×××
— Алло? Саша с улыбкой взял трубку на брата, но уже через секунду эта улыбка стёрлась с лица. Ксения за своим рабочим столом тоже напряглась, заразившись чужим настроением. — Еду, — бесцветным голосом произнёс он и сам сбросил трубку, постоял так секунду, сжимая в руке телефон и бесцельно смотря перед собой, затем повернул голову к женщине и обрушил на неё страшную новость. — У Димы случился срыв. Лицо Ксении вытянулось: она, наверное, секунды три не могла прийти в себя от шока. — Господи, — выдохнула она жалобным тоном и схватилась за сердце, как за спасательный круг. Саша подскочил к ней в беспокойстве, приобнял за плечи и накрыл её руку своей. — Всё будет хорошо, слышишь, — перешёл он на неформальное общение, стараясь так быть к ней эмоционально ближе. — Я поеду сейчас туда и привезу его домой. Вызови пока знакомых врачей. И подготовьте его комнату: пускай проведёт свой длинный цикл там. Ксения закивала балванчиком, пребывая где-то в своих мыслях и смотря не на, а сквозь предметы. Она не могла поверить, что её сын вынужден был заново пережить тот ужас из далёкого детства. Всё же было так хорошо… Столько лет прошло с того злосчастного срыва! Дима так хорошо держался. Был таким умничкой. Как же так то. Почему сейчас? Что могло спровоцировать у него этот срыв! — Вот, выпей, тебе нужно успокоиться, — протянул ей стакан воды Саша. И Ксения схватилась за стакан обеими руками, но Саша всё равно не отпустил сам: помог с питьём. — Доверься мне. Я справлюсь. Всё будет хорошо. Сжав в последний раз плечи женщины, Саша заново наполнил её стакан водой и ушёл. Время поджимало: срывы Гангов имели особенность нарастать со временем. Медлить уже было нельзя. Хоть и сложно было оставлять Ксению один на один с её личным материнским горем, но Диме и Олегу сейчас он был куда нужнее, чем ей.×××
Директор запыхано ввалился в школьную уборную в окружении нескольких учеников, и Олег насильно зажал рот Диме рукой, крепко прижав его к своей груди, чтобы не смел кричать и увёртываться, как одержимый, но тот в свою очередь зажал между зубов кожу на возвышении его большого пальца и продолжил нагло мычать. Вся рука онемела от такой острой и продолжительной боли, но Олег стойко всё стерпел, не сдавая себя ни единым мускулом. Директор взглянул на испуганного, заплаканного и изувеченного старосту, с трудом выползшего из кабинки туалета, оставляя за собой дорожку смазанной на плитке крови, и ужаснулся. Перевёл взгляд с него на Диму и нахмурился в подозрении. — Это я, — громко оповестил всех Олег. И мужчина немедленно посмотрел на него, забыв про дёргающегося Диму, как Олег того и хотел. Ему нужно было немедленно уходить отсюда, потому что с каждой минутой удерживать Диму становилось всё тяжелее. Взять на себя вину было для него самым оптимальным решением. — Потрудитесь объяснить мне… что здесь… произошло… м? Было видно, как мужчина с трудом выдавливал из себя вежливые слова заместо ругани и брани. Староста чуть приподнял туловище с пола и попытался открыть рот, но Олег в ту же секунду перебил его, рассказав директору свою правду: — Здесь произошла небольшая потасовка между мной и этими ребятами, — он кивнул головой на лакеев старосты, которые в страхе и некотором замешательстве прижимались спинами к подоконнику у окна. — Они напали на Дмитрия всем скопом и безжалостно его избили, а я лишь попытался их остановить. И теперь ему приходится терпеть эту боль, пока я тут с вами разговариваю, — закончил он монолог с намёком. Мужчина хмуро взглянул на Диму и еле заметно кивнул, словно соглашаясь со словами Олега. — А что случилось с ним? — указал он головой на старосту. — Почему он в таком состоянии? — Пострадал в драке, — соврал он. Староста попытался возразить, но Олег повернулся к нему и посмотрел таким взглядом, что тот сразу отказался от своей затеи и умолк. — Будут разбирательства, — строго оповестил всех мужчина, затем перевёл свой злой цепкий взгляд на Олега и обратился уже к нему одному. — Вы отстранены от занятий на два месяца. Олег поджал губы и смиренно кивнул, прикрыв глаза на выдохе. Он подвёл Сашу. Снова. — Вас уже предупреждали однажды, но вы не воспользовались своим вторым шансом, — он перевёл взгляд с Олега на Диму и кивнул на него головой. — Отвезите Дмитрия в больницу. Всё остальное мы обсудим уже при вашем брате. — Хорошо, — тихо ответил Олег, уже чувствуя, как кожа, зажатая между зубов Димы, болезненно съезжает, принося этим адскую боль. Получив долгожданное разрешение, Олег кое-как закинул Диму себе на плечо, не рискуя убирать руку от его рта, и вышел из уборной. Ходить с брыкающейся тушкой на плече было довольно тяжело, как и терпеть эту обжигающую боль в руке, но Олег хорошо справлялся. На половине пути их