Свидание в Варанавате

Условия игры они оговорили сразу, едва оказавшись в покоях Юдхиштхиры. Сын Дхармараджа без колебаний принял предложенное двойником правило: за каждую проигранную партию проигравший теряет одно украшение или одеяние на выбор. Даже то, что снимать вещи будет собственноручно победитель, не вызывало поначалу страха. Трудности начались, когда был проигран драгоценный пояс. Мимолётного касания рук, скользнувших по животу, хватило, чтобы отвердеть и смутиться до сбившегося дыхания и колотящегося сердца. Потом пришла очередь дхоти, и Юдхиштхире стало вовсе не по себе. «Нельзя-нельзя-нельзя!» — отчаянно пульсировало внутри. — Нет! — отпрянул он, когда руки Тени без малейшего стеснения легли на туго затянутый узел с явным намерением его распустить. — Я сам. Тень пожирала его тем самым взглядом, которого Юдхиштхира долгие годы мучительно ждал, прекрасно зная, что не дождётся… И вот оно совсем рядом, да только страшно до головокружения! Щёки полыхали, кровь стучала в висках. — Ты по-прежнему думаешь, будто мы совершаем ошибку? Даже после того, что услышал от Дхармараджа? Подавление — один из способов разбиения души, но ты привык считать это праведностью. Тебе так внушили. — Только соединение Шакти и Шивы правильно. А я грешник, — возразил Юдхиштхира. — Ещё и других следом увлекаю. Тебя вот увлёк, разделив с оригиналом. — А я совсем не против разделения! — подмигнул двойник. — Наоборот, мне стало намного лучше. Этот кшатрий, оставшийся сейчас там вместо меня, бесспорно, хорош, но с ним кхира не сваришь. Мы слишком разные. Так и торчали бы порознь в одном теле. Он со своими бхутами, а я с теми, кого мне подкинул он. Без меня, определённо, ему будет лучше. Хоть кошмары сниться перестанут. — А что за кошмары ты ему подкидывал? — заинтересовался вдруг Юдхиштхира. Тень довольно рассмеялась. — Про близость с тобой вместо близости с Бханумати. Ух, его и крючило… Видел бы ты! — Серьёзно?! — поперхнулся Юдхиштхира. — Зачем ты с ним так? — но на лице его засияла улыбка. — Он же заставлял меня против воли смотреть его влажные сны про Бханумати. А я плохой! И мстительный. Во мне асуров уйма и один мёртвый ракшас. Пусть я их контролирую, но… всегда ведь могу немного ослабить вожжи? Если ты попросишь, конечно. Тогда наши отношения заиграют новыми красками, — и двойник снова дёрнул за узел дхоти, мгновенно ощутив, как напрягся Юдхиштхира. — Расслабься. Сейчас твоя Шакти мечется как одержимая, пытаясь найти выход к тому, кого ты именуешь Шивой. Но ты ей не позволяешь, потому что дэвы — чтоб им хорошо жилось! — наставили преград там, где она могла бы выйти. Позволь ей освободиться. — Для этого придётся переступить через всё, чему меня учили, — с болью признался Юдхиштхира, пряча глаза. — Сломать дэва в себе? Сын Дхармараджа кивнул. — Непросто тебе, да, — тяжело вздохнул двойник и, пользуясь растерянностью Юдхиштхиры, в мгновенье ока освободил сына Кунти от лишних одежд. Солнечно-оранжевая ткань, расписанная причудливыми узорами, соскользнула к обнажённым стопам старшего из пандавов. Юдхиштхира вспыхнул до корней волос, инстинктивно прикрываясь. Он никогда прежде не стеснялся наготы в присутствии братьев, но рядом с Тенью всё ощущалось иначе. — Боишься? — напрямую спросил двойник, улыбаясь своей дразнящей улыбкой. — Очень, — не стал кривить душой сын Кунти. — Справимся, — невозмутимо ответила Тень, без предупреждения скользнув по бедру Юдхишхтиры и заставляя царевича затрепетать от желания и перестать закрываться. — Только есть одна просьба. Будь добр, называй меня Дурьодханой. Как ни крути, в этом воплощении я его часть, хоть и отвергнутая им. А прежние наши имена я забыл, — и двойник решительно положил руку на восставший лингам того, кто до смерти смущался своего тела. Утратив чувство реальности, Юдхиштхира беспомощно повис на плече Тени, крепко вцепившись в него. Глаза царевича были полузакрыты, ресницы дрожали. Тень внимательно наблюдала за ним, ускоряя движения руки. Тот, кого ласкали, безмолвно терпел из последних сил, не позволяя себе утратить контроль и кусая собственные