***
К вечеру следующего дня порядок в школе был восстановлен. Ученики так и не поняли, что же всё-таки произошло, посчитав это и правда учебной тревогой. Хосока забрала скорая, рана оказалась не смертельной, пройдя чуть выше сердца. С ним уехала и Лан Мэй. Намджун так же покинул школу вместе с прибывшими людьми из центра, которые забрали с собой директора Ли и Минсока, заполучив на руки отличный козырь против корпорации. Ещё одна группа обыскивала бункер в лесу. Жизнь приходила в нормальное русло. Тэхён отсиживался в библиотеке за своим рабочим столом на ресепшне, дабы привести мысли в порядок после случившегося, когда внезапно скрипнула дверь, а затем послышался звук поворачивающегося ключа в дверях. Кто пришёл, догадаться было не трудно по терпкому запаху кофе, тут же разнёсшемуся по помещению. — Привет, — услышал он любимый голос. Крепкие, сильные руки обняли со спины, горячее прерывистое дыхание возле уха и нежный чмок в мочку. Тэхён аж поёжился от интимности момента. Вокруг так тихо, ни души. Сумрак опускающегося на школу вечера застилает своей серостью и таинственностью всё вокруг, полумрак дарит уединение, обостряя все чувства в разы. — Тэ, как же ты вкусно пахнешь, — тянет Гук, утыкаясь в нежную, тёплую шею своего парня, — наконец-то мы можем побыть вдвоём. Мурашки от лёгких прикосновений губ к загривку покрывают с головы до ног и Ким ёжится от этой волны новых ощущений. Хочется ещё прикосновений, хочется, чтобы Чон не останавливался. Он сам не замечает, как первый, несмелый, несдержанный низкий стон срывается с его губ. Они оба вздрагивают от неожиданности. А Гука словно мгновенно током прошило от такого долгожданного звука. — Боже, Тэ, твой стон..... — он не говорит, он хрипит сдавленно от накатившей волны возбуждения, ударившей сразу по всему телу. Поднимает парня рывком на ноги, разворачивая к себе лицом, и впивается в родные, пухлые губы так яростно, что Тэхён теряет почву под ногами от такого страстного напора. Поцелуй разгорается за секунды, набирая обороты, парни уже оба не сдерживаются в своих желаниях, хватая друг друга за плечи, вплетая пальцы в волосы, шаря по спине и талии, опускаясь на бёдра и снова вверх, гуляя по телам и прижимаясь ещё теснее. Воздуха не хватает, но это сейчас совсем не важно, звонкие звуки причмокивания от мокрого и словно остервенелого поцелуя раздаются по всей библиотеке, благо поздний вечер и сейчас никого нет. Ким отстраняется первым, задыхаясь и рвано хватая воздух. Дыхание сбитое, губы в губы, смотрят глаза в глаза, а руки ещё крепче сжимают прильнувшие тела. — Тэ, ты дрожишь… — сипло, шёпотом. — Ты тоже, Гук… — облизывая губы. Огромные, чёрные глаза напротив словно ещё чернее становятся на это движение. Тяжёлый выдох Чонгука и он снова рвётся к любимым губам, что так обильно сейчас смазаны слюной. Они не целуются, они словно съедают друг друга, кусаются, сплетают языки в непрерывном, резком, животном касании, вылизывают рты и стонут, громко стонут, не в силах сдержаться. Ноги Тэхёна уже подкашиваются от такой бури страстей, нахлобучивших его с головой. Он уже не обнимает, а цепляется за Гука своими тонкими пальцами, стараясь крепче к нему прижаться, чтобы не упасть. Всё тело бьёт судорогой от сладости их поцелуя. — Гук, Гуки, Боже… — звучит в тишине помещения так отчаянно, приглушённо, хрипом оседая на слух Чона. — Я хочу тебя, Тэ, так сильно хочу..... Взгляд Чонгука сейчас бешеный, сорвавшийся с катушек, ничего не соображает, лишь потрясывает всего от новых ощущений. — Никогда ничего подобного не ощущал, мне кажется я сейчас взорвусь, Тэ… Ты такой вкусный, я сейчас с ума сойду… — Сделай что-нибудь, Гук, у меня всё горит внизу… — писк такой жалобный, просящий, а сам глаза прикрывает от смущения. Но его вышибает из реальности, когда сильные руки любимого человека хватают его за талию и одним точным движением усаживают на стол, а после ладонь одной руки зарывается в копну его взлохмаченных волос, а вторая ладонь опускается на пах, сжимая эрегированный