встретил Саша, который помог Олегу резко отнять руку от чужого рта, позволив тонкой кожице просто съехать вниз и оторваться: она так и осталась висеть зажатой между мертвецки сомкнутых зубов Димы. Олег не смог сдержать в себе короткого вскрика. Это было чертовски больно и неприятно. Кровь шла, не останавливаясь, но ему пришлось просто забыть об этом на время и помочь Саше запихнуть сопротивляющегося Диму в машину. Всё это напоминало ему настоящий кошмар наяву. Ещё только вчера они наслаждались друг другом, делились взглядами, улыбками, сливались в страстном поцелуе и утопали в объятиях друг друга, а сегодня Дима его просто не узнавал. Он вёл себя так, словно в нём сидел сам чёрт. Сев в машину следом за Димой, он снова схватил его и прижал к себе в объятии, чтобы тот перестал биться головой о чёртову дверь. Как же Олег мечтал сейчас просто проснуться…×××
Это были самые долгие полчаса в жизни каждого, кто стоял за дверью, наблюдая за тем, как проверенные временем врачи успокаивали Диму, прижимая его к постели, связывая и вводя ему в вены, очевидно, сильные наркотические средства. Ксения тихо плакала в объятиях Саши, а Олег молча перевязывал себе обработанную руку, сидя на полу возле входа в комнату Димы и находясь мыслями далеко за пределами их планеты. Когда врачи, наконец, к ним вышли, убедившись, что Дима достаточно обмяк от сильных препаратов, Олег воспользовался тем, что Саша на них отвлёкся, и быстро юркнул в комнату. Оказавшись в провонявшей химикатами, по́том и медикаментами комнате, Олег медленно и воровато приблизился к кровати Димы, чтобы опуститься перед ней на корточки и аккуратно, перевязанной рукой, накрыть поверх чужую руку. — Эй, — тихо-тихо позвал он Диму. И тот среагировал: затяжно повернулся головой. Их взгляды встретились, и сердце Олега дрогнуло от щемящей боли в груди, ведь глаза Димы больше не смотрели на него с прежней любовью и восхищением, в них уже не горели те огни жизни, которые Олегу так нравилось замечать. Теперь в них отражалось лишь пустое безразличие. Дима смотрел на него уставшим и замученным взглядом, без капли тепла и нежности. Любовь просто растворилась в этих глубоких омутах чёрных глаз. Исчезла без следа. Осознавать всё это было больно до удушья. Понимать, что человек, некогда смотревший на тебя с любовью, растерял все эти чувства… А были ли они вообще?.. эти чувства. Как Олег мог забыть… Как он мог поверить, что его правда любят. Его ведь никогда в этой жизни не любили. Что бы он ни делал – не любили. По-настоящему. И только он поверил любящим глазам Димы, как правда тут же обрушилась на него тайфуном. Даже здесь всё оказалось фальшью. Даже Дима любил не по-настоящему. Возможно, эта странная болезнь просто повлияла на него, запутала его мысли, из-за чего он решил, что влюблён в Олега, хотя на самом деле он был всего лишь болен, а не, чёрт возьми, влюблён. — Дим, — мягко позвал он его с некоторой надеждой в голосе, но тот не среагировал. Он продолжал неподвижно лежать, смотря на него утомлённым взглядом, лишённым чувств. Из него будто всю душу разом высосали, отчего он потерял себя, погас, забылся во тьме. Его словно затянуло в бездну. И теперь он лежал здесь просто обычной куклой. Пустым сосудом, утратившим свою личность. Олег больше не мог этого вынести. Он был не готов. Ему никто и никогда не рассказывал об этой особенности Димы. Он к такому не готовился. И смотреть сейчас в эти безжизненные глаза… Всё это было для него слишком. К горлу подступил тугой ком, а к глазам – слёзы. Он больше не мог здесь находиться. Он явно себя переоценил. Думал, что сможет перенести всё, но в итоге оказался слишком слаб перед лицом реальности. Лучше бы Дима оторвал ему руку по локоть этим днём, чем хоть раз посмотрел на него вот так… Взгляд Димы на него, будто он чужой ему человек, не имеющий никакого веса в его жизни, бередил его старые раны и давил на больное. Эта комната стала его личным адом на земле, и Олег просто не выдержал – убрался прочь. Столкнулся на выходе с Сашей, заглянул в его печальные глаза, полные неподдельного понимания, и, наконец, отпустил себя: тихо и беззвучно заплакал, прижавшись к его груди. Тот охотно обнял его, укрывая от всех бед в эту самую секунду, и ласково погладил по спине. — Знаю, малыш, прекрасно знаю, — его голос был полон тоски и недосказанности. — Мне никто не сказал, — сквозь слёзы, почти заикаясь, пробормотал Олег, размазывая слёзы на чужой груди, — никто не сказал, никто. — Так было надо, — тихо уверил его Саша, не переставая гладить его то по спине, то по голове. — Не нужно было тебе туда заходить сейчас. Никогда меня не слушаешь, глупый мальчишка. Олег всхлипнул пару раз в его объятиях и чуть отпрянул, чтобы снова заглянуть в