the scenes which hold the waking world

      Как правило, Нина Зеник выпивала за завтраком чашку кофе, за обедом бокал шампанского, а за ужином бокал вина. Услышав имя человека, который пришел навестить ее, она потребовала вина пораньше.       Лето в Будапеште выдалось знойным. Земля плавилась под ногами, а небо было прозрачным, как вода на мелководье. Окна ее таунхауса, пытаясь поймать легкий ветерок, были распахнуты. Солнце выжигало узкие улочки. На полу расстилались персидские ковры, словно борцы, рухнувшие после поединка, а голые кирпичные стены скрывались под гобеленами сочных оттенков красного и оранжевого.       Растянувшись на бархатном шезлонге, Нина воспользовалась моментом, чтобы поправить вырез своей красной комбинации. Ей нравилось, как пот сделал большую часть ткани прозрачной, и Нина делала вид, что не замечает этого, когда ходила среди своих клиентов.       В дверь постучали. Она внимательно посмотрела на клиента, который все еще лежал на кровати позади нее. Коренастый мужчина лет сорока, может, сорока пяти, с тонкими седыми волосами и мягким полным подбородком. Во сне его лицо выглядело открытым и по-детски радостным, его рука с капельницей от стоявшем рядом PASIV безвольно лежала на одеяле.       — Входите, — позвала она.       Двери распахнулись. Вошел Каз Бреккер и его тени, обе вооруженные до зубов. Она не поднялась.       — Значит, ты жив, — вздохнула она.       — Жаль разочаровывать. — Он остановился посреди комнаты, поставил трость и оперся, вальяжная поза… обманчивая.       Можно подумать, поход к мануальному терапевту убьет его. На самом деле, размышляла она изучая его, вполне вероятно. Но скорее уж мануальный терапевт.       — Я была бы разочарована, если бы поверила, — ответила она.       — Мне льстит твоя вера в меня.       — Вряд ли это вера. Если бы ты провалился ты бы забрал с собой все в радиусе десяти миль. Весь мир узнает, когда его покинет Каз Бреккер. — и добавила, — это, вероятно, означает вечеринку.       Призрак вздернула подбородок. Единственный показанный знак неудовольствия, если не считать яркого блеска в глазах. Каз лишь кивнул, признавая слова Нины правдой и, возможно, комплиментом.       — Итак, — она потянулась за бокалом. — В какой темной дыре земли вы были последние восемь месяцев и почему понадобилось так много времени, чтобы выползти из нее?       — Здесь и там. Нью-Йорк. Детройт. Сан-Франциско.       — Ах, — задумчиво протянула она, — Штаты.       — Ты ужасно по ним скучаешь?       — Не дразни меня.       — Не дразню. Спрашиваю.       — Чего ты хочешь, Каз? — спросила она резче, чем хотела.       Каз не ответил, из-за чего ей захотелось один за другим вырвать каждый волос на его голове. Он дернул подбородком в сторону клиента на диване.       — Кто это?       — Как будто тебя волнует, — пренебрежительно произнесла она и добавила: — Даже не думай об этом, Джеспер.       Джеспер отвернулся от места, где он ощупывал дорогую фарфоровую вазу, со смутно-виноватым выражением на лице:       — Извини. Я просто любовался.       — Преимущество глаз в том, что ты можешь использовать их, чтобы любоваться на расстоянии.       — Ах, но любоваться пальцами гораздо веселее, — он легко ухмыльнулся.        Она фыркнула и поманила его:       — Подойди и поприветствуй меня как следует, Джеспер. Ты так долго был с этой бандой, что забыл о манерах.       Он наклонился вперед и чмокнул ее в щеку:       — Я никогда не забуду, как обращаться с дамой.       Она взяла его за подбородок и поцеловала воздух рядом с его скулой.       — Ты что-то хочешь от меня.       — И кто теперь забыл о манерах?       — Манеры нужны для общения с джентльменами. А не для воров снов, с кислыми взглядами и школьников, которые целуются, как нашкодивший щенок.       Джеспер прижал руки к сердцу.       — Грубые слова, Нина. Ты так сильно по мне скучала?       — Я не скучала ни по одному из вас, — ответила она, — но если выбирать между всеми вами, я не скучала по тебе меньше всего. Чего ты хочешь, Каз? Я сейчас с клиентом, как ты, очевидно, заметил.       — Кажется, он не обеспокоен перебиванием, — заметил Каз.       Правда. Ее клиент мог спокойно спать во время их разговора, ничего не узнав. В конце концов, это было то, за что он заплатил: три часа совершенного осознанного сновидения, любезно предоставленного единственным проживающим в Будапеште корпориалом. И если что, ее сомнациновые составы оставались лучшими по эту сторону Берлина, даже когда немцы были на волосок впереди.       Технически она могла не находиться в комнате, пока ее клиенты спали — обычно она не грезила с ними, и за такую услугу брала экстравагантную плату, — но любой достойный химик никогда не оставит сновидца соединенным с PASIV.       — Даже если так, — ответила она, — я работаю, так что давай побыстрее.       Его щека дернулась.       — Ты обычно пьешь на работе?       Она нахмурилась и поставила бокал с вином.       — Нет. Тебе удается пробуждать во мне самое худшее.       — Меня обвиняли в этом и раньше, и намного худшие люди, Нина, — произнес он, — я хочу тебя для работы.       — Ты имеешь в виду, хочешь мой сомнацин?       — Нет. Тебя. Грезить вместе с нами не только как химик. Это будет больше, чем все, что мы пробовали раньше, и для этого дела мне нужен сердцебит в поле.       Она начала махать головой, прежде чем он закончил фразу.       — Нет. Нет. Я больше этого не делаю.       — Нина…       — Я в отставке. Никаких грез, и, конечно же, никаких извлечений.       — Что, если я дам тебе непристойную сумму денег?       — Нет.       — Нет? Ты даже не слышала, какой будет твоя доля. Очень красивое число.       — Я химик, — твердо проговорила она. — Хочешь купить мои составы, вперед. Но я больше не работаю по ночам.       — Не за четыре миллиона долларов?       Она ненавидела его, этого самодовольного маленького мальчика, который думал, что может купить полмира, а остальную половину запугать. Не все продается. Когда-нибудь ты найдешь то, что не сможешь купить, и это сломает тебя.        — Ни ради любви, ни ради денег, Каз.       Он поморщился. На самом деле она не знала, что означает такое выражение. Большинство выражений его лица, были своего рода гримасами. Она предположила: это отражает его эмоциональный диапазон в целом.       — Хорошо, — произнес он, — в таком случае я не буду возиться со своим вторым предложением.       Нина на мгновение нахмурилась, не понимая. Потом поняла и резко села.       — Pizdabol, — отрезала она.       — Не в этом.       — Ты нашел его.       — С трудом, — ответил он. — Американцы глубоко спрятали.       — Где он? — Она вскочила с дивана, готовая расхаживать. — Где ты искал? Я искала месяцами. У меня были записи из каждой тюрьмы, каждого следственного изолятора, каждого посольства… я думала, что они, должно быть, убили его…       — Ах, ах, Нина. Волшебство исчезает, если ты объясняешь трюк.       — Я хочу увидеть его.       На секунду она предположила, что он попытается заключить с ней сделку, и честно подумала, что могла наорать на него. Но вместо этого он просто произнес: — Хельвар.       Дверь в спальню распахнулась. Нина развернулась на каблуках и в изумлении, с отвисшей челюстью наблюдала, как Матиас Хельвар возвращается в ее жизнь.       Он казался выше, чем она помнила, хотя, вероятно, потому что никакие воспоминания не могли точно передать его рост. Волосы стали длиннее, чуть небрежная копна бледно-золотистого цвета обрамляла лицо и глаза, а неровная борода скрывала нижнюю половину лица. Из-под жестких надбровных дуг льдисто-голубые глаза мерцали всем теплом норвежского озера.       Он был одет в светлые джинсы и потертую темно-серую кожаную куртку, которые были ему малы. Серебряный крест висел у него на шее, и она, не задумываясь, коснулась своего, который был на виду. Он мог бы выйти из какого-то грязного фильма шестидесятых или одного из ее самых жутких снов.       — Матиас, — произнесла она. Она знала это звучало так хрипло, так отчаянно. Ей было все равно.       — Нина. — Голос низкий и грубый, акцент почти исчез. Он произнес ее имя так ритмично, музыкальная пара нот в глубине его горла.       Она шагнула вперед и остановилась. Матиас скрестил руки.       — Я… как ты?       Он сузил глаза.       — Я не видела тебя, — произнесла она сдавленным тоном, — так долго. Я часто задавался вопросом, как… как ты.       Она задавалась большими вопросами. Во сне она почти всегда возвращалась в одно и то же место, на тот белый парусник у берегов Греции, где они девять дней и девять ночей делили постель по пути в Марокко. Они проводили дни, плавая и исследуя соседние архипелаги, изводя свои тела до изнеможения, а по вечерам она давала каждому по дорожке сомнацина, и они засыпали вместе с PASIV, чтобы исследовать то, что казалось в пространстве днями, прежде чем они проснутся.       — Матиас? — осмелилась она, когда он по-прежнему не проронил ни слова. Она попыталась подойти ближе, и он внезапно дернулся. Металл сверкнул в его руке, а потом Нина обнаружила, что смотрит в дуло пистолета.       Она отшатнулась. Прежде чем она успела заговорить, Джеспер прижал пистолет к голове Матиаса, а Инеж обнажила сталь.       — Помни о нашем соглашении, дрюскель, — резко произнес Каз.       — Я помню. — Матиас смотрел на нее с нескрываемой враждебностью. — Ты сказал, что у нее ни одного волоса на голове.       — Это верно. Ни одного волоса. Я использовал простые слова, так что у тебя нет оправдания.       — Тогда не отчитывай меня, демжин. Я не коснулся ни одного её волоса.       Каз не был удивлен техническим моментом. — Тогда направь пистолет куда-нибудь в другое место. Ты не выстрелишь в нее.       Пальцы Матиаса сжались на пистолете.       — А если выстрелю?       — Тогда Джеспер пустит пулю в твою префронтальную кору, и мне придется искать нового химика и нового архитектора.       — Возможно, оно того стоит, — ответил он. Сердце Нины затрепетало. Ей хотелось смотреть на пистолета, но она продолжали блуждать по лицу Матиаса. Пожалуйста, подумала она. Пожалуйста, не надо. Мужчина стиснул челюсть. Снова был высечен из камня, как когда она его встретила.       Каз фыркнул.       — Ты мне не веришь? — Матиас взвел курок. — Ты, мечтающий только о собственной мести? Ты думаешь, мне не хватит наглости?       — Во-первых, да, — проговорил Каз. — Твоя страна явно не обучает своих солдат блефу. Я не думаю, что ты мог бы застрелить ее в пустой комнате с запертыми дверями, тем более не средь бела дня с пистолетом у своей головы. Во-вторых, когда я отомщу, я намерен наслаждаться этим дольше трех миллисекунд, которые требуются для того, чтобы пуля пробила мой череп.       Матиас издал звук отвращения.       — Ты не думаешь ни о чем, кроме собственного удовольствия.       — В то время как ты направляешь пистолет на мисс Зеник на благо нации? Не смеши. — Нина могла бы прокомментировать нелепость этой мысли, если бы она была способна говорить. — Убери это, Матиас, или Джеспер заставит тебя. У нас многие стреляют, но никто не убьет тебя.       Матиас медленно опустил пистолет, но сжимал его так, что белели костяшки пальцев. Каз нетерпеливо прочистил горло.       — Vær så snill, kjære, — тихо проговорила Нина.       — Заткнись, — прорычал Матиас. — Ты не имеешь права.       От жары комната замерцала. Она моргнула.       — Прости, — проговорила она. Сквозь слезы увидела, как его лицо смягчилось настолько, чтобы на нем промелькнуло удивление.       Каз встал между ними.       — Хватит. У вас будет достаточно времени, чтобы решить свои личные вопросы в самолете до Амстердама.       — Амстердам? — Наконец она оторвала взгляд от Матиаса. — Какого черта ты думаешь, что я отправлюсь в Амстердам?       — Потому что мы туда отправляемся. У меня есть друг, который живет в Нидерландах, и он великодушно предложил нам воспользоваться его домом. Я полагаю, что ты найдешь его чрезвычайно удобным.       У Каза не было друзей, и значение выбора его слов не ускользнуло от нее. Прищурившись, она посмотрела на него: — Извини, но я не соглашалась никуда отправляться.       — Нет, — согласился он, — но ты все же отправишься.       — И что заставляет тебя так думать?       — Потому что в противном случае я быстро позвоню в ЦРУ и скажу, что Матиас Хельвар находится под стражей и ждет, пока его заберут.       Нина сжала руки в кулаки:       — Ты бы не стал.       — Люди всегда мне это говорят, — ответил он. — Я думал, что ты лучше всех знаешь.       — Она этого не сделает, — резко произнес Матиас. — Я говорил тебе. Ничто не доставило бы ей большего удовольствия, чем наблюдать, как ты отправляешь меня в цепях обратно к американцам. — Он улыбнулся Казу, и это была уродливая гримаса. Между ними не было любви, но не было и ненависти; Каз — предсказуемое зло, которое Матиас мог понять и, вероятно, даже оценить.       — Это неправда, — тихо произнесла Нина.       — Докажи, — предложил Каз. Он протянул руку с листком бумаги, зажатым между двумя пальцами. Она взяла. Билет на самолет.       — Мы вылетаем через четыре часа, — продолжил он. — Достаточно времени, чтобы упаковать чемоданы и попрощаться, а также заняться любыми… оставшимися делами. — Он кивнул на клиента позади нее. — Если тебя не будет на месте, когда начнется посадка, у выхода я позвоню, и ЦРУ будет ждать нас в Амстердаме.       — А если я буду?       — Тогда вы оба получите то, что хотите. Ты — четыре миллиона долларов и чистую совесть; он — то же самое и билет на самолет до Осло, где его без труда впустят в страну. — Увидев подозрительный взгляд Матиаса, он устало добавил: — Я лично гарантирую это.       — Ты дал клятву, демджин.       — Что я хорошо помню. Ты заставили меня изложить в письменной форме.       Как будто бумага стоила больше, чем его обещание.       — Матиас, — в отчаянии позвала Нина. — Послушай. Какую бы сделку ты с ним ни заключил, она плохая. Он как-нибудь обманет тебя. Ты не будешь в безопасности, даже если работа выполнится, и тем более, если нет. Послушай. Останься здесь. Останься со мной. Я могу защитить тебя. Я буду защищать тебя.       Не как в прошлый раз. На этот раз она не отпустит его.       Каз возвел глаза к потолку. Джеспер грустно, сочувственно улыбнулся.       Матиас медленно покачал головой.       — Jeg vil heller dø, — сказал он ей, слова тяжелыми камнями сорвались с его губ.       Я лучше умру.       Нина сглотнула комок в горле. Молча она повернулась к Каза.       — Четыре часа? — произнесла она тихо.       — Сейчас немного меньше. Но да.       Она кивнула. Затем, быстро вдохнув, сунула билет в декольте и расправила плечи.       — Ты жестокий ублюдок, Каз, — проговорила она.       — Нина, дорогая, сейчас не время флиртовать.       — Если ты причинишь ему боль, — произнесла она, — или даже позволишь причинить ему боль… если, пока он на твоем попечении, какой-нибудь вред будет причинен Матиасу Хельвару…       — Ты убьешь меня?       — Ни за что. — Она мрачно улыбнулась, и если это не было ее воображением, Каз на мгновение заколебался. — Я знаю, как выглядят твои сны, Грязные Руки. И на твоем месте я бы гораздо больше боялась сердцебитов. ***       Среди Отбросов существовало правило, которое часто практиковалось, но никогда не обсуждалось: когда им троим приходилось делить машину, Джеспер оказывался на заднем сиденье.       Дорога вилась вдоль берега реки — толстая голубая лента пунктирным узором прорезала деревья. Инеж ехала ловко и резво, проходя повороты лишь немного медленнее, чем хотелось бы Джесперу, и «Бентли» урчал от ее прикосновения. Они хорошо провели время в Амстердаме: целых пятнадцать минут, чтобы насладиться городскими развлечениями, прежде чем Каз затолкал их обоих в машину и отправил мчаться по сельской местности.       — Ты сказал, что твой друг живет в Амстердаме, — пожаловался Джеспер, не утруждаясь скрыть разочарования.       — Нет, я сказал, что мы летим в Амстердам, — ответил Каз. Он сидел на пассажирском сиденье, листая какую-то книгу. — И я сказал, что мой друг живет в Нидерландах. Любые выводы, которые ты сделал, были твоей ошибкой.       — Я хотел посетить район красных фонарей.       — Поэтому, Джеспер, ты должен был сказать мне. Естественно, твое развлечение — мой главный приоритет.       Джеспер завалился боком на заднее сиденье — жалкое зрелище.       — Надеюсь, тебя укачивает.       — Отлично. На твои ботинки.       Он фыркнул и на всякий случай закинул ноги на сиденье.       Когда они находились примерно в часе езды к востоку от Амстердама, Инеж съехала с главной дороги на узкую полосу гравия, из-за чего ходовая часть «Бентли» звенела и грохотала почти две мили. Свет потускнел, пока они прорезали небольшой лес, а когда выехали из-за деревьев, то погрузились в залитую солнцем длинную дорогу. Обширная равнина ухоженного газона — полосатая в цвет и стиль аккуратно подстриженных полей для гольфа — окружала гравий и подходила к подножию высокого кирпичного поместья, стоявшего на берегу озера.       Дом выглядел массивным: величественным, из вишнево-красного кирпича георгианского стиля с двускатной крышей и кремово-белыми колонами, увитый зеленым плющом. Крышу венчали четыре отдельные трубы, из которых весело шел дымок. Терраса из кованого железа, шла от западной стороны здания и огибала заднюю часть, открывая вид на прозрачные воды озера. Поодаль от дома находился отдельный гараж на три машины, перед которым стоял припаркованный красный «Порше» Нины, с блестящими на солнце зеркалами.       По пути, сквозь деревья, Джеспер заметил другие постройки: теннисный корт с красноглиняным покрытием, огороженный бирюзовой сетью; оранжерея, с кристально чистыми стеклами, напоминала бриллиант; травянистый загон, где, он мог бы поклясться, увидел пару лошадей.       — Святые. Твой друг кого-то вроде принца?       Каз пожал плечами.       — Я полагаю, в некотором роде.       — Эй, Каз?       — М-м.       — Я решил простить тебя за то, что ты не поселил нас в Амстердаме.       — Я так и думал.       Инеж остановила «Бентли» рядом с «Порше». Джеспер с уханьем выскочил из машины, его ботинки захрустели по гравию:       — Ставлю на лучшую комнату, — крикнул он. — Я хочу главный люкс. А еще я хочу поплавать. Вода теплая? Молчи, мне без разницы.       Каз и Инеж последовали за ними в более спокойном темпе, Инеж несла их багаж. Оба путешествовали только с одним чемоданом, что, по мнению Джеспера, являлось признаком какой-то общей социопатии и, вероятно, означало, что они созданы друг для друга. Не то чтобы кто-то из них когда-либо признавал это. Каз, в частности, позволил кому-нибудь вырвать все свои ногти ножом для масла, прежде чем признался, что ему нравится то, что он ел на завтрак. Если бы кто-нибудь прямо спросил его об Инеж, он бы грохнулся от шока.       Он знал их пять лет — их дружба, если ее можно было так назвать, была почти старше самой индустрии снов. Пять лет назад, когда впервые просочились новости о Работе Морозова и миру открылись возможности сомнацина, Джеспер был первокурсником в Тринити, имел пристрастие к азартным играм и умел обращаться с пистолетом. Он вспомнил, как с друзьями мчался в компьютерный класс, чтобы прочитать рассекреченный отчет в «Нью-Йорк таймс», и всё о чем они говорили в течение следующих нескольких дней: легенда об агенте Старковой.       Санкта Алина, Первый Архитектор, Святая Покровительница Эфириалов. В стенограммах Работы Морозова ее называли Sol Koroleva.       