Что за хуйня.
Пятифан закрывает лицо руками, садится на старый диван, касается ступнями пола — они не болят и не кровоточат. Это был всего лишь кошмар, верно?Тогда, почему, блять, я всё ещё чувствую его пальцы на своей щеке?
Такого с Ромой никогда не происходило. Ему никогда не снились кошмары с участием дорогих ему людей, но события этого сна, заставляют серо-зелёные глаза стремительно намокнуть. Это всё было ужасно реалистично: силуэт Антона такой же, как и всегда: нескладный, светлый и аккуратный, и от него точно также пахнет таблетками и холодом. Не потому, что он сам по себе холодный — он просто излучает морозный воздух, но этот запах сбивает Пятифану крышу. Слёзы предательски скатываются по щекам, но Рома быстро их стирает. Кидает взгляд на окно — за ним уже темно, и, вероятно, не меньше пяти часов. На ватных ногах он добирается до кухни, которая пахнет морозом ещё больше, чем Антон. Ледяной кафель встречает Рому приветливо, подсказывает дорогу до бутылки водки: он хватает её одной рукой, откручивает крышечку и вливает в себя, как минимум, одну стопку. Спирт неприятно обжигает горло и желудок, и почти сразу бьёт в голову, ведь Пятифан съел за этот день лишь два бутерброда при пробуждении. Но алкоголь не помогает забыть о сне и об Антоне в целом, он наоборот, нагоняет всё новые и новые воспоминания о нём в пьяную голову. Глаза Петрова в голове становятся еще ярче и нежнее, а вкус его губ фантомно ощущается на губах Ромы — он пытается слизнуть его, но слизывает лишь горькую водку. Внезапно, дверь на кухню распахивается, и, Пятифан, испугавшись того, что это может быть мать, ошарашенно подпрыгивает на сломанном стуле. — Блять, Ромыч, — размытый знакомый силуэт мельтешит перед пьяными глазами. — Что за хуйня, на?! — Чё? Бяша, ты чё тут делаешь? — Рома рассматривает друга, который отодвигает бутылку водки подальше. — Эй, верни! — Ты себя угробить решил, на? — Бяша упирается ладонями в стол, нависает над Пятифаном, и выглядит более чем серьёзно. — Ты просто так пропал отовсюду, я звонил тебе раз двадцать! Ты не появляешься нигде уже второй день, на, что случилось?! Где ты, твою мать, пропадал?! — Блять, ты можешь не орать? — Рома прикладывает ладонь ко лбу, и внезапно вспоминает, что так ему делал Антон — проверял, не заболел ли он на следующий день после борьбы снежками: сердце пропускает слабый удар. — И так тошно. — Хорошо, на, — Бяша садится рядом. — Давай так. Что случилось? Бурят, кажется, замечает поникший взгляд товарища — хмурится, кусает нижнюю губу клыком, впивается пальцами в пятифановское плечо. — Отвечай, на! Внезапно, Рома вновь начинает плакать. То ли это от водки, которая уже смешалась с его кровью в венах окончательно, то ли потому, что он, кажется, выплакал ещё не всё слёзы за эти два дня. Он размазывает солёные дорожки по красным, от водки, щекам, всхлипывает, и Бяша не на шутку пугается. Он ослабляет хватку на плече, и испуганно проходится пальцами по нему, словно пытаясь успокаивающе огладить голую кожу, покрывшуюся мурашками.Бяша ведь мой кент… Он ведь не осудит…
— Он пропа-а-ал… Он просто… Просто пропал… — Рома закрывает рот рукой, стараясь сдержать свои рыдания. — Я так скучаю, я не понимаю, куда он пропал… — Кто пропал? Кто? — Антон! Бяша округляет глаза, вскидывает брови. — Бля, я думал, на, он занят, поэтому не отвечает на мои звонки… — Его нет уже два дня, — Рома всхлипывает. — Я так переживаю, и не понимаю, почему он ушёл, ничего мне не сказав… — Это ты из-за Антохи так нализался, и не отвечал мне, на? — Да! Рома бьёт кулаком по столу, а после откидывается на спинку стула. Он ударяется лопатками об морозную сталь, кусает губу, и вновь всхлипывает. — Зачем он делает мне так… так больно? — Дрожащие ладони растирают слёзы по лицу, пока Бяша пытается сообразить, что вообще происходит. — Так… больно, вот здесь, больно… Рома бьёт себя по груди, делая себе ещё больнее. — Почему все, кого я люблю, делают мне так больно? — Он смотрит в Бяшины глаза, пытаясь найти там хоть какой-то ответ, хотя бы совсем тихий, хотя бы немой, но ответ на все его страдания. — Он такой… Такой… — Подожди, я не понимаю, на… — У него такие глаза… Они, они, знаешь, похожи на… На осколки стекла, они такие чистые, голубые… У него аккуратные бледные руки, и мои стрёмные культяпки так подходили бы к ним… Он так мило краснеет, и… Блять, я люблю его. — Рома смотрит в потресканный грязный потолок, и