All my troubles on a burning pile All lit up and I start to smile If I catch fire then I’ll change my aim Throw my troubles on the pearly gates
Mother Mother “Burning pile”
Два человека, пошатываясь и опираясь друг на друга, брели по вечерним улицам Парижа в поисках кабачка. Один, шедший чуть более уверенно, был высок, его рыжие волосы отливали медью в свете фонарей, а остроносое лицо, покрытое веснушками, напоминало морду лисы. Он поддерживал своего спутника, который шёл, чуть спотыкаясь. Его светлые, клубнично-блондинистые волосы за бурный вечер взлохматились и падали ему на глаза, отчего он постоянно тряс головой, безуспешно пытаясь их смахнуть. Оба были ужасно пьяны, но не останавливались. Они покинули уже два питейных заведения, одно от «скверного вина», а второе от «скверной публики». Наконец, они нашли то, что искали. В кабаке, в который они зашли, было много людей, но пока ещё не тесно. В полутьме рабочие, студенты, продажные женщины и люди неопределённого рода занятий, ели, шутили, хохотали, обменивались угрозами и любезностями. Общество было неблагородное, но двое не искали благородного общества, они искали приятного общества. Обведя взглядом зал, рыжий направился к столу, за котором в одиночестве сидел лысый молодой человек. - О, простите меня за дерзость, сударь, - сказал рыжий, садясь на незанятый стул и усаживая на соседний своего спутника, - Но вы выглядели слишком одиноко, чтобы не составить вам компанию. Человек напротив рыжего тоже был изрядно подвыпившим. - Тут, вы, мой друг, совершенно не правы. Один мой приятель должен вернуться совсем скоро, и я больше не буду один. - Тем лучше! Я никогда не отказываюсь от возможности завести знакомство. Рыжий подозвал официантку и заказал вина. - Кстати о знакомстве! – сказал рыжий, наливая всем вино, - Не имел удовольствия знать, как вас здесь называют. - Можешь называть меня Орлом из Мо, - ответил Легль, переходя на «ты» так быстро то ли от количества выпитого, то ли от приятного бесовского выражения лица рыжего, наливавшего ему вино. - Хо-хо, неплохо! – рыжий усмехнулся и шутливо поклонился, не переставая улыбаться, - Лис из Нант, к вашим услугам. - А спутник твой? Что-то неразговорчивый. - Феликс. Просто Феликс из ниоткуда, - проговорил спутник Лиса заплетающимся языком. - Кто ты такой, Феликс из Ниоткуда? - Странствующий рыцарь, - пробормотал Феликс из Ниоткуда. - Благородненько! А ты, Лис? Каким промыслом занимаешься, помимо расхищения курятника? - А я с ним странствую. Тоже своего рода странствующий рыцарь, или странствующий разбойник, это как посмотреть. Впрочем, разница невелика. Пока Орёл и Лис беседовали, Феликс усиленно боролся со сном, но проиграл в неравной битве и задремал прямо за столом. В это время в кабак зашёл высокий парень и направился к ним. Он подошёл, немного прищурился и улыбнулся. - Этьен? Рыжий поднял глаза на него. - А, Баорель… Здравствуй. Баорель рассмеялся. - Ты так резко пропал, не думал даже, что встречу тебя когда-нибудь. - Вы знакомы? – спросил Легль, - Хотя чего я удивляюсь, ты со всеми знаком. - Мы учились в университете вместе, а потом Этьена исключили после того, как он… - О, давай не будем вспоминать об этом, - перебил Этьен. - Ладно, ладно. Куда ты потом пропал? Ты вроде после этого поехал в Нант, к отцу? - К дяде Пренару, да. Когда я принёс ему новость о моём исключении, он сказал, что я позорю честь семьи и что, если не докажу, что стал «настоящим мужчиной», он лишит меня наследства. А он успел, будучи прокурором столько накопить, что ой-ой-ой. У него отпрысков, как грязи, и он решил каждого определить по-своему. Кому-то перепадут фабрики, кому-то – земли, а