***
Недели бежали как сумасшедшие. Ты устроилась на новую подработку — бариста в кофейне около университета, с хорошим коллективом, отличным почасовым окладом и добродушным дядькой-боссом, поэтому с каждым днем начинало казаться, что в жизни наконец-то наступила белая полоса. Постепенно докупала мебель и эта маленькая квартирка (зато наконец-то своя!) уже не казалась такой вонючей и неприятной. Даже дурацкое алоэ на подоконнике уже не мозолило глаза — просто стояло, как ни в чем не бывало, росло и никого больше не трогало. К девяти утра ты, как угорелая, бежала к первой паре в университет, чтобы благополучно прогулять физкультуру последней парой и понестись в кофейню, пока телефон разрывался от телефонных звонков старшего брата и матери, которых очень волновала твоя нескончаемая гонка за деньгами и успехом. «Все хорошо!» — кидала ты им в трубку, пока на ходу натягивала коричневый фартук и улыбалась первым посетителям, которые уже открыли рот, чтобы заказать всё как обычно — клубничный фраппе и карамельный латте. А после возвращалась домой часам к одиннадцати вечера, боясь каждого шороха и сжимая связку ключей в кармане светлой джинсовой куртки — район-то неблагополучный. И каждый день в лифте, в одно и то же время сталкивалась с Юнги. Первое время на его лице еще отражалось удивление, когда вы в очередной раз нос к носу сталкивались около ржавой скрипучей двери старика-лифта. — Да что же такое… — ворчливо бормотала ты, когда он в очередной раз придерживал тебе дверь, пока ты на последних секундах залетала в узкую кабинку, прежде чем старые двери с оглушительным скрипом закроются. — Поздно же вы возвращаетесь, — как по скрипту говорил он и усмехался. — Ваш третий этаж! — громко пищала ты, потому что не знала куда деть себя от неловкости. «До встречи», — каждый раз бросал он, словно бы невзначай. А ты начала замечать, какой у него низкий голос. И продолжала молча ехать до своего четвертого этажа. Каждую пятницу ты возвращалась домой немного позднее — заходила в магазин, чтобы купить пару бутылочек любимого напитка, а заодно — пару-тройку соджу для расцвечивания грустных и одиноких дней. Но даже так ты продолжала видеть Юнги — он стоял как обычно, в своей привычной темной футболке и широченных штанах, с растрепанными черными волосами, наушниками на шее и проколами в ушах. Он постоянно настукивал какой-то бит и что-то вполголоса напевал; поначалу ты не вслушивалась, считая это все глупым сотрясанием воздуха, но затем песни тебе даже начали нравится. А он и сам не понимал, почему каждый день стоит, как дурак последний, около этого мерзкого лифта — ты всегда возвращалась так поздно, тряслась от одной писклявой мышки в кустах и до одури сжимала ключи в руках. Наверное, обычная вежливость, которой его всегда учила мама; это как дверь девушке подержать — и не более. Но каждый раз, видя твое изможденное лицо после очередной смены или слыша ворчание на очередного вредного клиента, Мин думал о том, что будет упорно работать хотя бы для того, чтобы, — может быть, кто знает, — помочь тебе съехать отсюда. — Я начинаю думать, что вы следите за мной, — с усмешкой проговорила ты, когда он в тысячный раз придержал дверь, нажимая сразу на две кнопки — третьего и четвертого этажа. — Думайте, что хотите, — безразлично ответил Юнги, хотя уголки губ его приподнялись. Неожиданно дверь распахнулась вновь, и в крошечную кабинку завалилась пожилая женщина с деревянной тростью и пахучей шерстяной красной