И еще лучше, чем дух, он помнил заголовки, которые появлялись в течение следующих нескольких недель:       УТЕЧКА ФАЙЛОВ КГБ РАСКРЫВАЕТ НЕЗАКОННЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ С РЕВОЛЮЦИОННОЙ ТЕХНОЛОГИЕЙ… ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ ДЕКЛАРИРУЕТ СОВМЕСТНЫЕ СНЫ НАРУШЕНИЕМ ЖЕНЕВСКОГО ПРОТОКОЛА ПРОТИВ ХИМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ… FDA РЕКЛАССИФИЦИРУЕТ СОМНАЦИН К СПИСКУ I…       Через две недели после выхода доклада Джеспер сдал последний реферат, собрал чемодан и покинул Тринити. Он познакомился с Казом Бреккером в подземном сомнациновом притоне Манчестера и никогда не оглядывался назад.       Он распахнул двери дома и с важным видом вошел в холл: массивное пространство с лакированным полом из красного дерева и двумя изогнутыми лестницами. Он сложил руки «ковшиком» и крикнул:       — Нина! Дорогая, я дома!       — Я не Нина, — произнес ровный голос.       Он развернулся на каблуках. Из ближайшей гостиной вышел невысокий, стройный рыжий юноша немногим моложе Джеспера, с лицом, которое могло бы быть красивым, если бы не было таким худым. Он одевался, как некоторые из игроков команды по поло в Тринити: классическая рубашка с таким хрустящим воротником, что о него можно было порезаться, кашемировый, бордовый свитер-поло и безупречные, коричневые, кожаные оксфорды. Волосы искусно взлохмачены, челка небрежно, но не неряшливо падала на глаза. Парень мог выйти с фотосессии для ежемесячника «Аристократы».       Джеспер сунул руки в карманы.       — Конечно, нет. Что поднимает вопрос о том, что ты здесь делаешь, солнышко. Кто ты?       Лицо юноши, если возможно, перекосилось еще больше.       — Я живу здесь, — ответил он. — Кто ты и что делаешь в моем доме?       — Извини, ты не заказывал пиццу?       Трость Каза отчетливо стукнула по деревянному полу, когда он вошел в комнату:       — Хорошо, что вы встретились, — произнес он. — Это сэкономит время. Уайлен, Джеспер. Джеспер, это Уайлен Ван Эк.       — Не родственник? — Джеспер поднял брови.       — Ну, это было бы экстраординарным совпадением, не так ли?       — Ты работаешь на моего отца, — проговорил Уайлен. Он вздернул подбородок, словно побуждая Джеспера сказать что-то по этому поводу, и он, очевидно, не знал, что это являлось плохой идеей, поскольку Джеспер еще не понял, на что он не пойдет.       — Значит, Ван Эк позволяет нам пользоваться своим домом?       — Нет. Ван Эк не знает, что мы здесь.       Каз снял пальто и протянул его Инеж, которая бросила на него невинно-вопросительный взгляд: Я уверена, что понятия не имею, чего ты от меня ожидаешь. Он вздохнул.       — Не могла бы ты повесить его? Спасибо.       — Молодец, — ответила она и взяла пальто.       — Не дави. В любом случае, Уайлен присоединяется к команде. Он будет туристом, следящим за Матиасом.       — Ты шутишь, — выдохнул Джеспер. — Ему двенадцать.       — Двадцать! — отрезал Уайлен.       — Двадцать, ты серьезно? Святые. Он еще не настолько взрослый, чтобы пить в штатах, а ты хочешь привлечь его к самому важному делу в нашей жизни?       — Девятнадцать, — поправил Каз. Джеспер вскинул руки, как бы говоря: Мой тезис! Увидев, как Уайлен вздрогнул, Каз добавил:       — Не то чтобы я завидовал твоим секретам, Уайлен, но, как правило, лгать людям, с которыми ты собираешься грезить — плохая идея… Ты должен быть очень хорош в этом, и этот навык ты приобретешь с опытом.       — Каз, ты не серьезно, — проговорил Джеспер. — Поверь мне, обычно я не говорю так, но это серьезная операция. У нас нет времени разбираться с неуклюжестью избалованного студента, который на выходных мечтает поиграть в переодетого преступника.       — Эй!       — Я думаю, Уайлен может оказаться более подходящим, чем ты думаешь, — мягко сказал Каз. — Для меня он уже стал весьма полезным. Тебе не нравится дом?       — Нам не нужно брать его с собой, чтобы пользоваться его домом.       — Нет, Джеспер. Хорошо подмечено. Мы берем его, чтобы убедиться, что его отец нас не обманет.       Гнев Джеспера рассеялся, как дым на сильном ветру. Он ухмыльнулся.       — Значит, ты — залог, — сказал он Уайлану. — Ты должен был так и сказать.       — Я часть команды, — его щеки горели.       — Конечно. А я великий старый герцог Йоркский.       — Я — часть!       О нет, с восторгом подумал Джеспер. Рыжий, чистый и легко смущающийся. Каз, дорогой, ты не должен был.       — Здесь не место для ссор, — произнесла Инеж, и Джеспер отступил от Уайлена, слегка сконфуженный. — Мы должны собраться с остальными и обсудить планы. Где Нина и Матиас?       — Красивая и большой? — заколебался Уайлен.       — Да, — ответил Джеспер.       — Я думаю, они предпочитают называться своими именами, — проговорил Каз.       — Он лжет, он не может этого знать.       — Хватит, спасибо, Джеспер.       Уайлен повернулся к Казу, намеренно и явно игнорируя Джеспера.       — Они оба здесь. Он прибыл прошлой ночью на вертолете — я поселил его в комнате, которую ты выбрали, в дальнем конце западного крыла. С тех пор он там. Я отправлял ему обеды, но не знаю, сколько из них он съел.       — Это нормально. А Нина?       — Прибыла сегодня утром. Я дал ей комнату моей матери, как ты сказал. С тех пор она там не появлялась, но и не пыталась зайти в западное крыло.       — Хорошо. Какова численность персонала?       — Э-э… десять плюс садовники. Три горничные, кухарка, главная горничная, конюхи…       — Достаточно. Отошли их.       — Что? — Уайлен моргнул. Замешательство смотрелось на нем очаровательно.       Каз что-то написал рукой.       — Я… я этого не понимаю.       — Нет? Виноват. Я стараюсь говорить ясно. Я предположил, что если у тебя проблемы с пониманием, возможно, ты плохо слышишь.       — Я слышал, но не понимаю. Почему я должен отсылать персонал?       — Потому что я предпочитаю стены без ушей, — ответил Каз, поднимаясь по винтовой лестнице, — а в таком большом доме они почти всегда есть. То, что они видели, как Матиас и Нина прибыли в дом, уже проблема, так как теперь они свидетели встречи нас троих, но если ты был умен и не болтал, они примут нас за твоих друзей из университета.       — Я никогда не учился в универе.       — Нет? Я тоже. Тебе придется расспросить Джеспера. Скажи им, чтобы убирались с территории до наступления темноты, иначе возьмут отпуск без содержания на более неопределенный срок.       — Я… хорошо, конечно, но по какой причине?       — Не знаю, — Каз достиг вершины лестницы. Он повернулся и посмотрел на них сверху вниз, и Джеспер заподозрил: он выбрал эту позицию нарочно, чтобы отдавать приказы с высоты десяти футов, как Цезарь, командующий своей армией. — Скажи им, что это отпуск. Оплачиваемый, если хочешь, меня это не касается. Или не говори. Я думал, что главная привлекательность слуг в том, что не нужно вести переговоры.       — Скажи им, что у тебя оргия, и дом тебе нужен самому, — предложил Джеспер.       Уайлен уставился на него:       — Ты пьян?       — Не в данный момент, — ответил он. Его осенила фантастическая идея. — Святые, в этом месте, вероятно, есть огромный винный погреб, не так ли?       Уайлен скрестил руки. Это делало его похожим на сварливого херувима.       — Да. И огромный замок в комплекте.       — По словам моего обожаемого бывшего парня, — произнес Джеспер, — ты поймал меня на слове «огромный».       — Не этой ночью, Джеспер, — крикнул Каз. Его голос звучал почти заоблачно в комнате с высоким потолком.       — Ой, босс.       — Другой ночью, — разрешил он. — Но не этой. Ты нужен мне собранным. В полночь у нас собрание в гостиной.       — Как-то поздновато для общей игры, не так ли?       — Я буду занят до тех пор.       — Чем занят? Каз не ответил.       — Пусть персонал принесет мои сумки, прежде чем ты их отошлешь, — произнес он, а затем исчез в коридоре, оставив после себя прохладную тишину.       Наконец Уайлен заговорил:       — Знаете, он какой-то осел       Джеспер обменялся с Инеж насмешливой улыбкой. Она не удосужилась возразить, и он сомневался, что она вообще согласилась, если бы её спросили.       — Ты так говоришь, — произнес он, — потому что вы только встретились.       — Неужели, — сухо ответил Уайлен. — Он лучше, если узнать его поближе?       — Ах, nae, — Джеспер весело хлопнул мальчишку по спине. — Он намного хуже. А теперь давай посмотрим эти винные погреба, быстренько, пока он не забыл проверить. ***       Спальня Матиаса выходила окнами на озеро. Красивый вид. Оно выглядело прохладным, синим и таким чистым, что казалось пригодным для питья. Иногда он вставал ночью, чтобы проверить, на месте ли вода.       Ему не нравились его комнаты здесь. Это было слишком. Например его постель: королевского размера матрас на кровати под балдахином из золотой парчи. Обои: малиновые с узором из золотых геральдических лилий. Шторы такие же. Полный гардероб, наполненный одеждой его размера: костюмы, джинсы, кожаные куртки, рубашки-поло, все в насыщенных цветах и из тонких тканей, как будто покупающий, не знал его стиля и поэтому просто допускал все возможным. Ванная: джакузи на кривых ножках, двойная раковина (для чего одному мужчине две раковины?) и новый бритвенный набор в аптечке. Это было слишком. Никто не нуждался в таком количестве вещей.       К тому же было очень много места. Матиас всю свою жизнь обитал в маленьких комнатах. Ему не нравилось, когда вокруг так много пустоты. Это напомнило пустыню.       Где его и нашел Бреккер. В то время он работал под прикрытием. Точного названия места не знал. Люди, которые тайно вывезли его из Техаса, держали его в багажнике машины. Он пролежал там семь часов в жаре, мускусе и поту, конечности сводили судороги. В какой-то момент они должны были пересечь мексиканскую границу, потому что только тогда ему позволили выйти, и воспользоваться ванной и попить воды. Затем он вернулся в багажник, и они ехали еще четыре часа, пока не добрались до конспиративной квартиры.       