НАСЛЕДНИК

***

      Джон быстро шел по коридорам, Варис впереди, а Давос рядом с ним. Джон задавался вопросом, означало ли это внезапное настойчивое «приглашение» к королеве, что их дни сочтены. Или, что еще хуже, что их бросят в камеры под крепостью, пока мертвецы не уничтожат Север, ради которого Джон рискнул прийти сюда. В Тронном зале они не остановились, Варис и пара Безупречных провели их через дверь слева от трона. Джон бросил взгляд на Давоса, и рыцарь понимающе кивнул. Комната была полностью занята столом. Вот только это был вовсе не стол. Это была карта Вестероса, вырезанная в самой деревянной столешнице. На нем расположились горы и долины, реки и крепости, а фигурки представляли армии. Глаза Джона жадно искали Винтерфелл, с облегчением отмечая отсутствие лютоволков. Чем меньше они знали, тем лучше. Варис протянул ему свиток. Джон повертел его в руках, глядя на печать. Лютоволк был цел, но некоторые его края были шероховатыми, Санса бы не послала его в таком виде. Эта печать была сломана и снова запечатана. Джон бросил гневный взгляд на Вариса, который лишь пожал плечами. Затем Джон сломал печать. Он чувствовал, как комната вокруг него сжимается, земля под его ногами кружиться. Его сердце колотилось в горле. — Я думал, что Арья умерла. Я думал, Бран мертв, — сказал он больше себе, чем кому-либо из присутствующих в комнате, надеясь, что слова, произнесенные вслух, заставят его поверить словам Сансы из свитка. Поверить, что написанное возможно, что это не жестокая игра Мизинца, что его страх за Сансу не сводит его с ума. — Я рада за вас, — услышал он королеву. Была ли она рада на самом деле? Теперь ее лицо казалось ему не таким выразительным, быть может лишь более нетерпеливым. Его паранойя разыгралась — что, если свиток принадлежал не Сансе, что если это был умный план, чтобы получить от него то, что им было нужно? Джон медленно выдохнул. Нет, это был строгий почерк Сансы, буквы такие же красивые, как и она сама. О, как Джон тосковал по дому, по Сансе. — Но вы не выглядите счастливым. — Если это правда, то Бран видел, как Король Ночи маршировал к Восточному Дозору. Если они пробьют Стену… — Стена простояла тысячи лет, — брякнул Варис свою бессмысленную мудрость, и Джон не мог не закатить глаза. — Да, и он поднял свое войско, чтобы так и остаться стоять подле нее. — Голос Джона сочился сарказмом. — Вам не кажется, лорд Варис, что он может быть, просто придумал, как прорваться за эти тысячи лет? — Джон бросил свиток на стол. — Я должен идти домой. Я теряю здесь время, мне нужно быть со своими людьми. — Вы говорили, что у вас мало людей, — Дейенерис указала единственную причину, по которой он вообще пришел сюда, насколько она могла судить. — Мы будем сражаться с теми, кто есть. Если только вы не захотите присоединиться к нам. — И оставить страну Серсее? Как только я уйду, она заберет все. —Она выглядела суровой, решительной. — Вот и не будьте как она! Защищайте людей, а не свою власть, Ваша Милость! — Джон неожиданно так повысил голос, что Давос почувствовал необходимость подойти ближе и успокоить его, положив руку ему на плечо. Тирион, который как раз собирался заговорить, когда вспышка Джона остановила его, откинулся на спинку стула, совершенно не впечатленный. — Не по-царски повышать голос, не так ли, лорд Тирион? — спросил Джон, когда Давос вытащил из кармана свиток и протянул его Джону, который вместо того, чтобы взять его, кивнул в сторону Тириона. — Вы не оставите страну Серсее. Отлично. Желаю вам удачи в грядущих войнах, Ваша Светлость, — прошипел Джон. — Не обольщайтесь, они придут. Когда они покончат с нами, они и все наши трупы придут на юг. Может, к тому времени вы получите это проклятое кресло с мечами, которого так жаждете. Просто молитесь, чтобы они не научились плавать или ходить под парусом. Тирион открыл свиток, врученный ему Давосом. Он выглядел потрясенным его содержанием. — Что это такое? — спросила Дейенерис. — Это свобода моей сестры. И я ожидаю, что вы подпишете его без промедления, милорд. Иначе, я обещаю вам, что мне не составит труда приставить меч к