Помпеи

К.Г.

- Я не могу исключать того момента, что практика Марьяны была направлена на то, чтобы у Олега энергии то подзабрать. - Ты подозреваешь меня в подлости. - Пожалуйста, дай мне сказать. - Ну обидно же! - Я понимаю, что обидно. Ты можешь потом мне высказать всю обиду. Я с удовольствием её приму.

Сегодня их перепалка начинается в обычном стиле. Костя, как и всегда, Марьяну судит, по его мнению, объективно. Романова же, как и всегда, к словам его цепляется. Это их обычный сценарий "мистер и миссис Смит" для готического зала, и ничего не предвещает того исхода, что случится чуть позже.

- Дома поговорите. - Дома поговорим, да.

Первым шагом к грядущей катастрофе становится то, как Марьяна, подразнивая Джебисашвили, Олега за плечо приобнимает, поглаживая. Костя чувствует, как в нём, несмотря на уважение к младшему Шепсу, просыпается некрасивая ревность. Вспыхивает небольшим угольком и, разгораясь, жжётся между рёбрами. В мыслях предательски калейдоскопом рассыпается куча образов: весенняя пощечина, привязанный к дереву темноволосый медиум, череватовские ассоциации эзотерического связывания с эротической практикой шибари, беззаботный голос "...проводила с Олегом шаманскую практику", шушуканья и смешки в курилке в перерывах съёмок готических залов, сегодняшнее объятие... И, конечно, как и всегда (когда дело касается Романовой), хвалёный самоконтроль Гецати подводит, а рациональное мышление, махнув на прощание рукой, сваливает в закат. И изначальное недоказанное предположение провидца обращается обвинением.

- Теперь у меня нет понятия "я не исключаю", теперь я уверен, что это была манипуляция и подъедание энергии. Марьяна сейчас прям обхаживает... вот эти все прикосновения, все словечки и так далее. Манипуляция. - Не ревнуй, доктор.

Марьяна - женщина проницательная. Произнесённые ей три слова шпилькой ввинчиваются провидцу прямо под объятые пламенем ревности рёбра. Костя признавать свою неправоту не намерен. Продолжает настаивать на обвинениях, мастерски отыгрывая роль (не)предвзятого в деле прокурора - полностью игнорируются серьезность дальнейших слов обвиняемой им шаманки, и свидетельствующего в её защиту Олега. Гецати с относительным легкомыслием воспринимает слова об обиде - сказанные, как ему кажется, больше "напоказ" для камеры и окружающих. Тем более, она ему диагноз "ложного леопольдизма" ставит. Разве это не их обычная игра?

- Десять раз подумаю, прежде чем соглашаться на такие практики теперь. После этого случая. - Осторожность тебя губит.

