Don’t ever talk with your eyes Be sure that you compromise You’re dead, you’re dead, you’re dead
Norma Tanega “You’re Dead”
Жак Дюбуа вышел из дома, в котором жила его семья, неся в руках банку. Дом был старый, зимой в нём было холодно, а летом душно, вся его семья из восьми человек умещалась в двух тесных комнатах. В банке, которую держал Жак, на первый взгляд лежала цветная пыль и мелкий мусор, но, если вглядеться, можно увидеть, что эта куча пыли бесконечно копошится. В банке сидело около десятка нюхиков. Отцу было всё равно на нюхиков, так же, как и на своих детей, но матушка попросила их отловить и сжечь. Других способов избавляться от них не было: их невозможно отравить или заморить голодом, если их изрезать, то они распадаются на пыль, из которой они состоят, и собираются вновь. Даже сжигание было лишь временной мерой: через какое-то время нюхики появлялись вновь из другой пыли. Они появляются чаще в пыльных домах и перестанут появляться, только если источник эмоций, которыми они питаются, исчезнет. Жак старался поддерживать в доме порядок и регулярно отлавливал нюхиков, но у него не поднималась рука их сжечь. Он собирался отпустить нюхиков в лес. Там, они расползутся и через какое-то время станут дикими, их шерсть потемнеет и потускнеет, они отрастят лапки и будут чем-то напоминать длинных мохнатых ящерок. Пока в банке копошились в основном цветные нюхики. Никакие другие животные не имеют такой яркой шерсти: красной, синей, зелёной, фиолетовой. Такие нюхики появлялись в домах с детьми и подпитывались их невинным весельем. Они редко появлялись у взрослых, но такое тоже случалось. Среди них была одна или две змейки с длинной кудрявой буро-бежевой шерстью. Такие заводились в тавернах, в кафе, в домах, где много пьют. Отец опять много выпил сегодня. Дюбуа обычно не позволял этому себя беспокоить, он заботился о своей семье беспрекословно. Но сегодня всё было иначе чем в предыдущие разы: он купил выпивки на первую зарплату Дюбуа. Ни «спасибо, ни «пожалуйста», просто молча отыскал один из его тайничков с деньгами и потратил их. А таких тайников было немного, и суммы в них лежали небольшие. Он был единственным в семье, кто работал. Отец находил время от времени всякие подработки, но этого было недостаточно чтобы прокормить семью из восьми человек. Раньше и матушка что-то шила и получала какие-то гроши, но теперь она заболела и не может работать. Все дети теперь остались на попечении Дюбуа. Сегодня он чувствовал обиду. Как будто ему одному это нужно. Ладно дети, они ещё не могут работать, ладно матушка, но отец? Если бы он работал и не спускал их последние деньги, то может и матушка бы скорее выздоровела. Дюбуа вышел из дома и направился к окраине города, в лес. Ему всегда становилось спокойнее на природе. Он отошёл дальше от дома, чтобы выпущенные нюхики не вернулись обратно, а остались в лесу, открыл банку. Нюхики высыпались на землю одним мягким комком, но через пару секунд распутались и уползли в разные стороны. Он простоял там в тишине ещё минут десять. Дома редко было так тихо и спокойно. Ему захотелось подольше не возвращаться, но вскоре он собрался с силами и направился назад. Когда он вернулся домой, отца не было. Пошатается где-то и вернётся, подумал Жак. Не впервой.***
Отец не вернулся в тот вечер. И на следующий. На второй день Жак начал беспокоиться. Бывало, что отца подолгу не было дома, что он засыпал где-то на улице, что находил собутыльников и не возвращался домой. Сначала Дюбуа не придал никакого значения очередному исчезновению. Потом, не заметив его ни в одной таверне и не увидев его в компании его дружков, он начал паниковать. В маленьком городе было некуда пропасть. На третий день он сообщил полиции. Новость об исчезновении человека в Монрейле-Приморском распространилась быстро, как огонь по сухой траве. Скучающие служанки и лавочники быстро раздули слухи до немыслимых масштабов, а борцы с колдуньями первым делом выдвинули версию о жертвоприношении, устроенным ведьмами. Жак же на это закатывал глаза, пытаясь скрыть своё нарастающее беспокойство. Он и несколько полицейских прочесали весь город, но безрезультатно. Прошло уже больше недели. Жак начал предполагать, что отец мог уехать в соседний город за каким-нибудь из своих друзей, а может быть его пьянство привело его на корабль, и сейчас он плывёт к чужим берегам. Жаку не хотелось думать о худшем. Как всегда, именно худшее произошло. Через неделю после его исчезновения нашли его тело. Подгнивший труп, частично съеденный животными, лежал недалеко от города в лесном овраге. Труп был достаточно разложившимся и повреждённым, но сомнений не было: это был старый Дюбуа. Вся семья горевала, кроме двоих младших