вашей шее и использовать его. Я хочу, чтобы моя сестра была свободна, если мы не выиграем эту битву, я хочу, чтобы она умерла свободной. Умерла Старком, а не Ланнистером. Джон увидел, как лицо королевы смягчилось. Она кивнула Тириону, который, в свою очередь, отложил свиток, потянувшись за пером. Достаточно скоро он подписал его и передал Джону. — Теперь ты должен нас ненавидеть, — тихо сказал Тирион, — но ведь ты же понимаешь… — Я приехал сюда из-за твоего письма. Я пришел сюда из-за королевы, которая гордится тем, что защищает людей, которые не могут себя защитить, — голос Джона был холодным и суровым. Он не должен был умолять их, это не было его целью. Он должен был взять вверх над ними. Чтобы убедить ее так, как маленькая Лианна Мормонт убеждала и северных упрямцев. — Я доверился вам, незнакомке, потому что знал, что это лучший шанс для моего народа, для всего нашего народа выжить. И я просил вас довериться мне, незнакомцу. Вы давно сделали свой выбор, разрушительница оков. Он повернулся и вышел из комнаты, Давос шел за ним со свитком в руке. — Возможно, это было неразумно, Джон, — выдохнул Давос рядом с ним. Он молча прошел к двери в их солярий, который они называли своим здесь. Он запер его изнутри. — Это было разумно, Давос, — мягко сказал он, изменение в его поведении испугало десницу. — Это было необходимо. Пусть они возмущаются моим поведением. Она придет. — Или скормит нас своим драконам. — Она не скормит нас своим драконам, — сказал Джон с намеком на улыбку в уголке рта, наливая в чашу вина. Он сел перед огнем и жестом пригласил Давоса присоединиться к нему. — Как ты можешь быть так уверен, Джон? Я никогда раньше не видел, чтобы ты так играл. — Я уверен, — Джон уставился в свою чашу, — потому что она хочет меня. Давос приподнимает брови. — Да, я сказал тебе, Давос. Я не буду таким, как мужчины до меня. Теперь даже ее служанка, эта длинноволосая девушка, раздевает меня взглядом. Она хочет меня, и потому она запомнит то, что я ей сказал. — И что это? — Что, если она хочет, чтобы я ей доверял, она должна заслужить это так же, как и все остальные. — Хммм… — Давос долго смотрел в огонь. — Интересная концепция. — Вовсе нет, если подумать. То, чего мы не можем иметь, — это то, чего мы жаждем больше всего. Давос улыбнулся, положив руку на руку Джона. — Я же говорил тебе, ты мудр, Джон. — И дерьмово веду себя с женщинами. — Да, и это тоже. Но мне кажется, что если мы когда-нибудь выберемся из этой передряги с ее армиями и драконами, и ты не преклонишь колено, то только благодаря твоему плану. Джон кивнул на это. Они сидели молча, наблюдая, как пламя поглощает дерево, пока их не прервал тихий стук в дверь. Давос встал, чтобы открыть ее. — Ее Светлость хочет переговорить с Его Милостью, — сказала Миссандея, и Давос поднял бровь. — С Его Милостью, — повторил он, повернувшись к Джону, который просто кивнул. — Конечно, — сказал Давос, широко распахнув дверь, и вошла Дейенерис. Давос склонил перед ней голову. — Ваша Светлость, я буду ждать за дверью, — сказал он Джону, затем вышел и закрыл за собой дверь. — Почему ты держишь меня здесь? — немедленно спросил Джон, не сводя глаз с огня, горящего в очаге. Он не хотел позволять ей вести. Лучшая защита — это нападение. Он обидит ее достаточно для того, чтобы она никогда не забыла урок, который он ей преподаст. — Преклони колено. Ее голос был тонким, всего лишь остатком ее обычного царственного поведения. — Ты хочешь вернуться домой к своим людям, к своей сестре. Сестрам и брату. Согни колено, и ты можешь уйти. Она не отошла от двери. — Тогда ты можешь скормить меня своим драконам или сжечь заживо, потому что я никогда не преклоню пред тобой колено. Никогда, — Джон даже сам был удивлен твердостью в своем голосе. «Возможно, так и должен вести себя настоящий король», — подумал он. Возможно, так играли в эту игру напыщенные лорды из Королевской Гавани. Вот как они ранили других для своей выгоды. Он вздрогнул. — Может быть, ты сделаешь это быстро, если есть в тебе милосердие. Это лучше, чем прозябать тут, зная, что все, кто мне дорог, скоро умрут. Дени