глаза. — Что с ним, Саш… Саша встретил его взгляд с некоторым смирением и вздохнул, собираясь с мыслями. — Он болен, Олег, — как-то устало ответил он. Но это и без него было уже слишком очевидно. Олег понял, что с Димой не всё в порядке, и сам. Этого просто нельзя было не заметить. Он хотел лишь конкретики, чтобы знать, как себя вести с ним дальше и как теперь трактовать всё то, что уже произошло между ними ранее… — Чем он болен, Саш? Маниакальное расстройство? — предположил Олег, и плечи Саши пришли в движение: он усмехнулся. — Да, — пожал он плечами, качнув головой. — Да? — с подозрением переспросил Олег, потому что знал брата и чувствовал подвох. — Да, — уверенно подтвердил Саша, затем неожиданно добавил. — А ещё ПТСР, а также БАР, конечно же, кажется, ещё деперсонализация, мизантропия, патомимия и даже шизофрения. Лицо Олега перекосило от шока. И он отпустил брата, чтобы резко отскочить. — Как такое возможно? Это же совершенно разные расстройства! И их слишком много! Саша снова усмехнулся с какой-то горечью. — Все эти диагнозы ставились врачами в разное время, в разных условиях, — объяснил он, смотря куда-то перед собой. — Тревожность – самое безобидное из того, что врачи когда-либо ставили. — Неужели, — Олег запнулся и скривил лицо так, словно объелся кислых лимонов, — это всё… диагнозы Димы?.. Саша не ответил – придержал паузу, чтобы сглотнуть и медленно перевести взгляд на брата. — Его отца, — с нечитаемой улыбкой ответил он. И губы Олега приоткрылись от удивления. Теперь то до него начинало доходить, что здесь происходило. И почему Саша не выглядел удивлённым, когда помогал врачам с Димой. И врачи эти тоже явно не первый день здесь находились, потому что ориентировались по дому лучше того же Олега, который недавно переехал. Все они были так хорошо знакомы с болезнью Димы, потому что до него лечили… его отца. — Это?.. Саша кивнул ему со слабой улыбкой. — Верно, — подтвердил он неозвученные догадки брата. — Эта болезнь наследственная. — Передаётся только по отцовской линии? — Да, — на грани слышимости ответил Саша. — Ты уже привык, — констатировал Олег. И Саша усмехнулся, качнув головой в отрицании. — К такому нельзя привыкнуть, — произнёс он с видимой болью в глазах, — с этим можно только смириться, — придержал недолгую паузу, пытаясь взять так под контроль свои эмоции, чтобы не позволить им захлестнуть себя, и продолжил. — Когда на тебя вот так смотрит человек, значащий для тебя… так много… к такому нельзя привыкнуть, понимаешь? — его голос дрожал. Олег понимал. Очень хорошо понимал. Теперь уже да. — Ты сказал не заходить к нему, потому что… — Потому что проходил через это раз за разом, день за днём, месяц за месяцем, год за годом, потому что жил в этом аду почти всю свою сознательную жизнь, — кивнул Саша с застывшими на глазах слезами и затем поднял свою руку ладонью вверх, чтобы потрясти ею в воздухе. — И вот этой самой рукой я неустанно сжимал его руку, успокаивая, поддерживая, обещая ему всякий несвязный бред, пока тот месяцами лежал в постели, не отнимая головы от подушки, и смотрел так, словно даже не узнавал. — Месяцами?! — ужаснулся Олег. — Да, — твёрдо ответил Саша. — И Дима?.. — Да, — снова подтвердил Саша. И у Олега земля ушла из-под ног: он резко пошатнулся и прильнул к ближайшей стене. Он просто не мог поверить в этот… кошмар. — Неужели не существует лекарства от этой болезни? Какого-то действенного лечения? Саша снисходительно улыбнулся. Покачал головой. — Даже самой этой болезни официально ещё не существует, — засмеялся он как-то обречённо. — Их семья… всё началось с отца Хоана. Эта непонятная болезнь на данном этапе развития человечества всего лишь смешение разных расстройств. Нет никакого лекарства от неё. Только грёбаные успокоительные. Я… каждый месяц готовлю отчёт о состоянии Димы для врачей, проверенных временем, сам Дима тоже каждые полгода проходит обследования. Всё это нужно для того, чтобы установить точный диагноз. Возможно, открыть новый, чёрт его знает. Мы стараемся. Правда, стараемся. Я делал всё ровно то же самое и для его отца. Мы… с нашим общим университетским другом – Дэ́нисом – старались, как могли, чтобы излечить его, но… — Не получилось, — рассудил Олег. И Саша с дрожащей улыбкой покачал головой, чтобы затем опустить её и спрятать свои слёзы. — Я не смог ему помочь, — тихо шепнул он. Олег тяжко вздохнул и прижался головой к стене, прикрыв глаза от усталости и головной боли. — Почему ты никогда не рассказывал мне об этом, — задал он заново свой самый первый вопрос, на который так и не получил ответа. — Потому что я очень виноват перед тобой, — тихо признался Саша и поднял на него прямой взгляд. — Я обманщик и трус. Вот почему. Олег нахмурился в замешательстве и медленно отпрянул от стены, смотря на брата с немым вопросом. — Что ты хочешь этим сказать? — насторожился он. И Саша нервно провёл языком по высохшим губам. — Я должен тебе признаться. Пришло время.×××
