Боюсь не успеть

Долохова лежит в своей комнате в особняке Пьюси. Родители парня относятся к ее появлению флегматично. Не задают вопросов, не возражают, не лезут со вниманием. Сам Эдриан всячески пытается расшевелить подругу, но она лишь каждый день ждёт сов с письмами и газетами, боясь получить конверт с черной печатью из министерства. Лето 1996 в душе у Эль проходит в трауре. Она ждёт, надеется, боится и смотрит пустым взглядом в стену. В сентябре Долохова приходит в себя. Немного. Не так, как раньше. Она не улыбается, не смеётся. Но и не ходит вечно пьяная, не режет руки и не глядит часами в одну точку. Эль выбирается в тренировочный зал, разнося в пух и прах манекенов со знакомыми лицами. Дамблдор, Поттер, Грейнджер, Уизли, Грюм, Скримджер, Темный Лорд, Нимфадора Тонкс. Раз за разом они лишаются голов, рук, кожи… Или взрываются, забрызгивая иллюзорной кровью стены, пол, потолок, саму Долохову. Пьюси молча поддерживает, периодически застревая с отцом в кабинете и разбираясь в бумагах семейного бизнеса. К рождеству Эль позволяет себе редкие улыбки, развлекает родителей парня разговорами и историями из школьной жизни. Даже решает выбраться из особняка и навестить единственного, кого ей по какой-то причине хочется увидеть. Мрачный зельевар встречает бывшую студентку тяжёлым вздохом, но без разговоров провожает в гостиную. — И что же вас привело ко мне, мисс Долохова? — Ну, сначала я хотела сойти с астрономической башни, — усмехается Эль, — а потом решила, что вы тогда были правы. Так что теперь я дождусь письма, а только потом пойду прыгать. Это довольно романтично, не находите? Кроме того, всегда хотела попробовать полетать. Без метлы. Свободное падение… — мечтательно закатывает глаза и достает из бездонного кармана коньяк, — будете? Ещё отцу родственники из Армении привозили, это недалеко от России на Кавка… — Я знаю, где Армения, Долохова. Вы пришли потому, что не нашли собутыльника? Это не педагогично. Пить со студенткой. — Профессор, я не ваша студентка уже давно. А пить с красивой девушкой на рождество — вовсе не преступление. — Наглости вам не занимать. — За Амелию Боунс, сэр, — поднимает один из фужеров, а другой подталкивает к Снейпу. — Отчего ж за Боунс? Насколько я помню, она Тони в Азкабан засадила? — не может скрыть удивления зельевар. Да и не хочет, если быть честным. Когда он в последний раз пил в компании «красивой девушки»? Люциус не в счёт. Да и с ним Северус отдыхал ещё до возрождения Волдеморта. — Дядя Иппи написал, что она заткнула Грюма и не дала отца в Азкабан отправить с ранениями. Выбила ему неделю в Мунго. Только из-за этого он до сих пор жив. Так что мир ее праху. Как бы она не любила пожирателей, но в жестокости или несправедливости ее не упрекнуть. Так-с. Следующую предлагаю за вас, профессор. Кстати, у вас закусочки не найдется? А то я в последнее время привыкла без нее. — Я заметил, — хмыкает Северус и подзывает домовика. Ближе к полуночи Долохова и Снейп отбрасывают «мисс» и «профессор». Зельевар не успевает осознавать скорость развития этих странных отношений. С каких пор он пьет со студентами? С каких пор не пресекает такую вопиющую фамильярность? — Знаешь, на первых курсах я мечтала стать профессором. Зельеварения, — хмыкает, — после Локхарта думала о том, как буду учить детей дуэлями. А лучше реальной боевой магии. Ведь если на дуэли со мной кто-то мог поспорить за первенство, то в настоящем бою… Пожалуй, одними проклятиями я смогла бы победить. Дядя Иппи как-то навещал нас с мамой. В шутку размышлял, не затерялись ли у нас в роду малефики. А потом зазывал в Мунго. Говорил, буду специалистом по темным проклятиям. Я долго размышляла над этим. Но через всю свою жизнь я пронесла одно. Это желание никогда не изменялось. Я молилась, чтобы отец вернулся. Выбрался из Азкабана и пришел к нам с мамой… Я ведь видела, как мама скучала. Первые года она даже плакала. — Элис действительно любила Антонина, — кивает Снейп, погружаясь в воспоминания. — Даже несмотря на то, что была младше его на двадцать лет, — грустно улыбается Долохова, — мама даже придумала способ связи с Азкабаном. Понятия не имею, как она это провернула, но начиная с третьего курса я могла переписываться с отцом. Рассказывала ему всё, что со мной происходило. Вплоть до овсянки на завтрак и зелёной ленты в волосах. Гораздо позже и Эдриан узнал о моих письмах. И мы сочиняли из вместе. Отец с удовольствием делился и воспоминаниями, и заклинаниями, и даже компроматом… Про тебя, кстати, тоже рассказал папа. И про Лили Эванс, и про Мародеров, и про Поттера. И не надо так смотреть. Я хотела узнать чуть больше о любимом декане. А отец хотел, чтобы я не делала глупостей и не доверяла ненадежным людям. — Что же