Что не являлось хорошим убежищем. Матиас мог бы сказать им, если бы его растрескавшийся язык и пересохшее горло могли издать звук: не безопасно, не чисто. Всего лишь глинобитная лачуга посреди пустыни, с белыми оштукатуренными стенами, потрескавшимися на солнце. Двенадцать миль до ближайшей заправки. Никаких дорог, кроме грунтовой тропы, ведущей к шоссе. Они оставили его с запасом консервов на две недели и уехали.       В одиночестве, на бесплодных землях, не зная увидит ли он когда-нибудь другого человека, Матиас медленно начал сходить с ума.       Сначала было не так уж и плохо. Одним из преимуществ длительного серьезного злоупотребления сомнацином — а их было немного — теряется способность видеть сны. Он крепко спал первую душную ночь всухую. Кошмары длились неделю.       Всегда одинаковые: лодке в Греции, российские вертолеты в воздухе, раскалывающееся море; и Нина Зеник целует его, поцелуй, который был дымом и соленой водой, и этим вкусом на его губах она назвала его предателем.       Когда Каз Бреккер вышел из пустыни, одетый во все черное, Матиас на мгновение поверил, что он Дьявол. И Матиас впервые за несколько месяцев почувствовал надежду, потому что знал: Дьявол может дать ему то, что не сможет ни один Святой — то что он хочет.       Каз все равно даст то, что он хочет. Хотя, казалось, сначала он намеревался отправить Матиаса в ад.       Но Матиас видел ад, а Каз даже не знал его формы. Ад был в том, что Нину завернули в термическое одеяло и затолкали в вертолет, пока на него надевали наручники и тащили в гауптвахту. Ад — вкус ее кожи, пока он лежал в камере, куда она отправила его. Место, которое Матиас хорошо знал. Место, которое он покажет ей, когда работа будет сделана.       Без четверти полночь в его дверь постучали. Тот самый мальчик. Уиллиан.       — В пятнадцать внизу совещание, — произнес он. — Каз послал меня за тобой.       — Очень хорошо. Я приду.       Уиллиан кивнул. Он присвистнул, покачиваясь взад-вперед на пятках.       — До свидания, — услужливо добавил Матиас.       Мальчик съёжился и помассировал запястья. Нервный тик. Кто-то должен сказать ему. Нехорошо иметь такой очевидный признак       — Верно, — проговорил он. — Хм, я все-таки мог бы отвести тебя сейчас. Так что ты бы не заблудился. Это большой дом.       Матиас изучал его:        — Он сказал тебе сопровождать меня.       Уиллас поник:       — Именно так       — Мне не нужно пастырство.       — Я знаю.       — Я могу найти дорогу вниз.       — И я сказал ему об этом.       — Он не боится, что я потеряюсь.       — Нет, я так не думаю, наверное.       — Он беспокоится, что я пойду искать Нину.       Уилльям замялся.       — Что ж.       Матиас положил руку на плечо мальчика, намеренно близко к точке пульса:       — Передай ему это сообщение, Уилфред.       — Гм. Ладно. Вообще-то…       — Он зря тратит время, — прорычал Матиас. — У меня нет желания видеть Нину Зеник. Я не буду ее искать. Не раньше, чем работа будет сделана.       И я смогу отомстить.       — Конечно, — ответил Уилсон. — Это… достаточно честно, я думаю.       Он явно ничего не понял, но это было хорошо. Значит Каз ничего ему не сказал. Матиас уважал благоразумие демжина. Он был существом бездонного зла, но, как и все злые существа, являлся рабом собственного эгоизма и не стал бы унижать Матиаса, пока это не отвечало его интересам.       Мальчик не ушел. Он выглядел неопределенно больным. Скорее всего, он никогда раньше не отказывался выполнять приказ Каза. Матиас закатил глаза.       — Ты можешь пойти за мной вниз, — сказал он мальчику.       — Хорошо.       — Ты не ведешь меня. Ты сопровождаешь меня, потому что мы оба идем в одном направлении. Меня не призывают, как собаку.       — Нет. Конечно, нет.       Они спустились в гостиную. Матиас заставил мальчика идти за ним.       Трое Отбросов уже заняли свои места. Гостиная выглядела такой же большой, как и весь дом, обшитой панелями из темного дерева, с толстыми зелеными портьерами и книжными полками от пола до потолка. Напольные часы у двери закончили бой, когда вошел Матиас.       Каз стоял у большого камина, опираясь на полку, и демонстративно закатал рукав, чтобы посмотреть на часы.       — Ты опоздал на минуту, Уайлен.       — Простите, сэр.       — Не он привел меня. Я пришел сам. — проговорил Матиас.       — Какую бы разницу, по твоему мнению, это ни означало, считай ее замеченной.       В кресле, в котором она казалась крошечной, аккуратно скрестив ноги Инеж пила. Пахло лимоном и имбирем, и она обхватила чашку руками, чтобы согреться.       — Что-нибудь выпьешь, Матиас? — спросила она. — Мы все еще ждем Нину.       Джеспер, распластавшись на боку в другом кресле, словно расслабленный лорд, экстравагантно жестикулировал своим бокалом.       — Да, Ван Эк оказался более чем щедрым хозяином. Чем травишься? Чай? Сок? Что-то потяжелее?       Матиас покачал головой и сел на пустой диван. Прежде чем тишина успела остыть, в комнату вбежала Нина с папками в руках.       — Извини, — произнесла она. — Была трудно найти это. Я не хотел задерживать всех.        