Хоан сидел на больничном стуле слева от входа в палату, где спал усмирённый Дима, и подпирал свой подбородок руками, сложенными в замо́к. По правое плечо от него, тоже недалеко от входа в палату, стояли Саша и Дэнис. Один из них был лечащим врачом Хоана. И он готов был взять под свою опеку теперь ещё и Диму – сына своего хорошего друга. — Всё будет хорошо, — мягко обратился Дэн к Саше и сжал его плечо в знак поддержки. — Мы обязательно справимся. У нас уже есть опыт. — М-м, — промычал Саша, стоя к Дэну вполоборота, засунув руки в карманы штанов, и смотря на Хоана обеспокоенным взглядом. — Помочь ребёнку будет намного проще, — продолжал тем временем разглагольствовать Дэн, — мы сможем составить схему, по которой ему стоит жить хотя бы первое время, чтобы избежать нежелательных симптомов. Слышишь? У нас всё обязательно получится. — Да, — вздохнул Саша, — получится. Он ни разу не взглянул на Дэниса за время своих односложных ответов, поэтому тот в конце концов просто сдался и убрал руку от его плеча. Он уже устал биться в закрытую дверь. Нет, так нет. Если женатые мужчины со множественными расстройствами привлекали его настолько, что его внимания не хватало даже на старых друзей, то флаг ему в руки, ради Бога. Дэнис не собирался его ни в чём переубеждать. — Если бы только родилась девочка, — тихо пробормотал Хоан себе под нос, и Саша тут же активизировал все свои пять органов чувств, — всё было бы куда проще… лучше… почему не девочка… почему родилась не милая девочка… Дэнис взглянул на Хоана с хмурой печалью. Слова друга ему совсем не понравились, но он промолчал в силу своей понимающей натуры. Хоан уже находился на грани тихой истерики, поэтому не мудрено, что он нёс подобный несвязный бред после всего пережитого ужаса. Удивительно, что он вообще не сорвался до сих пор. Видать, держался молодцом ради жены. И это было весьма похвально. — Не говори так, — мягко парировал Саша и подошёл к Хоану, чтобы присесть перед ним на корточки и накрыть его руки своими. — У тебя родился самый добрый и светлый мальчик на свете. Димка замечательный ребёнок. И его рождение – настоящее дарование небес. Он нас всех ещё удивит. Вот увидишь, — Саша говорил всё это очень тихо, сквозь дрожащую улыбку и сухие слёзы. — Дэнис прекрасный врач: он обязательно выявит ваш диагноз и пропишет вам правильное лечение. А я буду помогать. У меня большой опыт, ты же знаешь. Я смогу воспитать Диму так, чтобы его особенность не сильно мешала ему по жизни. Я справлюсь. Мы справимся. Обещаю. Так что не говори так. — Нет-нет, — взволнованно выпрямился Хоан, высвободив свои руки из чужого захвата, — у тебя дома, в Самаре, сидит такой же ребёнок. Ждёт тебя. Нельзя тебе вечно оставаться с нами. Тебе нужно возвратиться к Олежке, брат. Саша поджал губы: да, ждёт. И ждёт наверняка с замиранием сердца. Как в своё время ждал свою мать. Но здесь он всё равно был нужнее, чем там. Как бы сильно он не любил своего брата, а оставить маленького больного Димку без себя он просто не мог. Пока существовал хотя бы один мизерный шанс того, что тот однажды мог излечиться, Саша сдаваться и опускать руки не хотел. А Олежка… он бы его понял. Возможно, узнав однажды правду, он сначала обиделся бы, обвинил его в предательстве и сбежал, но позже обязательно бы всё понял. Потому что его Олежка всегда был очень силён духом и чрезмерно добр сердцем. Жестоко, наверное, было с его стороны делать на этом ставки и изнашивать его доверие таким вот способом, но это была жизнь, а в ней всегда приходилось делать такие выборы. И Саша свой уже сделал.×××
— То есть… всё это время… ты просто… просто, — Олег часто моргал, пытаясь сдержать в себе те слёзы, что собирались в уголках его глаз, — врал. — Да, — обрушили на него градом свой ответ. Вот так… просто… Просто взяли и швырнули ему эту новость в лицо. И как Олег должен был её воспринять? Сейчас, когда он стоял за дверью комнаты Димы, где тот, измождённый после сильнейшего срыва, лежал в полнейшем одиночестве, просто втыкая в потолок… Он действительно должен был узнать такую правду прямо сейчас? Хах… Одинокая слеза всё же смогла проложить себе дорогу вниз, стремительно скатившись с его щеки, поэтому Олег сморгнул следом ещё три таких же. И повернул голову к брату, чтобы посмотреть на него взглядом человека, которого только что беспощадно предали самые близкие и родные. — Когда мама улетела на остров, даже не попрощавшись, я успокоил себя тем, что у меня всё ещё был ты, который всегда выбирал меня. Когда девушки раз за