, может. Не было едкой тяжести, что вырабатывали пахучие железы у альф. И, если многих успокаивали их феромоны, Дазаю становилось легче от отсутствующих запахов у бет. Для него это было самым безопасным ароматом. Наверное, было что-то в этом противоестественное, но неправильному человеку полагались неправильные пути.       Ацуши осторожно лизнул щеку Дазая, после оставил кроткий поцелуй. Осаму, растворенный в окружающей теплоте и защите, впервые отдался своим инстинктам, что давились в нем со дня первой течки. Он терся щекой о щеку Ацуши, прижимаясь к его телу. Смазанными и дёрганными движениями ластился на нем, стимулируя их члены. Трение сквозь слои одежды возбуждало, особенно когда слышалось тяжёлое, сдавленное дыхание Ацуши.       Осаму оставлял короткие поцелуи на шее, там, где должны были быть железы, проводил языком, толкался, шурша одеждой. Руки Ацуши взобрались под мешковатую футболку, крепко сжимая талию и помогая поступательным движениям Дазая. Положив руки на плечи Накаджимы, он терся пахом об него, ускоряясь в непреодолимом желании кончить. Жалобно хныча, Осаму уткнулся в шею беты. Этого не было достаточно.       Сняв протёкшие трусы с себя, переместился между ног Ацуши. Руки дрожали, пытаясь расстегнуть дурацкую ширинку и пуговицу на нем. Впопыхах это не получалось и выглядело нелепо со стороны. Ацуши прыснул, Дазай хмуро посмотрел на него и обхватил его член, высвободив из боксерок. Тогда уже смешно не было.       Сев на бедра Ацуши, что присел для удобства занятия, он собрал красноватые выделения, стекавшие по бедрам, обхватил оба налившихся кровью члена рукой, смазывая их собственной смазкой. Осаму не боролся с искушением разглядывать Накаджиму. Любопытно было отмечать разницу в анатомии представителей различных вторичных полов. И было бы глупо отрицать, что член Ацуши ему нравился не меньше его самого. Хотелось всадится на него, позволяя заполнить семенем.       Дазай помотал головой, сосредотачиваясь на блаженном лице Накаджимы: прикрытые глаза, бледные дрожащие ресницы и чуть приоткрытый рот, через который он тяжело дышал. Осаму поцеловал его щеку, облизывал его губы, которые поймали в ловушку поцелуя. Ацуши прижал его к себе за талию, проскальзывая языком в рот, проводя им по ряду зубов, сплетаясь с его языком.       В промежности становилось влажно, выделения ещё были кровянистые, так как предтечка не должна была завершаться сегодняшним днем. Отчего-то перспектива заняться так, как есть, сексом будоражила, стягивалось узлом у паха, провоцировала оргазм. Осаму тихо простонал в губы Ацуши, кончив на не до конца расстегнутую рубашку, продолжая стимулировать его член и доводя его до исступления.       Накаджима крепко вжался руками талию Дазая болезненно до синяка, выпуская когти. Неожиданно Осаму громко простонал от ощущения впившихся в кожу тигриных когтей вместе со стоном, кончившего Ацуши, что, обмякши, уложил голову на плечо Дазая.       — Извини, — он скорее убрал руки, пытаясь разглядеть оставленные раны на коже. Крапинки крови собирались мелкой каплей из нескольких царапин.       — Мне понравилось, — ответил Дазай, пытаясь разглядеть, на что смотрит бета.       Накаджима посмотрел недоуменно на Дазая, но очень скоро кивнул ему. Обхватив за бедра Осаму, он уложил его на футон. На месте, где он сидел, растекалось небольшое красное пятно. Но то заботило лишь Ацуши, что задрал его футболку и, наблюдая за сбивчивым дыханием Дазая, слизал кровь с ранок. Осаму, раскрасневшийся с мутнеющим взглядом, задрожал, кусая кулак. Наслаждаясь взором на потерянного и сбивчивого Дазая, Ацуши рисовал полосы на животе, покусывая и посасывая тонкую и бледную кожу. Стоило опуститься ниже, Осаму резко сжал вместе бедра.       — Мне остановиться? — спросил Ацуши, поглаживая бедра.       — Блять, нет, — взвыл Дазай, разводя ноги обратно. — Но в рот ничего не берите. Это моя обязанность.       Впервые за вечер Дазаю показалось, что Ацуши покраснел и смущённо спрятал глаза за светлой челкой. Разглядел же в тускло освещенной комнате. Свет горел на кухонной гарнитуре, должно быть, когда пришел, подумал, что Осаму наглотался таблеток. Ведь пустые пачки лежали бесхозно на столешнице в разброс.       Он расстегнул рубашку, обнажая крепкое тело. Ацуши провел по внутренней стороне бедра и осторожно коснулся набухшего анального кольца, из которого стекала полупрозрачная красноватая жидкость. Он толкнул один палец в проход, вызвав шумный выдох Дазая. Осаму задрожал под ним, рефлекторно насаживаясь на палец. И, кажется, готов был выть в вожделении. Голова кричала, требовала не медлить. Но Дазай давал время Ацуши.       Для него это было что-то в новинку. Конечно, в крайние случаи в течке он и сам развлекался пальцами, но то было совершенно другое. Не было никакого неудобства позы, пальцы Ацуши казались нежнее и мягче собственных. Он разводил их ножницами, растягивая мышцы, будто случайно задевал простату, током вышибая оборванный стон. В его действиях чувствовалась забота о его комфорте, а не глухое желание спариваться.       Дазай сжимал простыни над головой, закрыв глаза, отдавался чему-то животному и подавленному внутри. Ацуши наклонился к его лицу, оставляя лёгкие поцелуи на щеках.       — Я могу... — он не завершил своего вопроса.       — Да, пожалуйста, — жалобно простонал Осаму. В воздухе витали тонкие нотки металла и терпкий запах человеческого пота. Это было совсем другое заводящее и возбуждающее. Этот аромат вымывал мускусный из тела.       Ацуши закинул ноги Дазая себе на талию, приставив головку члена к анальному проходу. В тот миг Осаму хотелось дёрнуться, свести ноги, но вместе с тем он до безумно желал почувствовать в себе Накаджиму. Охваченный паникой, он лишь закрыл лицо руками. И вновь появлялся тот фантомный аромат на теле, блуждающий вязким и липким ощущением по плечам и животу. От того вкупе с разыгравшимися гормонами хотелось плакать. Все возвращалось на круги своя.       — Дазай, — позвал его Ацуши, убирая руки с лица. — Ты уверен, что хочешь этого?       Да, хотел. Давно, с года назад уже хотел бы. Но всякая близость страшила. Течка могла помочь забыть о происходящем, но он все ещё пребывал в сознании, не теряя рассудка. Дазай легко бы мог забыть о случившемся после, потому что это было естественно и правильно. Однако как же Ацуши? Он ведь не был таким, как он? И обидеться мог. Только отчего это должно было заботить.       — У бет ведь член не набухает, да? — к чему-то спросил Дазай, давно зная ответ на свой вопрос. Ацуши улыбнулся и помотал головой. — Это хорошо.       — Боишься? — приподнял он Дазая так, чтобы тот мог сесть.       — Да, — опустил он глаза.       — Вот, а говоришь, что не человек, — ласково обвел он большим пальцем щеку Дазая. — Я могу подождать с тобой до начала самой течки. Если тебе кажется, что на здоровую голову ты это не вынесешь.       Он поцеловал в лоб Дазая, приобняв.       — Почему?       — Ты мне нравишся?       — Почему? Я ужасный человек, на мне висит сотня убийств и преступлений, — тихо проговорил Дазая куда-то в плечо.       — Знаю, но твое прошлое не определяет твое будущее. Передо мной не безжалостный и жестокий убийца, передо мной хороший человек. И если мне надо это повторять каждый день, я готов это делать, — он поглаживал влажные от пота волосы Дазая.       — Я недостаточно хорош для вас, — ответил Осаму.       — Я тогда слишком хорош для тебя, — посмеялся Ацуши. — Лакомый кусок упускать нельзя.       Дазая это порадовало. Способствовала ли на то интимная атмосфера или разыгравшиеся гормоны, на душе становилось легче от признания. И был в этом смысл: имея проблемы с распознаванием чувств и эмоций чужих, он вряд ли вставал бы в ряд с эмпатичным Ацуши.       — Давайте я сам, — опершись на плечи Ацуши, он приподнял бедра, чтобы позволить приставить головку члена и осторожно опуститься на него, выдыхая через рот.       Первое время было так неестественно и непривычно, но несколько приятно. Сжав руки на талии, Ацуши помогал Дазаю. Движения были медленные и методичные. Ему нравился сам факт заполненности в себе. Какая-никакая растяжка оказалась к месту, так как шло все туговато. Смешанная с кровью смазка размазывалась по внутренней стороне бедра, пачкая и Ацуши.       Кажется, и он в возбуждение терял контроль над способностью, впиваясь когтями в кожу. Дазай прошипел от короткой боли, граничащей с удовольствием. Накаджима извинено ослабил хватку, смотря на раскрасневшегося Осаму, что мотал головой. Ацуши обвел пальцем затвердевший сосок, вызвавший волну мурашек по телу, сбивший его с темпа. Накаджима лизнул сосок, отчего Дазай вскрикнул, прижав руку ко рту. Ему нравилось смущать и доставлять удовольствие Осаму покусыванием и посасыванием эрогенной зоны. Этого оказалось достаточно, чтобы он вновь кончил.       Ему бы не хотелось причинять вреда ему, но он будто мучал его и себя размеренностью. Ацуши опрокинул его на футон, сжимая ягодицы несколько грубо. Полностью вышел из него, отчего Осаму жалобно и разочарованно простонал, от возникшей пустоты. И хотелось сказать, чтобы он вернул свой член в него, как Ацуши резко вошёл, толкнувшись в простату. Перед глазами Дазая искры метались от удовольствия.       Темп Ацуши был резким, быстрым и сбивчивым, и Дазай молиться был готов ему, что стонами не описать удовольствия получаемое от секса. Где-то в промежутке Осаму потерял самообладание, двигаясь навстречу бедрами.       — Кусать, — выдал он между стонами в руку. За тем могло скрываться природное желание быть помеченным, но беты метки не ставили. И Ацуши это понимал, прикусывая кожу на бедре, на плечах, имевший успокаивающий эффект.       Хотелось и язык высунуть, подобно собаке, вымученной жаждой. Хотелось быть заполненным.       — Дазай... — хотел было оповестить Ацуши об приходящем крае, что мигом отрезвило разум Дазая.       Он напрягся всем телом, от чего довёл Накаджиму до исступления. Стенки сжались вокруг члена Ацуши. Осаму неосознанно хотел вырваться, вытащить из себя член, который казалось вот-вот набухнет и принесет ужасную боль. Разум не видел разницу между бетой и альфой. Однако внутри уже разлилось тепло, шипов не было. Сцепки нет, и не может быть. И только когда Ацуши вышел, он это понял.       Это не было чем-то рвущим и болезненным, а вовсе приятное и восполняющее того, чего, казалось, не хватало. Часть спермы вытекала из клоаки, смешиваясь с кровянистыми выделениями. Жар и боль спали. Впервые он чувствовал себя так легко, так насыщенно и сыто.       — Извини, — к чему-то сказал Ацуши, ложась рядом и приобнимая Дазая. Он ткнулся носом в шею, где были железы.       — Шанс мал, — ответил Дазай, хотя был бы удивлен, если утерус работал как положено после кучи гормональных медикаментов.       — Ты в порядке? — приобнял Ацуши его.       — В таком ещё ни разу не был, — ответил Дазай, целуя макушку Накаджимы.       На утро квартира была приведена в порядок, Осаму лежал на свежих простынях и чистой одежде. Вчера он и не помнил, как рухнул от бессилия в сон. Кошмар больше не снился... В воздухе витал аромат яичницы.       Он присел на футон, потирая ноющую поясницу и вгляделся в занятого готовкой Ацуши. Он был все ещё здесь, как и сказал. Дазай как-то не задумался о работе, ведь сам имел любезный больничный от Йосано.       — Попей воды, Дазай, — поставил на стол рядом стакан Ацуши. — Есть ты не хочешь?       — Наелся порядком за пару дней, — ответил Осаму. — А работа?       — Я объяснил ситуацию Йосано, сказала, что запишет больничный и на меня, — пожал плечами Накаджима.       — Увиливаете, значит? Моя школа. Горжусь, — ехидно улыбнулся Дазай, прищурившись.       — Мне интересно, через сколько начнёшь лезть на стену? — уплетал омлет Ацуши.       — Вы плохо обо мне мнения, если считаете, что я плохо контролирую себя, — надулся Дазай.       Впрочем, уже через полчаса он сидел на коленях у Ацуши, бесстыже притираясь к нему всем телом: ласкался котом, терся членом о него. Имея в распоряжении чужое тело, хотелось много, в частности, члена в ноющей промежности. Осаму чуть ли не взвывал от касания и поглаживаний Ацуши, каждый миллиметр тела был напряжен и особенно чувствителен.       Дазай опрокинул его на футон, перемещаясь между ног:       — Вам не обязательно носить штаны, Ацуши-сан, — сказал он, снимая пижамные брюки в клетку с трусами. — И трусы тоже.       — Для упрощенного доступа?       — Да, именно, — кивнул Осаму, забираясь в свои трусы к промежности и смазывая свои пальцы им. Он размазал её по члену для удобства скольжения, заправляя прядь за ухо.       Когда он обхватил головку губами, Ацуши дернулся и тяжело выдохнул, поджимая губы. Дазай принял его в рот: собственная смазка казалось то ли безвкусной, то ли слегка солоноватой. Кружа языком вдоль члена, помогал себе рукой, иногда поигрывая яйцами. Заглотив головку, Осаму заурчал от всплеска удовольствия не столько от всхлипов и полустонов Ацуши, сколько от самого процесса.       Накаджима позволял ему держать тот темп, который был удобен ему самому. Не дергался за темные волосы, не требовал учащения темпа, а Дазай так покладисто и усердно принимал его в себя, что хотелось его похвалить, погладить голову. Но увлеченный занятием Осаму едва ли себя мог слышать свое дыхание, поджимая ноги от возбуждения, стекавшего по бедрам.       Ацуши откинулся на футон, поджимая пальцы на ногах, сжимая простыни от накатывающего оргазма. Осаму сел довольный, потирая сперму на уголках губ. Мышцы живота несколько напрягались и расслаблялись. Накаджима что-то хотел сказать Дазаю о семени, но тот кажется был крайне удовлетворен самим собой.       Бета не равнялся в выносливости с омегами в течке и альфами в гоне, потому требовал отдыха и пищи. Однако и Дазай был не слишком озабочен собственной природой и напрягал Ацуши лишь совсем в невыносимые минуты, вставая в коленно-локтевую позу и виляя задницей, хныча и умоляя войти. И кем был бы Накаджима, если не помог бы ему в столь затруднительной ситуации.       Осаму двигался навстречу бедрам Ацуши, матерясь себе под нос: то ли от удовольствия, то ли ненависти к своему нуждающемуся телу. Под холодными руками тело Дазая буквально горело, будто могло легко задымится. Он переминался с руки на руку, пытаясь коснуться ноющего члена, но тогда пришлось бы впечататься лицом в пахнущие порошком простыни.       