История моей семьи

      Удивительно, каким сильным и ловким становится человек, когда хочет жить.       Девушка носилась по кухне и гостиной, стараясь не попасть в лапы Глускина. Визги, крики; адреналина было столько, что он не смог бы угнаться за ней, даже если бы от этого зависела его жизнь.       — Не трогай меня, подонок!       Эдди же ничего не говорил, просто преследовал её, пытаясь схватить.       Заячья душа обкрутила его вокруг дивана раз пять, а после, перемахнув через мебель одним прыжком, побежала на кухню и то же самое начала проворачивать со столом, пока в один момент жених не стал на стол коленом, чтобы пересечь преграду.       Он резко схватил девушку за одежду, но невеста была так напугана, что рванула прочь, порвав ночное платье. Однако было поздно. Глускин схватил её за плечо и с силой пихнул на пол. Ощущения были такие, как будто она в одно мгновение упала с очень большой высоты.       Мужчина прижал её рукой к полу и нанес пару ударов в грудь, чтобы та ощутила боль, но не потеряла сознание.       — Ненавижу, скотина! — Бриджит с криком вцепилась в него и царапала слегка отросшими ногтями.       Один удар головой о пол и разум помутился на пару секунд.       Эдди окончательно разодрал её платье, потянув на себя, из-за чего девушка приподнялась, сама того не желая, а после плюхнулась обратно, с обнаженной грудью и животом.       Свадьба переносится на сегодня и сейчас. Нужно успеть, пока она окончательно не решила его бросить. Пока они оба не слетели с катушек от ненависти друг к другу. Тут хватит любви всего лишь одного.       Глускин схватил её за волосы грязной рукой, а после ворвался в женский рот, целуя. Девушка в одно мгновение почти откусила чужой язык, но он успел выскользнуть обратно. Ударившись ещё раз о пол, невеста взвизгнула, когда её волосы потянули вверх, практически вырывая из головы.       Снова грубый поцелуй накрыл её губы. Этот громила такой тяжёлый для неё, что, кажется, вот-вот раздавит. В чем вообще цель этого насилия над её ртом?       Бриджит мычала и извивалась, царапая чужую шею и тело, почти ломая ногти. Это была настоящая битва. Если, конечно, можно называть битвой противостояние хорька и медведя.       Мужчина болезненно шипел и утробно рявкал на каждый выпад в свою сторону, однако не защищался. Руки были заняты более важными вещами.       Девушка пыталась пнуть его в пах или ещё как-нибудь схватить, но тот уже стал отвечать на это, дёргая её волосы с такой силой, что глаза на мгновение вытягивались наверх. Наконец он убрал свою морду, от которой все ещё пахло сигаретами.       — Ненавижу! Ненавижу! Выродок! Отпусти меня, блять!       — Закрой рот!       Насильник отпустил волосы жертвы и притянул её к себе за бедра вверх. Нормальные люди используют подушку под поясницу, но в этом случае нужно будет справляться с тем, что есть.       Вокруг была темнота, и только свет из холодной комнаты поблескивал в коридоре, немного заползая на невидимую грань между кухней и залом. Ничего не было толком видно, но она услышала, как звякнула ширинка её женишка, и начала вопить во все горло, пытаясь свести ноги, чтобы ничего не получилось. Чтобы он не попал или ещё что-нибудь снизошло с небес и спасло её.       — Чтоб ты сдох! Выблядок! Ты сдохнешь в одиночестве здесь! Я лучше вскроюсь, чем буду тут с тобой! Ненавижу тебя!       — Я тебя тоже очень люблю, дорогая, — С иронией произнес мучитель.       Тонкие руки продолжали сжимать его тело и раздирать, пытаясь нанести хоть какой-то значительный урон. Это все казалось Бриджит таким бесполезным, когда тот прекратил даже рычать и лишь недовольно фыркал.       Эти недо-поцелуи, больше похожие на быстрые укусы, были для того, чтобы у этого чудовища появилась эрекция. И хоть не прошло достаточно времени, полу эрегированного члена будет достаточно.       Глускин схватился за её трусы, сжимая в кулак ткань, и, сделав оборот вокруг кисти, дёрнул на себя, отчего те треснули и порвались. Несчастная закричала на всю комнату от безысходности. Сейчас этот отморозок надругается над ней, а она даже не в состоянии что-либо сделать ему. В один момент муженек нашел нужное местечко, игнорируя свободную девичью ногу, которая пыталась отпереться от него, ударив в бок. Он вжался внутрь до упора. Смазки, конечно, не хватало, но и так пойдет.       Невеста вскрикнула и попыталась дать Глускину пощёчину, но не смогла дотянуться до его лица.       — Успокойся, наконец! Ты делаешь только хуже! Порвал уже, всё! Закрой пасть и наслаждайся, либо не мешай наслаждаться мне, — Слегка вожделенно говорил изверг.       Он схватился за её бедра обеими руками и использовал их, чтобы девушка оставалась на месте. Комната залилась рыданием, криками и пыхтением, которые слегка заглушались звуком бурчаний машины. Бриджит закрывала свое лицо плечом и прикрывала грудь, рыдая в голос. Это было в любом случае ужасно неприятно, хоть и не было через чур больно. Самая страшная боль была внутри.       