разом делали мне больно, я постоянно повторял себе, что у меня есть брат, который никогда не поступит так же. Брат, который не предпочтёт мне никого другого. И когда ты тоже уехал, оставив меня дома совершенно одного, я поверил тому, что это было ради меня и для меня. Я поверил тому, что ты жил там от безысходности, потому что выбрал меня, а не своё личное удобство, ведь мне нужно было на что-то есть и одеваться, а потом ещё учиться. Когда я приехал сюда, и ты мне сказал, чтобы я не подходил к Диме, потому что я не готов ещё к серьёзным отношениям, я правда поверил, что это была забота обо мне. И сейчас… я узнаю, что… с самого начала… с самого грёбаного начала… ты просто променял меня на других. — Олег… — Ты выбрал их! — крикнул Олег так сильно, что его голос отразился от стен эхом, обращая внимание стоящих неподалёку врачей на них. Саша открыл рот для оправданий, постоял так секунду, а затем закрыл, не найдя нужных слов. И Олег отпустил себя. Он позволил себе эту слабость, впервые за столько лет молчания дав волю своим слезам, голосу и бушующему гневу. — Снова, — хриплым от слёз голосом отрезал он, а затем громче (и так по нарастающей) добавил, — снова, снова и снова! Всю мою чёртову жизнь! Никто и никогда не выбирал меня! Даже ты! Грёбаный лжец! Ты знал, что мне тяжело было расставаться с тобой сразу после ухода нашей матери! Ты знал, что для меня невыносимо одиночество! Но ты всё равно бросил меня! Ты, блять, бросил меня! Потому что поставил других людей выше меня! Потому что выбрал не меня! Олег кричал во всё горло, не жалея голоса, и руками бил стены, пытаясь так выплеснуть эмоции. Дэнис, наблюдавший за этим с мрачным видом, старался удерживать своих коллег от вмешательства, потому что он знал: этот разговор между братьями уже давно был необходим. Саша был того же мнения, поэтому даже не пытался остановить Олега от саморазрушения. — Почему… почему кто-то… хотя бы раз… хоть один единственный раз может кто-нибудь выбрать меня? Без «но» и оправданий. Просто… меня… У Саши сердце разрывалось от всей этой картины. Хоть он и знал, на что шёл, когда делал свой выбор, но наблюдать теперь последствия этого решения вживую… это было слишком больно и мучительно. Он и сам уже был на грани того, чтобы просто сесть и заплакать от усталости и душевной тяжести, но в отличие от Олега он не мог позволить себе такой роскоши, потому что уже очень давно усвоил свой урок: не должно быть в его жизни места для слабости, иначе он никого и никогда не сможет защитить от бед. Он обязан был держать лицо, чтобы хотя бы казаться сильным и непрошибаемым, потому что это могло вселить уверенность в тех, кого он оберегал, и страх в тех, с кем боролся. — Прости, — сдержанно произнёс он, еле сглотнув тугой ком, образовавшийся в горле. — Неужели это всё, что ты можешь мне сказать?.. Братья взглянули друг на друга, и в глазах обоих всплыли те невысказанные слова и чувства, которые выразить словами просто бы не удалось. Они стояли так почти минуту, пока Саша не заставил себя ответить очень тихое и убитое: — Да. Саша отвёл взгляд первым. Олег смотрел на него ещё долгие секунды, не пытаясь никак сдержать слёзы, которые уже давно жили своей жизнью на его лице. Так и не получив от брата никакой реакции, Олег громко фыркнул и гневно покачал головой. — Я всегда жил по твоей чёртовой указке, — неожиданно начал он, приближаясь к брату, — всегда следовал всем твоим правилам, а ты и рад был решать за меня. Всегда. Ты за человека вообще когда-нибудь меня считал? Или я так… игрушка на поиграть, выпрошенная у матери, а? Игрушка, которую ты бросил, когда тебе надоело! — Олег, — ласково, но с нажимом позвал его Саша, — ты не понимаешь, что сейчас говоришь. — О-о, я то как раз понимаю, братец, — оскалился Олег, смотря чётко на своего брата своими красными и опухшими от слёз глазами. — Кто за меня решил, что мне не следует общаться с матерью? — шаг вперёд. — Кто за меня решил, что я должен пойти в армию досрочно, чтобы… что? Теперь то я понимаю, почему это было тебе так нужно, братец. Я был всего лишь оружием в твоих руках, не так ли? Ты просто хотел иметь возможность в нужный момент нажать на курок! — три шага вперёд и вот он уже стоял прямо перед Сашей. — Кто за меня решил, что я должен стать чёртовым телохранителем и подставляться под пули ради тех, кого ты поставил выше меня? Олег придержал паузу, словно специально давая брату шанс ответить, но тот лишь сглотнул очередной ком, поэтому он сделал всё за него: — Ты. — Олег… — Это всегда был ты. — Послушай… — А знаешь что, дорогой братец? — обманчиво мягко улыбнулся Олег. — Иди-ка ты нахер. Саша так и замер изваянием, услышав эти три слова, чем Олег и воспользовался, больно толкнув его в грудь