***
— О чем сплетничаете? — Хосок ворвался в квартиру весь сверкающий в улыбке. Парень будто бы на крыльях пролетел на кухню и принялся разыскивать что-то в холодильнике. За ним яркий шлейф счастья будто бы хвостиком прибежал. Двое друзей лишь вытаращили на него глаза и не понимали, что происходит. — Явилась пропажа. Ты куда слинял вчера? Небось красотку подцепил и уплыл за угол, — хихикая, произнес Чимин. — Все бросили меня в мой же день рождение, — он демонстративно надул губы и скрестил на груди руки. — Реально пропал? — переспросил Тэхен, неожидав такого поворота. — Представляешь. Слинял сразу же после вас с Чоном, да так, что и след простыл. Ни дозвониться, ни дописаться, — не переставал возмущаться Пак. — Но твою ситуацию я понял, а вот если он променял именины своего друга на жопу кой-нибудь девушки, в жизни не прощу. — Да к черту я тебе? Юнги же рядом, — фыркнул Хосок, направляясь к друзьям с тарелкой салата. — Да и не с девушкой я был, а с парнем, — щеки залились румянцем, а глаза засверкали в счастье. — Вот оно что, — протяжным голосом провопил Чимин. — Кто он? Красивый? — они с Тэхеном принялись сверлить друга взглядом, ожидая ответа. — Очень красивый, — мечтательно прошептал он.***
Десять часов назад.
Такси остановилось возле здания. Хосок поблагодарил водителя, вывел незнакомца с машины и направился в подъезд. Парень все также приходил в себя и сразу отключался. Его сильно напугали, от чего организм блокировал его подсознание, прятал от боли и страданий. Долго покопавшись в кармане брюк, Хосок все же достал ключ-карту и открыл дверь. Повел незнакомца в комнату и уложил в кровать. — Прости меня, пожалуйста, — прошептал Хосок и, взяв из шкафа вещи, чтобы переодеть парня. Протер влажным полотенцем личико и окутал одеялом. Заправил выбившуюся прядку волос и длительное время смотрел на него, изучая аккуратные черты лица: милый носик, ровные брови и прекрасные, как роза, губы. На них Чон смотрел неприлично долго, представляя в своем уме то, какие они вкусные; как целуются и как расплываются в улыбке. — Красивый. Очень красивый, — встряхнув головой, он поменял положение на кровати и глубоко вздохнул. Прилег на широкий подоконник и еще долго бросал взгляд то на кровать, то, отгоняя непристойные мысли, фокусировал взгляд на прекрасной луне и ночном небе, осыпанном яркими звездами. — Луна сегодня прекрасна, не так ли? Тяжело уснуть, когда в твоем доме находится человек, вызывающий удивительные эмоции. Когда от одного его присутствия волнение подкашивает ноги, руки потеют, а в горле собирается комок, который тяжело проглотить. Хосок то и дело смотрел на него любопытным дыханием. Так хочется обнять, поддержать, стать для него защитой. Внутри что-то кольнуло, сердце трепетнулось птичкой в клетке. Спустя какое-то время, усталость взяла правление в свои руки, в следствии чего Хосок прилег и начал засыпать. Он вздрагивал, когда незнакомец что-то бормотал во сне и тут же проваливался обратно. Однако ближе к утру его крики, рыдание и просьбы не на шутку напугали. — Не трогайте, пожалуйста! — сквозь слезы и прерывистое дыхание прокричал незнакомец. — Отпустите, умоляю! По телу пробежали мурашки. Смотреть на то, как человек мучается в кошмаре, хуже ада. Руки дрожат, хочется помочь, вытащить оттуда и спасти, но как? Как укрыть от всего мира, оберечь и сделать так, чтобы все плохое ушло с этой ночью, а на его место пришло все самое прекрасное? — Помогите… Помогите! Помогите! Кто-нибудь! — ворочаясь в кровати, раз за разом повторял он. — Проснись, это всего лишь сон. Ты в безопасности, слышишь? — Хосок пытался привести его в чувства, вернуть в реальный мир и перенять всю его боль на себя. Невыносимо смотреть на то, как другие мучатся. — Все хорошо, не плачь, — обняв незнакомца, он длительное время гладил его по спине, пока тот вновь не успокоился. Хосок собирался уйти обратно, но хрупкая, нежная ладонь схватила его. — Не уходи, не оставляй меня, — проговорил он довольно-таки тихо и громко одновременно. — Я никуда и никогда не уйду, маленький.***
