Я дома

      Вопрос был неожиданным настолько, что Сакура удивлённо открыла рот в восклицании «Что?!» в тот момент, когда Какаши потерял сознание. Он уже не мог увидеть её недоумения. Лежал на полу, неудачно подвернув под себя руку. Больно с утра будет — отлежит ведь. Хотя, судя по всему, больно ему почти всегда.       То время, когда Хатаке Какаши был маленьким и когда был подростком, было не самым радужным для мира шиноби. Сначала была война, потом с трудом установленный мир, который нет-нет, но подрывался вылазками разведчиков, стычками на границах, междоусобицами в самих скрытых деревнях. Дети становились сиротами, люди теряли своих любимых. Очень тяжело, наверное, было со всем этим справляться маленькому сенсею. Что за жизнь у него была? Отчего его постоянно мучают кошмары? Кого он в них видит?       Когда за окном запели птицы, а ночные тени начали выцветать, Сакура поняла, что настал новый день, а она так и замерла на месте. Ждала, когда мальчик проснётся. Оцепенение, в которое она периодически впадала, проходило, только когда что-то происходило в её крошечном мире, а генератором этих событий был только Какаши.       Он очнулся, и Сакура в нетерпении переступила с ноги на ногу. Теперь-то, когда её присутствие раскрыто, они смогут начать взаимодействовать, и, возможно, у неё получится понять, как можно вернуться обратно. Или уйти насовсем. Какаши какое-то время лежал неподвижно, всё так же с подвернутой под себя рукой, глядел в стену уставшим больным взглядом единственного открытого глаза. Цвет его лица был нездорово бледным, а утренние сумерки только углубляли залёгшие на нём тени. Вот он медленно сел, всё ещё не смотря на Сакуру, и начал медленно разминать руку. Девушка терпеливо ждала внимания, но, встав на ноги, мальчик прошёл в коридор и в ванную. Раздался шум воды.       Сакура нахмурилась. Он её проигнорировал! Очень захотелось вломиться к нему и сунуться прямо в лицо. Но… стало его жаль. Скорее всего, он просто боится и решил воспользоваться тактикой: «если чего-то не замечаешь — значит, этого нет и вовсе». Надо быть честной — она бы тоже напугалась внезапно появившегося духа.       Какаши вернулся в комнату и начал готовить. Сакура, не сводя с него взгляда, отошла ближе к окну: так солнечный свет будто бы ощущался тёплым. Он ни единой эмоцией, ни единым жестом не показал, что видит её или чувствует присутствие. Но это же было не так! Он знал, что она рядом. Когда Какаши, сообразив простой завтрак, сел за стол, Сакура решилась сесть напротив него. Он неспешно ковырялся палочками в рисе с яйцом, потом вздохнул и отставил миску в сторону. Встал из-за стола и отправился в одну из комнат. Его шаги на этот раз звучали более раздражённо.       Ничего, Сакура была упорной и достаточно терпеливой. Она сможет добиться его внимания. Надо просто быть рядом. В конце концов, Хатаке Какаши должно надоесть то, что она постоянно крутится вокруг и наблюдает. Сенсей был упрям, но в этом Сакура точно могла не уступить. И если его взрослая версия, скорее всего, выиграла бы эту битву, то вот мальчик-подросток — вряд ли.       Вечером игнорирование продолжилось. Всё то же самое повторилось и на следующий день. Девушка ждала, неизменно следуя за ним и раздражая. Явно раздражая. Уже хорошо. Какаши всё больше и больше мрачнел, как мрачнело и небо за окнами. Когда на третий день он уходил из дома, а Сакура вышла следом в коридор, громко хлопнул за собой дверью, за которой почти сразу же загремел далёкий гром. Будет дождь, а зонт он оставил дома.       Погода испортилась ближе к вечеру. Сакура, которая всё это время сидела в коридоре, обхватив руками колени, встала, стоило входной двери отъехать в сторону. Какаши — мокрый насквозь и ещё более мрачный, чем был утром — зашёл внутрь и в упор посмотрел на неё. Девушка улыбнулась и помахала рукой. Промолчал. Хотя до того момента, как он обнаружил нежеланное соседство, приходя домой, говорил, что вернулся.       