Помпеи

Марьяна (снова) вслух признает, что считает лучшим прошедшим последнее испытание Олега. И это - объективная оценка, а не её личные предпочтения. Задетое этим фактом самолюбие Гецати игнорирует, слишком занятый изучением сегодняшнего образа Романовой - длинное чёрное платье, подчёркивающее узкую талию и открывающее предплечья (синяки, наконец, окончательно сошли, что позволяет ей забыть о блузках с длинным рукавом), убранные наверх волосы украшает венок из черных и багровых цветов, дополняя готический образ. Дальнейший вопрос Башарова заставляет её признаться в том, что ведьма и сама в этот раз участвовала в зрительском голосовании. Марат, как впрочем и всегда, голодный до намёков на грани сальности при включённых камерах, переводит лукавый взгляд с Романовой на Гецати и обратно, прежде чем фамильярно уточнить у неё - голосовала ли она "за Костю". Гецати кажется, что он видит на её щеках едва проступивший румянец, когда она улыбается перед тем как ответить.

- За кого же еще?

И, действительно, в её системе координат (чьими осями незыблемо прорисовываются честность и независимость собственного мнения) помимо самого шоу, безусловно важного, есть и еще кое-что - их так спонтанно начавшаяся с Гецати игра. От которой шаманка совсем не готова отказаться. Так что она действительно голосовала, и исключительно за Костю. Гецати, позабавленный и, одновременно, польщенный (о, не смей лыбиться как довольный кот, Гецати!), тихо смеется, бросив на нее короткий взгляд. Чтобы заставить себя отвести от нее глаза, приходится подключить львиную долю собственной силы воли - расцветающие на её оголенной коже предплечий татуировки хочется разглядывать бесконечно (ты еще прямо во включённую камеру скажи, что поплыл от неё!). Башаровское "я даже в этом не сомневался" не удостаивается внимания ни одного из них, захваченных очередным моментом (заставляющим будто бы застыть всю окружающую действительность).

***

Уходя из особняка почти последним после съемок (внутри остаются лишь операторы и звуковики, сворачивающие оборудование), провидец никак не ожидает застать на парковке Романову. Но он слышит её голос еще до того, как приближается настолько, чтобы разглядеть женскую фигуру рядом с её же машиной (фонари так и не починили, и посреди ночи здесь снова почти непроглядный мрак). Она говорит с кем-то по телефону на повышенных тонах, поэтому ему и удается разобрать отрывок разговора очень четко, даже находясь на приличном расстоянии.

- Я тебя предупреждала, что если ты хотя бы пальцем Ясю тронешь - между нами всё кончено. Просто подпиши бумаги, чтобы мы могли обойтись без суда. Так или иначе - я с тобой развожусь.

Замерев, Гецати наблюдает за ней, стараясь не выдать собственного присутствия - ведь он не должен был слышать нечто настолько личное. Романова убьет его прямо на этой же парковке, если поймает на пусть и случайном, но подслушивании. Он вспоминает, как еще недавно обратил внимание на то, как шаманка трет предплечье, испытывая при этом ноющую боль (её муж бил её? и на её дочь руку поднял?). И пусть это не его дело, но кулаки сжимаются от поднимающейся в груди волны жаркого гнева - хочется этой сволочи рожу начистить. Марьяна не замечает чужого присутствия, стоя спиной к провидцу, нервно и беспорядочно пальчиками свободной от телефона руки по машине постукивает, переминается с ноги на ногу (дурацкие каблуки!). И, наконец, закончив неприятный разговор, громко вздыхает (черт бы тебя побрал) и упирается обеими руками (включая ту, в которой все еще сжимает телефон) в корпус машины, опустив голову вниз. Он слышит еще один её глубокий вздох, когда она выпрямляется, взяв себя в руки, а затем провожает глазами её фигуру, садящуюся в машину. Через минуту на парковке он остается один.