Марьяне вновь удается зацепить его, казалось бы, простой фразой. Но именно такие фразы, вылетая из её уст безошибочно врезаются в его самые беззащитные нервные окончания. Склоку Романовой с Надеждой Эдуардовной Гецати решает проигнорировать - хотя многоликая ведьма очевидно границы переходит, называя работу шаманки цирком-шапито, по сути, и при этом обвиняя её в том, что друг Олега разбился. И это, как провидец потом поймёт позже, и был второй шаг, приведший их к катастрофе. Он не осознаёт и даже отрицает ("я не обвинял") свою вину, хотя его внутренний голос и начинает тихо нашёптывать о совершённых за последний час ошибках, когда после ухода Виктории из зала (её сегодня тоже достать и задеть умудрились) на глазах и щеках Марьяны под искусственным освещением зала начинают поблёскивать слёзы. И она не просто плачет - причины надтреснутым голосом озвучивает. Костя размышляет о вариантах - как бы успокоить её перед камерой и не раскрыть публично ничего лишнего... Но Башаров оказывается проворнее - быстрым шагом подходит к шаманке, а затем прижимает к себе, обхватив за стройную талию и предоставляя для женских слёз своё плечо. Внутри Гецати от горячего угля в рёбрах вверх по легким и пищеводу разлетаются фейерверком вспышки противоречивых эмоций. И все эти эмоции в моменте мужчиной трамбуются поглубже, отрицаются. Отрицается чёртова ревность, застилающая мутной пеленой глаза, и ненависть к ведущему, что позволяет себе так свободно касаться Романовой. Отрицается обида, сжимающая сердце в тиски (ведь Марьяна ищет утешения не у него, а у не раз безрезультатно подбивавшего к ней клинья Башарова), и тошнотворный стыд (ведь он сам - одна из первых причин её слёз). В груди болит. Он, всегда говоривший о правилах приличия и нормах обращения с женщинами, на камеру к своей женщине позволяет безразличие, пренебрежительно доводит её до слёз, и после - просто смотрит со стороны как её утешить кто-то другой пытается. От самого себя становится тошно. Желая собственный шквал чувств похоронить в себе как можно глубже, он совершает третий шаг к катастрофе за этот вечер. В перерыве, объявленном Маратом для того, чтобы дать время успокоиться и прийти в себя сразу двум, получившим нервный срыв ведьмам, Костя просто отходит в сторону, привычно утыкается в телефон. Вместо того, чтобы подозвать шаманку и выйти поговорить наедине, ему кажется, что для её успокоения будет достаточно, если он ей на глаза попадаться не будет. Тем более, к Марьяне при выключенной камере подходит Влад, бережно справляясь о самочувствии и умудряясь мимолётную слабую улыбку на её лице вызвать какой-то едкой шуткой, а после к ней подскакивает поправить макияж визажистка. Но едва возобновляются съёмки, в заново сформированном полукруге коллег он ловит на себе взгляд её всё ещё покрасневших из-за слёз мутно-голубых глаз. И во взгляде её так явно читаются будто застывшие неживые боль и обида, что у провидца по загривку бегут мурашки. Он никогда ещё не видел у неё такой взгляд. И вопреки этому взгляду, высказываясь об оценке для Райдос, он не может не упомянуть о возникшем из-за шаманки риске удушения Олега, который и предотвратила Виктория. Как не может не упомянуть о травматичной практике Марьяны, объясняя причину своей оценки для Шепса. Тем самым, приближая их с Романовой к самому краю. После сигнала об окончании съёмок он, уловив момент, когда все, расслабившись, направляются на выход из зала, к застывшей на своём месте Романовой подходит - с намерением всё-таки отозвать её куда-то в безлюдное место и там поговорить, извиниться. Но Марьяна первой атакует его ("ну разве я тебе что-то плохое делала?"). Он её вопросом оказывается банально врасплох застигнут, так ещё и Николай сегодня, как назло, внимателен чересчур - камеру выключать и не думает, наблюдая за ними... Костя почти невпопад вставляет что-то о её колких выражениях, надеясь сменить вектор на их обычные традиционные пикировки в готическом зале. Но Марьяна задета не на шутку ("Колкие выражения? Но неужели я бы там могла что-то... как-то тебя ранить?"). Её неверящий в то, что она спрашивает, плаксивый тон голоса, прерывающийся на рваные вдохи, разбивает ему сердце. А он не находит других слов, кроме стандартной формы извинений.

Ну, ты и молодец, Гецати! Ничего умнее не придумал? Кретин! Женщину свою почти до истерики довёл (остальных участников отложим в сторону, ведь первый из них - ты сам), а теперь просто "извини"?

Почему у него рядом с ней всегда в самых необходимых ситуациях мозг отключается?! Марьяна поднимает на него пронзительный взгляд своих блестящих от слёз голубых глаз, пока провидец, застыв, судорожно пытается придумать как всё исправить. Но ничего не приходит в голову. И Романова, не дождавшись от него ничего большего, и отдав так вовремя подошедшему ассистенту звуковика микрофон, молча отшагивает в сторону и через несколько секунд скрывается за дверью. Внутренний голос в его голове перестаёт нашептывать об ошибках и разрывается криком (ты теряешь её, идиот! сделай же что-нибудь!). Он подчиняется, срываясь с места и догоняя обладательницу рыжих волос у лестницы, схватив рукой у локтя. Но Марьяна дичится. Вырывается, стараясь держаться от него подальше, и едва не шагает вслепую с края верхней ступеньки. У Гецати в ужасе перехватывает горло, и он застывает в страхе навредить - попытается ещё раз её схватить, и она точно, в попытке отскочить на своих каблуках, пострадает. Он провожает взглядом хрупкую фигурку в элегантном чёрном платье до гримёрки, отмечая также и выходящих на перекур братьев-медиумов. У подножия лестницы его на минуту перехватывает Райдос, снимающая очередной кусочек своего влога. Когда он всё-таки добирается до гримёрки становится понятно - они с Романовой уже разминулись. Он надеется застать её с Шепсами у импровизированной курилки - тем более оба её сегодня поддержали, и есть шанс, что и сейчас один из них сможет её как-нибудь успокоить. Но на улице он встречает лишь Олега с его старшим братом.