Какаши снял сандалии, поставил их на полку для обуви и прошёл в дом. Через Сакуру. Насквозь. Она даже вздрогнула от неожиданности, обернулась. Ссутулившийся мальчик тяжело переставлял ноги, а с его одежды на пол лилась вода. Девушка догнала его и наклонилась немного вперёд, чтобы заглянуть в лицо. На бледных щеках красными пятнами появились следы температуры. Она всерьёз начала волноваться. Он же мог очень сильно простудиться! Весь день был под дождём, а ещё переутомился от ночных кошмаров, и… её присутствие так же никак не могло способствовать восстановлению измученного организма. И она не видела в его доме аптечку! А вдруг ему совсем плохо станет, а она не может выйти и привести помощь… И…       — Что тебе от меня надо? — тихим голосом спросил Какаши, сверкая на неё глазом. — Ты пришла, чтобы отомстить? Забрать меня в Чистый мир?       Сакура застыла от неожиданности. Он наконец-то с ней заговорил. Но, Ками-сама, что это за вопросы? Неужели он считает её злым духом?       — Если это так, — продолжал Какаши, неотрывно следя за ней. — Я не буду сопротивляться. Только не тяни. Я устал.       Девушка была поражена, когда поняла, что её сенсей… не хочет жить.       Хатаке Какаши выглядел ужасно. Мокрый и грязный, казавшийся очень худым, бледный, с горячечным румянцем на щеках. А ещё с ранами по всему телу. Они не были глубокими, но всё равно! А инфекция?! А воспаление?! Ещё и на фоне жара! Он смотрел на неё без страха и без раздражения, а смиренно. Будто и правда ждал, что заберёт его. Будто и правда этого хотел. Это было очень страшно!       Не дождавшись от неё каких-либо действий — Сакура была в шоке от своего открытия! — Какаши вздохнул устало и поплёлся дальше в кухню.       — Я знал, — пробормотал он, открывая навесной шкаф в поисках посуды. — Легко уйти у меня не получится.       Сакуру охватил ужас. Она подскочила к нему и замахала руками, привлекая к себе внимание. Какаши посмотрел на неё, а она старательно шевелила губами:       «Перестаньте говорить такие вещи!»       — Не понимаю, — покачал головой. — Кривишь страшные рожи и молчишь.       Страшные рожи?!       На мгновение Сакуру наполнило возмущение, но оно быстро исчезло, стоило Какаши выпустить из руки кружку и схватиться за левый глаз, прикрытый протектером. Фарфор упал на пол и разбился, разлетевшись осколками по полу. Если он снова упадёт, то наверняка порежется! Ещё больше! А если умудрится важную артерию повредить?! О нет-нет-нет! Как ей этого не допустить?!       В этот раз Хатаке Какаши изо всех сил старался остаться в сознании. Ухватился второй рукой за столешницу кухонного гарнитура и, зажмурившись, тяжело дышал. Сакура сцепила руки в замок и сжала губы — таким отвратительно беспомощным ирьёнином она себя не помнила. Молодой сенсей какое-то время стоял неподвижно, добела сжимая пальцами дерево, словно боялся отпустить единственную опору. Потом его плечи, сведённые словно в судороге, расслабились. Он со свистом выдохнул, снял хитайате и на неверных ногах, старательно обходя осколки кружки, прошёл к стулу, на спинку которого повесил мокрую синюю кофту и поддетую под неё тонкую безрукавку с воротом-маской. Сакура удивлённо распахнула глаза, впервые увидев сенсея без маски. Он был красивым. Наверное, даже чересчур красивым для меняющегося мальчика-подростка, неуловимо похожим на своего отца. А ещё… у него была татуировка Анбу на плече. Это не было открытием для Сакуры, скорее удивляло то, что он попал туда таким молодым.       