детей, которые ещё не понимали, что произошло, и Жака. Нет, он, конечно, грустил, создал подобие траура из своей немногочисленной одежды и пролил несколько слёз на похоронах, но в глубине души слабый голос, который он упорно игнорировал, говорил ему: «теперь станет легче». Теперь Жак стал старшим Дюбуа. Матушке совсем стало плохо после смерти отца. Каким бы пьяницей и расточителем он ни был, она любила его. А Жак не мог заставить себя полюбить его. Он помогал своей семье всегда, старался находить средства к существованию, сам часто укладывал пьяного отца спать, перебарывая брезгливость. Когда он ушёл, ему действительно стало немного легче дышать. Он чувствовал, что такие чувства неправильны, и не говорил о них никому. Почти все, и полиция, и горожане, сошлись на том, что старик, напившись, забрёл в лес, неудачно упал в овраг, повредив ногу, и не смог выбраться, или же просто допился до смерти. Это объяснение казалось разумным всем. Всем, кроме Общества Борьбы с Колдовством. Их было в городе всего несколько десятков человек человек, если считать пятнадцать сирот, воспитывающихся в приюте, куда свозили беспризорников Монрейля-Приморского и близлежащих городов. Несмотря на свою малочисленность, в маленьком городе они производили достаточно много шума. Кто-то заметил, что в ночь исчезновения старого Дюбуа было полнолуние и что нашли его поеденным зверьми. Фанатики, везде ищущие демонов и оттого везде их находящие, сделали вывод: в городе завелся оборотень.***
Слухи об оборотне быстро расползлись по городу даже до похорон старика. Никто не воспринимал Общество всерьёз и над нагнетанием только посмеивались. Жавер же перепугался не на шутку. Он не помнил ничего из ночей полнолуния, каждый раз после пробуждения он искал запах человеческой крови по всей округе, и не находил. Он чувствовал в лесу запах живых людей, но предполагал, что это от близости к городу. Он был почти уверен, что не был в том месте, где нашли старика! Но он понимал, что может узнать лишь половину из того, что волк делал во тьме, и быть уверенным только в четверти, но не было никаких признаков, что он загрыз человека! На нём не было крови, вокруг не было крови, кровью даже не пахло! Он знал, что то, что собирается сделать, неправильно, но это необходимый риск ради охраны закона и порядка, ради безопасности людей, ради победы над зверем. Под покровом ночи он пролез в морг, чтобы узнать наверняка, отличается ли он от каторжника номер 30677. Тело готовили к похоронам, которые должны состояться на следующий день. В тёмном морге Жаверу не нужны были свечи, волчьи глаза могли видеть в темноте, как днём, будто волк кричал ему «Смотри! Смотри, как ясно видят наши глаза, как ясно мы видим мою победу!» Жавер боялся подходить к трупу не от брезгливости, а от того, что он может по нему понять. Он пересилил себя и взглянул на тело. Оно уже начало разлагаться и было частично обглодано падальщиками. Правая нога лежала под странным углом. Труп для человека источал ужасный запах, а тонкому волчьему нюху вонь казалась нестерпимой. Жавер попытался продраться через эти тошнотворные запахи: гниль, экскременты, земля, дикие звери. Он почувствовал слабый запах лисы, каких-то мелких грызунов, росомахи. Облегчение накрыло волной. Он не чувствовал ни своего запаха, ни запаха других волков. Он бы точно почувствовал, если бы убил его. Дождей за неделю не было, запах не могло смыть! Если бы он загрыз его, то старик пах бы его слюной и шерстью, он бы точно почувствовал! Старик действительно просто упал и не смог встать. Жавер выдохнул. Только сейчас он почувствовал, как дрожат колени. Захотелось осесть на пол и отдышаться. Он больше не замечал трупный запах, только радовался победе человека над зверем. «Победе в битве, но не в войне,» - прошептал волк в его голове.***
Матушке совсем стало плохо. Теперь, когда деньги тратились чуть медленнее, у Жака была возможность больше выхаживать её. Он мог покупать больше еды, пара его коллег даже дали ему в долг на покупку лекарств, но всё было бесполезно, она угасала на глазах. Он чувствовал, что и она долго не протянет, но старался не думать об этом. Он работал столько, сколько мог, лишь бы занять голову чем-то, кроме мыслей о её неминуемой смерти. В их доме теперь был идеальный порядок, потому что всё время, когда Жак не работал, он убирался или занимался чем-то по дому. Пыли больше не было, нюхиков стало совсем мало. Тех, что остались, он отлавливал и относил в лес, как и раньше. Лес совсем не изменился с последнего раза. Он бездумно ходил и смотрел на ивы, равнодушные к его чувствам, всё так же шуршащие на ветру, что и десять лет назад, когда он был ребёнком, как будут качаться и через десять лет, когда