Свидание в Варанавате

Юдхиштхира выглядел расстроенным. Вот незадача! Именно сегодня он решил последовать совету Великого Бхишмы и сделать очередную попытку примирения с двоюродным братом. Видура от этой затеи его долго отговаривал, да и Бхима злился и был против. А вот Накула, Сахадэва и — удивительно! — Арджуна начинание Юдхиштхиры горячо поддержали. — Попробуй, старший брат! Чем бхут не шутит, вдруг именно сегодня Дурьодхана перестанет ерепениться, и наша вражда закончится миром? — в один голос сказали трое младших, заставив Бхиму выпучить глаза, а Юдхиштхиру остолбенеть, молчаливо изумившись сказанному. Такого сын Дхармараджа не ожидал, но, следуя пожеланиям младших братьев и деда Бхишмы, явился к покоям Дурьодханы на рассвете. И застрял на пороге. Охрана ювраджа его не пропустила, сославшись на занятость господина. — Неужели я не могу узнать, когда царевич освободится? — спрашивал Юдхиштхира. — Я ничего не знаю. Простите, раджкумар! — охранник вежливо поклонился. Юдхиштхире от его подобострастного тона ничуть не стало легче. Он в который раз поймал себя на том, что сердце сжимает железный обруч обиды и появляется несвойственное ему желание драться… «А, может, это вполне справедливая обида и достаточно обоснованное желание», — подумал вдруг Юдхиштхира. В конце концов Дурьодхана — его близкий родственник. Так почему, находясь рядом с ним, Юдхиштхира постоянно чувствует себя не частью династии Куру, а блохастым псом, которого приютили из милости? Бессловесным животным, которым постоянно пренебрегают! Почему лучшие подарки, крепкие объятия, дружеские клятвы, сияющие улыбки раздают кому угодно — Карне, Ашваттхаме, но не ему? Чем он хуже этих так называемых друзей?! — Я ведь не спрашиваю, с кем он, — поджав губы, напирал на охранника Юдхиштхира. — Просто интересуюсь, когда можно будет снова прийти, чтобы побеседовать с моим двоюродным братом? — Юврадж не велел никого впускать, это всё, что мне дозволено передать, — бесстрастно оттарабанил заученную фразу страж, поглаживая древко секиры. Юдхиштхира мог бы в два счёта обезоружить этого самодовольного индюка, вышибить массивную дверь и войти. Сейчас в нём кипело достаточно гнева, и сил бы хватило. Но он справедливо решил, что подобное действие отнюдь не поспособствует налаживанию отношений с тем, кто относится к нему как к мебели. Нет, пожалуй, хуже… С тяжёлым вздохом сын Дхармараджа развернулся и отправился обратно в свои покои. *** Карна, Ашваттхама и Духшасана и не надеялись, что их тем же утром снова пригласят в покои Дурьодханы. Правда, им пришлось переместиться в другую часть дворца. В той комнате, где они начали вести свою непростую беседу, сейчас прибирались слуги, пытаясь спасти хотя бы часть испорченного имущества. — Ты погорячился, митр, — Карна первым решился нарушить зловещую тишину после того, как они вчетвером расположились в нетронутых покоях. — Такая хорошая комната была… А ты её разгромил. Зачем, скажи? — Выбирая между причинением вреда друзьям и уничтожением опочивальни, я предпочёл второе. Слишком люблю вас, чтобы наказывать, а порыв ярости сдержать не сумел, — разоткровенничался Дурьодхана. Внезапно тон его голоса стал жёстче, а в глазах снова вспыхнул сердитый огонь. — А теперь скажи, друг Карна, зачем ты связался со злейшим врагом?! У Арджуны вместо крови калакут, вместо глаз — Вакра, от прикосновения к нему получишь гнойные язвы по всему телу и отправишься в нижние миры, — непонятно было, то ли юврадж шутит, то ли всерьёз считает так. — Но я ведь жив! — смеясь, Карна продемонстрировал другу свои руки и ноги, где не наблюдалось и следа ущерба для здоровья. — Пока жив, но неизвестно, что случится завтра, — мрачно предрёк ближайшее будущее Дурьодхана. — Если ты ничего не расскажешь Великому Бхишме, все мы будем живы, — Карна солнечно улыбнулся и внезапно добавил: — Между