Свидание в Варанавате

— Старший брат, проснись! Старший брат! Дурьодхана открыл глаза и по сложившейся за последнее время нервной привычке заорал, увидев склонившегося над его ложем Викарну. — Чего тебе? — фальцетом спросил Дурьодхана. Потом откашлялся и повторил вопрос своим привычным низким рокочущим голосом: — Чего нужно? — У меня пять плохих новостей и одна хорошая, — страдальчески сообщил Викарна. Дурьодхана судорожно сглотнул. — Хорошая всего одна?! — Увы. — Давай сначала пять плохих, — вздохнул юврадж. — Постараюсь выдержать. — Министр Видура раньше, чем солнце встало, заявился в опочивальню к батюшке, долго с ним беседовал, а теперь они вдвоём сидят в батюшкиных покоях бледные, как веталы, и злые, как пишачи. И хотят, между прочим, видеть тебя. Вот, послали сюда. — Зачем? — всё ещё не осознавая размеров нависшей угрозы, Дурьодхана принюхался к собственной коже и провёл языком по дёснам, лихорадочно вспоминая, не пил ли вчера. Вполне вероятно, что пил с целью избежать кошмаров. Однако убойная смесь гауды с мадхвикой не помогла. Снова приснилось нечто отвратное. Настолько мерзкое, что разум начисто стёр увиденное. Осталось только чувство страха, пробирающего до костей, и оттенок гадливости, будто он свалился голым в слоновий помёт. — Дворец в Варанавате сгорел. Тот самый, куда уехали для совершения паломничества пандавы с махарани Кунти. — В Варанавате был пожар?! — Дурьодхана замер с вытаращенными глазами, не в силах вымолвить больше ни слова. Проблема кошмаров и пьянства мигом отскочила на последний план. — Ага, — тяжело вздохнул Викарна. — Был. — О боги! Надеюсь, все целы?! — он встряхнул Викарну так основательно, что у того едва не подломилась шея. — Кто-то один сгорел, — Викарна опустил глаза. — Нашли тело на пепелище. — Чьё?! — с захолонувшим сердцем Дурьодхана начал подниматься в постели, с ужасом глядя на Викарну. — Если б знать! Видура сказал, что скелет больше похож на мужской. Ростом мужчина был не слишком высок, да и кость тонковата. Не кшатрий, видимо. — Ф-уу, — выдохнул Дурьодхана с неимоверным облегчением. — Стало быть, кто-то из младшеньких. Гора с плеч. Остальные, видимо, сбежали. Викарна непонимающе уставился на брата. — Остальные? Неужели ты переживаешь за судьбу Бхимы, Юдхиштхиры и Арджуны? — ошеломлённо спросил он. Дурьодхана смутился, поняв, что едва не проболтался. — Нет-нет! — неловко рассмеялся он. — Просто… там могли оказаться… слуги дядюшки, — быстро выкрутился Дурьодхана. — Видура считает, что там находились Карна, Ашваттхама и Духшасана, — обвиняющим тоном произнёс Викарна, поджимая губы. — Также первый советник думает, именно они подожгли дворец по твоему приказу. — Чушь!!! — вспылил Дурьодхана. — Это ты батюшке расскажи, — невозмутимо отозвался Викарна. — И вообще иди лучше к нему, а то он как тигр в клетке мечется. Весь извёлся от того, что ему Видура в уши напел. — Сколько плохих новостей ты уже рассказал? — Три. Про труп, про пожар и про то, что батюшка в шоке, а Видура обвиняет тебя. — Давай остальные. — В тот день, когда в Варанавате случился пожар, пропали дед Бхишма и дядя Шакуни. Это и есть две другие плохие новости. — Как пропали? Куда?! — похолодел Дурьодхана и тут же припомнил, что в самом деле не видел бесценного мамашри уже четыре дня. Да и дед Бхишма перестал попадаться на каждом шагу то в коридоре, то в саду со своим извечным рыком: «Адхарма!!!» — Дед четыре дня назад отправился к колесничему Адиратхе, чтобы выяснить, где находится ангарадж Карна, но из поездки не вернулся. А дядюшка пропал прямо из покоев. Даже