Хорошие мальчики попадают в ад.

***

Яркие вспышки света бьют в глаза, такое чудесное, золотое свечение, будто светит не одно, а сразу пять солнц, они словно кружат по кругу и дух захватывает от этой невероятной картины. Это так божественно красиво, глаза щурятся и постоянно прикрываются. Слишком ярко, слишком невероятно. Будто сотни ангелочков спустились с небес, витают в воздухе и парят перед ним, даря искромётные лучики света. Мама протягивает к нему свои тёплые руки и улыбается нежно. Её лицо освещается каким-то неземным ореолом, глаза блестят и её любовь окутывает его с головы до ног. Тэхён протягивает руки в ответ, желая поскорее прикоснуться к родному человеку. Дрожь и мурашки по телу. Мама… Она смотрит внимательно и что-то говорит, её губы шевелятся, но не слышно голоса. Из её рта слышен только звук лёгкого ветерка и будто пение птиц. Это так завораживает. Тэхён зовёт её, хочет дотянуться до неё и прижаться к ней. Почувствовать тепло тела. Ему так хорошо сейчас, так правильно. Мама рядом. Она любит его и тянется к нему, тянется, тянется… Но он никак не может коснуться её руками, зовёт, шепчет ей, как она нужна ему. Но она как дымка рассеивается медленно, потихоньку исчезая в этом ярком свете, забирая всё своё тепло с собой. Он кричит ей, пытается приблизиться, ухватиться за неё, но она растворяется в воздухе, оставляя лёгкое облачко после себя. Тэхён открывает глаза, хлопает слипшимися ресницами, смаргивая последние остатки сна. Неистовая горечь оседает на его сознании. Это сон, это всего лишь сон… В его реальности всё далеко не так, в его реалии он хочет сдохнуть, сгинуть, пропасть ото всех и навсегда. Всё тело дико ноет от ударов, ребро нестерпимо ломит, челюсть болит невыносимо, нос заплыл синевой и опух. Каштановые кудри сплелись комком от пота и крови, в карих глазах застыла безнадёжность… Да, в его настоящей жизни всё не так, как в том прекрасном мире, что он видел сейчас… Надо заставить себя встать и продолжить эту поганую жизнь, вернее, это ужасное существование. Нужно приказать себе перешагнуть через непреодолимое желание сдаться и победить всё же это неумолимое желание уйти и покинуть этот мир. Нет, он не сделает этого. Во всяком случае пока… И пусть слёзы душат и текут ручьём, пусть сердце колотится бешено, словно показывая ему, убеждая его, что он всё ещё жив, пусть всё его нутро разъедает червь безысходности. Он ещё поборется. Тэхён стоит у входа в школу. Его до сих пор трясёт. При одном виде этого здания, к горлу подбирается тошнотворный ком. Ноги ватные и совершенно не слушаются. Но ему нужно туда. Это ведь просто, зайти, добраться до шкафчика и забрать свои вещи. Это просто… И он больше ни за что не вернётся сюда. Но он не может сделать и шага. Его триггерит от страшных воспоминаний. Из ступора его выводит один из учеников, спешащий на учёбу, который грубо задевает его плечом. Тэхён натягивает капюшон толстовки посильнее на лицо и заходит в фойе, где уже толпится куча народу, ожидающих начала занятий. Его узнают мгновенно. Он чувствует это по направленным в его сторону взглядам. Чувствует на себе подленькие усмешки. «Что происходит? Неужели они всё знают? " — эта мысль застревает где-то на уровне грудной клетки, отчего становится трудно дышать. Ещё чуть-чуть и начнётся паническая атака. — Может и мне отсосёшь, детка? — прилетает в спину злобный смешок, толпа начинает хохотать. Тэхён ускоряет шаг, он упирается взглядом в пол, чтобы ни с кем не сталкиваться глазами. Он не должен обращать внимание на этих придурков. Главное добраться до шкафчика. Быстрее. На ходу налетает на кого-то, сбивая с ног. — Смотри куда прёшь, педик. Ему кажется он снова сходит с ума. За что? За что ему всё это??? Возле шкафчиков натыкается на Дженни, как всегда в окружении своей свиты. Они дружно что-то разглядывают в телефоне и обсуждают, громко отпуская комментарии. Тэхён чувствует, что это как-то связано с ним. Его замечают. Девушка поднимает на него презрительный взгляд. — Так всё-таки из этих? — показывает экран, на котором… О господи! Парня начинает колотить всего от увиденного. Это какой-то школьный паблик. На фото он с чужим членом во рту. Отморозка на ней не видно, но зато его отлично. Фото подредактировано. На ней всё выглядит так, как будто он с радостью делает это. Так вот почему на него все так косились. Он хватается за дверцу открытого шкафчика, чтобы не упасть. Паника всё-таки