вздохнула. — Возможно, вместо этого я сожгу Север, Джон Сноу. Джон тяжело сглотнул. Они повышали ставки, он это видел, но это не смягчило ее угрозы. Он невесело посмеялся. — Хотите верьте, хотите нет, но, учитывая наши шансы против мертвецов, многие могут подумать, что это лучший вариант. Я в том числе. Но даже в этом случае они никогда больше не преклонят колени перед иноземным захватчиком. Уже нет. Мы достаточно настрадались, мой народ пролил достаточно крови, мы больше не позволим заковать свои шеи в кандалы. Если мы умрем, то умрем стоя. ВАША МИЛОСТЬ. Дейенерис подошла и встала перед ним. Чтобы заставить его увидеть ее. И все же он не смотрел на нее, даже взглядом не удостоил. — Твой десница сказал мне, что неразумно просить тебя поддержать чужака. Но ваши требования такие же: поддержите южную войну чужачки, игнорируйте угрозу Северу. Только дурак согласится на такие условия. Я не дурак, что бы вы ни думали. И все, что я вижу, это королева, которая явно не заботится о моем народе, их домах, их семьях. Вы бы заставили меня подчиниться вашей воле и повести их на юг, чтобы вести ваши войны, в то время как они потеряют все, только из-за ваших претензий по праву рождения править ими. Создавать лучший мир кажется привлекательным, пока это вписывается в ваш план. Он встал и посмотрел на нее, и Дейенерис почувствовала, что застыла от ненависти, которую она увидела в этих темно-серых глазах. — Было ошибкой прийти сюда. Он повернулся и подошел к окну, стоя спиной к ней. — Ты знаешь, что я сделала. Ты же знаешь, я буду к ним добра, — сказала Дейенерис. Но в ту же секунду поверхностность ее слов поразила ее саму так же сильно, как по задумке они должны были убеждать Джона. Однако он повернулся к ней лицом. — Почему ты пытаешься меня переубедить? — Его голос смягчился и она немедленно ощутила облегчение. — Потому что я была бы хорошей королевой для твоего народа. Для всех наших людей. С вашей помощью… Джон покачал головой. — Тогда скажи мне, — прервал он ее, — как ты правила? Что сделала, например, для увеличения торговли, возмещения доходов, потерянных после отмены рабства? Как вы с твоими мудрыми советниками сократили разрыв между свободными людьми и бывшими рабами, какой доход имели рабы, как вы добились того, чтобы они могли прокормить себя? Дейенерис замерла. Она искала слова, отчаянно пытаясь придумать ответ, который мог бы хоть немного успокоить его, достаточный, чтобы разрушить эту враждебность, установившуюся между ними. — Мои советники занимались этим, поэтому что я им доверяю. Джон рассмеялся. — Значит, ты не знаешь. — Я ввела контракты на обслуживание. Например, бывшие рабы, такие как учителя, могли бы продолжать свою полезную работу с детьми. Джон поднял бровь. — Ты не понимаешь, не так ли? Вы фактически позволили этим учителям продать себя обратно в рабство. — Это длилось не более двух лет. Джон рассмеялся, и Дейенерис захотелось расплакаться. Она не могла вспомнить себя такой загнанной в угол. Все, чего она хотела, это подойти к нему, сказать, что все в порядке, и они найдут способ. Что у Тириона есть идея, возможно, не самая лучшая, но они могли бы ее реализовать. — Да, они продавали себя снова и снова. Хотя на самом деле нет никакой разницы. Я вижу, что многие из них сделали то же самое даже без контракта. Джон задавался вопросом, когда она сломается. Она была похожа на маленькую девочку, у которой отняли любимую игрушку. Он жалел ее, но не мог не признать, что было храбро с ее стороны встретиться с ним лицом к лицу. — Почему ты так настроен против меня? — спросила она. — Ты так не хочешь терять свою корону? Он усмехнулся. — У меня даже нет короны. Мы, северяне, не слишком склонны к таким формальностям. Нам нет дела до золотых корон и железных стульев, сделанных из мечей поверженных врагов, в ознаменование нашей силы. Мы заботимся о том, как накормить людей, как наполнить амбары к зиме, как отремонтировать крыши на домах бедняков, раздать дрова, чтобы согреть их очаг. Мои люди идут за тем, кто возглавляет эту борьбу за жизнь, кто поддерживает их в их нужде. — Поэтому они избрали