орган через ткань брюк. Тэхёну сейчас слишком много и неожиданно. Он выгибается в спине, неосознанно подкидывая бедра чуть выше, словно выдавая своё негласное желание очередного прикосновения. Гук не медлит и проводит по члену Тэ ещё раз, сжимая его ещё сильнее и низкий, бархатный стон, будто умоляющий и срывающий все тормоза, открывает ему путь к желаемому. — Я хочу прикоснуться к нему, Тэ… Ты позволишь? Я не напугаю тебя? Чонгук не говорит, он хрипит сквозь сжатые зубы, стараясь говорить мягче, но от бешнейшего желания это сделать невыносимо сложно. — Я тоже хочу прикоснуться к тебе, Гук… Очень..... — шмыгает носом, слёзы застилают глаза от накрывающей его безудержной страсти. С ней нет сил бороться. Да и надо ли? — Тогда давай сделаем это вместе… Чонгук сцеловывает мелкие, солёные слезинки с родных глаз, что сейчас прищурены в исступлении. Требовательные пальцы Гука уже расстёгивают ширинку Тэхёна, впиваясь в нежные, влажные, припухшие губы своего парня. Тэхён не медлит, хоть и страшно очень, всё настолько впервые и очень волнительно, но он вторит действиям Чона, опуская руки к ширинке его джинс. Звук опускающихся металлических застёжек в унисон раздаётся в стенах библиотеки. И парней уже не остановить. Касаются друг друга несмело, сначала робко, затаив и без того сбитое дыхание. Жарко невыносимо, воздуха не хватает совершенно. Оба вздрагивают, когда пальцы рук касаются горячей, пылающей плоти. Тэхён сжимает член Гука и почти воет ему в губы от того дикого вожделения, что не даёт ему сейчас даже вдохнуть воздуха, так приятно ощущать под кожей столь интимное место родного человека. Гук с ума сходит, когда Тэхён издаёт этот волнительный стон, то ли от прикосновения к нему самому, то ли от того, что трогает сейчас каменно стоящий член Чона. Оба задыхаются и практически рычат, когда одновременно начинают надрачивать друг другу, совершенно не задумываясь о правильности своих действий. Хватка крепкая и настойчивая, рьяно двигают кулаками вверх и вниз, даря друг другу такое необходимое сейчас удовольствие. Так сладко, так дико, так хорошо, головы оба запрокидывают, зажмуривая глаза, а руки движутся почти одновременно, без малейшей остановки, всё крепче сжимая плоти друг друга. Тэхён вскрикивает первым, обхватывая ногами талию Гука, прижимая его к себе еще ближе. — Гукииииии, ааааах… — с пересохших от частого, тяжёлого дыхания губ срывается звонкий крик, ещё сильнее сжимая свои ноги, а тело пробило сладостными конвульсиями, даря такую долгожданную и яркую разрядку. Сперма пульсирующей струёй выстреливала рвано, пачкая руку Гука и пиджак Тэхёна. Тело трясло и хрипы не прекращались. Чонгук срывается следом, растворяясь в неистовом моменте мощного экстаза. Его крик наслаждения следует за Тэхёном буквально через несколько секунд и бёдра свело от сильнейшего оргазма, выплёскивая густую белёсую жидкость на ладонь Тэхёна. Дрожь такая крупная бьёт обоих без права на спасение и они утопают в безудержном счастье, познавшим впервые такую дичайшую страсть. Они обнимались долго, переводя дыхание, даже не задумываясь о том, что штаны обоих спущены и не застёгнуты до сих пор. Поцелуи нежные, расслабленные, касаются друг друга бережно и ласково. Дарят сейчас всю свою взаимную любовь, обволакивая друг друга в неге искренности и тепла. — Тэ, тебе понравилось? — вопрос слетает с губ необдуманно, на инстинктах и волнении. — Гуки, я…я… — Ким тычется носом в шею Чона, вдыхая его терпкий аромат выступившего пота, этот запах для него сейчас спасение, дарящее истому и в то же время необычайное головокружение. — Что-то не так, Тэ? — ладони касаются любимого лица и Чонгук тянет его ближе к себе, заглядывая в прикрытые глаза. — Тэхён, ты жалеешь? — голос дрогнул от страха, подступившего к самому горлу, маленькой извилистой змейкой заползающей прямо в сердце. Мотание головы в отрицании и тихий, несдержанный вздох, словно торопится ответить, но смущается. — Говори, Тэ, если ты не готов, я больше ни разу… обещаю… я не буду… — Гук, — перебивает