прочим, Арджуна про тебя то же самое говорил, что и ты сейчас про него… — Что?! — подпрыгнул на месте Дурьодхана. — Будто ты — калакут, от тебя одни неприятности… И далее в том же духе! Но я уверил его, что он ошибается. Ты всегда заботишься о друзьях, а на калакут похож скорее министр Видура. Арджуна выслушал меня и обещал подумать. А потом спустя несколько дней вдруг заявил, что наверное готов поддержать тебя, а не Юдхиштхиру, если дело дойдёт до делёжки трона, но только если ты не будешь никогда строить козни против его братьев. А вообще Арджуна сказал, что и ты ошибаешься, считая Юдхиштхиру врагом. Ему трон даром не нужен. Юдхиштхиру на престол толкает матушка, а её разум смущает министр Видура и ещё кто-то. Не будь этих двоих и кого-то третьего в тени, Юдхиштхира давно бы ушёл из дворца в лес совершать аскезы. Так что ты зря плохо думаешь о пандавах. Они не так ужасны, как кажутся. Правда, у них ещё Бхима есть… Это отдельная история! Он всё ещё злится за «отравленный» кхир. Я пытался объяснить ситуацию Арджуне, но не уверен, что мне это удалось. Бхима тогда был очень убедителен, решив, что его пытались убить. А поскольку много лет прошло, трудно теперь будет доказать, что в рисе не было яда. Дурьодхана застонал, закрыв лицо руками. Потом отнял пальцы и с состраданием посмотрел на Карну, будто на несчастную жертву, приговорённую к казни. — Скажи честно, вот что ты в нём нашёл? — грустно осведомился он. — И, главное, почему так внезапно? Вы же всегда терпеть друг друга не могли, постоянно цапались! Я отлично помню. Куда вражда-то делась?! — Митр, это всё было для отвода глаз, — Карна не видел смысла скрывать правду. — Но и не только. Иногда мы цапались от собственной неудовлетворённости. Бесит же, когда любимый рядом, а поцеловаться нельзя! Ни прикоснуться, ни обнять… Про то, чтобы уединиться где-то, вообще речи не шло! А вдруг слуги увидят, Великому Бхишме, царице Кунти или махараджу Дхритараштре донесут? Видура постоянно шныряет, как мышь, по всему дворцу… Короче, терпишь-терпишь, пытаешься смирить всё то, что внутри кипит, а потом злое словцо как выскочит! Особенно если покажется, что он на какую-нибудь служанку загляделся. И у него так же. Луком потрясал вчера, на поединок меня вызывал! С чего-то взял, будто я к раджкумари Духшале сердцем прикипел… Но Духшала для меня как сестра. Я и в мыслях никогда не держал ухаживать за ней! А Арджуна сказал, что прибьёт меня, а потом заживо сожжёт себя вместе с моим телом, чтобы в иных мирах мы соединились, раз уж здесь не получилось. В общем, худо ему вчера было, митр. Я из-за него тоже едва не помешался. Обещал прибить его перед тем, как сам уйду, чтобы ему сгорать заживо не пришлось. Потом мы успокоились и помирились. И я дал слово, что я признаюсь тебе и попрошу о домике. Боюсь, ничто другое, кроме этого, нас не спасёт! На сей раз онемели даже Духшасана и Ашваттхама, а Карна поспешно закончил свою тираду: — Извини, друг. Я не должен был якшаться с пандавами. Слово ведь тебе дал и не собирался его нарушать! Позорно было оказаться единственным предателем, не оправдать доверия… Мне сейчас так стыдно. Но я ничего не могу с собой поделать. — Что ж, на данный момент ты уже не единственный предатель, — констатировал Дурьодхана непреложный факт. — Вас теперь трое… обманщиков. И, как вижу, вы сговорились именно сегодня, чтобы оглушить меня новостями о том, что тайком творили за моей спиной в последнее время, — он не удержался от сарказма. — Прости, — снова повторил Карна, отводя глаза в сторону. — Я знаю, это почти невозможно, но всё же… ты постарайся понять, митр. — Почему сразу не сказал?! — в глазах Дурьодханы с новой силой заполыхал гнев. — Сказать надо было немедленно, раньше, чем ты признался в своих чувствах Арджуне! Я куда больше злюсь не на то, что ты выбрал пандава, а за то, что молчал и