в тонких трещинах, находит что-то притягательное. Наверняка, его сердце выглядит точно также. — Ты влюблён в… — Почему он просто ушёл? — Рома резко переводит усталый взгляд на ошарашенного Бяшу. — Почему? — Ты влюблён в Антона? Рома молча кивает. — Влюблён. Очень. Бяша отворачивается, смотрит в ноги под столом, хмурится, и думает-думает-думает. — Я противен тебе? Бурята из мыслей вырывает заплаканный голос друга, и он резко оборачивается на него. — Нет-нет, что ты, Ром? Я… я, просто, немного шокирован, на. Не каждый день узнаёшь о том, что твой лучший друг влюблён в вашего общего друга, на… — Пожалуйста, хотя бы ты… Не уходи. Я знаю, что я педик, и это противно, но… — Ты меня слышишь? — Бяша разворачивается к Пятифану всем телом, и хватает его за плечи. — Я не уйду. Мне насрать, в кого ты влюблён, Ром. — Спасибо. А после — они замолкают. Рома смотрит на бутылку водки, стоящую на другом конце стола, а Бяша нервно закуривает. Рома думает о том, что он ужасный, противный, а Бяша — о том, что каким бы Рома ни был, он всё равно будет дорожить им и любить его крепкой, искренней и чистой братской любовью, даже если он будет встречаться с парнем. Их связывает слишком много событий, и слишком много вещей, через которые они прошли вместе, и просто так кинуть из-за такого пустяка — это преступление, как считает Бяша. Они видели друг друга в любых состояниях: пьяными, весёлыми, расстроенными, почти рухнувшими изнутри, избитыми, разбитыми, любыми, и ничто, ничто не заставит их разрушить эту связь. Бяша был с Ромой, когда отец разбил ему нос, Рома был с Бяшей, когда мать выгнала его на улицу, и он неделю ночевал в палатке. Пятифан приносил ему еду, играл ему что-то на гитаре, обнимал, по-братски, так, одной рукой, за плечи, веселил, и делал всё, чтобы ему стало хоть чуточку легче. Рома был с Бяшей, когда он потерял передние зубы, Бяша был с Ромой, когда Рома рыдал у него дома из-за своего отца. Что вообще может заставить их потерять ценность друг в друге? — Мы целовались с ним на Новый Год, — Рома рушит тишину, упирается щекой в твёрдый холодный стол. — В туалете. — Катя была права, на. — Да, была. Я тогда… Я так испугался, что ты поверишь ей, и потеряешь любое желание со мной дружить. — Нет. И что? Поцеловались вы, и, на? — Он, вроде, был непротив. Ну, по крайней мере, он от меня не сбежал, не отстранился, а так… Целовал в ответ. Бяша докуривает сигарету, бросает бычок в настежь открытое окно. — А сейчас… Он просто пропал. Уехал, что ли. Ушёл, ничего не сказав. Звонки игнорирует. Сегодня мне приснился сон… Он был таким страшным, почти реальным, брат. Антон сказал, что его никогда не существовало… Бяша горько усмехается, встаёт со стула, и закрывает окно. — Ты без футболки, на, а тут мороз ебашит. Заболеешь ещё, знаешь, неприкольно будет, на, — Он улыбается во все тридцать, наклоняется над Ромой, и упирается в его плечи. — Значит так, братка. Завтра мы идём гулять, возражения не принимаются, на! Купим пивчанского, покурим, в снежки поиграем. Тоха вернётся, с чего ты взял, что его не существовало? Я ведь его видел, на. — Он сказал так. — Не городи чушь, — Бяша фыркает. — Водку я, пожалуй, заберу. Он забирает бутылку алкоголя, и прячет за спину. — Тебе достаточно, на. Рома горько усмехается, подпирает голову рукой. — И ещё… — Бяша глубоко вздыхает. — Я никогда тебя не кину, брат. Ни за что, блять, ни за какие сокровища в мире, ни за какой твой грех, на. Ты всегда будешь моим самым настоящим и лучшим другом, Ромыч. — Бля, Бяха, — Пятифан ударяет по столу, усмехается, чувствуя, как слёзы вновь собираются в уголках глаз. — Спасибо, друг. Правда, спасибо. Я никогда не говорил тебе о том, что люблю тебя, да? — После новости о том, что ты педик — этого говорить не стоит, на. — Бяша держит смех в себе, краснеет от того, насколько он пытается сдержаться и не заржать, пока Рома закатывает глаза. — Иди нахуй! — Пятифанов вскидывает средний палец. — Я тя тож, братка, на. Завтра идём гулять, ты меня понял? — Понял… Бяша скрывается за входной дверью, и Рома думает о том, что у него и правда самый лучший товарищ на свете. … и о том, что образ Антона всё ещё режет его сердце осколками своих ледяных глаз, и, к сожалению, пока он не увидит его где-то, кроме кошмаров — он ни за что не успокоится.Я умру от горя, если ты не вернёшься ко мне, Антон.
Правда, я вскрою вены, как те стрёмные девки из параллели.
Я умру без тебя.