***
Марьяна, наконец, разобравшись в себе, делает шаг: она всего лишь зовет его по имени (Костя), но в этих пяти буквах ему слышится такое необходимое и долгожданное "ты мне нужен". Ей не нужно повторять, ведь он её зову подчиняется послушным псом (ну, что, Гецати, уже в ногах её виться готов?). Провидец приближается медленным шагом, изо всех сил сдерживая навязчивый инстинкт сорваться, и хищником, первобытным животным напасть, схватить и сжать, словно жертву, коей предрешено погибнуть этой ночью. Марьяна, может быть, и хищница, вот только Гецати прекрасно знает (а может, думает, что знает) - кто из них двоих стоит в пищевой цепочке выше (его спокойная сила, скрывающая под собой подавляемый вулкан эмоций, против её лисьей хитрости, что ему никогда не постичь). При желании, он с легкостью может причинить ей боль - вот только после того самого случая он до сих пор иногда всё еще чувствует свою фантомную удушающую хватку на её шее. А кошмары сниться ему так и не перестали, пусть и стали реже. Так что он почти панически боится нанести ей вред. А потому все его животные порывы надежно скованы цепями самоконтроля (и как бы не рвались на свободу, он не позволит навредить ей, не позволит собственным кошмарам воплотиться в ужасающую реальность). Когда он, наконец, оказывается рядом - по мнению Марьяны, это все еще недостаточно близко. Она тянет его за пиджак к себе. Смотрит пристально прямо в его потемневшие глаза - туда, где в глубине на самом дне закован его зверь. Ему приходится упереться руками в подоконник по обе стороны от нее. Запах её духов (травы и цветы) на таком мизерном расстоянии дурманит разум. Он чувствует её прохладные пальчики поверх своего запястья. Второй рукой она все еще удерживает его за лацкан пиджака, будто бы он может сбежать от неё. Будто бы не покорён ей весь без остатка, готовый выполнить всё, что она попросит. У Гецати сердце отбойником грохочет в ушах. Ладони цепляются за подоконник так сильно, как если бы он альпинистом повис на краю Эльбруса без снаряжения (риск сорваться равен смерти). Он чувствует как начинает сбиваться собственное дыхание. Костя не может ей надышаться. Голодный тихий рык рвётся из его горла.- Что же ты делаешь со мной, Романова?
Марьяна смотрит ему в чернеющие бездной глаза (а может в то самое, беснующееся от голода по ней нутро). Марьяна обнимает его за шею - скользнув руками от его предплечий вверх, скрещивает пальцы точно под его затылком в замок, для чего приходится отклониться от стекла за спиной и подвинуться ближе к нему, на самый край подоконника.- Давай же, отпусти себя, Гецати. Ты не можешь мне навредить. И я не разобьюсь от одного твоего неосторожного движения.
Она целует его первой. Целомудренно касается его губ своими, чтобы он убедился - всё в порядке. И поначалу он отвечает ей так нежно и мягко, как совсем не ожидаешь от вечно хмурого, холодно-сдержанного, порой устрашающего кавказца (но внешность бывает обманчива, не так ли?). Довольно мурлыкнув сквозь поцелуй, Марьяна поощряюще поглаживает его по затылку, тянется еще ближе, отчего едва не соскальзывает с края, но руки Гецати обнимают её талию, придерживая, невероятно вовремя. Она чувствует жар его тела сквозь одежду. И чувствует как постепенно он отпускает себя - углубляет поцелуй, его руки движутся по всему её телу с каждой секундой всё более нетерпеливо, словно он не может решить, где им следует быть (её спина, волосы, поясница, бедра - ничего не остаётся без внимания его горячих ладоней). В конце-концов, их поцелуй из осторожного целомудренного касания превращается в горячую волну безумия, сжигающую всё вокруг. Он оказывается между её разведенных бедер, целует под ухом, прикусывая нежную кожу. Она оставляет в порыве несколько царапин на его шее прямо за воротом его чёрной рубашки и прокусывает ему нижнюю губу. Костя даже не замечает привкус крови на языке - слишком сладко целовать ее, так сладко, что он не чувствует больше ничего кроме этого желанного безумия. И пусть они в этой гримерке только вдвоем, но всё же первый секс в таком месте - так себе идея. Даже если Марьяне плевать. Ему - нет. Когда одна её рука скользит к пряжке его ремня, он заставляет себя остановиться - прижимает её к себе так сильно, что ей не остается пространства для исследований дальше определённых границ (тех границ, переступив которые, они уже не смогут прерваться). Она возмущено стонет ему в губы сквозь успокаивающий поцелуй. Но подчиняется - сбавляет обороты, хотя и не отпускает от себя, оглаживая за крепкую линию плеч, пока он легким щекочущим щетиной касанием целует её в чувствительное место на шее в жесте извинения.- Едем ко мне.