мне – рыцарская честь. - И что? Как там честь лисьего рода? - Да вот уже третий год служу в полиции, «на благо общества», как он говорит. Вообразил себе, что жандармия — это чуть ли не благородный орден стражей порядка. А вот меньше рыцарских романов надо читать. - А мне нравятся рыцарские романы, - сказал разбуженный Феликс. - Ах да, забыл представить, - вспомнил Этьен, - Феликс Готье, мой новый сослуживец. Поступил к нам неделю назад, вот, отмечаем. - Баорель, - представился Баорель и дружелюбно протянул Феликсу руку. Феликс пожал её. - Ещё вина? - Этьен взял бутылку, собираясь разлить вино по бокалам. - Нам на работу завтра, - сказал Феликс, протирая глаза. - Я предполагаю, что уже сегодня, но ты прав. Жавер почувствует, что мы с бодуна – уши оторвёт. Баорель вытаращил глаза. - Вы работаете на Чёрного Человека? - Это ты про Жавера? – спросил Феликс. - Да, под его начальством, - сказал Этьен, - И могу сказать тебе, что даже наш профессор латыни не был настолько невыносимым, как «Чёрный Человек», - пошутил он. - Он неплохой, как мне кажется. Просто ты его провоцируешь постоянно. - Я? – воскликнул Этьен с деланным видом оскорблённого достоинства, - Да я вообще пай-сержант, а он придирается! - Он делает свою работу, - сказал Феликс, - Он, конечно, слишком ценит бумажки и прочую бюрократию, но в итоге он же тоже пытается сделать мир лучше. - Ты слишком романтически смотришь на вещи, - махнул рукой Этьен, - «сделать мир лучше», тоже мне, благодетель нашёлся! - Я тоже хочу сделать мир лучше, по-своему. Я поэтому и пришёл в полицию, чтобы помогать людям, делать добро на местах, сделать мир чуточку справедливее. - Это всё конечно очень благородно, но с местом ты ошибся. Полиция – это не та организация, у которой следует искать справедливости. - Но она же создана для этого! - Твои слова, да Богу бы в уши. Я работаю всего три года, но могу сказать точно: полиция и справедливость – понятия разные. Я был свидетелем достаточной несправедливости со стороны полиции. - И что теперь, полицию упразднять, по-твоему? - Нет, нет. Полиция – это орудие. Если те, кто его используют, несправедливы, то и полиция тоже будет несправедлива. Ты не обвиняешь нож за то, что дрожащая рука не может ровно резать. Причины кроются глубже, в самой системе, в людях, стоящих у власти и использующих свои орудия ради личной выгоды. Полиция не работает так, как должна, потому что всё остальное в обществе тоже не работает. - Но мы же с тобой не орудия, не предметы, у нас есть выбор, и если от моего выбора хотя бы одному человеку станет лучше, то значит, что я делаю это не зря. - Очень идеалистические у тебя идеи, - прогремел Баорель, - Но это не плохо. Мир был бы намного худшим местом, если бы не было мечтательных идеалистов. Мне нравятся люди с принципами. У меня друг один есть, Анжольрас, так я думаю вам непременно нужно с ним познакомиться. Четверо молодых людей обсуждали вещи серьёзные и несерьёзные, смеялись, рассказывали анекдоты, чуть-чуть не подрались, но в итоге сдружились. Время, проведённое в приятельской компании, пролетело быстрее, чем кто-либо успел заметить.***