Утренние солнечные лучики пробивали сквозь занавески, впускали в комнату свет и теплоту. Парень потянулся, протер глаза и принялся рассматривать место, где находится. Все чужое и такое необычное: светлые стены, гармонирующие с рассветом на улице; классическая белая мебель делала комнату еще ярче и просторней. Большая кровать занимала значительную часть комнаты, возле нее две тумбочки, в левом угле кресло, рядом столик и полки с книгами. Также огромное панорамное окно, находившееся по правую сторону, с широченным подоконником и множеством подушек. Остановив взгляд на спящем парне, он вздрогнул в удивлении. Тот сидел в уголке кровати со скрещенными руками и опирался об изголовье. Поначалу легкий испуг пробежал по телу, но затем какое-то слепое доверие зародилось к нему. Душевный покой, домашний уют и что-то еще. Он долго смотрел на него изучающим взглядом и тут же отстранился, заметив, как чужие брови дернулись. — Мм? Ты проснулся, — Хосок тут же оживился, ловя взгляд незнакомца, такой волшебный и прекрасный. — Почему не лежишь нормально, шея болеть же будет, — поинтересовался он, виновато смотря в глаза. — Боялся, дабы ты не думал, что я извращенец какой-то, — виновато поясняет Хосок. — Да брось ты! Как зовут-то? — мило улыбаясь, поинтересовался парень. — Хосок, близкие зовут Хося, — довольно ответил и протянул руку вперед. Он счастлив от того, что утром его не ругали. — Хван Хенджин, можно прости Джини, — пожал в ответ, краснея от смущения. — Красивое имя, как и его носитель, — заприметил Хосок, долго не отпуская руку. Они, наверное, часа три после завтрака узнавали друг друга и приятно общались. Такое чувство уюта и чего-то родного у Хосока впервые. Неужели это то самое? То, что называют родственной душой, любовью и жизнью? Он представить себе не мог, что вот так кто-то способен зацепить и взбудоражить чувства. Что сможет заставить сердце трепетать и быться быстрее.***
Они шли по дороге. Хотелось больше времени уделить друг другу и насладиться общением. Они смотрели на город, который был переполнен обеденным движением. Смотрели на людей с разными эмоциями и на своего спутника. Они не знали, что это, почему такая тяга, а может, вовсе и не она?.. — Спасибо, Хося. Если бы не ты, даже не знаю, чем бы завершился вчерашний вечер, — стиснув зубы, пробормотал Хенджин. Он понуро опустил голову и очень часто хлопал длинными ресницами, стараясь не разрыдаться. Его длинные черные волосы развевались от шального легкого ветерка, часто попадали в рот, из-за чего парнишка хмурился. Его карие глаза имели какой-то необыкновенный вид, что-то манящее и удивительное. В них так и хочется остаться навсегда, дабы только там видеть свое отражение и ничье больше. Хосок смотрел долго и с зарождающим внутри обожанием. Он скользил взглядом по лицу, запоминая каждый его уголочек. Смотрел на прекрасные губы, которые скрывали белоснежную улыбку. Он заправил Хенджину прядку волос за ушко, так медленно и со всей нежностью, будто бы боялся сломать этого мотылька. — Ну-ну. Все будет хорошо, слышишь? Не плачь, не порть свое прекрасное личико слезами, — Хосок обнял. Хотелось иного — поцелуя, такого нежного и чувствительного… но не сейчас. Не тогда, когда Хенджин разбит внутри и в любой момент может испугаться. Он готов потерпеть, попробовать показать парню, что не все в этом мире подонки, есть и заботливые. Хенджин замер от неожиданности. Сердце затрепетало еще сильнее, а огромный ком собрался в горле. Страшно, рисковано, но черт, так приятно и уютно. Теплота, которая исходила от него, согревала и ласкала. Дыхание в макушку непослушным мальчишкой игралось с прядками волос, запуская по телу мурашки. Его сильные прекрасные руки прижимали так крепко и аккуратно, что не хотелось отстраняться. В его обьятиях хорошо. Пускай они не пара вовсе, да и в целом никто друг другу, но это все равно так прекрасно. Они — два случайных человека, которые встретились не в самой приятной обстановке. Хенджин проклинал вчерашнюю ночь и все то, что связывало его с ней. Он проклинал того, кто, казалось бы, дарил ему любовь и заботу. Думал, что он тот самый, но ошибался. Лицемерный человек играл роль прекрасного возлюбленного ради одного желания: заполучить тело, использовать, сломать душу и