притворялся передо мной, будто вы с ним по-прежнему враги! А это было не так! Почему ты молчал?! — Мы опасались тебя едва ли не больше, чем Великого Бхишму, — Карна смотрел на Дурьодхану, всё ещё не веря, что чудом остался жив после своего признания. — И мы не хотели, чтобы кто-то другой догадался. Видура, царица Кунти, твои отец с матушкой, слуги — никто не должен был ничего подслушать и понять. Это же позор на всю династию! Я не мог опозорить род Куру. С такой кармой только в Нараку потом… — И что изменилось? — пасмурно спросил Дурьодхана, сдвинув брови. — Духшасана и Ашваттхама начали встречаться с Накулой и Сахадэвой, они признались в этом Арджуне, а он сказал мне, — объяснил Карна. — Я начал наблюдать за ними, — Карна махнул рукой в сторону притихших Ашваттхамы и Духшасаны, — и понял, что не могу оставаться равнодушным. До сих пор я страдал один, а теперь начали страдать и они. Это было слишком! Я поговорил с ними откровенно, они признались. И вот мы все здесь. Зато теперь ты знаешь, что отныне трое пандавов из пяти не таят на тебя злобу и не мечтают возвести на престол Юдхиштхиру. Они готовы протянуть руку дружбы. — Но я-то не готов!!! — возопил Дурьодхана, правда, тут же овладел собой. — Митр, я стараюсь быть спокойным, как раньше, очень стараюсь… И пока я это делаю, мне нужно знать: никто из вас не сотворил никакой адхармы внутри дворца? Ибо если вы проявили невоздержанность, то кто-то ещё мог узнать о вашей болезненной склонности к пандавам. Митр, что именно вы с Арджуной позволяли себе делать, находясь здесь? — Мы не сотворили ничего ужасного, клянусь Махадэвом! — горячо уверил друга Карна. — За руки держались редко совсем, когда никто не видел, ну и ещё… Арджуна мне омыл ноги. Для него это был удачный повод прикоснуться ко мне на глазах у всех да так, чтобы никто ничего не заподозрил. Но это случилось потому, что ты сам такое наказание ему назначил, помнишь? — Лучше бы я память потерял, — процедил сквозь зубы Дурьодхана. — Если бы знал, что проклятому Арджуне моё наказание доставит одно удовольствие, придумал бы что-то другое. — Но мне тоже твоё наказание понравилось! Ты это здорово придумал, правда! Считай, что таким образом ты сделал приятное не ему, а мне, — успокоил его Карна, от чего Дурьодхана заметно вспотел и вытер лоб трясущейся рукой. — Ладно, кто следующий? — юврадж в упор посмотрел на брата. — Давай, говори. Что творили вы с Накулой? — Пять раз поцеловались, — признался Духшасана, краснея. — Ночью, в полной темноте, в кладовой комнате, где приправы хранятся. Сильно, аж губы заболели. А как Накула целуется! Он так умеет языком трогать… — Без подробностей! Боюсь убить. Что ещё было, кроме этого кошмара? — сурово допытывался у брата Дурьодхана. — Один раз он меня за ягодицы ущипнул, когда я по коридору мимо проходил, а рядом никого не было. И я ему ответил тем же. Это очень плохо, брат? — осторожно осведомился Духшасана. — Это ужасно. Хорошо, что матушка не знает. Она бы не перенесла. Да и батюшка тоже. Дальше давай. — А больше ничего не было. Могу только снова про поцелуи рассказать… — Нет, достаточно. Ашваттхама? Сын Дроны почему-то молчал, стыдливо пряча взгляд. — Так! — Дурьодхана с подозрением впился в него глазами. — Признавайся. Тебе до чести Хастинапура нет дела, ты теперь в Панчале приписан. Что успел натворить?! — Мы это… Руками только… Дважды. Но не раздевались… Боялись не успеть одеться, если кто застукает. — Никто не видел?! — Ашваттхаме на миг показалось, что его сейчас согнут в дугу одним только взглядом. — Да темно было. И мы вообще не во дворце… За городской стеной. И ещё кони рядом ходили. И деревья… стояли. — Хорошо, что конями и деревьями прикрылись! — Дурьодхана выдохнул с облегчением. — Будем надеяться, что шпионы моего или твоего отца рядом не шастали. — Нет, никого не было! Будь кто-то рядом, Сахадэва