Это мерзко, унизительно. Все в недрах скукоживается от ненависти ко всему миру. От ненависти к тем, кто не нашел её. От ненависти к этому уроду. От ненависти к самой себе, что позволила этому случиться.       Вскоре к остальным звукам прибавилось ещё и хлюпанье. Ей не нравилось, нет. Просто тело не хочет травмироваться ещё больше, и приходится идти на подобные попытки облегчить процесс.       — Столько крика, а всё равно ебливая.       Темп был одним и тем же. Не ускорялся и не замедлялся. Это чистая формальность, и приносить удовольствие она не должна. Хотя по мужчине не скажешь, что он недоволен происходящим.       Этого не видно в полумраке, но его член окрасился багровым оттенком из-за крови, смешанной со смазкой.       — Ненавижу, ненавижу, ненавижу... — Говорила невеста, почти рыча и скаля зубы, но в то же время не отрывая руки от глаз.       — Женщина должна вытерпеть некоторые вещи. Тебе было бы легче, если бы ты расслабилась, а не пыталась зажать меня. Пытаешься казаться у‌же, чем есть? Не стоит меня обманывать.       — Закрой свой поганый рот! Ты ненормальный, и я тебе не жена! В этом доме труп! Ты наверняка живёшь в ёбаном склепе! Засунь свой мелкий хер в кого-нибудь другого!       — Пожалуй, стоит начать с моей мокрой жены, не так ли? — пыхтя от первобытного удовольствия, говорил мужчина.       Девушка хрипела слова, все так же скалясь, но прячась за рукой. Что ей терять? Ничего. Поэтому она будет драться до последнего, будет пытаться. Выколет ему глаза, если понадобится, и искусает плоть. От страха и ненависти снесло крышу.       Глускин взял девушку за горло, и та убрала руки от лица, начав хватать мужчину за предплечье. Обреченица исцарапывала его ногтями, оставляя красные ссадины, из которых сочились мелкие крапинки крови. Она шикала и пыталась вцепиться в кожу Эдди зубами, несмотря на то, что в глазах темнело, и она уже ничего не видела перед собой.       — Ты так часто испытываешь моё терпение... Тебе нравится, когда бьют? Когда душат твою похотливую глотку? — Он пытался говорить, не перебиваясь резкими выдохами из-за слегка поступающего оргазма.       Бриджит же такими темпами провалилась во тьму. Очнулась неизвестно через сколько. Видимо, жених перестал её душить вскоре после обморока, и она быстро пришла в себя. Почему не происходит так, как бывает в фильмах ужасов? Чтобы она отключилась до конца, до смерти, чтобы не чувствовала этого всего!       Ещё несколько минут и Эдди вжался вовнутрь. После остановился, делая еле заметные качания бедрами.       — Отвратительный кусок дерьма... — Просипела девушка, чувствуя, как в её вместилище разливается теплое вещество, пороча новоиспечённую жену изнутри.       Муженек, кажется, не слушал её слова, да и отвечать в таком состоянии не мог. С тем, чтобы не слушать кого-либо, он справлялся намного лучше, чем она. И на это были свои причины.       Из коридора было слышно, как машина по переливанию раствора остановилась. Вероятно, жидкость закончилась и нужно залить новой. Настала зловещая тишина, и было слышно только то, как каждый из двух пытается отдышаться.       Глускин облизнул губы и довольно медленно вышел из неё. Было отвратительно чувствовать, как это всё выходит наружу из измученной девушки и капает на пол, на который её зад скоро и упал. Одно из лучших чувств на всем белом свете. Теперь они муж и жена. Это его женщина. Нельзя не радоваться. В этот момент Эдди был готов простить ей что угодно, любой каприз. Однако нельзя давать слишком сильную волю чувствам.       Мужчина поднялся с места и поправил волосы. Вслед за тем, провозившись, застегнул ширинку и куда-то пошёл. Вернулся с таблеткой и, открыв рот возлюбленной, на сухую запихнул в неё пилюлю. На вкус ужасно. Его руки все ещё были в подсохшей крови.       — Спокойной ночи, миссис Глускин, — Говорил тот холодно и спокойно.       Немного погодя он взял жену на руки и понес её наверх. У Бриджит не было сил сопротивляться.       Одежда лоскутами висела на ней, но это её не беспокоило.       Ощущения после всего этого были похожи на то, как будто её переехал грузовик, а в утробу залезли крысы и начали рожать там крысят, которые кричали и ершились своими маленькими телами прямо в плоти.       Оказавшись на кровати, она кое-как успокоилась, ибо муж покинул комнату. А далее пустота.       Этой ночью Эдди не спал. Что-то внутри него скреблось. Скреблось и немо напоминало о том, на кого он стал похож. Напоминало о том, что Бриджит была права в каждом своем слове.       На следующее утро в доме был такой беспорядок, словно через него прошлось стадо буйволов. Не было и следа от белых бантиков и всего остального.       