наступает. Ужас от происходящего сводит с ума. Он тянет ворот толстовки, чтобы хоть немного увеличить приток воздуха в лёгкие. Но это не помогает. А после того, как рядом с Дженни вырастает фигура того самого амбала, мир схлопывается до непреодолимого страха. — Ты нашёл досье? — девушка криво улыбается, когда на ее талию ложится рука отморозка. — Для тебя, что угодно, куколка? — тот прижимает её к себе. — Свидание, помнишь? — Помню. — хмыкает она. — Надеюсь отправил? — Обижаешь! Доставлено и прочитано. Кого-то ждёт жаркая ночка. — заходится в смехе. Затем замечает застывшего Тэхёна. — Посмотрите-ка, кто тут? Маленький, похотливый педик. — парень откровенно ржёт в голосину. — Может повторим? Амбал хватает его за челюсть, которая до сих пор болит, задирая голову вверх. Капюшон спадает, открывая избитое лицо, где красуются два лилово-синих фингала и опухший нос. — Что малыш, кому-то не понравился твой отсос? Тэхёна начинает мутить, ещё чуть-чуть и его вырвет. Вот только тошнить уже нечем. Лишь болезненные спазмы скручивают желудок. Он пытается вырвать лицо из цепких, грубых пальцев. — Отпусти, мразь, — шипит разбитыми губами. Как же он ненавидит их всех. Ненавидит себя и свою жизнь. — Ого, у сучки есть зубки. — выплёвывает ему в лицо отморозок. — Сучка заслуживает наказания. Никуда не уходи после занятий, буду наказывать тебя за дерзость. — он отпихивает Тэхёна так, что тот не удерживается и падает на пол, сильно ударившись копчиком, на котором и так уже огромный синяк. Тело снова пронзает боль. Он пытается подняться, но сломанное ребро даёт о себе знать, быстро встать не получается. Девушка присаживается рядом с ним. — Никто не смеет отказывать мне, Ким Тэхён, — словно в трубке допотопного телефона слышит он скрипучий, девичий шёпот над своим ухом. — Надеюсь ты запомнил это навсегда. До него доходит, что всё это устроила эта маленькая мразь с кукольным личиком. «Вот, кто настоящая сучка». — на лице вдруг расползается истерическая улыбка, в ней застыла дерзкая издёвка. Это всё, на что он сейчас способен. Пока это его максимальный отпор. Организм пытается защищаться от навалившегося на него стресса. — Чего улыбаешься, гондон? Смешно тебе. Хочешь, чтобы тебя ещё и выебали. Понравился мой член? — отморозок хватает Тэхёна за шкирку, отрывая от пола. Тот морщится от проникающего в лёгкие резкого, терпкого запаха одеколона этого упыря. Та картина в туалете, снова и снова врезается в мозг. Улыбка, больше похожая на оскал, на лице Тэ, почему-то становится шире. Окружающие заливисто ржут. Издевательства над беспомощным почему-то кажутся им смешным. Прогнивший, больной мир. Всё прекращается, как только звенит звонок, оповещающий о начале занятий. Амбал снова швыряет Тэхёна на пол. Толпа зевак разбредается по классам. А он остаётся какое-то время лежать на полу. Чувствует себя сейчас этой холодной мраморной плиткой, в которую упирается его щека. По ней точно также прошлись, оставив кучу грязи. Вот только плитку помоют и она снова будет чистой, а кто помоет его изгаженную душу. Кто? Умереть сейчас, это даже не то, чего хочется. Испариться, разложиться на молекулы, вообще никогда не существовать, это было бы самым идеальным сейчас. Поднявшись, всё-таки забирает вещи и прочь несётся из школы. Перед глазами, из-за хлынувших слез, всё расплывается: улицы, деревья, машины. Он просто бредёт, словно в тумане, полностью погружённый в свои размышления. За что ему всё это? Какие грехи он совершил, что жизнь так жестоко наказывает, макнув головой в это дерьмо. Наконец добирается до ненавистного дома. Снова этот мерзотный запах алкоголя, пота и сырости. Как теперь сказать опекуну, что он больше не вернётся в школу? Наверняка он снова изобьёт его. Пусть! Но он ни за что не вернётся туда. Лучше умрёт. Плетётся в душ. Хочется смыть с себя всю эту мерзость. Трётся мочалкой так, что кажется сотрёт кожу до крови. Тело горит огнём, но искалеченная душа горит сильнее. Переключает на холодную. Садится на пол душевой и снова плачет, срываясь на пронзительный вой под холодными, обжигающими струями воды. И почему вода не может смыть грязь с души? Почему? Выходит, обессиленно валится на кровать, забыв запереть дверь своей комнаты. Думать не хочется ни о чём. На это просто нет никаких сил. Проваливается в тревожный сон, из которого его выводит разъярённый рык опекуна, ворвавшегося в его комнату. Он снова пьян и, судя по всему, очень