Удивительное сходство
Сначала я мало понимал, который был час. Я проснулся у себя в постели с мертвой памятью о произошедшем. На мне была надета моя одежда для сна, а окно в комнате немного приоткрыто. Я тут же поднялся с места и суетливо спустился на первый этаж. Моему взгляду показались отец, наш гость и какой-то, судя по всему, работник почты. Они с отцом выгружали картины, а гость наш сидел на диване, медленно потягивая что-то из стакана. Отец называл номер, а доставщик проверял наличие картины. Я еще не привел свой внешний вид в подобающий ему порядок, но Руи приветливо мне улыбнулся. На нем были надеты простые черные брюки и темная рубашка, воротник которой отлично справлялся с целью подчеркнуть его изысканные контуры шеи и подбородка. Я спросил, который сейчас час, на что отец ответил, что идет уже второй. Сказать, что я был удивлен — сказать многое. Я пропустил утренний сбор за столом? Что произошло? — Судя по всему, — снова заговорил отец, — На прогулке тебе поплохело, наш гость смог донести тебя до замка и тебе оказали необходимую помощь. Очень странная ситуация, но чего только в вашем возрасте не случается, — махнул он рукой. — В смысле?.. — я переводил взгляд с сидящего юноши на отца, с отца на юношу. Я мало понимал произошедшее и происходящее в тот момент. — М… я сейчас занят, — отмахнулся отец, после этого снова начав помогать доставщику распаковывать новые картины. Я посмотрел на нашего гостя. — Настанет время, расскажу, — прошептал Руи, а затем сделал последний глоток из стакана, встал с дивана и подошел ко мне. Он взял меня за локоть и сказал: — Пошли. Мы отправились к столовой, где ему надо было оставить стакан. Я до сих пор не отошел ото сна и даже не успел протереть глаза, а тут уже что-то непонятное. Если мне резко стало плохо, почему со мной не было горничной в комнате?.. Я упал без сознания? Помню только то, что мне стало невыносимо жарко. — Похоже, ты просто словил солнечный удар, — сказал Руи, словно услышав, что я в голове пытаюсь угадать сюжет произошедшего. — Пошли посмотрим картины? — внезапно предложил он. Но стоило нам вернуться в гостиную, отец сходу показал какое-то полотно: — Смотри, Цукаса! Это же наш гость тут изображен! Я резко открыл глаза в удивлении и посмотрел на картину: и вправду Руи! Такой же изысканный и аккуратный, вот-вот готовый заговорить! Даже та же красная подводка глаз была на нем! Нет каких-либо сомнений: там был изображен он. Как такое произошло — я беспонятия. Может, когда-то портрет изготавливался на заказ, но не дошел до получателя: об этом сам Руи, естественно, умалчивает. Почему меня вдруг это так сильно заботит? Я как-то неосознанно привязался к этому человеку. Привязался к его привычкам, к тому, что он любит и что нет. Догадаться несложно, что я вызвался попросить о том, чтобы картину повесили в моей комнате. Руи уедет, а память останется навсегда. Интересно, мы будем с ним общаться письмами?.. — Хорошо, — ответил мой отец, — Повесим к тебе в комнату. Я очень рад, что ты обнаружил такое сходство. Если это так, то картина еще красивее, чем я предполагал. Молодой юноша словно не услышал этого комплимента. Он присел в кресло, его красивые глаза задумчиво глядели на меня, он улыбался. — Теперь прочитать подпись внизу картины значит куда больше… — я подошел к картине и взглянул на надпись: «Камиширо, A. D, 1688» — Ах, — тут же отозвался Руи вяло, — Это очень отдаленное родство, очень древнее. Кто-нибудь из этого рода сейчас еще жив? — Нет, не осталось, наверное, никого, кто носил бы эту фамилию. Род давно вымер — погиб, надо полагать, в гражданской войне, — но руины замка находятся всего в трех милях отсюда. — Любопытно, — протянул он лениво. — Но посмотри, какая хорошая погода сейчас! — он глядел в сторону приоткрытой двери холла. — Что, если нам немного прогуляться по двору? Я кивнул и пошел приводить себя в порядок. Кроме приветствия от горничных я не услышал ни слова: ни вопросов о том, как я себя чувствую, ни пояснения о произошедшем… собственно, при всем своем желании я не смог заставить себя спросить у них хоть что-то: меня ждет Руи.***
