***
В сонном замке царила тишина. «Наверное, даже призраки спят», подумал Джон, проходя по коридорам. Стражники кивали ему, вероятно, благодарные за то, что сами еще не заснули. Было тихо, безмятежно. Почти как в мирное время, и Джон отметил про себя, что, наверное, так оно и было бы, будь сейчас мирное время. Он не знал, что скажет. Можно было подождать, но ему было неспокойно. Он прекрасно понимал, к чему приведет его поздний визит, но ему хотелось, чтобы это прошло. Он не хотел размышлять об этом, не хотел тревожно гадать, прав ли он. Должно быть, он уже дюжину раз думал о том, чтобы повернуть назад, и ругал себя за эту глупую идею. И все же было что-то в этой ночи, в замке, находящемся в мире с самим собой и со всем окружающим. Там, где днем царили суета и болтовня, а вместе с ними планы и сложности, ночью все было просто, медленно и успокаивающе. И он сейчас так нуждался в этом. Двое Безупречных без паузы отошли от двери, словно ждали его. Он постучал. Она открыла сама и на мгновение их взгляды встретились. Джон увидел в ее глазах понимание, когда она шире распахнула дверь. Шагнув внутрь, он удерживал ее взгляд и пытался понять, что именно увидел в этих широко раскрытых фиалковых глазах. Он закрыл за собой дверь и на мгновение они замерли, просто глядя друг на друга, прежде чем Дейенерис приблизилась к нему. — Ты принял решение, Джон, — прошептала она, взяв его руки в свои. — Я пришел поговорить, — голос звучал более хрипло, чем он надеялся, — только поговорить. Она усмехнулась. — Как всегда благороден, не так ли, Джон Сноу? — Не настолько, — мягко ответил Джон, — иначе не пришел бы так поздно. Она улыбнулась, отпуская его руки. — О чем же ты хочешь говорить? — бесстрастно спросила она, проходя к столу и наливая вино в два кубка. — О чем угодно, — пожал плечами Джон, — ты предлагаешь брак, но мы должны хотя бы немного узнать друг друга. Дейенерис жестом пригласила его сесть к огню, и он сделал это остро чувствуя, как сердце колотится в горле. Сделал глоток, вино немного успокоило, ему показалось, что даже головная боль чуть отступила. — Что бы ты хотел узнать? — искренне спросила она, усаживаясь в другое кресло. — Может, поговорим о поединках, пирах и моде? Разве не об этом беседуют лорды и леди? — Мы не просто лорд и леди, — вздохнул Джон, — нам следует говорить о самых разных вещах. Он следил за выражением ее лица, когда они вновь встретились взглядами. — Почему ты так сильно хочешь Железный трон? Ты королева в Миэрине, ты освободила города рабов. — Потому что он мой, принадлежит мне по праву рождения и является моим наследством, — мягко сказала она, — я последняя из рода. Если бы мои братья были живы, у меня не было бы никаких прав. Думаю, я была бы замужем за Визерисом, этим глупцом, и жила бы так мирно и спокойно, как только он позволял бы. По крайней мере до прихода мертвых. Но мои братья мертвы, мои племянница и племянник мертвы. Я единственный Таргариен, поэтому он принадлежит мне по праву. — Значит, ты хочешь построить новый мир, но при этом опираешься на обычаи старого, — по-прежнему мягко заметил Джон. — И ты стремишься к тому, на что при ином развитии событий у тебя не было бы прав. — Если бы события развивались иначе, Рейегар был бы сейчас королем, я полагаю, — сказала Дени. — Я не дура, Джон. Я знаю, каким был мой отец, я говорила тебе, что знаю. Он бы не удержался на троне. Если бы Рейегар был жив, он был бы королем, а его сын — после него. Все было бы по-другому, и я была бы другой. — Да, нас обоих формирует то, как нас воспитывали, — заметил Джон. И подумал о том, что ее замечание справедливо. Если бы ее не отправили в изгнание, она была бы другой, воспитывалась бы при дворе, чтобы в один прекрасный день подчиниться мужу, стать достойной леди и принцессой. И его бы воспитали при дворе. «Она бы вышла замуж за своего брата», — промелькнуло в голове. «А может, и нет». — Почему Таргариены женятся между собой? — задал он вопрос, продолжая ту мысль, что крутилась в