Что же ты натворил, Гецати?

***

М.Р.

Марьяна отшучивается. Марьяна аргументирует. Марьяна улыбается. Марьяна злится. Борется до тех пор, пока силы не покидают её (в момент, когда все слова Гецати достигают цели, раня). Подавить обиду и растущую с каждой секундой в геометрической прогрессии боль кажется уже просто невозможным. Слова многоликой ведьмы вызывают её праведный гнев, как у профессионала (и Марьяна не пожалеет, что войдёт в историю Битвы как вторая женщина, показавшая оппоненту в споре средний палец прямо перед камерой). Но слова Кости - это слова о ней (не как о специалисте-экстрасенсе, а как о человеке). Подлой. Не стоящей доверия. Даже если она честно говорит, что ничего плохого Олегу не сделала. Для Гецати эти её слова, очевидно, звучат лишь ширмой для совершённой подлянки. Лживым оправданием. Услышать подобное от любого другого присутствующего в зале было бы неприятно (а от пары человек и больновато), но слышать это от него - невыносимо. Разрушающе. Внутри неё всё дрожит, как от семи-балльного землетрясения, а всё непрочно закреплённое и неустойчивое грозит обрушиться, сложиться карточным домиком. После ухода Вики из зала, рассматривающая свои внутренние незаметные никому другому кровоточащие раны, шаманка сначала даже не замечает собирающихся в глазах слёз. Пока Марат не обращается к ней с вопросом ("Вы почему расстроены?"). И только тогда она вдруг понимает, что горячие слёзы бегут по её щекам обжигающими дорожками. В попытке остановить солёный водопад она на секунду поднимает глаза к потолку (ну, хватит, Марьяна, ты же не ребёнок - реветь от обиды, ещё и на камеру?). Вот только ей так больно, что от собственного понукающего внутреннего голоса становится лишь хуже - он сил не придаёт и собрать себя, разваливающуюся на части, не помогает. А будто насмехается над ней. И ей кажется, что этот голос слишком похож на голос Гецати. Вот только интонация - холодная, чужая. Вместо тёплой и бархатистой, к которой она так привыкла за последние месяцы. На грудь давит невидимая бетонная плита, и Романова не может об этом промолчать.

- Да, мне обидно.

Руки Марата, обнимающие её в попытке подарить успокоение - совсем не те руки, что ей сейчас необходимы. Не те, что могли бы вылечить только что нанесённые их же владельцем раны. Рядом с Башаровым ей холодно, будто она беззащитным котёнком выброшена на двадцатиградусный мороз. Лёд расползается по её открытым благодаря чёрному платью рукам и ногам, направляется прямо к кровоточащему сердцу. Слёзы застывают, замерзая внутри. На какое-то время этой ледяной брони хватит. Ненадолго, но, по крайней мере, она сможет отстоять съёмки на своём месте до сигнала "стоп-снято". Но когда приходит время выключения камер, она не замечает. Не слышит - парализованная, выпавшая из реальности. Не замечает начинающих разбредаться коллег, среди которых двое - Саша и Влад беспокойно оглядываются в её сторону, но не решаются дёргать её. Бессознательно она поворачивает голову в сторону провидца, смотря куда-то сквозь него пустым взглядом покрасневших глаз. Наверно поэтому Гецати подходит к ней прямо в зале. Его лицо, вдруг оказавшееся слишком близко, будто точный сильный удар молотка по её ледяной броне - лёд мгновенно осыпается острыми осколками внутри неё, режет глаза. И те вновь предательски наполняются слезами. А опять кроваточащее без анестезирующей заморозки сердце болит невыносимо. Демонстрируемое мужчиной типичное спокойствие - лишь ещё одна пощёчина её чувствам. Ведь ему, кажется, всё равно?

- Ну разве я тебе что-то плохое делала? - Часто очень: очень колкие выражения в адрес моих практик... - Колкие выражения? Но неужели я бы там могла что-то... как-то тебя ранить? - Хорошо, прости меня, пожалуйста, если я тебя обидел, ладно?