Она бросила папки на кофейный столик, и он мог видеть, как она решает, где сесть. На другом конце комнаты у рояля стояла банкета, но возле камина было только одно доступное место — на диване рядом с ними.       Нет. Оставайся стоять. Сядь на пол. Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, ведьма сна.       Она приняла решение и села на диван рядом с ним. Он отодвинулся. Если она и заметила, то не показала.       — Неважно, — проговорил Каз. — Если мы все здесь, можем начать.       Он вынул из-под пиджака маленький пузырек. В нем находилось что-то похожее на оранжевую пыль.       — Это юрда парем, — пояснил он. — К настоящему времени вы все должны знать, что это такое.       — У тебя есть, — удивилась Нина.       — Да. Ян Ван Эк был готов расстаться с одной дозой своего запаса для наших целей, когда я объяснил ситуацию.       Он подбросил пузырек в воздух и поймал. С быстротой ловкости рук тот исчез куда-то обратно в пиджак.       — Он стоит примерно в двенадцать раз больше своего веса в золоте за унцию. Пока что, еще не производится где-либо за пределами лабораторий Бо Юл-Баюра.       Джеспер поднял руку.       — Химик. Работает в Шанхае, — ответила Нина, не отрываясь от папки. — Мы с ним вместе защищали докторскую диссертацию.       Джеспер опустил руку. Матиас уставился на Нину. Она не подала виду, будто что-то чувствует, зная, что ее бывший сокурсник несет ответственность за появление в мире такой мерзкой субстанции. Он сомневался, что ей это небезразлично.       — Я не знал, что в Шанхае есть лаборатории снов, — произнес Уайлан.       — Их нет, — ответил Матиас.       — Откуда ты знаешь? — фыркнула Нина.       Он повернулся к ней.       — Ты не единственная, кто работает в этой отрасли, дрюсье, — ухмыльнулся он. — Китайское правительство не разрешает совместные сны. Они запрещены. Это известно.       — Запрещены, как в Соединенных Штатах? — холодно спросила она. — Да, так и есть. И там где ты этому научился, опять же?       Матиас нахмурился. Она ослепительно ему улыбнулась.       Каз постучал тростью по полу, приказывая не отвлекаться.       — Независимо от того, хочет ли китайское правительство признать это, и лаборатория, и наркотик существуют, — проговорил он. — Мы знаем, потому что какой-то порядочно-предательский молодой технарь слил документы в сеть четыре месяца назад. С тех пор химики всего мира изо всех сил пытаются воспроизвести его, но, по-видимому, это вещество очень трудно поддерживать в стабильном состоянии. Похоже, только русские приблизились — их отслеживают, учитывая, что московские химики имеют давнюю историю ставить в неловкое положение своих международных товарищей, когда речь идет об инновациях. — Он одарил Нину быстрым, полным достоинства кивком. — Но наш спонсор предпочел бы не тратить на все это время. У него более простая стратегия: мы находим кого-то, кто уже умеет делать юурду парем, и крадем информацию.       — Великолепно! — Матиас издал безрадостный смех, — удачи. Ты называешь эту стратегию простой? Бо Юл-Баюр только что стал самым важным человеком Китая. Их правительство будет держать его под постоянным замком. Мы не будем первыми, кто попытается извлечь из него.       — Не могу не согласится, — ответил Каз. — Вот почему я не собираюсь пытаться извлечь из Бо Юл-Баюра.       Он сделал паузу. Джеспер и Нина обменялись растерянными взглядами. Матиас нетерпеливо постучал ногой. Инеж улыбнулась в свою чашку.       — Хорошо, — вздохнул Джеспер. — Ты победил. Ты умнее нас. Скажи нам, чего мы не знаем.       — Извини, но у меня просто нет на это времени, — продолжил Каз. — А пока я вам скажу вот что: мы не проводим извлечение из Бо Юл-Баюра, потому что он не является Филей. Он протянул руку и открыл одну из папок на журнальном столике. На первой странице с глянцевой школьной фотографии два на четыре, в очках и с длинными волосами, ослепительно улыбался китайский мальчик.       — Это Филя, — произнес он. — Сын Бо. Кувей Юл-Бо.       Матиас сморщил нос.       — Это всего лишь мальчик, Бреккер. У него все еще есть прыщи.       — Не согласен с Веселым Белокурым Великаном, но он прав. — Тон Джеспера был разочарованным. — Почему ты думаешь, что ребенок знает, как делать юрду парем? В сравнении с ним Янг Эк выглядит как Рип Ван Винкль*.       — Мне двадцать.       — О, почти наверняка нет, — ответил Каз. — Он все еще в средней школе. Даже если бы он был протеже своего отца, ему все равно не хватило эмпирических знаний, чтобы воспроизвести что-то столь сложное, как юрда парем, в лабораторных условиях.       — Рискуем упустить суть, — категорически проговорила Нина, — что именно мы тогда должны извлечь?       Каз не улыбнулся. Но он наклонил голову и на мгновение закрыл глаза, как сомелье, смакующий глоток особенно превосходного вина. Так Матиас понял — он наслаждается.       — Твоя ошибка, — произнес он. — Потому что мы не будем проводить извлечение. Мы собираемся выполнить внедрение.