почувствовал бы. Да и я бы увидел. — Это вряд ли, — вернул Ашваттхаму с небес на землю Дурьодхана. — Твой Сахадэва в тот момент сосредоточился явно на чём-то другом, но точно не на шпионах. Да и ты глядел не по сторонам, а на вторую чакру Сахадэвы. Скажешь, нет? Ашваттхама залился краской и потупился. — Домик надо бы организовать, брат, — снова жалобно заныл Духшасана. — Ты ведь уже почти согласился, что он нужен. Правда? Правда?! Ответом Духшасане был долгий, убийственный взгляд. — Женить бы вас всех, — с какой-то горькой безысходностью простонал Дурьодхана, — но понимаю, что опоздал. И ведь невест хороших полно. Эх! — он сокрушённо покачал головой. — А, может, сыграем четыре свадьбы? Вдруг это решит все трудности, и вас отпустит? — Не надо, брат, — испугался Духшасана. — Я не смогу! — Безыдейно, — поддержал его Ашваттхама. — Никак. — Друг, сам посуди: нет ничего хуже, чем брать дэви в жёны, заведомо зная, что будешь всегда любить кшатрия. Никто не станет счастливее от этого, — добавил Карна. — Особенно праведная жена. — Праведная жена за такие дела мужу костёр сложит или в Гангу спихнёт. Не обрекай нас на верную гибель, брат! — умоляюще возопил Духшасана, и Дурьодхане пришлось с ним согласиться. Опасность от праведной жены действительно могла исходить довольно-таки серьёзная… — И то верно, — кивнул Дурьодхана. — Но как же мне тогда завоевать сердце Бханумати, если на Суприйе жениться Карна не собирается? — Думаю, если царевна Бханумати отвечала на твои письма, митр, это уже означает, что она заинтересована в тебе, и твои шансы получить её согласие очень высоки. — А если всё не так? — засомневался Дурьодхана. — Если ты ошибаешься? — Тогда я помогу увезти Бханумати со сваямвары на колеснице, — неожиданно пообещал Карна. — Не лучший способ, — поморщился Дурьодхана. — Разбойничий и подлый. — Но иногда единственно возможный, — справедливо заметил Карна. — Кроме того, я в тебе уверен, митр. Ты сделаешь царевну Бханумати счастливой. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы такого не предложил. Но ты благородный воин, а я — умелый лучник. Можешь не сомневаться: другие претенденты на руку и сердце раджкумари Бханумати меня не догонят. А если и догонят, то не обрадуются. Только ты, пожалуйста, построй домик в Варанавате! Взамен я помогу в твоих сердечных делах, — и Карна молитвенно сложил руки возле груди, устремляя на друга тот самый проникновенный взгляд, перед которым юврадж никогда не мог устоять. *** — Поверить не могу, что согласился! Позор! Как можно было так легко поддаться на их уговоры? — недовольно бубнил Дурьодхана себе под нос, меряя шагами коридор возле покоев Шакуни. — Самое главное, без помощника теперь никак… Ещё и дядю придётся втянуть! Беда. Двери распахнулись, и гандхарадж со своей всегдашней ухмылкой, прищурив левый глаз и припадая на больную ногу, вышел к племяннику. — Что-то ты раненько сегодня явился, мальчик мой, — медовым голосом заговорил Шакуни. — Я не ждал тебя в это время. — Дядюшка, у меня к вам срочное дело! — Какое дело может быть? Солнце едва взошло! — всплеснул руками Шакуни, наигранно удивившись. — Мы не могли бы поговорить с глазу на глаз в ваших покоях? — занервничал Дурьодхана. — О нет-нет! — почему-то взволновался Шакуни и, отвечая на вопросительный взгляд племянника, поспешно пояснил: — В покоях слишком душно. Пусть опочивальня немного проветрится после горячей… то есть, хотел сказать, чрезмерно жаркой ночи. Идём к лотосовому озеру, мальчик мой, спрячемся под кроной великолепного сала и там поговорим о насущном. По пути к водоёму Дурьодхана несколько раз порывался спросить, почему достаточно прохладная ночь показалась дядюшке настолько жаркой, что приходится теперь срочно проветривать покои, но Шакуни каждый раз переводил разговор на какие-то незначительные мелочи. Наконец, они достигли берега и