зол. Скидывает ничего не понимающего парня с кровати, и начинает пинать ногами, тыча в лицо экраном своего разбитого смартфона. — Я тебе говорил, уродец, что не потерплю пидоров в своём доме! — орёт дурниной. Тэхён краем глаза замечает то самое фото, что и утром в школе на телефоне Дженни. Эти ублюдки добрались и до его опекуна. Значит, это про его досье они говорили. А тот, не переставая, бьёт его, матерясь и плюясь желчью. Тэхён пытается увернуться, оттолкнуть, из последних сил пинается сам, он загнан, ему нестерпимо больно, но он даёт отпор, пусть и беспощадно бессмысленный, ведь этот боров огромный, бешено злой, от бесконечного пьянства словно слетевший с катушек и готов убить. Похоже ещё одно ребро ломается. Из разбитого носа снова течёт кровь. Но Тэхён терпит. Не кричит, не плачет, не оправдывается. Не доставит этому психу такого удовольствия. Лишь брыкается, пытается царапаться и отпихнуть от себя это пьяное животное. На лице парнишки снова расползается эта странная улыбка, больше похожая на оскал. Он осознаёт, что это не нормально, но эта улыбка словно приклеилась к нему. Улыбка, в которой собрались все проклятия мира, улыбка, в которой он хранит последние остатки своего искалеченного «я». — Ты ещё и лыбишься, мелкий сучонок? Нравится, когда бьют? — Джисон со всего размаха бьёт Тэхёна ботинком по лицу, громкий хруст и мощный фонтан крови из сломанного носа, нестерпимая, просто жуткая боль и сознание мгновенно уплывает снова. Последнее время спасительная темнота бессознательности становится единственным местом, где нет ничего плохого. Где никто не трогает его, не измывается, где он совершенно один и в своём одиночестве он в безопасности. Открыв глаза, парень изнывает от нестерпимой боли во всём теле, всё лицо в засохшей крови, в груди затаилась и плачет даже не истерзанная душа, а лишь её ошмётки, лохмотья отчаяния и невыносимой тоски. Он начинает думать, что хочет остаться там, в той спасительной темноте навсегда. Хочется снова закрыть глаза, провалиться в небытие и навсегда поселиться там, посеять в ней крупицу своего истощённого сердца, и если уж не взращивать его заново, ведь на это совершенно нет ни сил, ни желания, то хотя бы попытаться сохранить то, что от него осталось, похоронить там ту каплю потухающей надежды, что уже никогда не вспыхнет. Просто провалиться в чёрную дыру сознания и тихонько замереть. Оцепенеть, спрятавшись от всего мира. Ведь мир отвернулся от него, сломал его окончательно и он уже никогда и ни за что не будет прежним. В его глазах застыла мученическая агония угасающей жизни, жестокая инквизиция его израненной души, его сокрушительная боль и нечеловеческая пытка загнанного сердца. Тэхён прислушивается, Джисон громко храпит в своей комнате. Через приоткрытую дверь видит его свисающую с кровати руку с початой бутылкой соджу. И это последняя капля его выдержки. Так больше он не может… Пора… Тэхён кое-как доползает до кухни. Идти он почти не может. Находит банку с лекарствами. Их немного, в основном обезболивающие. Его опекуну все лекарства заменяет алкоголь. Достаёт пару блистеров. Нет. Пары мало. Берёт три и возвращается в свою комнату. Да, наверное это единственный выход из той нечеловеческой пытки, в которую его окунула судьба… Что ж, он готов… Глотает таблетки одну за одной. Скоро всё закончится, скоро он будет в порядке. Там, где нет ни Джихона, ни отморозков из школы. Быстрее бы… Но голову вдруг посещает одна мысль. «Умереть в этом гадюшнике. Ни за что. Только не здесь. Где угодно, насрать где, под забором, в грязном подвале, да хоть прямо на улице. Только не здесь.» Эта храпящая мразь не будет глумиться над его телом. Не увидит насколько он слаб. Собрав последние силы, держась одной рукой за стенку, а другой за сломанные ребра, согнувшись пополам и еле переставляя ослабевшие ноги, выходит на улицу. Через дорогу небольшой парк. Ему нужно туда. Услышать шум листвы и увидеть последний луч солнца — идеальное место для смерти. Может кто-то скажет, что он слаб, что он сдался и сломлен. А он лишь ищет свой путь, единственный путь к своей свободе. Голова уже кружится так, что он практически ничего не видит, когда добирается до лавочки в парке, но не успевает дойти до нее, падает рядом, уносясь в такое желанное для него небытие. Перед глазами то самое золотое свечение из его сна, он видит его, видит... И последнее, что слышит, как будто из далека... — Алло! Скорая…