Казалось, будто Ацуши слышал и знал о желаниях Дазая и переместил одну руку на член, обхватывая и стимулируя в такт своего движения. И все же спрятаться лицом в простыни пришлось, пуская слюни, стенать и выть. Тело дрожало от охватывающего чувства, казалось, что сознание покидало тело, растворяясь в тёплой неге, растекавшейся по крови.       Он кончил на простыни, продолжая дёргаться бедрами. Синяки по телу, укусы и царапины – малая часть похабных желаний Дазая. На предложение порезать себя Ацуши тактично отказался, сказав, что организм и так на грани истощения и что лучше это оставить на потом. Однако это для Осаму прозвучало не категоричным "нет", а "давай в другой раз, когда у тебя не будет течки". О каком другом разе шла речь, было неважно, главное, что он был в самом контексте.       Для большего эффекта ли удовольствия Ацуши пару раз вышел целиком, вызывая очередные разочарованные вздохи, и входил резко целиком, отчего коленки тряслись и тяжело держали Дазая. Знал ведь под каким углом проще попасть по простате, заставляя очередной раз кончить, выгибаясь до предела в спине. Стенки мышц сжимались и напрягались вокруг члена Ацуши, вырывая гортанный стон. И, кажется, сам он терял самообладание. Сбивчиво толкнувшись пару раз, Накаджима кончил в Дазая, рухнув вместе с тем на футон.       — Можно отдохнём немного? — спросил Ацуши, тяжело дыша.       — Вертигр и такой невыносливый, — посмеялся Дазай.       — А не альфа, так, на заметку.       — Знаю-знаю, шучу ведь, — оставил поцелуй на щеке Ацуши, закидывая на него ногу. — Я тоже устал.       Когда к концу подходил третий день течки, Дазай был спокоен и казался привычным для самого себя и Ацуши. Осталось лишь желание пребывать рядом со своим бетой. Он елозил в объятиях Накаджимы, греясь его теплом. В голову закралась странная и дурная мысль.       — Пометьте меня.       — Я ведь не могу этого сделать, Дазай-кун, — ответил Ацуши, вглядываясь в карие глаза, отливающие киноварью.       — Знаю-знаю, просто хочу знать, что вы мой, — отмахнулся Осаму.       — Причуды омег? — спросил Накаджима.       — Наверное. Просто укусите, что, жалко что ли, — ребячье завыл Дазай, вертясь в руках.       Ацуши лишь закатил глаза, но приблизился к загривку зубами. Осаму застыл, сейчас он был в большей безопасности, чем тогда, да метка от беты ничего толком не значила. Однако мозг принял его за своего альфу бету. Укус был слегка болезненный, от него растекалось тепло по всему телу. Ничего не значило, с точки зрения биологии, но имело большой смысл для Дазая.       Ацуши лизнул место укуса, оставив короткий щекочущий поцелуй.       — Можно вопрос? — Дазай утвердительно промычал. — Почему у тебя нет запаха?       — Я часть желез отхуярил в пятнадцать. Но вы сами сказали, что аромат есть, — пожал плечами Дазай.       — Да, слабый аромат персика. Довольно приятный, — пытался будто внюхаться Ацуши.       — Ароматы — красный флажок в мире природы, потому не хочу... — Осаму замолк, решив, что выдал слишком много.       — Понял, не нужно продолжать, — приобнял его Ацуши. — Хочешь, буду тебя защищать?       — Вы точно бета, Ацуши?       — Он самый, просто тигриные повадки проявляются по-своему.       — Да, — тихо ответил Дазай, настолько, что мог слышать лишь тигриный слух Ацуши.       Он хотел быть защищённым, пусть не говорил того вслух, игнорировал любые сигналы мозга. Но сейчас это обретало и обрастало новым смыслом, вызывающим щемящее чувство глубоко внутри, не столько противное и едкое. Принятое и раздельное.