ты тогда мне душу изливаешь? — Эдриан и так всё знает, — пожимает плечами, — близких подруг я не завела. Гринграсс, Паркинсон, Булстроуд, да и остальные девчонки… Те ещё сплетницы. Что я ни скажу, то сразу же будет известно всему магическому миру уже через час. Кроме того, сейчас то уже какая разница? Доложишь Дамблдору, что я переписывалась с отцом? Бесполезно уже. Мамы больше нет. И связи тоже… Расскажешь Лорду о моих способностях? Да и о них ты знаешь довольно давно. Никогда особо не скрывалась. Нет у меня таких тайн, что могли бы мне серьезно навредить. И… плевать, честно говоря. Если бы папы не было в живых, я бы действительно с астрономической башни шагнула. — Эгоистичная девчонка. — А зачем? Зачем жить? Кому я ещё тут нужна? — Пьюси? — Возможно, у нас что-то бы и получилось. Но я вижу, как его напрягает мое поведение. Такое ощущение, что он находится рядом лишь по привычке. Эдриан любил веселую яркую девушку, душу компании… Только вот обидно, что сейчас это не так. Не вижу смысла притворяться, улыбаться, строить из себя шута. А такая Эль Пьюси не по нраву. Ему слишком тяжело находиться рядом со мной, его уже раздражает запах алкоголя и дыма, выводит из себя мое безразличие. И знаешь, что самое забавное? — Он тебя бросил? — Нет, — Долохова фыркает, допивая последние капли коньяка, — Эд надеется, что я вернусь в прежнее состояние. Если бросит, его совесть замучает. Самое забавно то, после чего он перестал пытаться меня привести в себя. Снейп хмурится, медленно осознавая, к чему ведёт волшебница. — Мы с ним переспали. В начале зимы я начала приходить в себя и Эд решил, что всё скоро станет прежним, что это его шанс. Только бедняжка не ожидал, — пьяно хохочет, не в силах сдержаться, — что после всего я вновь засуну сигарету в рот и буду коптить балдахин над его кроватью. Не представляешь, как его это вывело из себя. Мол он меня любит, уделяет мне столько времени, принимает в своем доме, а я такая неблагодарная… Целуюсь с сигаретой, а не с ним. Не понравился Эдриану и запах дыма. Неприятно ему, понимаешь? Сначала трахнул, а потом начал претензии предъявлять. Будто до этого не замечал, что я курю. Конечно, побесился, да извиняться прибежал. Только Обливиэйт то не применял. Я всё помню. Я всё отлично помню. Просыпаются они на одной кровати. Северус судорожно пытается вспомнить, было ли что-то ночью. Эль в очередной раз закуривает, флегматично наблюдая за едва заметными метаниями на лице своего бывшего профессора. — Твой моральный облик в порядке, — не выдерживает, говорит язвительно и с ухмылкой, — можешь не терзаться угрызениями совести. Где тут ванная? Я схожу в душ и уйду. — Дверь слева. И куда ты пойдешь? Обратно к Пьюси? — неожиданно даже для самого себя задаёт вопрос Снейп. — А тебе не плевать? Или предлагаешь мне остаться здесь, Сев? — приторным голосом. Мужчину передёргивает от сокращения имени, но он не успевает ответить, блондинка скрывается в ванной комнате. Слышится звук льющейся воды. Северус невольно вспоминает произошедшее погода назад. Тьму, грозу, ледяной дождь… И бесчувственное тело его студентки. Непонятные ассоциации вспышками проносятся в его голове. Почему-то мелькают рыжие волосы и изумрудные глаза… — Всего доброго, профессор, — Долохова выскальзывает в коридор и подмигивает застывшему неподалеку Поттеру, встряхивая мокрыми волосами. Пожалуй, она не хочет знать, какие мысли сейчас скрываются за шрамом в виде молнии. Эль соврала. Она уже давно собрала все вещи. Книги, одежда, косметика, даже детская мягкая игрушка в виде дементора — всё это лежит в ее маленькой на вид сумочке. Пьюси перебьётся, а она отдохнёт. На этот раз не в мнимой, а в настоящее тишине, где никто не будет вырывать из рук бутылки и сигареты, никто не будет укоризненно смотреть и лицемерно сочувствовать. Эль благодарна Эдриану за то, что он был рядом, за то, что не бросил и дал ей время выйти из апатии. Эль благодарна Северусу. За внимание, терпение, за возможность излить душу. И за то, что не дал ей умереть. Ведь только недавно она осознала, каким ударом была бы для отца ее смерть. Долохова эгоистично считала, что никому нет разницы. Машинально думала, что раз Антонин не дал ей вытащить его, то просто не желал быть рядом… Что ж, теперь Эль осознала, что это не так. У отца какие-то свои убеждения. Скорее он просто не понимает собственную дочь, чем не любит её. Небольшой домик в Годриковой Впадине. Гостиная, кухня и две спальни. Тишина. Эль, наконец, полностью спокойна. Ее никто не найдет, она одна… Мимолётная совершенно искренняя улыбка на бледных губах. К Мордреду отношения, непонятные чувства. Не надо пытаться как-то угодить, не надо выставлять себя в лучшем свете, заботиться о внешнем виде, словах…