губы. — Почему ты не можешь отбросить то, что тебя мучает? — услышал он над ухом соблазнительный голос, неотличимый от оригинала. — Хотя бы скажи вслух, что тебя терзает? — Ничего… Во мне нет… ничего, — задыхаясь от возбуждения, пролепетал Юдхиштхира. — Кто угодно лучше меня. Арджуна, Накула, Сахадэва, Карна, Ашваттхама! — Но мне нужен ты. Юдхиштхира запрокинул голову и рвано выдохнул, выплёскиваясь. — Так-то лучше, — поощрила его Тень, теснее прижимая к себе и накрывая его губы своими. — Для первого раза достаточно? Или мало? Юдхиштхира стоял, пошатываясь. Одна его рука всё ещё лежала на плече двойника. Второй ладонью он опирался о столешницу, где лежала ткань для игры в чаусар с лежащими на ней сандаловыми фишками. Неожиданно пальцы сына Дхармараджа грубо скомкали ткань и дёрнули вниз. Игральные кости и фишки посыпались на пол. Тень с неподдельным интересом наблюдала за происходящим. Юдхиштхира улёгся на освободившийся стол, вытянувшись как струна и широко раскинув руки. — Нужно ещё. Сияющая улыбка озарила лицо Тени. — Знал же, что дело пойдёт на лад! А теперь подскажи, где у тебя хранится масло? — Там, — извернувшись, Юдхиштхира указал на нишу, закрытую занавесью. — Любимый аромат? — Роза. Юдхиштхира с трудом понимал, чего больше в его душе — страха или предвкушения. — Я никогда… Вообще никогда, — вполголоса пробормотал он, волнуясь. — Это понятно. Кто-нибудь может войти? — Да никто сюда не заходит… — Даже если будем шуметь? — Мои покои расположены в самой дальней части дворца. А я обычно тихий, — сказал и прикусил язык, осознав, что выдал себя с головой. — Когда, кроме своей руки, ничего нет, все мы тихие. Но отныне всё будет иначе. А вообще нам с тобой нужен домик для свиданий! — В Варанавате? — рассмеялся Юдхиштхира, вспоминая недавнюю историю с похождениями бравых любовников, в чьё число он тогда ещё не входил. — Где угодно, — Тень перевела взгляд на нижнюю часть собственного тела. — Я всё ещё не проиграл тебе свои дхоти? Неужели я был настолько нерасторопным? — и он немедленно разделся. Игнорируя сгорающий от любопытства взгляд Юдхиштхиры, направленный на него, Тень переступила через упавшую на пол полоску ткани, склоняясь над возлюбленным. — Не беспокойся, я тебя не разочарую. Слишком хорошо помню прошлое. — Что бы ты ни сделал, для меня всё будет правильно, — откликнулся Юдхиштхира. Он притянул Тень ближе, вовлекая в неспешный поцелуй. «Была ли прошлая жизнь в ашраме действительно первой? — пришла к Юдхиштхире внезапная мысль. — Или наши души рвали на части столько раз, что сосчитать нельзя, а мы снова возрождались и искали друг друга?» Тело без малейшего сопротивления раскрылось, едва ощутив жар кожи, знакомую близость, отозвавшуюся потоком необъяснимой сладости, разлившейся в животе. — Ты помнишь? — услышал Юдхиштхира шёпот над ухом. — Ты ведь тоже помнишь? Водоворот света, скручиваясь спиралью вокруг позвоночника, поднялся до затылка и обжёг, опалил, заставил дыхание прерваться. Слёзы потекли из глаз. Воспоминания почти вернулись, но память была иной. Чувственной, такой глубокой! — Помню, — горячо зашептал Юдхиштхира, впуская двойника в себя и делая первое уверенное движение ему навстречу. — Ты всегда был моим. Золотой свет раскрылся наверху бутоном цветка. В его сердцевине покоилось семя, отобранное одну жизнь назад. Но теперь всё было в порядке. Медово-карие глаза смотрели в глубь его души, возрождая к жизни. Сияние освобождённой Шакти лилось, озаряя наступившую ночь. Лампады были не нужны. Они оба стали светом. *** — Не могу поверить, что Великий покинул ашрам Вьясы, не дождавшись Кришны! А я… Что я за мать, если не смогла уберечь любимого моего сыночка Накулу от той адхармы, в которую его вовлёк злодей Духшасана?! И почему Великий сделал вид, будто ничего не случилось?! Видура слушал и изумлялся. Как, и правда, могло случиться такое, что рассудительный Гангея закрыл глаза на вопиющий грех? Как он мог ничего не предпринять после того, как узнал о недопустимых отношениях двоих мужчин из рода Куру? Когда махарани пришла к первому советнику, изнемогая от горя, бледная