Рома никогда бы не подумал, что он заплатит кому-то за то, что его нарисуют. Просто, поводят карандашом по листику, две минуты дела, и готово.
Рома никогда бы не подумал, что в обычной мазне по листику, он увидит что-то и правда красивое, и что ему правда понравится. Рисунки Антона выглядят прекрасно, у него правда хорошо получается, и это глупо отрицать. Конечно, некоторые рисунки, он, видимо, нарисовал, когда был под чем-то, но даже они выглядят по-настоящему красиво. И да, Роме захотелось, чтобы и его так красиво нарисовали на листочке.
Не сказать, что семья Пятифановых блещет богатством. Можно сказать, это совершенно не так. И денег у Ромы нет, соответственно. И единственная, возможно, не совсем разумная мысль, которая пришла ему в голову — подогнать Антону таблетки.
Он точно знает, что ксанакс (Рома увидел название на блистере таблеток в открытом рюкзаке Петрова) ему без рецепта не продадут. А как продали Антону? То, что у него проблемы с тревожностью и нервами тяжело не заметить, и, поэтому, вполне возможно, что ему продали ксанакс по рецепту. И в лечении он сыскал свой кайф. Тупо, но у городских свои причуды.
Но Рома точно знает, вернее, знаком с человеком, который может обеспечить ему таблетки по старой дружбе. Вова Матюхин из девятого В, совсем непростой мальчик, коим кажется на первый взгляд. Пятифан знать не знает, откуда у этого шкета наркотики и всякие приблуды для торчков, и сейчас уж точно не время задаваться этим вопросом.
Вова обычно ошивается в районе, где живёт Антон, потому что, логично, и Вова тоже там живёт. Найти его не составило никакого труда, он как всегда сидел с какими-то парнями на детской площадке, мирно болтая о чём-то. Не зная Матюхина, Рома бы подумал, что это мальчик-божий-одуванчик. Глаза у него слишком добрые, и выглядит он сам по себе, каким-то, слишком маленьким, для, черт возьми, дилера.
Приблизившись к компании, Вова, кажется, заметил Рому, поэтому кинул на него удивлённый взгляд больших глаз.
— Здарова, Вован, — Пятифан жмёт девятикласснику руку. — Можно тебя на минутку?
— Да, конечно, — они отходят от компании, и Вова нервно суёт руки в карманы ветровки. — Что-то случилось?
— Ты ж завязал с дилерством, да? — Рома из тех людей, что всегда говорят прямо, не виляя с одной темы на другую, пытаясь подобраться к нужной. Взял, и вывалил всё в лицо, по-пацански.
— Я уже месяца так два этим не занимаюсь. Никогда бы не подумал, что тебе, Пятифан, нужны будут вещества. — Вова удивлённо усмехается и взъерошивает пальцами редкую ровную чёлку.
— Да эт не мне. Так, одному человечку надо, — Пятифан перекатывается с пяток на носки. — Давай по старой дружбе: подгони мне ксанакс.
— Ты думаешь, что у меня он есть? Из таблеток, насколько я помню, я распологал только триганом и лирикой.
— Да ну…
— Ладно, я поищу. Просто потому, что мы давно знакомы, и ты хороший человек.
— Спасибо, Вовчик, выручил, дружище! — Рома радостно жмёт худую ладонь. — Ну чё, когда поищешь-то?
— Да я прям щас могу сгонять, тут недалеко.
— Пожалуйста, брат. Мне очень надо.
— Стой и жди тогда.
Матюхин отходит, что-то говорит своим товарищам, на что они понимающе кивают, после чего, Вова скрывается в туннеле двора. Рома закуривает и думает о том, зачем он вообще делает это. Так, если подумать, он мог бы просто обмануть Антона, взять рисунок и запугать, чтобы тот ничего не требовал. Но почему-то, делать этого совсем не хочется. Хочется ему и правда отплатить чем-то хорошим за его труд. Из труда там, конечно, только карандашиком по бумаге поводить красиво, но Рома так не сможет.
Вова возвращается минут через десять. Заметив его, Пятифан выбросил уже вторую выкуренную сигарету в мокрую траву и широко улыбнулся.
— Ну чё, есть?! — Рома нетерпеливо оглянул Матюхина, в руках у которого не было ничего. Весь бывший настрой сразу снизился до нуля.
— Да есть, есть, — успокоил Пятифана Вова, протянув ему пачку ксанакса из кармана ветровки. — Оказывается, у меня их довольно много, хотя это даже не наркотик.
— А что это?