перед тем, как просто уйти. Это стало для него действительно большим потрясением, от которого он не смог отойти. Его маска треснула. И он на ватных ногах попятился назад, чтобы спиной прислониться к ближайшей стене, а затем медленно съехать по ней вниз и усесться на пол. Только лишь после этого Дэнис оставил своих коллег стоять одних в недоумении и подошёл к своему старому другу, чтобы прислониться к той же стене плечом, скрестив руки на груди. Они оба очень долго и терпеливо молчали. Никто из них не рвался заполнить чем-то тишину. Лишь спустя долгие минут десять Саша сказал: — Я просто старая, никчёмная и бесполезная рухлядь, — горький смешок и мгновенный взгляд Дэна, упавший на его профиль. — Так старался поспеть за всем, но в итоге остался ни с чем. — Дай ему время, — сказал Дэнис. И Саша покачал головой. — Дело во мне. Не в нём. Это я не смог обеспечить ему нормальное детство. Это я так и не смог продвинуться в изучении этой дурацкой болезни. И это я не… не смог спасти Хоана. На последних словах Саша резко опустил голову и спешно вытер глаза тыльной стороной ладони. Дэнис окинул взглядом его действия и сказал: — Ты берёшь на себя слишком много, — предугадав заранее, что Саша начнёт спорить, он поспешил продолжить, не давая ему и шанса вставить слово. — Да, возможно, ты действительно делал ошибки. Много ошибок. Но ты не робот, живущий по расписанию, а живой человек из плоти и крови. И пора бы тебе уже начать перестать трястись над всеми. Лучше обрати внимание на себя, на свою жизнь, а то так и останешься навсегда один. В кругу сожалений. Саша на это ничего не ответил: тяжко вздохнул и запрокинул голову, прижавшись ею к стенке. Дэнис напоследок ещё раз окинул его взглядом, покачал головой, бормоча себе под нос что-то про бесполезность, и снова отошёл к своим коллегам. После его ухода Саша небрежно закрыл глаза и позволил своим мыслям затопить сознание.×××
Олег вышел во двор быстрыми шагами, отыскал там ближайшую скамейку и резко приземлился. Задрал голову к небу и закрыл глаза. В его мыслях крутился образ матери. Той, что оставила его в поисках лучшей жизни. Сколько уже прошло времени с тех пор и сколько должно было пройти ещё, чтобы Олег смирился? Взглянул, наконец, правде в глаза. И понял: мать бросила его, потому что она безответственная, а не потому, что он плохой. И как бы он себя не вёл – она не вернётся. Пришло время признать, что не вернётся. И Саша… Он бросил его, потому что так было проще. Потому что он, чёрт возьми, ошибся. Пора уже было признать, что ошибся. Так сильно и так во многом. Все эти красивые сказки матери о том, что ей хотелось почувствовать запах свободы носом… Все эти слова брата о заработке и лучшей жизни… Всё это. Это всегда были пустые отговорки. На самом деле, правда заключалась в другом. Мать всего лишь хотела оставить после себя видимость хорошей и заботливой матери. А брат боялся ранить его правдой. У всего была, есть и будет своя причина. Просто нужно было уметь её распознавать. Все эти годы Олег жил под личиной ребёнка, который намеренно закрывал глаза на правду, рисуя у себя в голове иные сценарии, чтобы продолжать жить в собственных фантазиях. И теперь он, наконец, нашёл в себе силы признать, что мать действительно его бросила, а к брату не встроена функция автоматического выбора, где всё, кроме него, задвигается назад. Признав всё это, он, наконец, отпустил свой многолетний образ несчастного ребёнка, виноватого в том, что его все оставили. Теперь он в полной мере осознавал, что не было никогда его вины в том, что мать повела себя так безответственно, ведь она просто была таким человеком. Вне зависимости от его поведения. И в том, что Саша рано оставил его одного, он тоже винить себя не хотел, потому что так сложились их судьбы. Потому что не всегда выбор мог быть так привычен и однозначен. Потому что жертвовать одним ради другого – это то, что приходилось делать всем в этой жизни. — К чёрту всё, — произнёс он себе под нос. И нырнул рукой себе в карман, чтобы вытащить оттуда ещё давно подаренную Леной резинку. А следом за резинкой карман покинуло ещё и что-то массивное, твёрдое, будто длинное. Отделив верхние пряди от нижних, Олег собрал их в маленький небрежный хвостик и нагнулся, чтобы подобрать выпавшую из кармана вещь. Его взгляд живо переменился и перешёл с уставшего и измученного на ласково-печальный. Это была цепь Димы, которую он успел забрать у старосты, но ещё не успел вернуть владельцу. Олег крепко сжал её в своей ладони и поднёс к лицу, чтобы изучить внимательно глазами. А в мыслях тем временем всплывали фразы: «Я всегда буду за тебя, даже если буду знать, что ты не выиграешь. Всегда на твоей стороне».«Раздели со мной ещё один танец. Пожалуйста?»