шалью, мальчик лет шести и маленький щенок у ребенка на руках. Старуха привалилась к стене, вынуждая тебя прижаться к Юнги теснее. — Не подумайте ничего, я… — неловко стушевалась ты. — Ситуация! — прошипела ему куда-то в ухо. — Конечно, конечно, — ты могла бы покляться, что по губам у него расползлась довольная улыбка, что начало злить тебя еще сильнее. Бабушка же развернулась к вам, улыбнувшись, едва завидела Мина. — Здравствуй, Юнги-а! — расплылась бабушка в улыбке. Мальчишка тоже радостно отсалютовал, хватаясь за ярко-зеленую юбку старухи. Щенок громко залаял, словно бы тоже здороваясь. — Хэчан-и, я же сказала тебе оставить эту поганую шавку там, где ты его раздобыл! — Ну бабушка… — протяжно и гнусаво проныл мальчонка. — Он такой милый… — Говорю — брось! Негде нам разводить целую ораву собак! Куда нам его? — И вам здравствуйте, госпожа Хан. Привет, Хэчан-и, — тепло улыбнулся Юнги, и ты поразилась, как озарилось мягким светом его раньше холодное и отстраненное лицо. Ты неловко пождала губы — ни мальчика, ни бабку ты до этого не видела, а Мин будто бы знал их уже очень давно. — Как ваше здоровье? — Помаленьку-потихоньку, Юнги-а… Как твои родители? Как папа? Ему уже лучше? — внимательно смотря на парня, ты заметила, как он поджал губы — очевидно, бабка затронула что-то, о чем Юнги говорить не хотел и не любил. — Да, спасибо. Всё хорошо… — А как твои песни? — ты незаметно прыснула — Юнги как-то проболтался о своем творчестве, а ты всегда вспоминала мнения родителей на этот счет — твой отец считал, что все эти идиоты-певцы просто тунеядцы, которые не хотят найти нормальную работу, а мать искренне верила, что всем им дорога либо в психбольницу, либо в армию — мозги точно на место встанут да и дурь всю выбьют. — Работаю… Хэчан-и, так что это за щенок рядом у тебя? — собака утробно завыла, прижавшись к мальчику теснее. Старуха закатила глаза, отвесив внуку легкий подзатыльник. — Гулял и где-то на помойке подцепил этого пса! Вот негодник, Хэчан… Оставляй собаку и идем! — Ну бабушка… — А ну-ка!.. Мальчик вздохнул, с надеждой в глазах-бусинках посмотрев на Юнги, словно он был последним оплотом его спасения. Но Мин лишь развел руками — слово любимой бабули для внука закон, и тут уже ничего не попишешь. Хэчан вновь вздохнул, удаляясь вместе с ворчащей на него старухой, когда табло показало их этаж — второй. Пёсик первое время следовал за ними, как хвостик, но затем, увидав яркие ботинки какого-то господина, устремился прямиком к ним. Пару секунд ты неловко стояла, улыбаясь и не зная, как продолжить затухнувший диалог, но пара бутылочек свежей соджу призывно стукнули где-то на дне пакета. — А может… выпьем? — Мин удивленно поднял бровь в ответ на твое неожиданное и странное предложение. — А может и выпьем.***
— Так ты тоже считаешь меня бездельником, да? — ты не помнишь, как на твоем столе волшебно материализовались кимчи, дамплинги и твой любимый морской виноград. — Неправда, — возмутилась ты, мигом осушая третью рюмку соджу. Юнги заметно повеселел. — По глазам вижу, что считаешь. Не ври. Не люблю, когда врут! — А ты давно в физиогномисты заделался, а? Я тоже вообще-то могу сказать многое о человеке! — фыркнула ты. Юнги вопросительно изогнул бровь, смотря на тебя немного подозрительно. — Да ну? И что можешь про меня сказать? — Что ты… — немного осоловело посмотрела на него. — Ты похож на кота! И хорошо пьешь, лучше меня… А еще… Зачитай мне что-нибудь, а?.. — Юнги прыснул. — Я не