голове. Дени хмыкнула почти весело. —Визерис сказал, что это в крови, — объяснила она, — когда мы были детьми, он все время говорил, что женится на мне. Чтобы сохранить чистоту крови дракона. А потом продал меня за армию. Джон посмотрел на нее. — Это не могло быть легко. — Нет, — прошептала девушка, глядя в огонь. — Но ничто не дается легко. Вырасти бастардом среди истинно рожденных братьев и сестер тоже было нелегко. Мы делаем максимум из того, что нам дано. Мы оба. Я здесь, я вырастила трех драконов, о чем Визерис не смел даже мечтать. И ты здесь — провозглашенный королем Севера. Джон кивнул, обдумывая ее слова. Они далеко ушли от того, с чего начинали. И, насколько он мог судить, ее путь казался гораздо длиннее. — Твое предложение, — негромко сказал Джон, — как это будет работать, Дени? — Именно так, как я тебе сказала, — улыбнулась она. — Север больше не будет частью Семи Королевств, как объявил сир Давос на том совете в столице. Но он станет частью чего-то большего. Будет частью нашего нового мира. Я представляю, как Север и Юг будут работать вместе, как две половинки одного целого. Как брак. Именно это и натолкнуло меня на идею. Когда ты женишься на ком-то, ты не становишься им. Ты остаешься собой, со своими мечтами и страхами, они не меняются. — Но если Север — половина целого, то он не независим, Дени, не по-настоящему, — заметил Джон. — Почему? — она удивленно посмотрела на него. — Это было бы отдельное королевство. — Да, отдельное королевство в составе Семи Королевств, — попытался он объяснить, — это всего лишь название. Но Север отличается от Юга. Мы происходим от Первых Людей, и по крови мы ближе к Вольному народу, чем те, кто живет на юге. Когда андалы завоевали Вестерос, они не взяли Север. Наши обычаи, наш образ жизни, наши идеалы — они другие. — Я не понимаю, — Дени откинулась в кресле, — воистину, эти отличия Север сохранит, как он это делал последние триста лет. Джон улыбнулся снисходительной улыбкой. Стало ясно, что нн не сумел объяснить. А может, она действительно не могла понять идею, столь чуждую ее образу мышления. — Допустим, одно из ваших южных королевств восстает — Дорн восстает против вас по какой-то ничтожной причине, например, ваш наследник не женился на их принцессе или что-то в этом роде. Я могу себе это представить, судя по тому, что я о них слышал. Что ты будешь делать? — Призову к оружию королевство, которым мы правим, — ответила Дени. — Королевство, которым мы правим, — повторил Джон. — Одно королевство, которым мы с тобой правим вместе. То есть, ты приняла решение призвать Север на помощь в войне с Югом. — Конечно, я могу ожидать, что мой муж и супруг придет мне на помощь. — Да, можешь ожидать, и муж обязан это сделать, — возразил Джон, — но Север окажется втянутым в войну с Югом. Твой супруг — король Севера, а значит, ценности и предпочтения Севера для него должны быть превыше всего. — Значит, если на Север нападут, ты не станешь искать моей помощи, — попыталась переварить услышанное Дени, — а если нападут на Юг, ты не придешь ко мне? — Не обязательно, — попытался объяснить Джон, — но когда на Север нападут, ты, как королева Юга, обязана гарантировать безопасность Юга. Защищать свои границы, чтобы обеспечить выживание своего народа. Если ты королева Юга, твой долг — перед Югом. А не перед твоим мужем. Дени покачала головой. — Это заставило бы нас с тобой нарушить клятвы друг другу, несомненно. Джон проигнорировал это замечание. — А если бы Дорн не восстал, но начался голод, лето было слишком засушливым, и Юг не смог бы обеспечить себя едой, а на Севере было бы много урожая, что бы ты сделала? Дени стало не по себе от этого разговора. Он снова ее испытывал. — Я бы потребовала помощи Севера, Джон, потому что мой долг — обеспечить выживание моего народа, — сурово заявила она. — Но разве не Север страдал от голода раньше? Разве не Юг помогал ему во времена правления Таргариенов? И если Дорн восстал из-за того, что их наследник не был выбран для нашего… что