— Так похоже на тот день, когда ты к нам приехал, — начал я, когда мы вышли из замка. — Значит, ты думал о том дне? — он почти шептал. — Ты рад, что я здесь? — Я в восторге, дорогой Руи. — И ты попросил, чтобы картину, которая, по-твоему, похожа на меня, повесили у тебя в комнате, — пробормотал он со вздохом, обнял меня за талию и уронил свою голову мне на плечо. — Как ты романтичен, — со смешком в голосе сказал я, — Когда ты мне наконец поведаешь свою историю, не сомневаюсь, что там окажется сплошной роман. Он молча поцеловал меня в щеку. — Я уверен, Руи — вновь заговорил я, — Что ты был влюблен когда-то, что и сейчас продолжается какая-то любовная история. — Я никогда не был влюблен и никогда не влюблюсь, — прошептал он, — Разве что в тебя. Как же неописуемо красив он был при солнечном свете, а в особенности цвет его волос! Взглянув на меня странно и робко, он проворно уткнул лицо в мой затылок и волосы, выдохнул и положил свою дрожащую руку в мою ладонь. Его нежная пылкая щека прижалась ко мне.***
Что вообще довелось почувствовать мне нового за эти дни? Жажду, тревогу, любовь… все это смешивалось между собой и превращалось в одно чувство — обожание. Я начал обожать Руи, сам того не понимая. Что-то неземное тянуло к нему, а его тянуло ко мне. Однажды мы обсуждали это, сидя на скамейке. Он волшебный. Кажется, простая симпатия переросла в что-то большее, во что я поверить не могу. Он так умело начинал и вел диалог, мог поддержать любую тему, при этом его глаза смотрели очень живо и внимательно. Да и сам по себе он был очень внимательным. Кажется, он даже замечал во мне больше, чем я знал о себе сам. Конечно, может это и было чем-то вроде преувеличений, но все же мне это всегда безумно льстило. Такое трепетное отношение не может быть оставлено просто так. Я часто отвечал ему взаимностью, делал комплименты в ответ… пока это не переросло в безумную близость. Мы стали ходить по замку лишь вдвоем, чаще выходили на прогулки, а пока сидели на скамейке, он прижимался ко мне так сильно, что становилось жарко. Он любил оставлять краткие поцелуи на моей шее, которые словно игла заставляли меня вздрагивать. Меня преследовали смешанные чувства: я хотел отвечать взаимностью, наверное, но почему-то этого не делал. Как, например, на последней нашей прогулке, о которой я упоминал не так давно. Он вновь жадно прильнул ко мне, словно боялся, что я соберусь куда-то бежать.Сон
Стоял поздний вечер. Распрощавшись, наконец, со своим другом, я отправился в свою комнату. У меня тоже появилась привычка закрывать дверь на замок — не знаю, насколько она хороша. Зависит от того, с какой стороны на это смотреть: я как бы остаюсь в безопасности, но при этом подвергаю себя риску что-то не услышать или наоборот, — что кто-то не услышит меня. Я начал готовиться ко сну, взбил старую подушку и взглянул на картину: ее повесили прямо перед кроватью. Как же он был на ней красив! Я не знаю, кем и когда она нарисована, какими красками, но глаза выглядели неописуемо живыми. Он стоял, держа в руках синюю розу. Красивую-красивую, такую яркую и темную одновременно, выразительную розу, прямо как он сам. Вот как можно вырасти таким красивым юношей? Сказать, что я завидовал — сложное дело. Однако я правда восхищался его красотой. Столь сдержанными и прекрасными чертами лица обладает минимальный процент людей! Я лег в кровать, потушил свечи и смотрел на картину, пока глаза мои не привыкли к темноте. Желтая радужка глаз виднелась первее всего: она словно светила вместо свечей (хотя, конечно, быть такого не может. Просто мое воображение). Потом сквозь темноту стали видны его губы, немного влажные на картине… Так и не дождавшись момента, пока мои глаза окончательно привыкнут к темноте, я заснул.***
Сон. Я лежал в кровати, при этом чувствуя что-то на своей груди. Какую-то странную тяжесть, которая заставила меня тяжело дышать. Я взглянул влево — боже! — каково было мое удивление! Руи лежал рядом со мной, устремив взгляд куда-то за меня, словно что-то там высматривал. На нём был надет обычный пижамный костюм — такой же, как и мой. Простые черные штаны и шелковая рубашка для сна. Что вдруг он забыл у меня в комнате? Я же точно запирал дверь, когда ложился спать… — Ты не спишь? — внезапно прошептал он. Э… по сути, я спал. Точно ли спал?.. Я случайно проснулся? — Уже… нет? — я плыл по реке непонимания. — Хорошо, — протянул он мне в ответ. — Как у тебя настроение? Его тихий сейчас голос эхом отзывался где-то в глубине моего подсознания. — Все хорошо, — не зная, чего сказать, вымолвил я. — Это просто прекрасно, — шептал он. После этих слов Руи прильнул ко мне ещё ближе, носом утыкаясь в шею, как он любил это делать. Мне вновь стало жарче обычного. Вновь пробежались мурашки по телу, останавливаясь на концах моих пальцев. Только приведя мысли в порядок, я вдруг почувствовал что-то влажное — язык?! Он принялся за мою шею. Изучая каждый чертов дюйм, он оставлял влажные поцелуи, на что я даже не мог отреагировать. Кажется, даже при всём своём желании у меня не было полномочий