и дрожащая, с залитым слезами лицом, Видура, успокоив её и оставив отдыхать в своих покоях, немедленно помчался к Деваврате. Но стоило только ему завести беседу про Накулу, как его грубо выставили вон, потребовав не лезть в чужую жизнь. И теперь Видура недоумевал: что происходит? То, что Накула сотворяет непотребное с братом Дурьодханы, бесспорно, ужасно. Однако с Великим тоже не всё ладно, и вот это уже намного хуже! Прежде по всем вопросам между ним и Видурой царило полное взаимопонимание. Что изменилось? — Я найду решение, — успокаивал Видура царицу, хоть и сам не был уверен в сказанном. — Если Бхишма в ближайшие дни не поможет, я напишу Васудэве Кришне. Он приедет. Один или с Вьясой, но он появится в Хастинапуре обязательно, чтобы поддержать нас! На том они и расстались. И неведомо было советнику Видуре, что от горы проблем династии Куру он видит лишь вершину, а склон и подножие Химаванского хребта скрыты от его взора. *** Кишки скрутило от голода как раз в тот момент, когда колесница Сурьядэва достигла своей высочайшей точки на небесах. Печально вздохнув и посетовав на несовершенство бренной оболочки, Бхима помчался в сторону кухни. Он глотал пищу, почти не жуя, стремясь поскорее вернуться на свой наблюдательный пост возле покоев Юдхиштхиры, однако соблазнился мадхвикой и на обратном пути позорно захрапел прямо посреди коридора. Никто не посмел разбудить Бхимасену, опасаясь попасть под горячую руку сына Вайю, и тот спал до тех пор, пока его веки сами собой не отверзлись. Обнаружив, что снаружи дворца уже стемнело, Бхима едва ли не бегом ринулся в сторону опочивальни брата. «Он должен был вернуться! Должен!» — твердил себе под нос Бхимасена. И верно, когда он добежал, запертая наглухо в течение дня дверь в опочивальню оказалась приоткрыта. Изнутри комнаты сочился мягкий тёплый свет, совсем не похожий на огонь лампад. Бхима бесшумно проник в покои, и тогда источник необычного сияния оказался прямо перед ним. Бхима выпучил глаза. Казалось, будто молния Индры упала ему на голову, пронзив его тело насквозь. На столе для игры в чаусар возлежали двое кшатриев, сплетаясь в жарких объятиях. Золотой свет распространялся от них. Кшатрием, который громко стонал, широко разведя колени, и умолял не щадить его, был старший брат Юдхиштхира. Кшатрием, который с готовностью и пылом исполнял просимое, являлся злодей Дурьодхана, асур и подлый отравитель кхира! Бхимасена широко открыл рот и собрался издать боевой клич пандавов, но неожиданно понял, что лишился голоса. Совсем. Окончательно и бесповоротно. Вместо грозного рыка и потока неприличной брани из горла сына Вайю исторгся только сиплый всхлип, будто плеснула хвостом по траве умирающая рыбка. Бхиму затрясло от страха. С ним прежде никогда не случалось такого. Он опять раскрыл рот и снова обнаружил, что не может издать ни звука. «Я проклят! — понял Бхимасена. — Злодей Дурьодхана проклял меня за то, что я посмел прервать его адхарму! Но ничего. Я убью его. Ему конец». Бхимасена собрался подойти к столу, сдёрнуть злейшего врага за ноги, после чего немедленно свернуть ему шею, однако в тот же миг случилось нечто куда более ужасное. Дурьодхана, крупно задрожав и придавив Юдхиштхиру к столу своим телом, неожиданно издал гортанный рык, полный такого неизмеримого удовлетворения, что Бхимасену тряхнуло. Обжигающий жар прокатился по спине. В чреслах запылал настоящий костёр. Лингам стал огромным и твёрдым, а потом, едва коснувшись себя рукой, Бхима ощутил, как непроизвольно содрогается сам. Дхоти увлажнились, став неприятно липкими. Непонятное происшествие с собственным лингамом напугало Бхиму ещё больше, чем внезапно приключившаяся немота. Развернувшись, он бегом выскочил из опочивальни, машинально прикрыв за собой дверь. В любой необъяснимой ситуации на протяжении жизни ему всегда помогали старший брат или матушка. Однако Юдхиштхиру, похоже, заколдовали враги, заставили подчиняться чернейшему злу и творили с ним невообразимое. Последняя надежда оставалась только на матушку! И Бхимасена со всех ног помчался за спасением от ужасной беды к царице