- Этьен! Феликс! – по кабаку прошумел грозный голос. Этьен оглянулся. - Жак! – воскликнул Этьен радостно, - Жак, мой дорогой Жак! Ты не представляешь себе, как я скучал по тебе! В кабак вошёл Жак Дюбуа в полицейской форме. За восемь лет он вырос и стал шире в плечах, отрастил усы, которые носил закрученными. За ним в кабак вошёл Ив Ноэль, всё такой же тощий и испуганный. - Этьен! – Дюбуа подошёл и успел рассмотреть помятое состояние своего друга, - Я вас двоих ищу уже в третьем кабаке! - Жак, мой хороший, пожалуйста, сядь с нами, я познакомлю тебя с замечательными людьми! Вот господин Орёл из Мо, а вот господин Баорель, это с ним я только что чуть не подрался… - Этьен, хватит, ты, пьяное животное! Жавер вызывает нас, срочно. - Какой Жавер! – Этьен сморщил нос, - Иди к своему Жаверу и скажи, что свою срочность он может засунуть себе куда подальше и что у нас выходной, и ещё мы пьяны. - Выходной у вас закончился. Вставай, Этьен, пойдём, ты знаешь, что он не отвяжется. - Да нужен я этому псу посреди ночи! - Да не ночи, уже солнце встаёт. - Да? – сказал Этьен неверяще, прошёл ближе к выходу и выглянул на улицу, - И правда, встаёт… Ну, хорошо погуляли. Жаль, что ты, Ив, с нами не пошёл. Попойка – это обряд инициации для новобранцев, которому лично я предаю особое значение, помогает растопить лёд, сплачивает команду. Ну ничего, я до тебя ещё доберусь. - Ив, не слушай его. Пошёл бы, точно так же сейчас страдал, как Феликс. Ив смотрел то на Этьена, то на Жака, но не отвечал никому. Ему было неуютно, когда о нём говорили. В это время Феликса пытались накормить Легль и Баорель. Он вяло ел луковый суп, гипнотизируя ложку. - Так, Феликс, давай, водички попьём, и к Жаверу, - Жак поставил перед Феликсом стакан воды, - Давай, а то он голову нам всем отгрызёт. За пару часов Феликс едва успел прийти в себя. Он никогда раньше не напивался, и на организм, не привыкший к алкоголю, вино подействовало очень сильно. Больше всего Феликсу хотелось лечь в мягкую постель и проспать часов двенадцать. При мысли о том, что в этом состоянии ему придётся иметь дело с новым начальником начинало мутить, так что он старался эту мысль отгонять. Солнце уже начало вставать, когда они вышли на улицу. Всё было закрыто, почти все в столь ранний час спали. Свежий воздух и утренняя прохлада освежающе подействовали на Феликса и Этьена. - Пошла только неделя с их поступления, а ты уже их саботируешь. С Жавером на трезвую голову сложно дело иметь, а ты тут устроил гулянку. Вот вечно тебе нужно всех новеньких споить, - проворчал Жак. - Ну, не всех – протянул Этьен, - Ив от сегодняшнего приключения отказался. Ну ничего, такие мероприятия нередки, было много, будет много. Благо, новенькие появляются часто. Ив тревожно перевёл свои разноцветные глаза на Этьена, но спросить не решился. Феликс был смелее. - Почему? – поинтересовался он тихо и почти испуганно. - Да потому что Жавер на голову поехавший! Он новобранцев ест на завтрак, обед и ужин! - С ним трудно сработаться, да – согласился Жак, - Многие сбегают от него, просят… - Умоляют! – вставил Этьен. - …Очень просят перевести куда угодно. Я под его руководством уже восемь лет работаю, Этьен – три, и больше нас никто с ним не продержался. - Андрэ сбежал через полтора года после нервного срыва. Симон, упокой Господь его душу, продержался чуть меньше года, может, и больше бы продержался… Но не будем о нём. - Царствие ему небесное, - пробормотал Жак. - Другие и то меньше. Ну, суть вы поняли. В общем, сами скоро поймёте. Ив и Феликс переглянулись. В тишине утра было слышно, как чирикают зимние птицы, небо было прекрасного фарфорово-голубого оттенка. Стояла сухая солнечная погода, идеальная для прогулки. Несмотря на это, все продолжили свой путь к полицейскому участку.***