вошли в беседку, сложенную из мрамора и слоновой кости, украшенную поверху резьбой, изображавшей танцующих наложниц и возлежащего на ложе императора, чей взор услаждается танцем прекрасных дев. — Что же такого секретного ты хотел сообщить? — Шакуни склонил голову набок, всем видом выражая полное внимание к каждому слову племянника. — Я хочу построить домик в Варанавате. Пусть там будет очаг, купальня, комната для гостей, три опочивальни… Это можно сделать незаметно и быстро, чтобы отец с матушкой не узнали? — Ты бы и сам мог начать строительство, наняв нужных людей. Зачем просить меня о такой безделице? — не понял Шакуни. — Это надо сделать тайно, а я постоянно у всех на виду. За каждым моим шагом следят Бхишма и Видура, а вы умеете действовать осторожно, дядя, потому я вас и прошу об этом важном для меня деле. — О! — во взгляде Шакуни промелькнул огонёк явной заинтересованности. — Могу я полюбопытствовать, мальчик мой, зачем тебе это нужно? Неужели стало тесно в огромном дворце Хастинапура? Дурьодхана вздохнул. Как ни крути, а лгать дядюшке, который вместе с ним теперь по уши вляпается в страшнейшую адхарму, не годится. — Это нужно Карне, Ашваттхаме и Духшасане, — нехотя признался он. — А им зачем? — заинтересованность Шакуни возросла. — Они хотят пригласить в тот домик пандавов. Троих. Сахадэва, Накулу и Арджуну. Дурьодхана запнулся. Он понимал: глупо тянуть время, надо всё рассказать как есть, но язык не поворачивался, чтобы изречь главное. — Какая замечательная затея! — неожиданно обрадовался Шакуни и резко выпрямился, потирая руки. — Вот это стратегия! Молодцы! — дядюшка сиял, как бриллиант. — Кто бы мог подумать, что они изобретут такой удачный план, до которого даже я сам пока не додумался! Хвалю. Конечно, идея принадлежит Карне? — обратился он к Дурьодхане. — Нет, втроём придумали. — Твои друзья и брат необыкновенно возвысились в моих глазах! — не уставал восторгаться Шакуни. — Но каким образом они планируют убить пандавов? Инсценируют нападение? Отравят смертельным ядом? Запрут в подполье, скуют цепями и оставят на съедение муравьям? Последняя идея, как мне кажется, удачнее всего, не находишь? Дурьодхана ошеломлённо глядел на дядю, стараясь понять, о чём тот говорит. Внезапно до него дошло, и он отшатнулся. — Нет! Всё не так! — Не так? — изумился Шакуни. — Каков тогда гениальный план? — Построить дом, чтобы ездить туда отдыхать. Охота на оленей, ловля речных дельфинов, всё такое… Впервые Дурьодхана поймал такое выражение лица Шакуни, словно тот внезапно усомнился в здравии рассудка племянника. — Отдых?! — наконец, вырвалось у него. — С ПАНДАВАМИ?! Дурьодхана вздохнул так, словно вся тяжесть мироздания свалилась на его плечи. — Увы… Да. — Твои друзья ума лишились, а ты им потворствуешь?! — взвился Шакуни. — Ситуация изменилась, дядя. Арджуна и младшенькие теперь на нашей стороне. Если верить Карне, они готовы поддержать меня в моём праве на трон, наплевав на святошу Юдхиштхиру, — правда, радости в лице ювраджа не наблюдалось, когда он говорил всё это. — А что с ними случилось? — опасливо уточнил Шакуни. — Почему эта троица внезапно решила переметнуться на твою сторону и забыть про собственную матушку и старшего братца? — Пандавы влюбились, — вид у Дурьодханы был таким, словно он не разговаривал с дядюшкой, а участвовал в обряде погребения. — В кого?! — недоумевал Шакуни. Его вечно прищуренный левый глаз широко распахнулся и, казалось, вот-вот выскочит на лоб. — В них… Повисла неловкая пауза. Шакуни напряжённо молчал, выжидающе глядя на племянника. — В Карну, Ашваттхаму и Духшасану, — превозмогая себя, расшифровал Дурьодхана. — Домик нужен для свиданий, потому что во дворце нельзя. Это адхарма. Да и дед Бхишма прибьёт, а у этих шестерых всё далеко зашло… Шакуни закатил глаза под лоб, схватился за сердце и медленно осел на пол беседки.