громко, но хрипло, приставляя палец к влажным губам, что застыли в немом испуге, — всё не так, стой… Ким переводит дыхание и рывком открывает глаза, смотря прямо в обеспокоенные обсидианы прямо перед собой. Там столько любви и заботы сейчас плещется. Как же Чон мило заботится о Тэхёне. Но мысли Тэ сейчас совсем не об этом. — Гука, я… я хочу большего… Я готов! А ты? И смущённая улыбка утыкается прямо в грудь, парень тихонько хихикает в стеснении во влажную рубашку своего парня, а Гук замирает, не веря своим ушам. — Тэ, родной? Ты… ты серьёзно? — тараторит быстро, почти заикаясь, шёпот прямо на ухо, склонившись к смущённому Тэхёну. — Ты против? — голос дрогнул. — Тэ, любимый мой, ты издеваешься? Да я мечтаю об этом, наверное, с первой нашей встречи. Ох, да о чём мы вообще разговариваем, иди ко мне. И руки Гука уже поднимают Кима под ягодицы, прижимая к себе максимально близко, сводя с ума своей горячностью и отбрасывая все сомнения и страхи, губы впиваются в губы Тэ сладким, тягучим поцелуем, лаская его язык, медленно оттягивая то нижнюю губу, то прикусывая верхнюю. — Я готов любить тебя сутки напролёт, Тэ. Ты всё, что мне нужно в этой жизни. Только ты! Понимаешь? Никому тебя не отдам, никогда! И поцелуй любви и обожания длится ещё долгое время, пока есть силы. Когда оба начинают осознавать, что желание растёт в геометрической прогрессии, срываются из библиотеки и несутся наверх по лестнице, преодолевая холл и нижние этажи. Комната Тэхёна сейчас пуста, Хосока уже увезли, оба это понимают и не медлят, совсем! Мальчики давно не маленькие, знают, что и как, пусть и впервые это всё, но старый, добрейший Гугл им в помощь и уже в душе, раздевая друг друга впопыхах, срываются на поцелуи страсти так, что в объятиях друг друга сгорают и мечутся по душевой кабинке, трогая руками уже везде, шепча слова любви и признаний в диком желании. Тэхён первый поворачивается в любимых руках, откидывая голову на плечо любимого парня, ловя губами горячие струи воды и жмуря глаза. — Я не знаю, как у нас всё будет дальше, Гук, но я хочу, чтобы именно сейчас Ты любил меня, возьми меня, молю. Будь сверху, я очень этого хочу. Тэхён дрожит в сильных руках, что оглаживают его тело так яростно, словно пытаясь содрать кожу, ладони гуляют везде, даря такие неистовые, умопомрачительные ощущения сладости. Чон прижимает Тэ со спины к своей мощной, загорелой груди, что вздымается от тяжёлого дыхания, обхватывая одной рукой его талию, а другой проходясь по ложбинке между ягодицами, срывая уже такой любимый и долгожданный стон. Тэхёна нужно подготовить и ласковые пальцы Гука медленно, из раза в раз, касаются колечка мышц и потихоньку входят по одному, не спеша, растягивая анус при помощи смазки, найденной у Хосока в тумбочке. Зачем она ему, история умалчивает, но пригодилась, как нельзя кстати. Тэ сначала замирает и почти не дышит, когда запретный плод пытаются слегка раздвинуть, трогая мелко, нежно, почти невесомо. Но спустя уже минут пятнадцать ощущение жжения проходит и стоит только Гуку протолкнуть палец чуть глубже и согнуть его внутри, как раздаётся громкий, неожиданный крик удовольствия. Тэхён изгибается в пояснице, ошалело дёргаясь и выпучивая глаза. — Гук, оооооох, что это? — стон не прекращается, как и движение пальца внутри, тело дрожит так сильно и дёргано, Ким задыхается в ощущениях. — Умоляю, сделай так ещё раз. — А вот мы и нашли простату, малыш. — Гук хихикает, но ему совсем не смешно, скорее облегчение лёгкой, шёлковой тесьмой легло на плечи, вызывая душевную щекотку. Он так волновался, что сделает что-то не так, боялся не удержаться и поторопиться с растяжкой, но сейчас тяжелый выдох хрипом вырывается из пересохшего от волнения горла. Он справился. Он не напугал своего любимого мальчика и не сделал ему больно. Тот так протяжно стонет, захлёбываясь в струях воды, хватаясь пальцами за его бёдра, слабея в ногах. Тэхёну сейчас хорошо, он почти плачет, просит повторить. Гук хватает его на руки и несёт из ванной