Тем временем Какаши, не обращая внимания на изумлённую Сакуру, прошёл к своему футону и, не расправив, рухнул прямо на одеяло, оставшись в штанах. Мокрых от дождя и грязных. И, судя по всему, совсем не собирался обрабатывать раны — резаные и рваные на предплечьях и боках, синяки на груди. Сакура моментально подскочила к нему, села на колени рядом и указала пальцем на самый подозрительно выглядящий порез — он кровил, и края раны воспалились, нахмурилась. Какаши скосил на неё единственный открытый глаз, который до этого бездумно смотрел в потолок.       — Заживёт, — сухо ответил он и снова отвёл взгляд. Сакура помрачнела ещё больше, всплеснула руками и снова указала на раны. Промолчал и явно не собирался что-либо с этим делать. Как ирьёнин она просто схватилась за голову от такого наплевательского отношения к своему телу и от того, что нельзя ничем помочь. Оставалось сидеть рядом и гневно сверлить упрямца взглядом.       — Так ты не мстительный дух? — спросил он после длительного молчания, повернул к Сакуре голову. Щёки ещё больше раскраснелись и губы высохли — температура поднималась. Девушка покачала головой. — Но ты призрак?       Сакура развела руками в стороны — она сама не знала, кем являлась. Но для Какаши, наверное, всё же была привидением. Он наблюдал её непонятный ответ, вздохнул тяжело, с хрипом. Что за дурак? А если воспаление лёгких? Ещё и лежит на одеяле, вместо того, чтобы укрыться.       — И не призрак, и не йокай… Возможно, я просто схожу с ума, — задумчиво проговорил Какаши. — Или умираю в горячке?.. Не самая благородная смерть для шиноби.       Девушка распахнула глаза от ужаса. Он действительно не хотел жить! Что с ним могло случиться, чтобы в таком возрасте желать смерти?!       — Эй. — Какаши уже почти погружался в сон, очень тяжёлый сон больного человека. — А умирать одиноко? Хотя… я же не могу тебя слышать…       Одиноко. Не страшно, а одиноко.       Сакуре вновь захотелось плакать, но она, как ей казалось, только изо всех сил сжала раненные пальцы в кулаки, не в силах ни слезинки проронить, ни хоть чем-то помочь грустному ребёнку.       Какаши проснулся утром, словно по часам. Даже несмотря на то, что был нездоров. Дыхание стало ещё более хриплым, но раны, за которыми Сакура всю ночь наблюдала, словно её взволнованные взгляды могли исцелять, хуже не стали. Она подняла руки, прося остаться в кровати, но он, опять проигнорировав её, встал и, тяжело переставляя ноги, повторил свой утренний маршрут: ванная, кухня, — открыл холодильник, а там было пусто, значит и завтрак отменялся — стул с одеждой. Оделся. И пока повязывал хитайате, задумчиво смотрел на волнующуюся Сакуру, которая ходила вокруг него и жестами умоляла не выходить из дома.       — Плакальщица что ли? — спросил он, в раздражении нахмурив брови. Сакура застыла на месте, застигнутая врасплох внезапной агрессией. — Смотри, в баньши превратишься.       Девушка нахмурилась. Но разозлиться почему-то не получалось.       — Меня не надо жалеть. — Какаши прошёл к двери, обулся. — Не хочу видеть это твоё жалостливое лицо, когда вернусь. Тебе лучше уйти. Мешаешь.       Хлопнул дверью, раздражённо почти прорычал: «Я пошёл». Сакура осталась топтаться на пороге, недоумевая, чем могла вызвать столько злобы. Наверное, она и правда надоедливая. Раз даже Какаши-сенсей сказал, что она мешает. Это было… больно. Раз так, то, чтобы больше ему не надоедать, Сакура решила вновь спрятаться в шкафу в пустой комнате. Села рядом с футоном, мельком глянув на разрезанную кунаем ткань, и прикрыла глаза, стараясь отвлечься от обиды и горечи, попробовать понять, как можно вернуться домой. Ведь там её сенсей всегда был так добр к ней, и она скучала.       Из забытья Сакуру вытянули голоса: один принадлежал Какаши, а второй был звонкий женский. Первым порывом было выйти и посмотреть, но, вспомнив обидное «мешаешь», Сакура осталась на месте.       — Так нельзя, Какаши-кун! — взволнованно говорила женщина. — Ты посмотри на себя!       — Со мной всё хорошо, Кушина-сан, — ответил он.       — Ох, как бы дала я тебе подзатыльник сейчас! — воскликнула женщина. — Минато! Скажи ему! В конце концов, ты его учитель! Он должен тебя слушать!       Сакура напрягла слух. Родители Наруто… заботились о молодом Хатаке Какаши. Пытались, по крайней мере. Судя по всему, последний всеми силами этому препятствовал.       — Какаши…       — Сенсей! — запальчиво перебил ученик. — Я в порядке!       — Нет, не в порядке, — голос Йондайме был мягкий, ласковый, и, судя по тому, что со стороны Какаши больше не последовало возмущений, тот прикусил язык и решил быть послушным. — Ты должен был прийти ко мне и сказать, что нездоров.       — Но, моя миссия…       — Была бы провалена, если бы ты потерял сознание, будучи на посту. Понимаешь?       — Да. Простите, сенсей.       — А вот я не понимаю! — вмешалась Кушина-сан. Сакуре захотелось улыбаться. Пусть она её не могла увидеть, но энергичность, которая ощущалась даже в голосе, звонкость — всё это напомнило ей о Наруто. Наверное, она такая же добрая и солнечная, как и её друг. — О какой миссии вы толкуете?! Минато, Какаши ещё ребёнок!       — Я не…       — Кушина…       — Молчать, вы оба! — заткнула она мужа и мальчика. — Ничего не желаю слышать! Ты — отзываешь его с миссии сейчас же! А ты — берёшь это бенто, лекарства и идёшь домой! Лечиться! И если этого не сделаешь, я тебя силком в госпиталь отправлю! Поняли меня?!       — Так точно!       — Да!       У Сакуры резко поднялось настроение. Какая замечательная у Наруто мама была. Настроение как поднялось, так и ухнуло вниз на уровень тоски-печали: у Наруто была бы замечательная мама. Тем временем Кушина-сан продолжала распекать и своего мужа за то, что так издевался над больным ребёнком, и, собственно, ребёнка, который своим упрямством чуть не довёл себя до больничной койки. Девушка не сдержала любопытства и просочилась в коридор, выглянула из-за угла. Дверь была закрыта, судя по всему, они стояли рядом. Тени сгустились — значит, был вечер.       — Какаши, — наконец заговорил Йондайме, когда его жена выплеснула всё своё возмущение. — Я понимаю твою боль. Но, от того, что ты так надрываешься, никому не легче. Им — тем более.       — Я… Просто… — голос Какаши задрожал. — Простите. Спасибо вам.       Дверь дрогнула, приоткрылась — Сакура поспешила вернуться в своё убежище. Ведь никто не отменял того, что она всё ещё была раздражающим призраком. Разговор стал совсем тихим, разобрать хоть что-то было не возможно, разве что ставший чуть более громким взволнованный голос Кушины-сан: «Ты всегда можешь прийти к нам». А через некоторое время раздалось усталое и приглушённое: «Я дома». Девушка аплодировала Йондайме и его жене — смогли достучаться до упрямого пацана. Она надеялась, что он действительно поест и воспользуется лекарствами, хотя бы для того, чтобы не расстраивать своего учителя. Или для того, чтобы не попасть в больницу. Почему-то Сакура не сомневалась, что с Кушины-сан станется воплотить свою угрозу в реальность.       Пока девушка радовалась тому, что Какаши хоть кто-то смог помочь, наступила ночь. В ванной прекратила шуметь вода — сейчас сенсей пойдет спать. А раз завтра у него нет работы, то он наконец-то сможет нормально выспаться. И будет лучше и спокойнее, если Сакуры не будет рядом.       Едва слышимые шаги, вопреки ожиданиям, остановились возле комнаты, где пряталась девушка. Зашуршали сёдзи. Какаши зашёл внутрь и дверь за собой не закрыл.       — Я знаю, ты тут, — тихо проговорил он. Сакура только выпрямилась, готовая спрятаться в ванной, как только двери шкафа откроются, но Какаши не спешил к ней подходить. Послышался тяжёлый вздох, шаги в противоположную сторону. Девушка выглянула в щель и увидела, как сенсей сел около стены напротив её убежища. Между ними была комната и старое кровавое пятно. — Девочка-из-шкафа, прости за то, что наговорил с утра.       «Девочка-из-шкафа?» — удивилась Сакура. Хорошая у него фантазия, однако. Кем она только ни была за эти несколько дней.       — Выходи, — попросил, подтянул к себе ноги и скрестил их, положив сверху руки, и задумчиво смотрел на тени, скользящие по бумажным перегородкам. Сакура упрямо сдвинула брови и уткнулась носом в свои коленки. Ей всё ещё было обидно.       — Я не достоин того, чтобы обо мне переживали. Ни сенсей, ни Кушина-сан, ни кто-либо другой, даже призраки. — Вздохнул, бросил взгляд на пятно в середине комнаты и внезапно продолжил: — Мой отец покончил жизнь самоубийством.       Сакура выпрямилась и уставилась в дверь. С ужасом осознала, кому именно принадлежала эта кровь в комнате.       — Он был отличным шиноби, — продолжал Какаши тем временем, его голос звучал глухо и сухо. — Наверное, даже в чём-то лучшим из лучших. Но он провалил одну очень важную для Конохи миссию. Предпочёл спасение товарищей успешному выполнению задания. Он всегда говорил мне, что жизни друзей важнее всего. Вот только эти самые друзья его потом возненавидели, и папа… не смог этого вынести.       Сакура не усидела на месте, медленно просочилась сквозь дерево. Застыла у шкафа, не решаясь подойти ближе.       — Обито… — Тут Какаши выдохнул тяжело. — Считал так же. Те, кто бросают в беде своих товарищей…       «Хуже, чем мусор» — повторила слово в слово Сакура. Этот урок она запомнила очень хорошо.       — Из-за меня он погиб.       Сакура покачала головой и порадовалась, что не может говорить. Потому что, скорее всего, не удержалась бы и рассказала, что его друг жив и какие дела смог наворотить. А если это всё же мир прошлого, то говорить о событиях будущего было нельзя. И так неизвестно, как её появление скажется. Оставалось надеяться, что их реальности не связаны и катастрофы не случится. Хватит с них бед вселенских масштабов.       — А потом я убил Рин. Своими руками, — он вытянул вперёд правую руку и пару раз сжал и разжал пальцы. — Что бы ни говорил Минато-сенсей… факт остаётся фактом. Из-за меня они все погибли. Я был так не прав… Не смог защитить их, как учил отец. Я — хуже, чем мусор. Поэтому не достоин хоть какого-то нормального отношения.       «Неправда!» — захотелось воскликнуть Сакуре, но она только эмоционально всплеснула руками и решительно подошла к всё ещё сжимающему кулаки Какаши. Села рядом, пытаясь всем своим видом показать, что она на его стороне.       — Не знаю, зачем я тебе это рассказываю, — глухо проговорил он, расплёл ноги, подтянул к себе колени и уткнулся в них носом, спрятавшись от внимательного взгляда Сакуры. — Вполне вероятно, что ты — моё сумасшествие.       Сакура закатила глаза. Да она согласна быть кем угодно, лишь бы этот несчастный ребёнок продолжал говорить. Видимо, забота сенсея и его жены смогли надавить на нужные кнопки в сердце. Ему надо было выговориться. Хотя бы и призраку. Как долго он носил это в себе? Зная Хатаке Какаши, Сакура понимала — долго. Она подняла руку и погладила воздух над лохматыми серыми прядями. Удивительно, как сенсей смог вырасти таким не озлобленным. Какая нужна для этого сила духа? Она знала, видела и на себе ни раз прочувствовала, к чему приводят подобные травмы в детстве. Так что же было в Хатаке Какаши такого, чего не было у Саске-куна?       — Пожалуйста, — пробурчал он, поднимая голову с колен и смотря несчастно на Сакуру единственным видимым глазом. — Прости меня. Я не должен был на тебе срываться.       «Я не злюсь!» — попыталась показать жестами девушка. Было бы на что злиться. Как вообще можно было на него злиться?       — Не понимаю. — Какаши внимательно вглядывался в неё, даже Шаринган открыл, пытаясь прочитать по губам, но, видимо, это было невозможно. — Ты не обижаешься, девочка-из-шкафа?       Она помотала головой.       — Спасибо, — молодой сенсей знакомо сощурил глаза в улыбке, и это заставило Сакуру очень заволноваться, затрепетать. — Можешь не прятаться больше.       Этой ночью, засыпая, Какаши ей сказал:       — Я буду стараться, — голос был тихим и слабым. Препараты от простуды, на которые указала Сакура, делали своё дело, насылая глубокий сон, — стать лучше…       «Станете» — улыбалась девушка и невесомо водила пальцами по его волосам.       В этот раз кошмаров не было. Было ли это эффектом от лекарства, или от переутомления, или от того, что Какаши смог рассказать то, что так мучило его — Сакура не знала. Была рада, наблюдая за его спокойным сном. Перевела взгляд на красную татуировку на плече, нахмурилась. Постепенно осознавала, зачем сенсей в столь юном возрасте пошёл служить в анбу. Следом пришло понимание того, какие сны ему чаще всего снились, кто в них приходил, почему порой долго мыл руки в горячей воде и не заботился о своих ранениях. Наказывал себя подобным образом и искал смерти. Неужели Йондайме не смог разглядеть этого в нём? Почему согласился принять в ряды анбу? Такая себе психологическая поддержка. Хотя, о чём это она? До сих пор в Конохе, да и в других скрытых деревнях, не было толковой помощи таким несчастным людям, которые пережили столько ужасов. Когда Сакура вернётся домой, она обязательно поговорит с шишо на эту тему. Надо не допустить того, чтобы люди так страдали, особенно дети.       «Не "когда"…» — горько подумала девушка. — «Если».       Помотала головой, отгоняя грустные мысли и сконцентрировавшись на размышлениях о том, как можно будет помогать шиноби и гражданским, например, открыть специализированное отделение в госпитале, провела остаток времени до рассвета.       Утром выяснилось, что в стареньком холодильнике совсем не было еды. Бенто, врученное Кушиной-сан, Какаши с аппетитом съел ещё вечером — настолько был голоден, что даже не додумался оставить немного на завтрак. На полках, где хранился рис, тоже было пусто.       — Мне надо выйти в деревню. — Какаши заглянул в худенький кошелёк и в задумчивости пересчитал деньги. Сакура упёрла руки в бока, недовольная. Выглядел он на порядок лучше, но горячечный румянец всё ещё никуда не делся с лица. — Я быстро. Только куплю чего-нибудь поесть и верну Кушине-сан коробки бенто.       Девушка метнулась вперёд, преграждая собой путь в коридор. Преграда из неё была никакая, но Какаши остановился и вопросительно уставился в глаза. Сакура ткнула пальцем в разложенные на столе лекарства.       — Я же уже выпил то, что ты показала… — Мальчик проследил за перемещениями Сакуры до препаратов. Она указала пальцем на пластырь от температуры и выжидательно уставилась на него. — Это лишнее.       Девушка скрестила руки на груди и топнула ногой. Вряд ли она могла показаться строгой, да и он совсем не обязан был слушаться призрака — вообще удивительно, что решился довериться её указаниям. Какаши какое-то время смотрел на недовольную Сакуру, потом смиренно вздохнул и ей на радость прилепил на лоб пластырь.       Когда выходил из дома, по привычке сказал:       — Иттэкимас. — И прежде, чем закрыть дверь, Какаши обернулся, посмотрел на застывшую на пороге Сакуру, и вроде бы понял, что она ответила: «Иттэращай».       Лёгкий весенний ветер залетел с улицы в дом, принося солнечную пыль и тепло. На этот раз, оставаясь одна, Сакура не чувствовала себя одиноко.