ублюдка своим королем? Джон не дрогнул. Удар был ниже пояса, но он уже давно пережил это. — Твой десница очень интересный человек и память у него хорошая. Он рассказывал, какой совет дал однажды северному ублюдку? «Никогда не забывай, кто ты, потому что мир не забудет. Носи это как доспехи, и это никогда не смогут использовать против тебя». Дейенерис вздохнула, опускаясь на стул, на котором он сидел раньше. У нее уже закончились аргументы, она проваливалась в этом споре. Она не могла победить и знала это. — Кто знает, что заставило их избрать меня своим королем. Я никогда не просил об этом. Они должны были выбрать Сансу — это она каждый час бодрствования проводит среди сирот и считает запасы зерна, организует пайки и сидит в швейных группах, одевая бедняков на зиму. В то время как вы окружаете себя армией рабов во всем, кроме имени. Но они никогда и не знали свободы. Я говорил с ними. Вы освободили их, потому что это был единственный способ получить армию, потому что у вас не было средств, чтобы купить их. Но когда у них была свобода воли? Они выбрали единственный известный им вариант — служить. Сколько вышли в мир и сделали что-то по своей воле? Сколько из них выбрали что-то другое, кроме как следовать за вами? Это просто другой вид рабства — застрять в уже понятном положении, просто при хозяине получше. Теперь они сражаются за вас в чужой стране, на войне, которая не была и не станет их. — И что ты сделал?! — Дейенерис вспыхнула в гневе защиты. Ее глаза наполнились слезами, которые она так отчаянно пыталась сдержать. Она не хотела доставлять ему удовольствие видеть ее слезы. — Что я сделал?! — Джон повысил голос, чтобы соответствовать ее собственному, прежде чем глубоко вздохнуть. — Я сражался. Я пытался спасти живых, вот что я сделал! Я отправился в Суровый Дом, прекрасно зная, что за это меня считают предателем, и я попытался спасти столько людей, сколько мог. Женщины и дети, маленькие дети! Я видел их гниющие трупы, бегущие к нам, чтобы убить нас всех! И когда мы больше ничего не могли сделать, я сел в последнюю лодку и увидел его. Я видел, как Король Ночи поднял руки, и все мертвые встали. Все те люди, которых я пытался спасти и потерпел неудачу, все они поднялись для него по одному мановению руки. Вот что я делал — я боролся и проиграл. Теперь все те, кого я потерял, идут к Стене. И если я снова потерплю неудачу, та же участь постигнет и весь мой народ. Она стояла. Ее подбородок был высоко поднят, ее лицо ничего не выражало, если не считать определенной решимости, когда она на мгновение выдержала его взгляд, прежде чем вылетела из комнаты. Джон вздохнул и опустошил свою чашу, а Давос вернулся. — Прошло не очень? — спросил он, и Джон пожал плечами. — Она хотела поговорить. Я уверен, что она получила больше, чем рассчитывала. Он снова повернулся лицом к окну и морю под ним, хотя солнце садилось низко, и он едва мог видеть что-то, кроме отсветов звезд, танцующих на воде. — Что ты ей сказал? — Что здесь не Эссос. Он подошел к столу и наполнил свою чашу, затем снова опорожнил ее. Он жаждал оцепенения опьянения, но Давос забрал кубок из его рук. — Ты мне нужен сегодня ночью. Что ты ей сказал? — Я напомнил ей, что у нас есть свобода воли. Что она освободила людей, у которых никогда не было выбора и которые цепляются за нее. Слепо идут за ней, поскольку она делает их выбор за них, как будто ошейник все еще на их шее. — Джон пожал плечами. — Хотя я признал, что она — хороший хозяин. Я должен быть объективным. Давос улыбнулся. — Ты начинаешь понимать, я был уверен, что ты разберешься. — Я также рассказал ей о Суровом Доме. Теперь Давос посмотрел в эти серые глаза. — Это никогда не покидает тебя, не так ли? Джон покачал головой. — Нет. Если мне не снятся кошмары о надписи «предатель» на моем надгробии и ножах в моем сердце, то мне снится, как он поднимает руки, и они все встают. Каждый раз. Давос положил руку на плечо Джона. — Ты хороший человек, Джон. По-настоящему хороший человек. Но ты всего лишь один человек. Ты не можешь нести вес всего мира. Даже ты не можешь взять на себя столько.