он совсем вырастет. Есть отец или нет отца, природа не менялась несмотря на маленькие трагедии людей. Он открыл банку и высыпал нюхиков. - А мадам Робер сжигает их. Жак поднял глаза. Перед ним стоял мальчик лет двенадцати с корзиной в руках. На дне корзины лежали белые цветы. Жак выпрямился, отчего мальчик испугался и отступил на пару шагов. У него были глаза разного цвета: правый был карий, а левый - светло-голубой. Глаза были широко раскрыты, как будто мальчик не хотел пропустить ничего, что происходит вокруг него и что может ему навредить. - Эй, малыш, поаккуратней с цветами. Это дурман, он ядовитый. - Мадам Робер приказала набрать таких цветов. - Зачем ей ядовитые цветы? - Для оборотней. Дюбуа был заинтригован. - А кто такая эта мадам Робер? - Воспитательница. - А ты, мальчик, откуда? - Из приюта при Обществе Борьбы с Колдовством и Ересью. Дюбуа окинул его взглядом. Мальчик был тощий, чёрные неаккуратно остриженные волосы были лохматыми, а одежда слишком большой. Он стоял, втянув шею в плечи, будто пытаясь защититься от незнакомца. - Я Жак Дюбуа. А тебя как зовут? - Ив. Ив Ноэль, - он нервно переступал с ноги на ногу, - Так назвали, потому что меня подкинули в приют на рождество. Дюбуа улыбнулся. Иву было и страшно, и интересно. Он редко встречал новых людей, и они пугали и интересовали его. - Приятно познакомиться, Ив Ноэль. Ив немного успокоился. - Мне… мне нужно идти, мне нужно собрать полную корзину цветов, а то мадам Робер будет ругаться. Она становится злая, когда я не делаю, что она говорит. Очень злая… Ив убежал вглубь леса. Жак некоторое время смотрел ему вслед, а потом, не торопясь, пошёл домой.***
Жавер направлялся в мэрию для своего еженедельного отчёта. В Монрейле-Приморском происходило не так много преступлений, заслуживающих внимания мэра. Жавер слышал, что так было не всегда и что до приезда господина Мадлена ситуация была совсем другой. Он мог только уважать его за эффективное управление. Но он бы соврал, если бы сказал, что испытывает к господину мэру только уважение к его профессиональным навыкам. Господин Мадлен был добр – качество, которым редко обладали люди, наделённые властью. Мэр никого не подпускал близко, к несчастью для незамужних девушек и карьеристов, и это было подозрительно для человека его положения. Жавер не мог осуждать причуды власть имущих, тем более что он сам тоже сторонился людей. А ещё Мадлену было не всё равно. Когда он только вступил на должность, он сразу поинтересовался зарплатами государственных служащих, чтобы убедиться, что даже самый мелкий писарь имеет достаточно средств для жизни. Однажды, кога при аресте руку Жавера задели ножом, Мадлен почти что смог настоять, чтобы он взял выходной, чуть ли не деньги предлагал. Мадлен вообще многие проблемы пытался решать деньгами. Часто Мадлен снился ему. Ему снилось, что он был его охотничьим псом, что его шерсть ласково трепали, что он приносил дичь к его ногам. Он думал, что Мадлен был бы хорошим хозяином. В жизни он тоже приносил ему свою добычу: он рассказал о раскрытии сети контрабандистов, аресте пары грабителей и поимке нескольких воров. Он уже заканчивал отчёт, когда Мадлен спросил: - А что насчёт Общества по Борьбе с Колдовством? Жавер побледнел. - У полиции нет оснований для привлечения их к юридической ответственности. Формально, они не переступают закон. - И что вы думаете о них? - Полиция относится нейтрально к деятельности религиозных объединений. - А лично вы? - Я? - Да. Мне интересно ваше мнение по поводу них. Жавер задумался. - Моё мнение: они нарушают общественный порядок и сеют панику. В Монрейле-Приморском ещё не было случаев самосуда участниками Общества. Говорят, в других городах дело доходит до расправы над теми, кого они посчитают ведьмой или вампиром. - А что, если они найдут настоящего оборотня? Жавер чуть не вздрогнул. Одно дело, слышать про оборотней от полубезумной старухи, совсем другое – от вышестоящего лица. Он понадеялся, что мэр не придал значения его нервной паузе. - Полиция не допустит кровопролития и будет действовать согласно букве закона. - Но, инспектор, как мне известно, не существует законов, регулирующих жизнь оборотней. - Значит, при отсутствии других распоряжений, полиция будет бездействовать. Мадлен промолчал и спросил: - Вам известно, что они говорят? Якобы в городе завёлся оборотень. - У них нет доказательств, только предположения, основанные на совпадениях и додумываниях. Никто своими глазами не видел оборотня, свидетелей нет, - отрезал Жавер и, чуть помедлив, добавил, - Вы видели оборотня, господин мэр? - Нет, нет, это лишь мысли вслух. Я не видел оборотня. Это была ложь. Вальжан регулярно видел оборотня в лесах под Монрейлем-Приморским.