И хотя голос его - уверенный, крепкий, как и его прижимающийся сквозь одежду к её бедру член, она так же слышит в нём страх отказа, ожидание, что она вот-вот опомнится, и, может быть, испугается того, что разбудила в нём. Но Марьяна ничего не боится и ни о чём не собирается жалеть. Не собирается бежать - в себе разобралась и теперь точно знает, чего хочет. А вернее - кого. Поэтому прямо смотрит ему в глаза своими серыми штормовыми, когда, лукаво ухмыляясь, произносит однозначное «да», прежде чем в по-кошачьи ласкающемся жесте потереться носом о его щетинистый колючий подбородок и позволить бережно снять себя с подоконника.***
Её машинка остаётся на стоянке у особняка, когда он усаживает её не переднее пассажирское своего джипа. Марьяна, в первый раз оказавшись в его машине, оглядывается с любопытством. И отмечает, что салон соответствует хозяину - черная кожа, абсолютная чистота и никаких мелких безделушек. Сдержанный минимализм. Но также, как и за фасадом провидца, под капотом его машины прячется зверь. Своим "шестым" чувством она почти наверняка знает, что "доктор" не против погонять выше разрешенных скоростей. Гецати за рулём излучает ту же уверенность и спокойствие, что и в любой ситуации. Марьяна, обычно предпочитающая быть за рулем, держать ситуацию под контролем, чувствует себя в абсолютной безопасности. Защищенной. И не может оторвать от него взгляд, совсем не обращая внимания на дорогу, представляя, что могут сделать с ней эти руки, со спокойной силой обхватывающие руль. Гецати ведёт почти автоматически - вождение всегда расслабляет его, давая подумать. Но в этот раз сероглазая сводящая его с ума обладательница оголённых из-за задравшегося платья стройных ног не дает ему мыслить здраво. Косте приходится несколько раз напомнить себе, что он за рулем и ему стоит смотреть на дорогу. Помогает мало. Кожа ладоней, лежащих на руле, зудит от нестерепимого желания касаться её. Марьяна, словно уловив растущее напряжение, вдруг тянет к нему руку, позволяя его ладони (освободившейся после переключения передачи - дальше прямая пустая дорога минимум на десяток минут), накрытой её собственной, расположиться на её колене. Это не может успокоить их обоюдный голод, но по крайней мере, позволяет смириться с ожиданием. Уже довольно поздно и шаманка впадает из-за усталости в состояние, подобное гипнотическому трансу - момент, пожалуй, располагает. Ладонь Гецати теперь каждый раз возвращается на её колено после переключения передачи и поглаживает успокаивающе (только не понятно - успокаивает он её или себя), ровная дорога и московские многоэтажки мелькают за окном. Она иногда лениво перебирает его пальцы в своих руках, после возвращая его ладонь на как будто бы уже законное место. Иногда он позволяет себе подняться рукой выше по её бедру вдоль разреза платья, чувствуя как в ответ напрягаются её мышцы. Час пути проходит в тишине и этих тактильных играх гораздо быстрее, чем они могли ожидать.***
Все меняется, едва они оказываются в лифте его дома. Казалось, успокоившаяся страсть вспыхивает как по щелчку, стоит захлопнуться дверям лифта. Спустя мгновение Гецати зажимает её у зеркальной стены. И Романова не имеет ничего против - встречая нетерпеливый кусающий голодный поцелуй на полпути. Её руки расстегивают пуговицы его пиджака и рубашки в хаотичном порядке, стремясь скорее добраться до голой кожи. Несколько пуговиц отлетают, разлетаясь по полу, но им обоим плевать. Несмотря на большую агрессию в поцелуях со своей стороны (те сыпятся по её губам, шее, плечам в беспорядочном желании обладать ей всей), Гецати оказывается в прикосновениях гораздо сдержаннее (возможно, это последний рациональный оплот его разума подсказывает, что раздеть ее в лифте многоквартирного дома идея - не намного лучше секса в гримерке). Его руки гладят её почти везде, где ей хочется, сжимают ягодицы, приподнятое бедро (куда он так откровенно вжимается, не скрывая своего желания) сквозь одежду. Может быть