комнаты на кровать, укладывая его спиной и лицом к себе. — Всё, что я буду делать, хочу делать у тебя на глазах, не закрывай их и смотри только на меня. Слышишь, Тэ? Только на меня. Шёпот ласковый, хриплый, почти несдержанный, но такой любимый для Тэхёна. Он медленно разводит свои длинные, стройные ноги в стороны, открывая себя полностью перед любимым человеком, не чувствуя ни стеснения, ни страха, лишь мольба в глазах в желании повторить то, что было сейчас там, под каплями воды. Ничего в жизни подобного не испытывал, зная, что и Гук тоже, мелким шрифтом мысленного маркера помечая себе, что и Гук должен познать этот невероятный кайф. Зубы стиснуты у обоих до трескания эмали, когда Гук смазывает свой каменно стоящий член, опускается всем весом на кипящее от страсти тело Тэхёна и слегка толкается, подставляя крупную головку к разработанной мышце Тэ. Тот закрывает глаза и шумно выдыхает, цепляясь длинными, музыкальными пальцами за мускулистые плечи Чонгука. — Гук, давай, ну… — и где тот смущённый мальчишка из библиотеки? В голосе Кима нетерпение и животная страсть, он всем телом ощущает, как трясёт от исступления Чона, тот словно полыхает от страсти и изо всех сил сдерживает себя. — Умоляю, подари мне те ощущения, что были в душе, это что-то космическое, — хнычет Тэхён, ещё сильнее впиваясь ногтями, когда Гук пытается толкнуться очень мягко, чтобы не навредить, удерживая свой вес на собственных, дрожащих руках. — Это называется простата… — Аааааааах, да, да, да, ещеее… — крик снова раздаётся так неожиданно, оглушая спящую тишину вокруг. — А вот и она, — улыбается Гук и целует своего мальчика везде, где только достаёт требовательными губами, касаясь мочки ушей, висков, закрытых в наслаждении век, кончика носа, и снова толкается, заходя уже наполовину. Тэхён так извивается под ним, что он не знает, как ещё держится, как не кончил прямо в ту секунду, когда зашёл в его мягкую негу. Нежные стеночки ласкают его член, узко и горячо внутри так, что крышу срывает. Хочется выть, но он лишь приглушённо и задушенно стонет, когда толкается до упора, входя полностью, проходясь по простате уже точным ударом. Тэхён мычит, мотая головой из стороны в сторону, его каштановые кудри разлохматились по подушке, вспотевшие локоны прилипли ко лбу, глаза зажмуренны, а ресницы подрагивают в такт толчкам, на которые уже срывается Чонгук, чувствуя, что сейчас они оба на грани бешеного удовольствия. Ким кричит без остановки, слёзы счастья и наслаждения стекают по его щекам, стекая по вискам, путаясь в шевелюре волос и пропадая в ткани постельного белья. Он близок, очень близок, тело трясётся от покачиваний при вторжении в него и при каждом касании заветного комочка нервов, он бархатным разливом голосит на всю комнату, словно взорвётся сейчас от подступающего финиша. Чонгук из последних сил держится, так феерично хорошо, сладость от горячих, мягких стеночек сводит с ума, он рычит, утыкаясь охрипшему Тэхёну куда-то в скулу, пытаясь прошептать как можно громче. — Давай, Тэ, давай, я не могу больше, — его тело крупной дрожью бьёт, он так близко. И это спусковой крючок для Тэхёна. Он даже не успел прикоснуться к себе. Даже мысли не было. Анальный оргазм просто вышиб его из реальности. Так громко разнёсся его восторженный, хриплый, рваный крик, отражаясь и отскакивая от стен комнаты. Оргазм свёл с ума своей мощью. Такой долгий, разливающийся по телу и связывающий в узел. Он словно скулил от избытка ярких и занебесных ощущений. Собственный крик оглушил его, а позвоночник выгнуло такой дугой, что Чон даже сопротивляться не смог, излился глубоко внутрь своего мальчика, рыча ему куда-то в макушку, ловя наслаждение от буйства неимоверно мощного пика удовлетворения и от лёгкой боли впившихся в экстазе ногтей Тэхёна в его лопатки. Они ещё долго ласкались и тихонько переговаривались, нежась в объятиях друг друга, заглядывая в глаза и всё ещё сами не верили, что на свете бывает так неистово хорошо. Столько счастья у них сейчас на двоих, два