— Седативное, вызывающее привыкание. А тебе для кого вообще ксанакс? — Вова заинтересованно выгнул бровь, ожидая ответа.
— Да так… Одному человеку заплатить надо, денег нет. А он на ксанаксе сидит, вот и решил подогнать ему таблетосы.
— Что за человек?
— Я уже и забыл, какой ты любопытный. Новенький у меня в классе услугу оказал, надо отплатить.
— А. Тот что ли, в очках?
— Именно. Тохой звать.
— Да, честно, он выглядит так, будто на чём-то жестче ксанакса сидит. Либо у него анорексия. Он очень худой, я это ещё в первый раз, когда увидел его, заметил.
— Да, есть такое, — Рома почесал затылок, осознав, что растрепал секрет Антона и проигнорировал его просьбу никому не рассказывать о том, что он что-то принимает. Ладно, Вове можно. — Лады, пошёл я, спасибо, дружище.
Они пожимают друг другу руку и расходятся по своим делам, Матюхин к друзьям, а Рома домой. И почему-то, неся в кармане то, чем можно обдолбаться, он чувствует огромный прилив адреналина и даже какое-то волнение. А ведь Антон таскает эти таблетки с собой каждый день, да ещё и не стесняется принимать их в школе. И если так подумать, не такой уж и Петров забитый и застенчивый. По крайней мере, Рома побоялся бы носить с собой подобные вещи, ведь, если спалят — то точно в колонию посадят.
Рома сделал немало вещей за всю свою жизнь, от чего состоит на учёте с начальной школы: драки, вандализм, курение, нанесение тяжкого телесного повреждения. И если взвесить все эти факты, можно сделать вывод, что Пятифан просто напросто невоспитанный, и за ним не смотрят родители.
Но ведь отчасти, так и есть. Глава семейства Пятифановых просиживает штаны за решёткой, и когда ещё был на свободе — позволял себе выпивать, поднимать руку на жену и сына. Мать тоже непростая, она либо работает днями и ночами, либо, тоже, выпивает. Рома начал курить в третьем классе, выпивать стал в шестом, и тогда же пырнул бывшего одноклассника своим любимым ножом-бабочкой в живот. Парень, слава Богу, выжил, а Пятифан был на волоске от того, чтобы не загреметь в колонию для малолетних. Но Константин Тихонов, лейтенант милиции, хоть и настоящая заноза в заднице Ромы, правда хороший человек. Да, Пятифана стали жёстко контролировать, и порой, наведываться к нему домой, но в колонию он так и не попал.
И лёжа на своей скрипящей кровати, с пьяной матерью за стенкой, Рома стал и правда опасаться того, что его могут посадить в колонию, если увидят, как он передаёт что-то запрещённое новенькому.
Но ведь ксанакс — это обычные седативные, хули я так переживаю?
Но так как Рома — настоящий пацан, он сделает то, что задумал. Мужик сказал — мужик сделал. Вот только, он никому ничего не говорил, но всё равно, он пообещал, даже самому себе — он сделает.
В коридоре школы Пятифан стоял очень напряжённо. Высматривая Антона, он нервно теребил пачку ксанакса у себя в кармане штанов. И наконец, заметив светлую макушку в толпе, он смог выдохнуть. Всё-таки пришёл.
Но так как Петров опоздал, звонок прозвенел до того, как они успели пересечься хотя бы взглядами, и Рома решил, что отдаст таблетки на перемене.
Ну и куда он пошёл, ублюдок? Неужто не нарисовал?
На перемене, догнав Антона сзади, Рома дёрнул его за шкирку, затягивая за поворот.
— Боже, Рома, — он испуганно сжался, хватаясь за сердце. — Напугал. Что случилось?
— Гони рисунок, очкарик, — Рома пытался сделать свой голос достаточно властным, чтобы Петров беспрекословно послушался его.
И кажется, это сработало, потому что Антон хлопнул себя ладонью по лбу, и после потянулся к своему рюкзаку. Он вытащил из дневника, — туда положил, чтобы не помялся, видать, — вырванный листок из альбома и протянул его Пятифану, чутка тушуясь и стесняясь.
— Я старался, — Антон пожимает плечами и ковыряет носком палас. — По памяти набросал.
Ахуеть.
Рома очарованно разглядывает свой профиль на листке, подмечая то, как же этот сучонок, всё-таки, хорош в этом деле. Даже касаться его страшно, а то вдруг, Пятифан повредит рисунок? Его лицо на листке, с зажатой сигаретой между губ, выглядит так, будто Антон просто напечатал его фотографию на принтере. Похоже. Очень.
— Ну, как? — Петров неуверенно подаёт голос, поглядывая на Рому через линзы очков.