это везение, а может провидение - но они никого не встречают на пути к его квартире на одном из верхних этажей новостройки. И почти вваливаются в его квартиру, целуясь (Гецати, не желая отпускать её губы хоть на секунду, открывает дверь практически вслепую). Её платье трещит под его руками, едва захлопывается входная дверь. И словно там же, за дверью, остаются и любые крохи самоконтроля их обоих. Они вслепую сбрасывают обувь и срывают друг с друга одежду так агрессивно, что оставшиеся неподдающиеся пуговицы разлетаются прочь, окончательно рвется один из швов её платья, превращая некогда модную вещь в бесполезную тряпку - но им обоим плевать на испорченные вещи. Важно лишь оказаться как можно ближе, кожа к коже. Поцелуи меняются откровенными укусами по пути в его спальню. Марьяна даже не оглядывается по сторонам, когда Гецати приподнимает её, позволяя обхватить его ногами и руками, чтобы отнести в постель. Она слишком занята, оставляя несколько засосов на его шее в порыве животного собственничества (моё, мой!). Крепкие мышцы на его уже голой спине и плечах (рубашка и пиджак оказались брошены где-то в коридоре) перекатываются под её руками, когда она дразняще ведет по ним коготками. Провоцируя его рык. В следующую секунду он уже опрокидывает её на кровать, выдергивая и отбрасывая куда-то в сторону одеяло, оставляя её на прохладной простыни. Стаскивает с нее белье, оставляя покалывающие щетиной поцелуи (словно маленькие разряды тока) на внутренней поверхности бедра, вздрагивающем животе, груди и шее. И, наконец, (где они оставили его штаны Марьяна не имеет ни малейшего понятия) оказывается так близко, как ей необходимо. Горячий, нетерпеливый. Ловя в поцелуе её вскрик, он врывается в нее одним глубоким толчком без вербальных предупреждений, но ей они и не нужны - она была готова отдаться ему еще в лифте. Она сжимает его, влажно и жарко, оплетает руками и ногами, и ему хочется остаться в этом моменте навечно. Целовать и кусать её шею, грудь. Ощущать как Марьяна оставляет на нем свои метки - царапины и укусы. Слушать её стоны удовольствия. Чувствовать, как податливо она следует навстречу каждому его движению. Отзывчивая. Порочная. Его. В какой-то момент одним ловким движением Романовой удаётся перевернуть их так, что она оказывается сверху. Новая поза открывает поистине великолепный вид на седлающую его бёдра ведьму - растрепанная смоль волос, вмещающие в себя все шторма океанов глаза, покрасневшие и припухшие от поцелуев губы, идеальная грудь, подпрыгивающая в такт каждому её движению вверх-вниз. Кровь вскипает под их кожей перегретой лавой, заставляя двигаться в ритме, что идеально подходит обоим. До тех пор, пока мир не взрывается вокруг них сверхновой. Оставляя прижимающихся к друг другу ведьму и медиума на влажной простыни среди сбитых подушек утомленными и пораженными не просто физически, но и потрясенными до той самой глубины естества.***
Лишь приходя в себя, уютно устроившись у задремавшего Кости под боком и перебирая пальчиками редкие темные волоски на его мерно вздымающейся груди, анализируя произошедшее, Марьяна понимает причину своих так отличавшихся от всех её прошлых опытов ощущений - то был не просто потрясающий секс. И дело тут не только во взаимных чувствах или особом сочетании их темпераментов. Гецати, наверно, пока даже не заметил, так как, похоже, сделал это подсознательно, но едва они соприкоснулись в поцелуе там, в лифте - Романову накрыло его энергетикой, словно защитным коконом. И это не просто фигура речи - её поле сверху действительно окутала его сила, закрывая её любую возможную уязвимость для внешнего мира, позволяя внутри этого барьера открыться и отпустить себя так, как она никогда раньше не могла себе позволить (ведь когда ты практикуешь общение с определёнными силами, полная утрата контроля даже на мгновение - риск провалиться куда-то или впустить в себя кого-то опасного). Засыпает она лишь с одной мыслью - карты были чертовски правы.