выбросить на улицу. Он добился, взял сполна все то, чего желал, а затем сломленная кукла уже не понадобилась. Он с радостью отдал ее друзьям для утех, веря в то, что никто не станет защищать «бракованный товар». Кому нужны обноски? Он думал, что никому. Но негодяй не задумывался о том, что не каждая выброшенная вещь, больше непригодна для жизни. Все можно попытаться починить и вдохнуть вовнутрь новую жизнь. Хенджина сломали, использовали, растоптали, но не учли тот факт, что оказались слабыми перед его силой. Парень вновь встанет с колен, встряхнет пыль и починится любовью. Он засверкает звездой в ночном небе и счастьем в глазах возлюбленного. Парень отстранился спустя несколько секунд приятных, пускай и пугающих ласканий. — Хося, — он смотрел в его глаза жалобно и нервно. — Прости, прости за то, что не удержался, — Хосок переживал. Не было совершенно никакого желания причинить ему боль, сделать больно каким-либо способом. Не хочется обидеть или как-то задеть. Он готов быть для него кем угодно, только бы находится рядышком. — Нет-нет, не извиняйся. Мне неловко, — он теребил краешек рубашки, покусывал нижнюю губу и не знал, что сказать. — Джинни, — схватив за руку, позвал его Хосок. — Что такое? — взгляд пал на прекрасное запястие, разукрашенное веточками вен. — Я хотел бы вновь с тобой встретиться, хочется еще провести время, пообщаться, узнать о тебе побольше, — нервно промолвил Хосок. — Мм, даже не знаю. Можно попробовать, но Хось, я ничего не обещаю. Пойми меня, пожалуйста, и не обижайся, если нечаянно назову тебя его именем, — взгляд нашкодившего котенка вызывал волну умиления и теплоты. — Я все понимаю, Джинни. Не осуждаю и не буду злиться. Разреши мне быть рядом, согласен на любую участь, любые условия, — со всей искренностью говорил Хосок, держа в руках его хрупкие и нежные ладони. — Тогда давай попробуем перевернуть страничку наших жизней и начать все с чистого листа, — будто бы ребенок, Хенджин протянул мизинец, дабы заключить договор. — Согласен. Давай вперед и только вместе.***
Чонгук всегда предполагал, что отец следит за ним. Множество раз видел то, как его люди наблюдали из-за угла, от чего тот намеренно создавал для господина Чона неудовлетворяющие результаты. Он знал, что пусть отец и любил его, но как человек был слегка эгоистом и лицемером. В людских глазах тот прекрасно справлялся с ролью сурового главы, который дорожил домашним уютом. Нет, Гук не считал его злым и ужасным, таковым Хеджин не был. Он имел внутреннюю доброту к жене, к сыну и даже прислуге в особняке. Однако он был тем, для кого идеальность везде находилась превыше всего. Будь то компания, нелегальная сторона бизнеса или же собственная семья — все должно было быть без изъянов. Чонгук множество раз пытался прервать неловкое молчание в машине и бросал взгляд на отца. Хотел что-то сказать, но сразу же прикусывал губу и смотрел в окно на движение машин. Он представлял себе, чего надумал уже Тэхен, однако пришлось пойти, дабы миновать проблемы. Машины одна за другой мелькали перед глазами, как и мысли в голове. Такое напряжение между ними было впервые, и это слегка пугало. Хеджин раздувал ноздри и недовольно вздыхал. Меньше всего хочется ругаться с сыном, но клятое его, статус, гордость и страх осуждения затуманили главе разум. Для него какие-либо взаимодействия с Кимами хуже ада и опаснее всего. Поэтому мужчина нацелился приложить все усилия, дабы рассоединить эти отношения. — Отец! — фыркнул Чонгук и быстрым шагом принялся догонять Хеджина, который напролом открывал дверь и направлялся в кабинет. — Что такое? Зачем приезжать за мной, словно за школьником? — он размахивал руками, наблюдая, как старший садится в кресло. — Нагулялся с Тэхеном? Может, достаточно шляться за ним, как пес, и лизать задницу? Поигрался? Славно. Закругляйся, Чонгук! — выцедил Хеджин, смотря на сына исподлобья. — Как ты можешь такое говорить, папа? — Чонгук скривился от недовольства от услышанного. — Я на полном серьезе говорил, что мы любим друг друга и будем вместе, — он размахивал руками в стороны и недовольно хмурил брови. — А ты думаешь, я тут шуточки с тобой шутить