ж, это даже не имеет значения. У нас его не будет. — Кто же тогда придет после нас? — Джон снова пропустил мимо ушей, что она говорит так, будто он уже согласился. — Я не знаю, — сказала она низким голосом, почти шепотом, — Тирион как-то спросил меня об этом. Я сказала ему, что мы обсудим престолонаследие, когда я надену корону. Возможно, я выберу себе преемника, ребенка из одной из знатных семей, который будет воспитываться при дворе и учиться править. — Из знатной семьи на Севере или на Юге? —Джону ни капельки не нравилось, куда клонит этот разговор. Глядя в огонь, он почти видел перед собой лицо Сансы. «Ты же не думал…» — На Юге, Джон, — сказала Дени, — в конце концов, на Юге шесть королевств, а на Севере только одно. Джон усмехнулся. — Ты только что привязала Север к южному правлению, Дени. Дени отпила из своей чашки. И правда, она только что попала в ловушку, которую ей расставили ее же слова, или, по крайней мере, так ей казалось. — Он все равно будет отдельным королевством, — заметила она. — Да, Север мог бы называть себя королевством, — улыбнулся ей Джон, — но это было бы только название, потому что не было бы ничего иного. Уж точно не независимость. — Север не примет южного правителя, это я понимаю, — сказала Дени, — но если наследник будет с Севера, что скажут южные шесть королевств? Не восстанет ли Дорн, увидев на троне Старка? — Я думаю, Ланнистеры восстанут раньше, — рассмеялся Джон, и Дени присоединилась к нему, но потом замолчала. — Наследник нужен, я знаю это, — тихо сказала она, — но не могу ничего изменить. Если бы я могла, я бы заплатила любую цену. Я бы все отдала за наследника Таргариенов, за то, чтобы мой Дом пережил меня, чтобы все, чего я добилась, унаследовал тот, кто носит мое имя и мою кровь. Полагаю, это проклятие принадлежности к великому Дому — ты всегда чувствуешь груз ответственности. — Дети наследуют имя отца, Дени, — заметил Джон. — Да, — прошептала Дени, глядя в огонь, — но мои братья мертвы, у них не будет сыновей, которые могли бы наследовать, и их сыновья тоже не будут наследовать. Джон посмотрел на нее, изучая. По ее лицу было видно, что она тяжело переживает случившееся. — Были бы мы с тобой женаты, была бы ты счастлива? — спросил он ласково. — Не знаю, — хмыкнула она, — не думаю, что королевы и короли должны быть счастливы. Когда-то я так думала, но потом выросла и стала королевой. Скажи, а ты счастлив, будучи королем? — Не могу сказать, что счастлив, — прошептал он, — не уверен, каково это вообще, если честно. — Это была правда. Джон на мгновение задержал на ней взгляд. — А ты счастлива? Она улыбнулась. — Нет, но я горжусь. Горжусь тем, как далеко зашла. Ты тоже должен гордиться. Твой народ любит тебя, он выбрал тебя. — Я не думаю, что это измеряется таким образом, — прошептал Джон, — вряд ли любовь народа делает кого-то счастливее. Ее взгляд упал на огонь, и Джон увидел на ее лице какую-то тоску, которой никогда раньше в ней не замечал. — Когда я была ребенком, мы жили в красивом доме в Браавосе. В саду росло лимонное дерево, а дверь была красной. Когда я думаю о счастье, мне приходит на ум именно это. Повернувшись к нему, она вдруг игриво заметила. — Кое-что сделает меня счастливой, Джон Сноу. Джон понял. И не поддержал ее игривость. — Это, — подыскивал он слова, — не то, с чем я легкомысленен. — Почему? — Я давно пообещал себе, — тихо, но весомо сказал Джон, — что никогда не произведу на свет бастарда. Мир жесток к бастардам. Я бы не хотел, чтобы в этом мире появился еще один бастард. — Но я не могу… — начала она, — да и мы скоро поженимся. — Я еще не принял решения, — сказал Джон, глядя в свою чашку. — Да и не мое оно, по большому счету. — Тогда чье же? — Совета лордов, — сказал Джон, вставая. — Завтра я вынесу твое предложение на Совет лордов. Посмотрим, что они скажут. Он поставил на стол кубок и направился к двери. Он получил то, зачем приходил. Как бы трудно это ни было признать. От двери он обернулся. — Спасибо за этот разговор, Дени.***