сердца, а душа одна. Она словно бродила по земле в поисках этих двух половинок, а когда нашла, соединила их вместе, найдя своё пристанище в этих двоих. Им казалось, что столько блаженства и всеобъемлющего счастья просто не бывает во всей вселенной. Но эта вселенная схлопнулась в лице этих мальчишек, что шепчут слова любви, тискаются и хихикают в ночи. Для себя они понимают лишь одно, им ничего больше от жизни не нужно, лишь бы вот так всегда, всю жизнь, на долгие, бесконечные годы, глаза в глаза, сладкое дыхание в губы, признания и очаровательная нежность. Они признают, что им порознь уже никак нельзя, только вместе, только рядом. Да и что может омрачить их любовь? Что может заставить их расстаться? Ведь это невозможно. Только они и только друг у друга.***
Странные, громкие звуки утром заставляют парней разлепить глаза, щурясь спросонья. За окном льёт дождь, пасмурно, всё серое и какое-то унылое. Но их сплетённые во сне тела заставляют улыбнуться в милейших, беззаботных улыбках, подаренных друг другу. Шум за дверью приближается. Это топот чьих-то ног и громогласные переговоры сразу нескольких мужчин. Это удивляет и даже пугает, потому что резко распахнувшаяся дверь в комнату заставляет мальчишек подскочить в постели и жаться друг к дружке в шоке и недоумении, прикрываясь одной тонкой простынёй на двоих. Перед ними пятеро огромных амбалов в чёрных костюмах, в наушниках и чёрных, противосолнечных очках. Такое ощущение, что какой-то детектив — боевик разворачивается на их глазах. Пятеро охранников расходятся по комнате, как по немой команде и уже в проёме входной двери появляется статный, черноволосый мужчина в сером костюме, смотрящий с прищуром и ошарашенно оглядывающий мальчишек. Его будто осуждающий взгляд останавливается на Чонгуке, он кивает на него своим телохранителям и властным, не терпящим возражения басом заявляет невообразимое. — Чонгука в машину, быстро, я не буду ждать дольше пяти минут. — Но папа, что происходит? — Чон выкрикивает совершенно обалдевшим хрипом. Папа? Это отец Гука? Министр? Здесь? Но зачем? Паника нахлобучивает за считанные секунды, словно снежным настилом закручивает в огромный ком, слой за слоем, и уже страх чего-то непредвиденного сжимает сердце до потери воздуха из лёгких. Никто из парней ничего не успевает даже понять, как голос министра оглушает слух своим раскатистым. — Сын, ты едешь со мной! Здесь ты больше учиться не будешь. Ты уезжаешь со мной сейчас же и навсегда. Этого просто не может быть! Особенно то, что происходит после… Министр Чон одаривает Тэхёна презрительным взглядом, фыркает и, резко разворачиваясь на каблуках своих дорогих ботинок, удаляется прочь. Словно всё, что он видел здесь, не для его глаз и понимания. Он больше не говорит ни слова, гордо удаляясь прочь. А Чонгука хватают амбалы прямо из постели, прямо вот в таком виде, голым и беззащитным. Один из охранников хватает плед с кровати Хосока и все впятером заворачивают его в него вместе с руками, как вещь, чуть ли не с головой. Крик Чона раздаётся на всю школу диким ором, он не просто шокирован, он напуган до ужаса, напуган оттого, что он уже понимает цель визита своего отца и что он хочет сделать. Он хочет забрать его. Забрать от Тэхёна и увезти неизвестно куда. Гуку не дают выкрикнуть его рвущееся в болезненном отчаянии «Тэхён», грубым движением закрывают рот и выносят, как сломавшуюся куклу, что бьётся в истерике и пытается вырваться, но все его конечности стянуты, как в жгуты, его закинули на руки сразу трое здоровенных амбалов, сжали своими огромными ручищами, не давая даже дёрнуться, и понесли через всю школу к машине, припаркованной у подножия здания. Душераздирающий крик парней сливается воедино, отчаянно пронзительный Тэхёна и приглушённый пятернёй телохранителя Чонгука. Это сон, это бред, это кошмар. Это снова какой-то ад. Тэхёну кажется на мгновение, что всё, что с ним происходило всё это время, это приснилось ему, померещилось, что он до сих пор лежит у лавочки в парке, умирая под действием