готов сейчас!.. — Кстати, а что за госпожа Хан? Этот мальчик — её внук? — спросила ты, резко вспомнив про ситуацию минувшего вечера. Юнги залпом уничтожил еще одну рюмку, с громким стуком поставил её на стол и расплылся в улыбке, будто бы довольный Чеширский кот. — Ага, госпожа Хан давно здесь живет. Родители этого мальчика постоянно в разъездах, поэтому он живет с бабушкой, чтобы она могла приглядывать за ним; да и он не бузит, когда она рядом. Но вообще, Хэчан — хороший, добрый малый, правда постоянно таскает в дом всякую живность — то лягушек, то улиток, то кошек, то собак. Госпожа Хан вечно жалуется мне, что Хэчан превращает их квартиру в зоопарк. — Тебя тоже он сюда притащил? — с тихим смешком пульнула в него остроумную шутку. «Бездомный кот», — и сама улыбнулась своей шальной и глупой мысли. — Беспредел, — закатил глаза Юнги. — Я вообще-то тебя старше на несколько лет!.. Нет, госпожа Хан очень хорошая и заботливая бабушка… Но на ее этаже живет очень много странных персонажей. — Например? — ты подцепила палочками небольшой кусочек кимчи и отправила его к себе в рот, довольно жмурясь. Сочетание кимчи и соджу — лучшее, что только было когда-либо придумано корейцами. — Например, семейка густых усов… У всех мужчин этой семьи просто потрясающие усы, как у моржей! Знаешь, такие черные, лоснящиеся, пушистые; словно бы они купают их в кондиционере по несколько часов кряду. Я бы тоже хотел отрастить себе такие же… Они выглядят так солидно! Мне кажется, что мне бы пошли… — Чушь не неси! Ну какие тебе усы? — Еще живет госпожа Чхве, у нее дома всегда чисто и пахнет индийскими благовониями и другими ароматическими свечами на весь этаж. Даже до моей квартиры иногда доходит; я уже могу с легкостью узнавать тосканские мотивы или её любимые нотки пачули с жасмином. Её муж — известный индолог, постоянно привозит ей сувениры и дорогую ткань из Индии и других стран, куда ездит на конференции. Правда, в прошлом году крокодил чуть не откусил ему ногу во время их экспедиции, но господина Чхве это никак не останавливает… В угловой квартире живет неприятный тип — господин Ким. Заядлый пьянчуга. Постоянно скандалит и крушит всё на своем пути. Пару раз я видел его в таком состоянии сам — от него год назад ушла жена к порядочному бизнесмену, а он всё никак не может с этим смириться. — Да уж… — ты уронила голову на грудь и глубоко вздохнула. — Контингент тут сомнительный… Как я и предполагала, алкоголики да рэперы… Ты, кстати, мне так и ничего не зачитал из своего репертуара! — Да я… — но неожиданно вас прервали странные звуки, доносящиеся из окна. Послышался звук разбитого стекла и крики — женские, мужские, детские, и даже оглушительный лай собаки. Вы с Мином удивленно переглянулись, мигом подлетев к окну и увидев кошмарную картину — вусмерть пьяный мужчина размахивал налево-направо ножом мясника, что-то крича в лицо невозмутимой госпоже Хан, которая что-то высказывала ему с абсолютно непроницаемым лицом, а рядом маячил маленький Хэчан и тот самый бездомный щенок, которого бабуля так и норовила выгнать. — Что там происходит? — ты протрезвела мгновенно, взглянув на такого же в момент протрезвевшего, как и ты, Юнги. Он свел брови к переносице и в ту же секунду сорвался к входной двери, схватив черную куртку со спинки белого стула. — Юнги! — Сиди здесь! Я сейчас приду! Ты нахмурилась. — В героя решил поиграть? — тут же сорвалась за ним, даже не раздумывая. — У него нож, и он пьяный!.. И ты