Джон вошел в солярий почти бесшумно, жалея, что не может вечно просто сидеть у огня в одиночестве и размышлять о своих страданиях. Как быстро все меняется. Как легко еще вчера в это время он бы согласился на ее предложение. «Нет, не согласился бы», — напомнил он себе. Вместо этого он сказал бы правду. — Джон, — он услышал позади себя мягкий голос Сансы, но не двинулся с места. Сидя у огня в кресле, которое он всегда использовал, он не хотел нарушать хрупкий покой. Медленно она приблизилась. На ней все еще была ночная смена и халат, волосы свободно заплетены с одной стороны. Вряд ли сон ее был крепок, судя по темным кругам под глазами. Его взгляд снова упал на огонь. — Давай, скажи это, — почти приказал он, — что ты мне говорила. Санса вздохнула. Здесь они провели столько часов, сидя вместе, разговаривая и смеясь, и все же ей казалось, что между ними теперь невидимая стена. — Ты хотел этого, — прошептала она, садясь, — почему? Джон лишь пожал плечами, не глядя на нее. Она наклонилась к нему. — У тебя есть дом, за тобой Север, все, кто тебя любит. Я люблю тебя. Так почему, Джон? Ты бросил бы нас всех, и ты говоришь, что я никогда не пойму. Так помоги мне. Помоги мне понять, почему? Джон закрыл глаза, откинув голову на спинку кресла. — Я никогда не хотел быть королем, и Винтерфелл никогда не был моим домом, — прошептал он, — я никогда не чувствовал себя здесь как дома. Возможно, я слишком много времени проводил, дуясь по углам, но на меня смотрели свысока всегда… Это твой дом. Твой, Арьи и Брана… но не мой. — Я не понимаю, — снова прошептала она, потянувшись было к его руке, но отдернув ладонь. — Кто я, Санса? — Джон посмотрел на нее со знакомой болью в глазах. Болью, которую он всегда скрывал от других. — Ты — Джон, — сказала она. — Ну это-то я знаю, — грустная улыбка скользнула по губам, — но кто я? Где мое место? — С нами, — прошептала она, — со мной. Но ты этого не хочешь. — Ты не можешь знать, чего я хочу, — ласково сказал Джон, — никто не может. Даже я не могу понять, чего я хочу. Вот я хочу того, чего всегда хотел — стать Старком. А в другой день я хочу стать тем, кем был рожден — Таргариеном. Но что бы это значило, я понятия не имею. — Он вздохнул. — Но в большинстве случаев я просто хочу быть свободным. — Никто из нас никогда не бывает свободен, — сказала Санса, откинувшись в кресле, — мы все привязаны к своему прошлому, к своим близким, к своим обязанностям, к своим убеждениям, мы никогда не бываем свободны. — Тогда, возможно, — улыбнувшись, сказал Джон, — я хочу забыть прошлое, хочу, чтобы никто не любил меня, хочу сложить с себя все обязанности и расстаться со всеми убеждениями. В конце концов, они те же самые, что были у меня всегда. Но я не таков больше. Не тот, кого вы знали, Санса. Это заняло много времени, но я вижу теперь. Джон Сноу умер на снегу во дворе Черного замка, заколотый в сердце своими братьями. — Ты думал, что она может дать тебе свободу, — прошептала она. — Возможно, — тихо подтвердил он. — Но она предложила лишь другую клетку. Для меня, для Севера. Если дать чему-то имя, а потом дать другое, более красивое, это все равно будет то же самое, просто завернутое в более красивые слова. — Мне очень жаль, — сказала она, и Джон наконец посмотрел на нее, гадая, серьезно ли она говорит. Она поняла его взгляд и вопрос. — Мне действительно жаль, что ты так себя чувствуешь. Я бы хотела все изменить, дать тебе что-то, за что можно ухватиться. Доказать тебе, что твое место здесь. Джон улыбнулся снисходительной улыбкой. — Это потому, что ты сама этого хочешь, — сказал он. В его глазах читалось осознание того, что означают ее слова, но сказать было нечего. Он знал, что она не может дать ничего, что помогло бы ему, и она тоже это знала. — Что ты будешь делать? — прошептала она. — Попытаюсь понять, кем я должен быть, — ответил он, снова глядя на пламя. — Что ты ей скажешь? — Ничего, пусть решают лорды, — Джон глубоко вздохнул, прекрасно зная, каким будет это решение. — Они никогда не согласятся, Джон, — Санса констатировала очевидное, они оба это знали, но в ее голосе не было враждебности, она не ругала его. И не собиралась указывать на то, что его план получить одобрение лордов лишь посеет раздор, сейчас было неподходящее время для этого. — Нет, не согласятся, — согласился Джон, — и это даст ей ответ. — Я не хочу быть враждебной, правда не хочу, но никто из нас не может сказать, как она отреагирует. — Неправда, — сказал Джон, глядя в огонь. — Теперь я могу сказать. — Почему? — Потому что я знаю, чего она хочет. Действительно хочет.***
