***
Сложно сказать, сколько я была в отключке, но просыпаюсь медленно и тяжело. В голове шум и боль, голоса вокруг долетают гулко, как будто бы издалека. Открыв глаза, понимаю — на голове у меня либо темная ткань, либо мешок. Странно, но мне даже не страшно. Как будто-то бы всё равно. Меня похитили, да и ладно. Хотели бы убить — убили бы сразу. Только в горле ужасно пересохло. Поднимаю голову, набираясь сил, чтоб подать голос, но тут же ткань резко сдёргивают и безжалостный свет бьёт прямо в глаза. Невольно зажмуриваюсь. — Ну привет, принцесса, — насмешливый голос. Такая интонация у тех, кто уверен в собственном превосходстве, в себе и вряд ли чего-то боится. Открываю сначала один глаз, а потом и другой. Постепенно, зрение начинает возвращаться. Я в огромном светлом помещении. Что-тог вроде кухни-столовой потому, что на стенах кафель, посуда и какие-то ножи. Под ногами-тоже кафель, черно-белые квадратики, как шахматная доска. Но взгляд притягивается к человеку напротив. Он высокий — я смотрю на него снизу вверх, одет безупречно, даже странно для местных бандитов — черные брюки, белая рубашка, пиджак. У него нет волос и бровей, бледное лицо, но это не отталкивает. И глаза — черные, необычные. Но самое страшное — от него исходит опасность. Мне кажется, ему убить человека — как мне воды выпить. И он не из тех, кто лишь отдает приказы, попивая виски. Он будет во главе. В прямом смысле. В первых рядах. — Воды, — почему так сложно мне даётся всего одно короткое слово? Не сводя с меня взгляд, протягивает откуда-то из-за моего плеча бутылку. — Слишком сильная доза, босс, — поясняет кто-то из соседней комнаты, — не рассчитали. Вместо ответа он достает пистолет. Зажмуриваюсь. Короткий хлопок и звук упавшего тела. — Мои извинения, принцесса, — подождав, пока я уроню пустую бутылку, он, без церемоний, засовывает мне в рот какую-то тряпку и, легко подняв на руки, куда-то несёт. Странно, но мне и сейчас как будто бы всё равно на происходящее. Голова ватная, тело ватное. Поток ледяной воды обрушивается на меня, возвращая в реальность. Я захлебываюсь, пытаюсь отстраниться, но всё тщетно. Он держит мою шею железной хваткой одной рукой, а другой — держит надо мной душ. Я в одежде, тонкая блузка и шелковая юбка промокли насквозь. — Хватит! Мне холодно! — выкрикиваю уже от отчаяния и, как животное, которое борется за свою жизнь, резко отшатываюсь назад, больно ударяясь головой о чугунный бортик огромной ванной. — Ай, как неаккуратно, — он деланно цокает языком и выключает воду.***
Я сижу перед камином, на огромном пушистом ковре, из шкуры невинно убиенного животного. От этого каменного чудовища исходит невыносимый жар, но меня колотит от страха и холода. Хотя, пока, кроме того, что охрану убили, а меня, вколов седативное, похитили, со мной никто ничего не сделал. После душа меня отвели сюда, дали полотенце и какую-то белую футболку, словно измазанную в акварели. Она мне большая, ниже колена. Я ничего не знаю, ни про отца, ни про маму, ни про то, зачем всё это. Остается только сидеть и ждать в неизвестности. — Ты как, норм? — мой новый знакомый входит в комнату и садится на диван прямо позади меня, небрежно расставив ноги. Получается, я, как будто у него в ногах. Да уж. Доминировать — так во всём. Привычка, стиль жизни. — Меня привезли из Италии в эту помойку, меня похитили, накачали какой-то дрянью, потом облили ледяной водой… Как ты думаешь, как я? — все переживания этого дня начали, постепенно, выходить наружу. — Ну, добро пожаловать в Готэм. — Да пошёл ты! — фыркаю и надуваю губы. — Ну вот, уже лучше. Короче, расклад такой, — он гладит меня по голове, словно кошку или собаку. Твердая ладонь на моих шелковых волосах, безжалостно цепляет отдельные волоски, оттягивая их назад. И я, как послушная кошка, замираю. Чертовщина какая-то. — Твой папочка — заноза, нам тут никому никуда не упал. Собирает вещички — и возвращается за материк. И ты возвращаешься с ним. Все счастливы, все довольны. Или, он слушается нас, и опять же, все счастливы, все довольны. — Ты плохо знаешь моего отца. Убей всех нас — но он станет только сильнее, жестче и злее. И вашему городу наступит окончательный конец. А убивать его вам никак нельзя — тогда материк сотрет вас с лица земли. Такой вот парадокс, не правда ли? И ещё — я есть хочу, — движением вперёд убираю голову из-под его руки.***
Меня привели в ту самую кухню, где я очнулась днём. Только сейчас здесь горел тусклый свет и никого не было. Незнакомец оставил меня одну, как обычно, не утруждаясь объяснениями. В холодильнике нахожу холодную грудинку, вязкий сыр, а рядом с мойкой — огромную половину какого-то квадратного хлеба. Пиво, которого как раз было в избытке — я не тронула. Мой алкогольный максимум — это ложка ликера перед сном от бабушки иногда. Включаю телевизор, за неимением пульта — кнопкой. Под бормотание новостей, не спеша, делаю большой сэндвич. Увлекшись, отключаюсь от реальности и, когда на талию ложатся тяжелые, холодные руки, вскрикиваю от неожиданности. Хотя, чувствую, что это он. — Для справки — я не люблю, когда меня трогают посторонние. — А? — он нагло захватывает первый готовый сэндвич и садится за стол, перекинув ногу на ногу. — Как тебя зовут? — беру второй и сажусь напротив. Но мой вопрос заглушают новости. «После утреннего нападения на Мэра Роуза, его жену и дочь в банке Готэм Интернешнл, мэрия сделала официальное заявление об ужесточении контроля на улицах и праве полиции стрелять без предупреждения…» Из горла вырывается нервный смешок. — Храбрится, папаша, а? — он хладнокровно доедает сэндвич. — Я же говорила. Работа для него — важнее любого члена семьи. Можешь прикончить меня прямо сейчас. Тянуть нет смысла. — Тсссс, — он проводит большим пальцем по моим надутым губам, чуть приоткрывая их, — босс решит, что с тобой делать.