- Убери от нее руки, урод!
Тело, зажимающее её всего секунду назад, вдруг отрывает от неё грубая сила обладателя угрожающего тихой яростью тона (Гецати!). Рычащий голос она узнаёт безошибочно. И, наконец, чувствует, что может вдохнуть - паника откатывается отливной морской волной, прохладный ночной воздух пробирается в легкие. Аланец отпихивает напавшего на нее мужчину в сторону так сильно, что тот, не в состоянии удержаться на ногах, падает на задницу, споткнувшись. Гецати перемещается ближе, и его широкая спина перекрывает обзор, когда он заслоняет её собой от нападавшего. Псих пытается убедить его, якобы выбравшего не ту сторону, что это мерзкое дьявольское отродье отравило ему разум. Но провидец даже не пытается вслушиваться в этот бред.- Пошел вон! Убирайся сейчас же.
Наверно в его лице (а, может быть, тоне голоса или языке тела) мелькает что-то такое (Марьяне не разобрать с того места, где она все еще стоит, не шевелясь), что заставляет нападавшего вспомнить о собственном инстинкте самосохранения и, подорвавшись на ноги, броситься бежать прочь. Когда агрессор скрывается за углом в конце улицы, она не может сдержать громкого облегченного вздоха. Тело накрывает слабость, и, чувствуя, как у неё начинают дрожать колени, она судорожно хватается за крыло машины, заставляя себя остаться в вертикальном положении, а не сползти под ноги Гецати кисейной девицей. Провидец, убедившись, что урод не собирается возвращаться, поворачивается на её вздох. Даже в темноте он уверен - у Романовой вся кровь от лица отхлынула. Чувствует в её энергетике задавленные панические нотки вперемешку с облегчением. Собственные инстинкты требуют прижать женщину ближе к себе, ощупать в поисках травм. Но он останавливает себя на расстоянии шага, что уже достаточно близко в масштабах границ личного пространства. Её только что и так угрожающе и мерзко зажал мужчина, и, пусть у Гецати абсолютно другие намерения, травмировать её еще больше он не хочет. Он всматривается ей в глаза и даже в темноте видит в них мелькнувшие непролитые слезы. В этот момент она видится ему хрупкой и беззащитной, как никогда раньше. В этот момент он понятия не имеет, чем же она так распаляла его злость в готическом зале пару дней назад - эти испуганные оленьи глазки не могли принадлежать той провокаторше. Серьезных травм вроде бы нет, как и крови, отмечает, скользя по всему ее телу взглядом. И тем не менее все равно спрашивает. Голос смягчается в попытке дать ей почувствовать, что он не представляет для нее угрозу.- Ты ранена?
Романова, игнорируя боль в ушибленной спине (завтра будет ныть, но это не страшно), отрицательно качает головой (нет). Сглатывает образовавшийся в горле ком - хочется прижаться к нему в поиске утешения, но она не может себе этого позволить.- Ты появился как раз вовремя. Спасибо.
Ее голос разрезает темноту отрывистой тихой интонацией, подразумевающей фальшивое "я в порядке". Гецати ее благодарность принимает молчаливым едва заметным кивком, когда замечает, как дрожат ее руки. Он подбирает с земли рядом валяющиеся ключи, что Романова обронила как раз в тот момент, когда ее схватили. И открывает для нее заднюю дверцу машины, параллельно доставая свой телефон и отменяя ранее вызванное такси.- Отвезу тебя домой. Садись.
До этого стоящая без движения, Марьяна вдруг оживает, пытаясь остановить его руку на двери.- Не стоит. Я сама.
Гецати мягко, но настойчиво касается ее плеча, осторожно поглаживая. И все-таки открывает для нее дверь. Накрывает ее дрожащие из-за озноба после пережитого стресса плечи собственным пиджаком, хотя она и сопротивляется.- Романова, не спорь со мной всего один раз. Просто садись.
Он долго выжидающе смотрит ей прямо в глаза до тех пор, пока она не сдается. С тихим вздохом проскальзывает на заднее сиденье собственной машины, кутаясь в его пиджак (и тихонько вдыхая исходящий от него теплый успокаивающий запах с нотами бергамота и кедра), позволяет провидцу захлопнуть за ней дверь и занять водительское место.