- Этьен! – грозный голос прогрохотал в тишине кабинета, - Почему мне нужно постоянно отправлять Жака тебя искать по всему Парижу, а? Отвечай, чучело! - У меня был выходной, и… - Был! Был, а сейчас всё, трудовые будни, лентяй! – крикнул Жавер, - Так… - он подошёл к Этьену, заглядывая ему в глаза, – Ещё и пьяный. - Трезв, господин инспектор. - Ты дарёному коню зубы не заговаривай. Я тебя насквозь чую, кутила ты несчастный. - Виноват, господин инспектор. Пил. Вчера вечером. Погода стояла ясная, в окна кабинета светило солнце. Этьен с тоской смотрел на спешащих прохожих, бегущих по залитой светом мостовой, и грустил от того, что проводит свою жизнь в полиции. Жавер медленно повернулся к Феликсу. - И ты тоже, как тебя там? - Феликс Готье, - пролепетал Феликс. - Тоже нетрезвый, - сказал Жавер не сомневаясь. - Прошу прощения, - сказал Этьен, которому было уже нечего терять, - Это моя вина. Я его вчера напоил. Отпраздновали пополнение в наших рядах. Боевое крещение, так сказать. - Молчать, пьянь! – крикнул Жавер, - Я вам устрою боевое крещение, кретины! Вы полицейские, и вы обязаны сохранять честь своей формы всегда! При исполнении, не при исполнении, неважно! Вы всегда должны вести себя подобающе служителям закона! – проповедовал он, оживлённо жестикулируя, - У вас не может быть выходного от исполнения своего долга. В своё свободное время вы не имеете права позволять себе поступать так, как не поступили бы на службе. Понятно тебе, Этьен? Этьен, уже привыкший выслушивать эти лекции, обречённо кивнул. - Да, господин инспектор. - Не верю тебе. Ну да ладно. Отправлю на патруль вас, констебль Дюбуа в напарниках с Ноэлем, Ренар с… как тебя там… - Готье. - С Готье. В шесть часов возвращаетесь, устрою вам тут «крещение», утырки. Констебли стояли и смотрели на Жавера, не зная, что ещё от него ожидать. - Что встали? Выполнять! – гаркнул Жавер. Все четверо вышли из кабинета с выдохом облегчения.***
- Он всегда такой? - сказал Феликс, как только они отошли от кабинета достаточно далеко, чтобы его не услышал инспектор, - Или у него просто была плохая неделя? - У него были плохие последние три года точно. Всё «закон» и «долг», «долг» и «закон». Жак, он до того, как его в Париж перевели, тоже таким был? - Ну… - Жак задумался, - Я за ним ещё из Монрейля следую, мне кажется, там он чуть поспокойнее был, но не сильно, я тогда его не очень хорошо знал. Там одна некрасивая история произошла с мэром. Он после этого в Париж приехал, и меня за собой забрал. Ну я со своими братьями и сёстрами переехал, мне всё равно в Монрейле ничего не осталось после смерти родителей. Он сказал, что во мне «ещё надежда есть», и держал при себе, заставил грамоте выучиться, гонял по поводу и без. Это конечно опыт полезный, но врагу бы такого не пожелал. - Почему ты не ушёл? – спросил Феликс. - А куда? Из полиции не ушёл, потому что никто бы не взял на работу провинциального мальчишку без особых умений, а прошение о переводе не подал, потому что это было бы неправильно. Он же хотел из меня толкового полицейского сделать, и учил меня всему, хоть и своеобразными методами. У него как: если появляется идея, то он сделает это проблемой всех окружающих. Как он Жаном Вальжаном бредил несколько лет назад! - Как по мне, и сейчас не перестаёт бредить, - сказал Этьен, - Жан Вальжан то! Жан Вальжан сё! Прямо какая-то навязчивая фантазия у него. Мы с Андрэ даже поспорили, существует ли этот Жан Вальжан вообще, или он уже настолько из ума выжил. - Существует, скорее всего. Я как только приехал, он всё тут за ним охоту устраивал. В нищего переодевался, по трущобам рыскал, вынюхивал его по всему город, и меня как-то взял с собой его вылавливать, уже почти поймали, а потом он просто как сквозь землю провалился. Так что я даже его видел, только издалека и ночью. - Ну это значит что почти и не видел. Может, это вообще не он был. - Всё может, - пожал плечами Жак. - А что там за история была с этим Жаном Вальжаном? – спросил Феликс. - Да непонятно. То ли он убил мэра Монрейля-Приморского, то ли мэр взятки брал, то ли кто-то украл какого-то