буду? Чонгук, достаточно цирк устраивать. Какие к черту вместе? Враги остаются врагами навсегда! — выпалил тот, ударяя кулаком о стол из черного дуба. — Это вы придумали себе чертову вражду, от чего невинные страдают. Что сто лет назад, что сейчас — суете нос в отношения двух людей. Ждете еще одной катастрофы? Хрен дождетесь. Мы будем вместе и точка! — прокричал Чонгук, собираясь уходить. — Я не разрешаю такое! Пока я, Чон Хеджин, живой, в моем доме все будет так, как я скажу! — Тогда прошу меня простить, господин. Для вашего же удовольствия никчемный сын съедет отсюда, — с сарказмом промолвил Чонгук. — А говорил ли твой ненаглядный о том, как с матерью отчима в постели делит? Тебе не тошно трахаться с таким? — кривя лицо, с ухмылкой спросил Хеджин и бросил папку на стол, откуда вывалились десятки разных фотографий. — Полюбуйся-ка на него! Вон какие кадры. Вон те, — указал пальцем на несколько фото, что по левую сторону от Чонгука, — в ту ночь, как ты с ним спал. Во красота, сначала с одним, затем с другим. — Хватит! — Чонгук стиснул кулак, вспоминая то паршивое состояние Тэхена. Вспоминал, как его накачали и какими мучениями это вышло. — Мне плевать на то, что было. — Да? Быстро ты меняешь свое решение, — ухмыляясь, добавил мужчина. — Взгляни на другие. Ночь, когда сбили Алана. Твой суженый, тот, кто наклюкался, отласкал отчима и совершил наезд на парнишку. Он тот, кто сбил твоего жениха. Забыл? Уже не хочешь отомстить? — Мне плевать на все! Я люблю его и буду любить! Достаточно обвинять его в фигне! — фыркнул он, подходя к двери. — Ах да. Если так тебя претят мои чувства, уйду из дома, а если понадобится, то и из банды тоже. — Давай, дерзай. Только знай одно: уйдешь — я уничтожу его банду и жизнь вместе с ним. Этих улик вполне хватит, для того, чтобы сломать его. Представляешь, какой ажиотаж будет, когда люди узнают об этом? Везде будут одни заголовки: «Молодой господин Ким спит с собственным отчимом!» «Глава Ким и Хэ Вон любовники.» «Глава Ким с матерью удовлетворяют Хэ Вона.» Тогда он сломается окончательно. В него будут тыкать пальцами и насмехаться. За ним и банда рухнет. Ты этого хочешь? — вычитав нотации, наконец таки поинтересовался Хеджин. — Отец, ты не сделаешь это, — Чонгук отчаянно качал головой в стороны. Он не мог понять, когда это у отца заселилась такая злоба. Откуда и кто манипулировал его разумом. Он не верил, что перед ним тот же Хеджин, что однажды принимал Алана. — Почему нет? Ты плохо знаешь меня, сынок. Смогу, еще как смогу. Не сделаешь как говорю, я воплощу все его кошмары в реальность! — с ядовитой улыбкой и злобным смехом промолвил старший. Страх, боль и разочарование в близком человеке. Он знал, какая ранимая натура у Тэхена. Знал, как сильно ему причинял боль отчим и то, как сильно они любят друг друга. Знал и боялся. Вредить ему совершенно не хотелось. Но и ослушаться отца тоже страшно. Не верится, что он такой, может манипулирует и берет наспор. А что если нет? Что если, руководясь своими желаниями, он погубит дорогого ему человека? Как тогда жить-то? Он не готов терять близкого человека, с которым чрез столетие объединился, но и подставлять его не готов. — Что ты хочешь, отец? — кусая губы, поинтересовался Чонгук. Слезы собирались в глазах, сердце разрывалось на кусочки. Его же только собрали по осколкам, как вновь разбили. — Ты с ним расстанешься, возьмешься наконец-таки за дело и больше не будет подобных вылазок. Подыскали бы тебе невесту, но будет девочка мучаться. Найдем парня и ты женишься на нем. Все уяснил? — он смотрел выжидающе и с холодом в глазах. — Только не женитьба, отец. Сделаю первые два, третье нет, — Чонгук отказывался. Он мотал головой в стороны, проглатывая слезы. — Не ты устанавливаешь правила. Выбора у тебя нет. Ты сейчас же с ним порвешь! — Отец! — моляще смотрел он, но совершенно бесполезно. — Я все сказал. Свободен, — Хеджин махнул рукой, утыкаясь глазами в документы, дабы не видеть такое состояние сына. — Пожалуйста, папа. Дай несколько дней, дабы попрощаться, — понуро пробубнил Чонгук, стиснув кулаки до кровавых следов от ногтей. — У тебя на это один день, — отчеканил отец. — Спасибо.