Эдди сидел в ванной с оголенным торсом и обрабатывал исцарапанное лицо, плечи и руку. Он как будто наткнулся в лесу на рысь и выжил. Ватка снова прошлась по моське, а именно по щекам. Далее перешла на шею. Это было довольно неприятно, но необходимо. Остаётся надеяться, что к понедельнику это все более-менее заживёт. Повезло, что девушка хоть глаза ему не выколола своими когтищами. Нужно будет пойти и подстричь ей ногти, пока спит.       Муженек обречённо выдохнул и ещё раз покрутился перед зеркалом в ванной. Зрелище, мягко говоря, не из лучших. Да и чёрт с ним. Натянув на себя черную футболку, он убрал за собой предметы и направился на кухню.       Глускин приступил к рутине. Уборка заняла где-то пол часа с учётом оттирания от пола крови и других выделений. Не одно конкретное место, а все полы в гостиной и кухне. Пока девушка спала, он переодел её и вытер. Даже заплел кривую русую косу, которая была бы гуще, заплети он её позавчера.       Набравшись мужества, Эдди поднялся наверх и снова заглянул к своей жене. В комнате уже не было никаких украшений. Вчера он разнёс пол дома и отказывался даже сам себе называть причину такого поведения.       Бриджит лежала с приоткрытыми глазами. Промежность покалывало. Губы, рот и глаза сохли, словно она месяцами ходила по пустыне.       Тут им воняло. На всю комнату. Весь дом пропах этой мразью, но тут смердело больше всего, и только при этом условии она готова была умереть здесь и сейчас, лишь бы не чувствовать запах.       — Доброе утро, дорогая.       В ответ было лишь молчание. Глускин зашёл в комнату и тихонько сел на край кровати. После пары секунд молчания начал поглаживать женскую талию рукой, пытаясь разбудить.       — Как спалось? Возможно, я был немного груб во время нашего первого раза, но и ты меня пойми. Мне ведь не терпелось, — Эдвард стал коленом на постель и потянулся к лицу девушки, чмокнув в щеку. — Теперь, скорее всего, ты станешь матерью. Если вдруг не получится, нужно будет посчитать дни твоей овуляции, и в следующий раз все будет успешно, — Говорил тот взяв левую руку своей жены.       На безымянном пальчике уже красовалось золотое кольцо с голубыми драгоценными камнями. Переплетающаяся текстура напоминала что-то природное, словно корни сплетаются друг с другом, и на них ростки — те самые голубые камни.       — Оставь меня, — Самое вежливое, что смогла выдавить из себя девушка.       После её взяли на руки как можно аккуратнее и понесли вниз.       — Тебе нужны силы. В конце концов, материнство — это очень сложный процесс. Он требует времени и усилий обоих. Дорогая, ты рада?       Бриджит пыталась забыть это. Всё это. Пыталась не чувствовать, но вагину и низ живота словно обжигало холодом и крутило от мысли о вчерашнем. Она отвернулась от лица мужа и продолжила смотреть в пол. Губы начали дрожать и кривиться. Как же она хотела послать его куда подальше. Хотела наорать на него матом и вырвать его грязный хер с корнем. Если девушка даст себе волю, то умрет. Она умрет тут. Её затрахают насмерть, переделают под себя и после вымоют её кровь, напичкав тело формальдегидом.       — Ну-ну, не плачь! Я тоже очень рад всему этому. Можем даже выпить сегодня! Ничего не случится, если ты пропустишь по паре бокальчиков и съешь торт.       Бриджит начала рыдать. Ей не к кому было повернуться и некуда обратиться, поэтому она вжалась в грудь мужа и начала плакать, пытаясь утешиться. Пытаясь думать о том, что её тело — это лишь оболочка, что она выше всего этого. В итоге несчастная плакала долго, пока Глускин бережно носил её по дому и мычал какую-то песню. В конце концов, слезы уже не могли идти.       — Можно мне водички?       — Всё что угодно, дорогая, — Сказал мужчина с нежностью и, усадив девушку за стол, налил воды и поставил перед ней.       — Ты такая красивая по утрам.       Миссис Глускин молча начала пить воду из стакана пока она не кончилась.       — Можно мне побыть одной?       — Я бы не хотел, чтобы ты... — Его резко прервали.       — Пожалуйста. Мне нужно подумать... О будущем.       — Так и быть, дорогая.       Девушку отнесли обратно наверх и оставили там закрыв дверь. Она провела там пол дня, пока Эдди возился внизу с чем-то. Наконец она потребовала выйти, и тот с радостью выпустил её.       — Ну как, подумала? — Тот был вне себя от радости. Видимо, уже размечтался обо всем насущном.       — Да, подумала. Я думаю, что нам нужно больше времени проводить вместе.       — Ну само собой! Теперь у нас будет одна кровать на двоих. Надеюсь я не буду сильно брыкаться во сне, — Мужчина немного наклонился к девушке и чмокнул её в губы.       Снова эта мерзлота. Как же она похожа на то самое старое чувство. Обжигает холодом, оттого и согревает его душеньку.       У Бриджит внутри как будто что-то хрустнуло и разбилось. Пожалуй, это можно считать почвой для зарождения чего-то нового. Либо же началом конца.