— Ты точно не из школы искусств сюда причапал? — Пятифан отрывает взгляд от листика. — Какого хуя так похоже? Ты чё, фотки мои где-то нарыл и срисовал?
— Говорю же, по памяти нарисовал. — Роме кажется, или Антон покраснел?
— Это ахуенно, Тох, бля буду, будь у меня деньги — я б те косарь вообще за это дал, — У Пятифана летят искры из глаз, он улыбается, но после вспоминает о том, что он серьёзный гопник, и расслабляет лицо. — Но денег нет.
— Д-да ладно, не надо денег, что ты, — Петров смущённо хихикает, потирает шею ладонью, — наверняка, она у него холодная, — и поправляет очки. — Я рад был нарисовать тебя, даже за бесплатно.
— Денег нет, есть кое чё получше, — Рома самодовольно складывает рисунок пополам и суёт его в карман, оттуда же доставая пачку ксанакса. — На те.
Глаза Антона округляются, он хмурится, и на миг словно становится намного серьёзнее, чем когда либо. Он очень недоверчиво оглядывает таблетки в разбитой правой руке Пятифана, сжимая в руке лямку рюкзака.
Бля, только попробуй сказать, что это тебе не надо, или кому-то настучать. Я тебе эту пачку в зад засуну.
Антон тянется рукой к таблеткам, но тут же отдёргивает руку, обхватывая ею лямку рюкзака.
— Где ты взял их? — Он выглядит каким-то испуганным, нервным, совсем не таким, как две минуты назад. — Их не продают без рецепта…
— Связи, — Ромка перекатывается с пяток на носки, шмыгает носом. — У меня нет денег, а вообще никак не благодарить как-то не по-пацански, знаешь.
— Это ловушка? — Антон недоверчиво щурит голубые глаза.
— Я чё, на ублюдка похож, чтобы тебя разводить? Бери, бля!
Петров берёт пачку подрагивающими руками, долго рассматривает её, видимо, вчитываясь в состав, проверяя на то, не облопошил ли его Пятифан, после чего суёт в рюкзак и неуверенно поднимает небесный взгляд на Рому.
— …Спасибо? — Антон кусает нижнюю губу, и это кажется Роме по-детски забавным, что он так переживает от подобного подгона.
Сам же вчера чуть штаны от страха не обоссал, пока домой это нёс.
— Да не за что. С Вами приятно иметь дело, Антон…
— Борисович.
— Антон Борисович!
Они глупо хихикают, но звонок прерывает беседу, и парни спешат в класс.
На уроке Рома разглядывает рисунок, глупо улыбаясь. И ведь надо же, правда, очень похож. Очень красиво. Пятифан одобрил. В бок его локтём пихает Бяша.
— Чё это у тебя, Ромыч? — Бяша округляет глаза и состраивает удивлённую гримасу. — Ебать, как похож, на! Кто это нарисовал?
— Новенький набросал, — Пятифан складывает лист, убирает его обратно в карман и кидает взгляд на Антона, сидящего на втором ряду.
— Я тоже хочу, на! Пусть и меня нарисует, круто получилось!
Рома чувствует какой-то укол ревности, будто то, что Антон его нарисовал — что-то личное, доступное только ему.
— А за какие такие заслуги он тебя будет рисовать? Ты ему чем заплатишь?
— А чё, платить надо, на?
— А ты как думал, ёмаё? — Рома вскидывает брови, будто Бяша не знает простейшей аксиомы, — Это тебе не твои комиксы, где Семёна куча мужиков в жопу имеют.
Бяша хихикает. По-любому вспомнил своё гениальное творение, которое показывал всему классу и всей параллели, а Рома смеялся с этого комикса до слёз.
— А ты чем ему платил-то?
— Подгон кое-какой сделал, — Рома загадочно отводит взгляд в окно. — Неважно.
— Выкладывай, на!
— С Вовчиком вчера перетёр, он ксанакс подогнал мне, а я Антону его подарил. Ну, за рисунок.
— Ну даёшь, Ромыч. — Бяша удивлённо отвёл взгляд.
— А как же?
Тоха только для меня рисунок сделал. Даже если не только для меня, то мой портрет круче всех вышел.
Весь остаток дня Пятифан провёл довольным, и придя домой, положил рисунок в свой ящик под столом. Не такой уж Антон и плохой пацан, вполне себе ровный. Рома даже начал подумывать о том, чтобы с ним спеться, и чтобы он ему бесплатно рисунки рисовал, так, по дружбе.
И это кажется не такой уж и плохой идеей.