что-либо изменить; пусть это и был мой сон. Если сейчас что-то происходит, так оно и должно быть. Я чувствовал на себе горячие прикосновения и поцелуи, минута покрывалась другой минутой, заставляя меня ощущать что-то совершенно новое и непонятное. Кажется, я выдыхал горячим воздухом, совершенно не понимая происходящее. Мне становилось невыносимо жарко, но при этом страдательно-приятно. Я впервые почувствовал что-то такое. Дюйм оставался за дюймом, а он все спускался и спускался ниже, заставляя меня буквально страдать. Я начинал страдать от того, что ничего не мог поделать, — я просто не знал, способен ли что-то изменить сейчас; но я также страдал от эмоций и чувств, заставляющих мои щеки краснеть. В моих ушах зазвенела музыка, ни на что не повторимая, когда его рука неконтролируемо начала блуждать по внутренней части моего бедра; я до сих пор был в одежде. Но даже через ткань я ощущал каждое прикосновение так, словно обжигался огнем, словно кто-то лил воск мне на кожу. Но при этом невероятно аккуратно и трепетно. Так, чтобы мне не было больно. Даже в таких действиях я видел его привычную, изысканную аккуратность в жизни. Он точно знал, как мне будет лучше. Может, просто довериться? Я не знаю, был ли у меня выбор, но всё привело к тому, что я полностью оказался в его власти. Пуговицы на рубашке потеряли какое-либо значение, а на бледной коже моментально появились красные разводы от жадных прикосновений горячих губ. Даже при всей своей нервозности по отношению к нему, я ощутил некое блаженство. Такое странное-странное блаженство через действия, которое невозможно нарисовать ни маслом, ни текстом. Словно ты прилег отдохнуть после трудного и жаркого рабочего дня… хотя, нет. Крайне глупое сравнение. Я не слышал самого себя. Кажется, затуманился не только мой взгляд, но и разум. Словно он наложил на меня какие-то чары, что я совершенно не мог реагировать на его действия. Не мог ни ответить, ни сделать что-то напротив. Лишь тихо лежать на своем месте, словно прикованный кандалами. Особыми кандалами, которые можно назвать любовью. Я не мог взять и сбежать, потому что я полюбил его, он полюбил меня. Как он оказался посреди ночи у меня в комнате, — я не пойму. Но значит, что так и должно быть. Разве я бы испытал еще когда-нибудь то же самое, что ощущаю сейчас?.. Его поцелуи стали покрывать не только мою шею; он снова вернулся выше и принялся за лицо, лежа прямо на мне, но я, кажется, даже не ощущал его веса. Я лишь чувствовал привычную тяжесть в груди, которая присутствовала еще до начала его грешных действий. Он принялся изучать каждый дюйм моего лица, заставляя меня попасть в полное забвение: кажется, я даже начал забывать своё имя. — Ах, Цукаса… Цукаса… — слышался шепот сверху, — Как ты можешь быть столь красивым?.. — и он продолжал целовать меня возле моих губ: в уголки, снизу, сверху, но никак не в сами губы. Что ещё за игры?.. Я не мог ничего сказать ему. Я затерялся в своем нисхождении в поиске ответа. Эта алчность и жадность нашего гостя заставляла меня, вскинув голову, глухо молить о пощаде; хотя кто знал, может я просил совершенно о другом? Глаза его горели, а он продолжал шепотом произносить мое имя. Есть одна хитрость: чем чаще ты произносишь имя своего собеседника, тем больше показываешь свою вовлеченность к нему и тому, что он рассказывает. Но разве я ему что-то рассказывал?.. Дальше всё было как в тумане: я чувствовал влажность и сухость одновременно; мне хотелось пить и бежать под палящим солнцем; я мечтал о том, чтобы это закончилось, но и хотел продолжения. Я не понимал, что происходит. Может, мне стоит сходить помолиться? К слову… Я ни разу не видел нашего гостя на утренних молитвах. Он всегда просыпался к полудню и пропускал наши сборы, а на вечерних попросту отсутствовал…Кто он и зачем находится здесь?..
***
Я проснулся от резкой боли в груди. Чересчур знакомой боли. Словно мне в грудь вновь вонзили две иглы… Я, как несколько лет назад, закричал от шока и испуга. Дверь в моей комнате была закрыта изнутри, ключ лежал на прикроватной тумбе. Я услышал, как в мою дверь кто-то принялся стучать — вероятно, это была одна из горничных, которая проходила в этот момент мимо, либо была недалеко от моей спальни. Но дверь закрыта, она не может войти. Я поднялся из лежачего положения в сидячее, и мне резко закололо в груди: пуговицы были застегнуты, но я тут же принялся их расстегивать. Стоило мне на них взглянуть, как воспоминания о сне один за другим нахлынули, догоняя мой разум. Я тут же провел рукой по свободному месту на кровати. Оно было теплым.