пьяный! Дурак, стой! Увидав вас двоих, госпожа Хан облегченно выдохнула, продолжая возмущенно отчитывать пьяного мужчину. Хэчан, казалось, почти не боялся ни ножа, ни мужчину, словно это происходило в доме каждый день по нескольку раз. — Господин Ким, отдайте мне нож, — попросил Юнги, аккуратно подходя к пьянице. Ты подошла чуть ближе, не испытывая даже ни грамма страха — что же это, влияние Юнги или соджу? — Всё нормально. Господин Ким? Давайте я отведу вас домой. Это я, Юнги. Всё хорошо. — Она снова приходила, представляете? — визгливо ответил пьяница. — Я видел её с её новым хахалем! Как, ик, там его, Юнхо? Весь расфуфыренный, трется около нее, как индюк, а она и, ик, уши развесила, ведется на его сладкие речи! Говорит, ик, сделает её самой счастливой женщиной в мире! Я её такой сделаю! И… Ик! Идиотка! — Господин Ким, нож… — строго повторил Юнги. — Да не велика наука, что жена от тебя ушла, дурак ты эдакий! — возмутилась госпожа Хан. — Иди проспись, шут гороховый! — Госпожа Хан, — укоризненно позвала ты рассерженную женщину, — заходите домой, Юнги со всем спра… — Ага-а, так вы на стороне этого поганого хахаля! — стал размахивать ножом господин Ким. У тебя же словно пол ушел из-под ног — в округе ни одного полицейского участка, ни один фонарь не горит, а машины здесь не ездят. Юнги сделал шаг к разбушевавшемуся господину, постаравшись осторожно, но сильно заломить ему руку с ножом и выдернуть его. Ким дернулся и слегка полоснул Юнги по щеке, выронив-таки нож. Неожиданно послышался старушечий визг, треск дерева, секунда — и господин Ким навзничь свалился прямо в объятия услужливого Мина. Хэчан заливисто рассмеялся, увидев смешную рожу пьяного господина Кима, щенок залаял в ответ. — Госпожа Хан! — возмутился Юнги. — Зачем так радикально? — Надоел, изверг, — нахмурилась старушка, опуская свой костыль на землю. — Неделю пьет, не просыхая, а мне потом его отпаивать по утрам, как маме… Пойдемте, пущай поспит у нас с Хэчан-и до утра, а утром определим его в местную больницу… А то вдруг и правда… перестаралась. Весь путь до квартиры госпожи Хан ты смеялась — вот странная у вас делегация получилась: первый шел Юнги, таща на спине уже уснувшего господина Кима, следом бежал Хэчан, тыкая пьяницу в бок, за ним семенил щенок, весело тявкающий и уже снискавший полное благословление госпожи Хан за защиту внука; старушка ковыляла следующей. Ты же замыкала эту странную вереницу, то и дело посмеиваясь над потугами Мина дотащить тушу до нужного этажа — ехать в лифте до второго этажа госпожа Хан посчитала кощунством. — Ох, у меня и аспирин кончился, — покачала головой старушка. — И нечем обработать твою рану, Юнги-а… — Ничего страшного, — отмахнулся Юнги, вытирая кровь со щеки. — Я схожу в круглосуточный, куплю все, что нам нужно. — Я с тобой! — как верная собачка подпрыгнула ты, сама не ожидая такого порыва. — Ну идём, — усмехнулся Юнги, молча протягивая тебе свою черную куртку, потому что бежать до твоей квартиры было бы слишком долго. Ты послушно приняла ее, чувствуя острый запах приятного мужского одеколона. Стоя на кассе круглосуточного магазина и незаметно покупая влажные салфетки и антисептик, ты проворачивала в голове все события минувшего времени — ваши встречи в лифте, это алоэ, ваши неловкие разговоры, твои и его странные откровения, эта дурацкая потасовка в ночи и пьяный господин Ким, спящий в квартире госпожи Хан и Хэчана. Подняла голову и посмотрела на Юнги — свет фонаря подсвечивал