«Ты мне нравишься…»
«Если Олег согласится прыгнуть вместе со мной, то я готов рискнуть всем».«Постепенно. Медленно. Не спеша. Ты и я. Вместе. Попробуем вместе».
«Не буду стирать. Я люблю твой запах».«Я люблю тебя».
Олег шумно втянул носом воздух и до боли в пальцах сжал в руке золотую цепь. Потряс головой и сразу же за этим опустил её. Он всё это время задавался не теми вопросами. Такой невозможный идиот. Нужно было спросить себя не о том, были ли вообще эти чувства у Димы, а о том, мог ли тот растерять к нему такую искренность всего за раз! Ответ Олега был, очевидно, «нет». Ему следовало понять это куда раньше. Не нужно было уходить из той комнаты. Он чуть было не совершил огромную ошибку.×××
Когда Олег зашёл обратно в дом, Саша уже был в компании Ксении, которая тоже караулила комнату сына неподалёку от входа. Олег стремительно прошёл мимо них, стремясь зайти к Диме, но Саша довольно быстро понял его намерения и, в спешке извинившись перед женщиной, пошёл на опережение и резко встал у входа в комнату, загораживая этим проход брату. — Что ты делаешь, — раздражённо выдохнул Олег и попытался обойти брата, но тот не позволил ему этого сделать. — Отойди. — Ты видел уже достаточно. — Это только мне решать, — Олег снова предпринял попытку обойти Сашу. — Твои решения влекут за собой худшие последствия! — оттолкнул его подальше Саша, разозлившись. — Как думаешь, почему этот срыв вообще у него случился? А я скажу! Потому что рядом был ты. И это пагубно на него повлияло. Я должен был предвидеть это! Но всё равно позволил вам двоим играть в эти опасные игры. — Но ведь ты тоже был всегда рядом с Хоаном, — с вызовом ответил Олег, задрав нос. — Или хочешь сказать, что это не одно и то же? Саша сбавил спесь, заметно смешавшись, и Олег ошибочно предположил, что смог выиграть раунд. Попытался пройти, но Саша его мягко остановил. — Не одно и то же, — тихо произнёс он и параллельно отодвинул его от входа, рукой надавив на грудь. — Хоан никогда... не любил меня. Я… не был так… важен для него. Я... не вызывал эмоции. И был… безопасен. Понимаешь? Между братьями образовалась тишина. И Саша осторожно поднял взгляд на брата, думая, что тот теперь отступит после такого откровения, однако тот, вместо того, чтобы сдаться, напротив, поднял неожиданную тему: — Я благодарен тебе за то, что ты мне дал, Саш. И за то... что отобрал. Я обязан тебе многим. Даже тот Олег, которого ты видишь сейчас перед собой, это результат твоих слов, действий и решений. И я действительно благодарен за это. Саша нахмурился, не до конца понимая, почему Олег так неожиданно перескочил с темы на тему. — Но я не продолжение тебя. Не твоя чёртова тень. Я отдельная личность с отдельным мышлением. И я не собираюсь вечно жить по твоей указке, — продолжал тем временем Олег, словно откровение брата побудило его честно рассказать и о своих чувствах тоже. — Знаешь, а ведь каждый раз, когда у меня поднималась температура выше тридцати восьми, я думал, что умираю, — в уголках его глаз снова собрались слёзы. — Потому что я был ребёнком, Саш. А рядом не было ни души. Ни матери, ни тебя. Я плакал один в тёмной комнате, думая, что так и умру – в полном одиночестве. Но я никогда не жаловался. Ни в одном из наших телефонных разговоров не признавался тебе в том, как мне плохо без тебя. Потому что верил тебе. Верил, что это всё ради меня. Но на деле же это была лишь очередная твоя грёбаная ошибка. Каждое слово Олега, каждая его интонация, били, как ножом по сердцу, и Саша не находил в себе смелости даже чтобы просто поднять глаза. Ему было больно. Ему было стыдно. Он ошибся. Действительно ошибся. И ему было безгранично жаль. — Я не хочу винить тебя в том, что рядом со мной никогда никого не было, когда мне это было так нужно. Но я виню тебя в том, что теперь ты пытаешься забрать то же самое и у него. Ты пытаешься забрать меня у Димы, когда я сильнее всего ему нужен. И этим ты повторяешь те же ошибки прошлого. Саша. Уйди с моего пути. Потому что твоих ошибок я повторять не хочу. Последние слова особенно сильно воздействовали на Сашу, и он, наконец, нашёл в себе силы поднять голову и взглянуть на брата. В нём будто что-то поменялось… Не было больше этих больших мальчишеских глаз, смотревших всегда с неким