слугам неизвестно, куда сгинул. Будто в воздухе растворился. Матушка решила, что он в очередной раз обиделся на всех кауравов и уехал в Гандхар, никого не предупредив. Она послала почтового голубя с письмом, чтобы в точности узнать, в Гандхаре ли дядя? Однако птица так и не вернулась до сих пор. А вот министр Видура абсолютно уверен, что это всё твоих рук дело, брат. Якобы ты подстроил исчезновение Великого Бхишмы, а заодно и пожар с помощью своих друзей и дяди. Советник даже сначала подумал, что найденное тело принадлежит Бхишме, но это точно кто-то иной. Наш дед намного выше и шире в плечах. Дурьодхана упал лицом в собственные ладони и начал отчаянно раскачиваться взад-вперёд. — А если там на пепелище мамашри? — грустно спросил он. — Вдруг он сгорел? — Что дяде делать в Варанавате? — отмахнулся Викарна. — Кроме того, Видура сказал: «Зубы у покойника белые, словно жемчуг». Дядюшка, как ни печально такое говорить, зубами мучился часто. Они у него точно не были подобны жемчугу. Это, определённо, не он. — Я пойду к отцу, — хрипло пробормотал Дурьодхана, неуверенно поднимаясь с ложа и начиная облачаться в повседневные одеяния. — Кстати, — неожиданно вспомнил он, — говори хорошую новость! Хоть сердце себе согрею перед встречей с проклятым Видурой… — Ну… Мы с Юютсу… того, — зардевшись, словно девица на сваямваре, прошептал Викарна и скромно потупился. — Что «того»? Договаривай! — потребовал Дурьодхана, чувствуя, как пол зашатался под ногами. — Нашли истинную любовь. — Где?! — опешил Дурьодхана. — Мы же не совсем родные, правда? — заискивающе спросил вдруг Викарна. — Матери разные. Кроме того, ни один из нас не дэви, значит, нежеланного приплода не будет. Да и среди богов всякое бывало. Шива с Вишну точно, Яма с Шани вероятно, а Индра так вообще со всеми и без малейшего стыда, — нерешительно проблеял Викарна, будто оправдываясь. Крепкие братские руки ухватили его за горло, рискуя задушить. — Говори быстро, что происходит между тобой и Юютсу?! — с налитыми кровью глазами зарычал Дурьодхана. — Пока ничего, — взмолился о пощаде Викарна. — Мы только примерились друг к другу вчера в кладовке. Не стерпели. Прости! Не убивай! — Аоыы-ыыы!!! — будучи не в себе, закричал Дурьодхана, отбрасывая Викарну, будто кусок слоновьего помёта из недавнего тяжёлого сна. — Все твои новости отвратительные!!! Все до единой!!! Вон!!! И передай Юютсу, что я его прибью, если только Видура с батюшкой раньше не прибьют меня! Очутившись на свободе, Викарна выскочил из дверей опочивальни, внутренне радуясь тому, что уцелел. Стоило ему исчезнуть, и в голове у Дурьодханы внезапно прояснилось. Будто открылось незримое окно. Однако явленное в этом оконном проёме вынести было невозможно! Дурьодхана вспомнил свой очередной кошмарный сон, и волосы на его макушке мгновенно встали дыбом, будто от удара божественной ваджры. *** Он вошёл в собственную опочивальню и увидел там… себя. Другой «он» возлежал в постели на ворохе лотосовых лепестков, раскинув руки и прикрыв глаза в блаженном экстазе. Праведный Юдхиштхира восседал на его чреслах сверху, будто торжествуя победу в недавнем рукопашном поединке. Вот только это был точно не поединок, ибо обнажённая спина праведного сына Кунти выгибалась от удовольствия и была мокра от пота. — Да… Да, ещё! Как же хорошо… Мне так хорошо сейчас! Ты сделал меня счастливым, брат Дурьодхана! — повторял Юдхиштхира, комкая левой рукой шёлковые простыни, а правую удерживая на груди у бесстыжего двойника, как две капли воды похожего на наследного царевича Хастинапура. — Да что ж это