Кунти. *** Кунти проснулась от того, что кто-то настойчиво теребил её за плечо, невнятно мыча. Протерев глаза, она увидела Бхимасену. До смерти перепуганный сын стоял возле её ложа, беспрерывно размахивал руками, но не произносил ни слова. Только негромко хрипел. — Что с тобой? — Кунти привстала на постели, протянула руку и взволнованно потрогала лоб Бхимы. — У тебя жар?! Да нет… Здоров вроде, — царица смерила своего отпрыска удивлённым взглядом. Бхимасена замахал руками ещё интенсивнее, едва не загасив крохотные лампады, слабо освещавшие покои. Потом стал настойчиво указывать в сторону коридора. — Что-то случилось с твоими братьями? — неожиданно поняла Кунти. Бхима быстро и часто закивал. Царица поднялась с ложа, торопливо оделась и взяла Бхиму за руку. — Веди! «Вернись обратно, не то пожалеешь!» — отчётливо услышала внутри себя Кунти, когда они вдвоём покинули покои. Царица вздрогнула и невольно замедлила шаги. В прошлый раз тот же голос предупреждал её «не делать этого безобразия» перед тем, как бхуты попутали прочесть мантру призыва Сурьядэва по совету Дурвасы. Не то чтобы давняя встреча с Сурьей не понравилась Кунти, однако именно с того момента пришлось жить, скрывая от всех наличие ещё одного сына. И это отнюдь не добавляло умиротворения. Царице постоянно казалось, будто внутри неё разверзлась пропасть. Она и хотела бы рассказать правду кому-то, но её постоянно преследовал страх: а ну как не поймут и осудят? И она молчала. А внутренний раскол углублялся, вызывая ночные кошмары. Дурные сны участились после того, как ей самой стало предельно ясно, что её первенец, некогда сплавленный в корзине по течению Ямуны — ближайший друг Дурьодханы, ангарадж Карна. Поди тут, сделай вид, будто знать ничего не знаешь, когда он постоянно отирается в Хастинапуре! А после пожара в Варанавате и вовсе ходит с пандавами. Беда… — Ы! — натужно выдавил из себя абсолютно здоровый, но по неизвестной причине утративший дар речи Бхимасена, с силой утягивая матушку дальше и жестами призывая ускорить шаги. Кунти послушно двинулась за ним, преодолев внутреннее сопротивление. Последние три поворота коридора они преодолели почти бегом. И остановились возле покоев Юдхиштхиры. — Ну вот и зачем ты меня сюда привёл, глупенький? — снисходительно улыбнулась Кунти, указывая на дверь. — Скорее всего, твой старший брат молится перед статуей Вишну. Мы только побеспокоим его. Заканчивай свою странную игру. Начинай нормально разговаривать, да и вообще… Идём спать. — Ы-ы!!! — Бхима сложил руки перед грудью, умоляюще глядя на мать. — У-у-у! А! — добавил он, начиная жестикулировать с такой интенсивностью, что едва не посшибал факелы со стен коридора. — Даже так? — удивилась Кунти, услышав новые звуки в детском лепете взрослого сына. — Хорошо, я посмотрю, что тебя напугало! — и она, толкнув дверь, осторожно заглянула в опочивальню. В мягком сиянии, подобном удивительному смешению лучей Чандрадэва и Сурьи, царица узрела начисто лишённого одеяний Юдхиштхиру. Разгорячённого, раскрасневшегося, переполненного блаженством… Праведный потомок Дхармараджа вовсе не молился. Либо его молитвы направлялись явно не тому божеству. Его, раздетого донага, крепко обнимал старший сын Дхритараштры, такой же раскрасневшийся и обнажённый. Оба были настолько увлечены своей безудержной страстью, что даже не заметили незваных посетителей. Несколько мгновений Кунти стояла на пороге покоев, решительно ничего не понимая. То, что предстало перед ней, никак не могло происходить в реальности! Её праведный сын, любимец дэвов, светоч подступающей Кали Юги, попирал дхарму обеими ногами и, похоже, ему это доставляло огромное наслаждение. Кунти показалось, словно она из мира живых вдруг переместилась на суд Ямараджа, умерев раньше собственной смерти. — Невозможно, — бледными губами прошептала царица. — Бхима, что это? — она беспомощно обернулась и посмотрела на второго сына. — Наверное, я сплю и вижу кошмар? — Ы! — горестно взвыл Бхимасена. — Ы-ыы, — и, закрыв лицо руками, стукнулся головой о дверной косяк. Ноги Кунти подкосились. Мир вокруг померк.