озорством. И даже черты его лица… Олег собрал свои волосы, будто намеренно отказавшись от своего образа взбалмошного юнца, и теперь Саша в полной мере мог оценить его взрослые и угловатые черты лица. Этот ясный и осознанный взгляд… Олег знал, о чём говорил. И Саша видел это. Теперь да. — Не забудь обработать руку потом, — произнёс он, мягко обхватив брата за перевязанную ладонь, и чуть отодвинулся, открывая проход. — Не беспокойся обо мне. Саша чуть слышимо усмехнулся. — Всегда буду, — задрал чуть голову (Олег, как оказалось, даже ростом был уже чуть выше него, надо же) и заглянул в глаза. — Потому что люблю. Это неожиданное признание заставило Олега слабо вздрогнуть и сменить злой упрямый взгляд на более мягкий и даже слегка растерянный. — Я очень тебя люблю, мой маленький, — почти на грани слышимости прошептал Саша, расплывшись в улыбке, затем обхватил рукой лицо брата, ласково погладил его щёку большим пальцем и тихо посмеялся. — Уже не маленький. Олег заразился его улыбкой и резко опустил голову, чтобы потрясти ею в согласии. — Уже не маленький, — подтвердил он тихим голосом, не лишённым веселья, затем поколебался секунду и поднял обратно голову, чтобы посмотреть брату в глаза и ответить. — Я тоже. Правда. Всегда любил и буду. Получив такой ответ, Саша впервые не стал прятать свои слёзы. Он спешно кивнул, несколько раз мягко хлопнул Олега по щеке и молча отошёл, чтобы пропустить его. Олег воспользовался этим и сразу зашёл к Диме, а к Саше подошла Ксения, чтобы аккуратно положить руку ему на плечо в знак поддержки. — Слёзы радости и облегчения… они, — Саша размахивал руками, с улыбкой стирая слёзы с глаз, старался объясниться, как мог, — они всегда такие… сложно остановить, прошу прощения. Ксения с улыбкой покачала головой и притянула его к себе для тёплых дружеских объятий. — Знаю, дорогой. Не извиняйся.×××
Что ж, Олег снова был здесь. И Дима, почувствовав его присутствие, снова повернул к нему свою голову и смерил взглядом. Только вот теперь в глазах его Олег читал не пустое равнодушие, а желание и невозможность высказать всё, что на уме, потому что смотрел Дима долго, пронзительно, не моргая, будто пытаясь что-то сказать. Ему определённо было не всё равно на Олега. Напротив. Он напрягал все мышцы своего онемевшего тела, чтобы достучаться до Олега, показать ему своё содействие, присутствие, а Олег, дурак, не понял его совсем тогда и трусливо от него сбежал. — Тише, — Олег подошёл ближе и подсел к Диме у края кровати, — побереги лучше свои силы. Я тебя понимаю. Теперь понимаю. Прости меня… Он накрыл руку Димы своей и сжал. Губы Димы слабо дрогнули, будто в улыбке. Глаза совсем чуть-чуть сузились. Теперь Олег это всё замечал. Теперь он видел сквозь толщину его болезни. — Я принёс тебе кое-что, — сказал он с улыбкой и полез к себе в карман за той самой цепью. Достал её и показал Диме. — Я же обещал вернуть. Олег, наверное, сошёл с ума. Возможно, у него просто начались глюки, но в глазах Димы действительно что-то проснулось. Очень бегло. Словно маленькая искра, которая зажглась и сразу же затем потухла. Но она, блин, была! Значит, Олег в своём выборе не ошибся. Значит, он действительно был нужен Диме. И, господи, как же он сожалел о том, что бросил его здесь лежать одного, не сразу догадавшись, в чём дело, не сразу считав его настоящие эмоции. — Вот. Это твоё. Возьми. Олег помог Диме расправить ладонь (аккуратно, палец за пальцем), чтобы вложить туда цепь и затем снова помочь ему сжать эту руку в кулак. Почувствовав приятную прохладу, исходившую от предмета в руке, Дима впился в Олега взглядом и очень настойчиво, пересилив свою болезнь, произнёс одними губами (без голоса): «Люблю». Олег смог считать это признание с его губ. И это заставило его улыбнуться. Дима даже в таком состоянии умудрялся ломиться к нему в закрытую дверь. Удивительно. — Я знаю, — ответил он тихо-тихо, затем напоследок ещё раз накрыл его руку своей и сжал. — Отдыхай. Позже зайду ещё. Дима всё это время смотрел на него так, будто ждал чего-то, надеялся, но этого так и не произошло, потому что Олег просто ушёл, а Дима резко отвернул голову в противоположную от него сторону, будто в разочаровании, хотя лицо его так и продолжало оставаться с виду “равнодушным”.