стеклянную, бледную кожу парня; его силуэт, эту старую рокерскую футболку; на лицо ему спадали отросшие черные-черные волосы; он был волшебным. Парень обернулся на твой взгляд. И, кажется, именно в тот момент ты точно поняла для себя — ты точно в него… Юнги по привычке нажимает на кнопку лифта, тот слегка трясется, миг — и он останавливается. Ты непонимающе жмешь на все кнопки подряд, а Юнги лишь молча садится на грязный пол и хлопает на место рядом с собой. — Такое уже было. Нам придется ждать минут двадцать. Сюда все равно никто не приедет. Он вскоре заработает сам. Не волнуйся. Ты неловко садишься рядом и прижимаешься плечом к его плечу. Он слегка дергается, но продолжает странно молчать. Воздух от его молчания словно становится таким густым, а в лифте — липким, неприятным, словно бы кто-то разлил неприятный клей по стенам, а потом запустил его и по твоим венам тоже. — Почему ты молчишь? — А я что-то должен говорить? — возвращает тебе внимательный взгляд. Ты достаешь влажную салфетку и очень осторожно проводишь тканью по бледной щеке, чтобы смыть уже запекшуюся кровь и обработать ровный, четкий порез от ножа пьяного господина Кима; Мин слегка куксится, но продолжает безмолвствовать. — Обычно ты… говоришь мне что-то. Но сейчас… — Приходи завтра на наш первый концерт. Ты поднимаешь на него глаза. — У нас все получится. Просто приходи завтра. Вот увидишь — о нас будут писать в газетах и журналах. — Я это и так знаю, — полуживой фонарик то горит тусклым желтым светом, то затухает. Ты не можешь отвести взгляда от его красивых глаз, который слишком внимательно смотрят на тебя. — О тебе, о вашей группе будет говорить весь мир. Дашь автограф как-нибудь, а, Шуга? — смеешься. — Надеюсь, смогу протиснуться сквозь толпу ваших фанаток и хотя бы одним глазком посмотреть на тебя… — вновь смеешься. Но Мину почему-то не до смеха. Видишь его глаза так близко и чувствуешь его дыхание на своей коже, что на секунду замираешь от страха — неужели… сейчас? Но как же так? Неужели люди делают это так спокойно и резко? Твое сердце было готово вырваться из груди, так сильно билось, — особенно, когда Юнги очень нежно коснулся твоих губ своими, словно давал понять, что ты можешь отстраниться в любой момент. Ты не закрываешь глаза и видишь, что он не закрывает их тоже. Секунду колеблешься — отвечать или же нет?.. И всё-таки отвечаешь. Запускаешь пальцы в смоляные волосы, проводя рукой по нетронутой щеке. Аспирин падает куда-то в угол кабинки; вы не обращаете внимания на то, что пол ужасно грязный, на то, что света почти нет, на то, что госпожа Хан вас ждет-дожидается, и на то, что лифт уже поехал наверх. Вы продолжаете целоваться на полу так, словно никогда больше не увидитесь, стоит покинуть стены этого чертового грязного лифта, надоевшего уже до колик в животе. — Мне не нужны другие. Я хочу быть с тобой. Ты в ужасе и удивлении распахиваешь глаза. Юнги же смотрит абсолютно серьезно, и лишь только дымка влюбленности и смеха затмевает его обычно строгий взгляд. Вы выкарабкаетесь. Он-то уж точно выкарабкается из этого дома, из его общежития, из его неудач и ссор; а ты просто будешь стараться на работе, в университете, в жизни, потому что теперь есть ради кого. — Тогда… встретимся завтра после вашего концерта? — несмело спрашиваешь ты, улыбаясь. — Порви их всех. — Я буду ждать тебя у лифта. Только приходи без алоэ, ладно? — улыбается, а в глазах так и прыгают озорные чертенята. — А я обязательно приду. С алоэ.