— Ваша Милость? Дейенерис отвернулась от окна, и ее улыбка стала еще шире. — Лорд Эдрик, — поприветствовала она мужчину, — я рада видеть вас на ногах. — Просто Эдрик, если угодно Вашей Милости, — он не отошел от двери, даже когда она жестом предложила ему сесть. — Я не лорд, во всяком случае, пока. — Значит, обещан титул? — спросила она игриво. И продолжила уже серьезно, — если нет, то тебе стоит попросить об этом, ты действительно этого заслуживаешь. — О, все уже готовится, — с ухмылкой заметил Эдрик, — если мы все доживем. Король дарует Дредфорт. Или это сделает леди Санса, ведь он принадлежит ей как вдове последнего Болтона. Хорошо, что этот урод умер Болтоном, он бы очернил имя Сноу. Я переименую замок в Сноуфорт. — Вижу, планы составлены, — улыбнулась Дени. — Да, так и есть, — кивнул Эдрик, — но я пришел не обсуждать их. — Зачем же? — спросила Дейенерис с неподдельным любопытством в голосе. — Поблагодарить вас, — сказал он просто, — за то, что вы спасли мне жизнь. Вы и король. Я не люблю Таргариенов, никто из нас не любит. Но, клянусь богами, вы — другая. — Другая? — О, да, — снова усмехнулся Эдрик. — Будь у вас другие волосы и глаза, вы бы могли сойти за северную девушку. Ибо только северная девушка могла бы сделать то, что сделали вы. Я благодарю вас от всего сердца. — Возможно, вы удивитесь, — добродушно заметила Дейенерис, — но доброта есть и в других местах тоже. Не только на Севере. Возможно, в других местах доброты даже побольше, чем на Севере. Эдрик, казалось, растерялся. Они долго смотрели друг на друга, он — гадая, что она могла иметь в виду, а она — почему так резко высказалась после столь необычного комплимента. Затем он поклонился. — Ваша Милость. Не успела она поднять глаза, как он уже ушел.***
Джон одевался молча, несмотря на помощь лорда Рида, несмотря на то, что ему очень хотелось спросить совета у этого человека, услышать его мнение. Но смысла в этом не было. Было слишком поздно что-либо пересматривать. Как будто все было предначертано, а он просто шел по проложенному пути, и не было смысла обсуждать варианты. Он принял решение. Возможно, ему стоило рассказать Риду о том, что он собирается сделать, возможно, стоило спланировать все заранее. Но он не видел причин для этого. Он знал, что произойдет. Он знал, что будет сказано, он мог предсказать это слово в слово. Мог представить себе полные ненависти глаза. Через час или около того все изменится. «Убей мальчишку, Джон Сноу», — подумал он про себя. — «Убей мальчишку и позволь родиться мужчине». Его взгляд остановился на кирасе, лежащей на столе. Два дракона, стоящие друг напротив друга. Он носил ее каждый день, уже привык к ее весу. Но сегодня она ему не понадобится. Не понадобится ему больше никогда. Он схватил плащ, тот самый, который так любезно вернула королева, который с такой любовью сшила Санса — с кожаными ремнями, перекрещенными на груди, как когда-то носил Нед Старк. Два лютоволка скалились друг напротив друга. Он замер на миг, а потом отложил его в сторону. Взял простой, черный. Возможно, ему понадобится и новый плащ. А может быть, он вообще ни в чем не будет нуждаться. Может скоро придут мертвые, и он умрет, делая то, что делал всю свою жизнь — сражаясь. Эта мысль не принесла тревоги, только облегчение. Он пожал плечами, завязывая шнурок плаща, и поспешно вышел из комнаты, направляясь по длинным коридорам в большой зал Винтерфелла.