таблеток, которых он наглотался в бесконечном желании умереть. Он промаргивается, приходя в себя, когда понимает, что крик Чонгука уже не слышен, подрывается с кровати, хватая джинсы Чона, что первые попались ему под руку и, натягивая их на бегу, пытается нестись, как можно быстрее, падая, путаясь в штанинах и снова подскакивая. Его вопль безнадёжности разрывает безучастную тишину закрытой школы, он летит по ступенькам вниз и снова падая, царапает руки, ладони, плечи, шею, ведь он в одних штанах, всё остальное тело голое, покрытое мурашками от ужаса происходящего. Вздымающая грудь от частого, тяжёлого дыхания и в районе рёбер дико бьющееся в скорби сердце, непрекращающийся вой отчаяния и рвущиеся наружу рыдания горлом, звучащие раненым зверем. Это будто и правда черти восстали из ада и утягивают его сейчас в самое горящее пекло. Потому что душа полыхает от страха и невыносимой боли. Он знает наперёд итог всего происходящего. Он понимает это без слов. Этот ужас витает в воздухе без каких-либо объяснений. Но сдаваться он не намерен. Бежит на улицу и орёт, что есть мочи, запинаясь и падая на гравий, разрывая ладони до крови. — Гуууууууууууук… Его ор такой оглушающий, словно он вложил в него последние силы и надежду всё исправить, когда видит, как машина министра уже отъезжает от ворот, а на заднем сиденье Гелендвагена бьётся оголёнными руками в стекло и вопит немым криком за пуленепробиваемыми стёклами его Гук, его лицо опухло от слёз, он явно охрип, пытаясь докричаться до людей, хватающих его за руки и пытающихся усадить на сиденье. Он бьётся до последнего, он отталкивает от себя огромных амбалов, прижимаясь к окну лицом, которое расплющило по стеклу от такого тесного касания. Капли дождя и капли слёз Чона смешались на стекле машины, что увозит его всё дальше и дальше. Ким снова подскакивает на ноги и бежит… Со всех ног бежит за машиной, он не знает, что делает, он не думает об этом, лишь отчаянное желание видеть любимые глаза хоть на долю секунды дольше. Его истошный крик повторяющихся слов сливается с движениями губ Гука. Тэхён не слышит, что именно выкрикивает Чон, но он читает по любимым губам свою же умоляющую мольбу. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!» Ким скользит по мокрым от дождя камням, падая навзничь, но не даёт себе ни мгновения, не ломается под дикой болью, что выкручивает его сердце наизнанку, подрывается и вновь бежит, протягивая дрожащие руки к машине, что уже на бешеных скоростях увозят его любовь в никуда. Он уже не видит чёрный, адский автомобиль, он не видит родные глаза, утопающие в горячих слезах, он не видит бьющегося в агонии Чона, он лишь слышит громкий крик, зовущий его, узнаёт его на периферии своего сознания, различая собственное имя. Это Юнги уже хватает его в свои цепкие объятия и жмёт к себе рывком, в попытках остановить бегущего парня, бегущего в пустоту. Он слышит звонкий голос Чимина, который прижимает также к себе с другой стороны, и тормозит его бесполезную гонку под ледяным, проливным дождём. Они останавливают его почти в одновременном дёрганом рывке, что даже ноги Тэ оторвались от земли, подкинувшись вверх, заваливаясь на него, желая остановить его истерику. Он не слышит ничего, что они ему кричат, лишь собственное дыхание уже снова подводит, топя его в пучину беспроглядной панической атаки, где он теряет себя и свои силы. Он задыхается. Снова. Снова нет сил и возможности дышать. Эта страшная мука вернулась. И дичайший крик Тэхёна разлетается по окраинам местности, когда память беспощадно подкидывает шёпотом где-то глубоко внутри него слова его родного и до безумия любимого человека: «Дыши, слышишь, дыши, Тэ, давай вместе, считай до десяти и дыши!» Но у него не получится. «Без тебя не получается, Гук.....» Это последнее, что он помнит. Это последнее, что проносится в его затуманенном от кислородного голодания мозгу. Он проваливается в чёрную бездну, теряя сознание с одним лишь именем на губах и диким хрипом от отсутствия воздуха на устах.