Она спрашивает его не о словах. Она знает и принимает свою несдержанность и острый язык. И никогда эти свои качества не отрицает. Она спрашивает - действительно ли Гецати считает её способной причинить вред. Вот только Костя прямого ответа избегает, предпочитая однозначному признанию ("да, ты могла" или "нет, конечно же, не могла") классическое чопорное извинение. Что для Романовой слышится лишь подтверждением её подозрений - он считает, что она способна обмануть и навредить. И не чужому - коллеге, приятелю, другу... Интересно, умирающие от извержения вулкана жители Помпеи чувствовали то же самое? Безысходное разочарование? Боль от того, что то, во что ты верил, чем дорожил, гибнет прямо у тебя на глазах, обращаясь в пепел? Понимает ли Гецати, что он только что с ней сделал? Обратился её персональным Везувием, руша своим отношением и так легко произнесёнными словами то, что выстраивалось в ней все эти месяцы. Банально, но она думала, что между ними есть доверие. Даже если с пониманием бывали проблемы. Но, видимо доверялась в этих отношениях лишь она - с трудом, медленно и осторожно, но она открывалась ему. По-настоящему. Костя же, по-видимому, всё также на протяжении всех этих месяцев продолжал считать её опасной, несущей угрозу (так он говорил в их первую встречу, не так ли? магическую опасность чувствовал от неё?). Ей хочется накричать на него. Хочется ударить. Но какой в этом смысл? Это не облегчит её боль. И ему ничего не докажет. Поэтому Марьяна поднимает на него пронзительный взгляд - в последний раз всматриваясь в ещё вчера казавшиеся добрыми, тёплыми и понимающими карие глаза провидца с такого близкого расстояния. Ей хочется добавить что-то вроде литературной точки, она даже размыкает пересохшие губы, но связки отказываются подчиняться - она не может издать ни звука. Гецати продолжает смотреть на неё - в ожидании принятия его извинений, наверно. Но Марьяна это и извинением не считает - маска ли, это его спокойствие, или нет, но в глубине его глаз она сейчас не может разглядеть чувства вины. Или понимания. Она молча поджимает губы, делая шаг назад - безмолвно показывая, что разговор их сегодня окончен, и, оставив микрофон ассистенту съёмочной группы, быстрым шагом обходит мужчину по дуге, направляясь к двери, всё же замечая, что кроме них теперь уже в зале никого больше и не осталось. Костя нагоняет её у лестницы, окликнув в спину по имени и придерживая за локоть. Марьяна вспыхивает моментально, вырывая из его ладони руку и едва не оступаясь на самом краю у верхней ступени. Шипит через плечо ("больше не приближайся ко мне, Гецати!"), не оборачиваясь. А после по лестнице сбегает, чудом на каблуках не оступившись. Внутри всё снова леденеет - будто в ней включается автопилот, цель которого довести её до безопасности квартиры, где можно будет выпустить из себя всю боль. Она не обращает внимания на тех, кто ещё остался в гримёрке, пока наскоро в рюкзак закидывает необходимые вещи и спешно переобувается в любимые кроссовки. Решает не переодеваться - лишь бы это место поскорее сегодня покинуть. После чего, подхватив пальто и не прощаясь, вылетает из комнаты, почти врезаясь в кого-то в дверях, пока находу через приложение такси вызывает. На улице на привычном месте курят только двое - старший и младший Шепсы. Саша окликает её. Даже порывается остановить. Но Марьяна совсем не готова к разговорам. Олег улавливает это достаточно чётко, чтобы брата придержать и позволить шаманке уйти и юркнуть в вовремя подъехавшую жёлтую машину. Спустя час, когда за Марьяной захлопывается дверь собственной квартиры, она обессилено сползает по ней на пол, поджимая к себе колени и отбрасывая в сторону рюкзак вместе с так и не надетым, несмотря на холод на улице, пальто. Она благодарна, что Яся два дня назад уехала в недельную экскурсионную поездку с классом в другой город - она безумно любит дочь, но сейчас ей необходимо побыть одной. Она со всхлипом откидывается затылком назад, ударяясь о дверь и не чувствуя этой боли, ведь внутри неё всё обжигает горящий пепел, обращаясь слезами на щеках. Она ранена и ощущает себя маленькой, жалкой, дрожащей. Беззащитной. Она позволяет себе отдаться этим чувствам, проживая их в полную силу. А потом, когда сознание чуть проясняется, поднимается с пола и идёт в рабочую комнату записывать видео (хоть что-то полезное из этого состояния извлечь можно - давно ведь хотела практики по успокоению записать).

- Я сама с детства такой... очень чувственный, ранимый человек. Меня легко обидеть. Чем сейчас воспользовался (несколько часов назад) один важный для меня человек...