такое делается?! — громогласно проорал Дурьодхана, бросаясь вперёд, подхватывая проклятого Юдхиштхиру под мышки и сбрасывая на пол. — Прекратите эту адхарму оба!!! Беспомощно хлопая ресницами, ещё не остывший от страсти, ослабевший и разомлевший Юдхиштхира, смотрел снизу вверх на настоящего Дурьодхану, нависшего над ним с искажённым лицом, и ничего не понимал. Наступила зловещая тишина. Двойник царевича, лишившись закономерного финала, открыл глаза и недовольно уставился на себя самого, стоящего рядом и готового убивать. — Что ты за бхут такой? Откуда взялся?! — вопрошал настоящий Дурьодхана, выхватывая меч и приставляя его к покрытой лепестками груди развратника. — Из тебя и взялся. Я — это ты, — спокойно ответил «бхут», ничуть не испугавшись. — Давай, убивай. Я не боюсь, потому что легко регенерирую. — Что?! — Дурьодхана утратил дар речи. — Быстро отвечай, кто ты! Или я тебя покрошу в труху! — Кроши, — широко усмехнулся двойник. — Забавно будет поглядеть, как ты убиваешь сам себя. То ещё зрелище! Дурьодхана размахнулся и под отчаянные крики Юдхиштхиры, цеплявшегося за его стопы и умолявшего пощадить «возлюбленного быка среди мужей», уже собрался вогнать меч в горло осквернителя ложа, как вдруг услышал позади звон браслетов и мягкий шорох тканей. — Так, так, так, — хлопая в ладоши в такт каждому слову, заговорила царевна Бханумати, входя в опочивальню. — Что я вижу! Намечается тройничок? И мой супруг настолько рад принять участие, что даже раздвоился, чтобы получить в два раза больше наслаждения? А обо мне он подумал? Что скажут люди о дэви Бханумати? "У неё больше одного супруга. Значит она — развратница!" Очень плохо. Я разочарована в тебе, муж мой! — Но там на постели — это вообще не я! — возмутился Дурьодхана, отбрасывая меч при появлении супруги. — Ты, ты, — подтвердила Бханумати. — Ты! — донеслось с осквернённого ложа. — Ты, — осмелев, вякнул с пола Юдхиштхира, продолжая держаться за сандалии двоюродного брата. — Очень плохо, Дурьодхана, — осуждающе покачала головой Бханумати, пока наследный царевич стоял, не зная, что ответить. — Ты изменяешь мне на нашем ложе… Как после такой ужасной адхармы я могу оставаться твоей супругой? — и Бханумати достала из ножен собственный меч. — Сразимся? — лаконично уточнила она. — Но это правда не я! — Дурьодхана беспомощно указал рукой на своего двойника, при этом умоляюще глядя на Бханумати. — Это он оскорбил наши брачные узы, и я готов с ним сразиться! — Он? — приподняла свои тонкие чёрные брови Бханумати. — Который? Тот, кто слева? Или тот, кто справа? Изумившись заданному вопросу, Дурьодхана снова повернулся к ложу и увидел, как его бесстыжий двойник отбросил в сторону покрывало, под которым обнаружился ещё один Дурьодхана. Рядом с очередным «бхутом» стояла тарелка, полная ладду, с которой невозмутимо поглощалось лакомство. — Офшень фкушно, — пробормотал третий Дурьодхана с набитым ртом, с трудом проглатывая сладости. — Принесите ещё. Я голоден как волк. — Это невозможно!!! Так не бывает!!! — завопил настоящий Дурьодхана. И его выбросило в серый туман беспамятства… *** Юврадж встряхнулся, приходя в себя. Он по-прежнему находился в опочивальне один, и ему предстояла нелёгкая беседа с батюшкой. Правда, наследный царевич не представлял, как в нынешнем состоянии будет вести беседы и оправдываться за то, чего не совершал. — За какие проступки ты меня караешь, Махадэв? — воздел руки к потолку Дурьодхана. — Я так умру раньше, чем женюсь на царевне Бханумати! Я больше этого не выдержу! Впервые в жизни Дурьодхана предался отчаянию.