ребёнка. Мэра быстренько сместили, и в полиции был переполох, но по поводу чего никто точно не мог сказать. Что бы там ни было, Жавер был с этим как-то связан и чуть не оказался крайним. - Там вроде мэр же оборотнем был, - сказал Ив неуверенно, и когда все обернулись на него, добавил, - ну, мне так говорили, когда я в Монрейле жил. - Говорили что-то такое, - ответил Жак, - Но не знаю. Жавер уже тогда был немного повёрнутым на законе и справедливости, но после этого стал просто одержимым. - Пол участка думают, - протянул Этьен, - что Жан Вальжан был его любовником, и что расстались они болезненно. Как по мне, это единственная причина, почему он так им одержим. - Возможно, но свечку никто не держал, - заключил Жак. Четверо полицейских вышли из участка. Солнце освещало, но не грело улицу, по которой гуляли люди, наслаждаясь ясным февральским днём. Полицейские разошлись по своим патрулям.***
- Вы хотели боевого крещения? Вы получите боевое крещение! – воскликнул Жавер с горящими глазами, - Через три часа мы устраиваем засаду на Петушиный Час. Вы будете в составе группы подкрепления. Будьте готовы применить силу, если они будут сопротивляться аресту, а они точно будут сопротивляться аресту. Собрав всех, кто будет участвовать в задержании, Жавер стал рисовать на листе бумаги лачугу Горбо, объяснял расположение комнат и окон, отмечал вокруг дома места, куда он планировал расставить людей, передумывал, зачёркивал, рисовал опять. Он вошёл в состояние, в которое часто входил во время погони или засады, хищный азарт, заставлявший его суетиться, перебивать людей, сжимать кулаки от внутреннего волнения и сжимать зубы чуть ли не до скрипа. Он не мог жить без этого ощущения игры, необходимости обхитрить, поймать, победить. Планируя засаду, он испытывал именно эти чувства. Этьен и Феликс должны был войти сразу за Жавером с другими полицейскими, Жак и Ив стояли на выходах и следили за окнами. Как и говорил Жавер, началась потасовка. Этьен не любил прямых столкновений, но умел орудовать дубинкой и совсем скоро уже застёгивал наручники на руках преступников. Перед тем как начать допрос, Жавер обошёл комнату и подошёл к окну с озадаченным видом. - Дюбуа! Тут человек из окна выпрыгнул, где он? – Крикнул Жавер, высунувшись из окна. - Мы не видели никакого человека! – крикнул в ответ Жак в недоумении. - Ну как не видели, когда здесь заложник был и он из окна выпрыгнул? Не сквозь землю он же провалился! - Жавер обвёл глазами комнату и заметил остывающую кочергу, - Ещё и раненый. - Нет здесь никого! Жавер с разочарованным видом вернулся к допросу, но хорошее расположение духа быстро вернулось к нему по ходу того, как он записывал показания. Феликс следил за задержанными с пистолетом в руках. Несмотря на то, что все арестованные были в наручниках, а у него было оружие, ему было не по себе. К нему, изогнувшись, повернулся молодой изящно одетый человек с розой в кармане пиджака и прошептал: - Привет, сладкий. Феликс промолчал. - Ну что так хмуришься? С таким милым личиком ты мог бы не быть фараоном, а играть в театре, мог бы играть шекспировского Пака. - Преступники не говорят с полицейским о Шекспире. Как будто ты имеешь о нём представление, - прошептал Феликс. - А если имею? Меня привлекают изящные вещи. Ты, например. Ты девственник? - Да что ты вообще несёшь?! – прошипел в ответ Феликс - Что вы там шепчетесь?! – гаркнул Жавер, - Говорите громко, мы все послушаем! - Ничего, инспектор Жавер. Жавер смерил его взглядом и вернулся к допросу. Молодой человек опять повернулся к Феликсу и прошептал: - Мы с тобой ещё встретимся, - прошептал молодой человек. В полутьме сверкнули острые клыки.