***
Длинные прямые волосы щекочут запястье, когда Рид мягко пропускает их сквозь пальцы, прежде чем тихо подняться с кровати. Глаза мужчины прикрыты, обнаженная крепкая грудь вздымается равномерно и спокойно; он уснул, убаюканный дождем, темнотой и голосом девушки, рассказывающей истории из своего детства, что так неожиданно, но приятно его увлекли, а Лу, хранящая в себе слишком много наскоро законсервированных эмоций, только рада остаться ненадолго наедине со штормом в своей грудной клетке. Не желая тратить время на одежду, она с короткой улыбкой поднимает домашнюю тунику Иво, доходящую ей до нижней части бедер, проскальзывая в нее нагим телом; гладкая ткань холодит кожу, оставляет на ней аромат мужского парфюма. Не желая тревожить Мартена, Лу бесшумно ступает к другой стороне комнаты, проникая за двойные двери из темного дерева, ведущие, как она знает, на балкон. Слух обостряет возросший шум дождя. Сырой воздух опаляет обнаженные участки её кожи, рассыпая бисерины мурашек; Лу вздрагивает, но уверенно делает шаг вперед, касаясь босыми ногами на удивление теплого пола, так контрастирующего с влажной свежестью ночного Нью-Пари. Подходит к самому ограждению, достающему ей до ребер, опираясь на него локтями; город перед ней кажется замыленным, искусственным сквозь завесу воды, и лишь неоново-стеклянные огни, моргая и вибрируя, оживляют застывшую серую панораму. До дрожи на кончиках пальцев хочется курить — обжечь никотином легкие, а фильтром — зацелованные губы. Но сигареты валяются в квартире в Термитнике, а шанс, что она найдет нечто подобное в апартаментах Иво, — ничтожно мал. Лу вздрагивает, растирает плечи чуть озябшими руками, но если снаружи холодно, но внутри у нее горячо так, что не стоит и стараться, чтобы обжечь разрозненные мысли. Страх, радость, тоска, привязанность, глубокое, тянущее чувство, что легко идентифицируемо, но так тяжело признаваемо — все смешивается, трясет ее привычный мир, что казался таким непрошибаемым. А может он и был, пока в жизни псионички не появился Приор Инквизиции. Наивно было хоть на миг полагать, что все это — лишь похоть, влечение неразборчивого тела к красивому мужчине, что рассеется после первого оргазма вместе с утренним туманом; секс не упростил, он только сильнее выкрутил все настройки на максимум, и вместе с кожей Лу нечаянно оголила перед Иво и заштопанную на скорую руку душу. А он с терпением и монотонностью вспарывает старые кривые швы, чтобы пустить на их месте новые филигранные стежки. Мартен словно прибивает Лу к себе — осторожно, ненавязчиво, тонким гвоздиком каждым своим словом, мягким взглядом тёмных глаз, освещаемых лишь внутренним огнём; а девушка сама суёт молоток в его музыкальные пальцы, с готовностью подставляя грудь. Потому что все это слишком, он сам слишком — красив, обходителен, умен и так отчаянно, неправильно и всецело нужен. Да, она и вправду наркоманка, абсолютно зависима, и ее яд — роскошный и сладкий, пахнет древесным парфюмом, и Рид не может — не хочет — слезать с этой иглы. Но страх вновь жалит, грызет, пульсирует воспалением в тканях ее мыслей – Лу боится привязаться, боится, что все в мгновение рухнет под тяжестью общественных предрассудков, чужих, возможно, не столь сильных чувств; боится, что одно из покушений в конце концов может оказаться удачным. И в ужасе она и от мысли о том, что Иво разделяет то глубокое и трепетное, что расцветает внутри от одного взгляда на него — такого далекого и вместе с тем до одури близкого. Дневная уверенность в собственных действиях тает, рассыпается крошкой опасений, что колет разум острыми гранями. Девушка жаждет обыкновенной, человеческой теплоты, этой литературной, сопливой взаимности — семьи, любимого человека. Но видит ли Мартен в ней — грубой девчонке из Термитника — кого-то, кто подошел бы на эту роль? Лу не представляет подобного ни на миг, но не считает себя вправе делать выводы за мужчину — он не давал ей повода усомниться в себе, посчитать намерения несерьезными и одноразовыми, и за это Лу благодарна, пусть она и не ожидала ничего больше рабочего перепихона. Все вышло из-под контроля. И она шатать этот контроль хотела. Губы печет, эмоции сдавливают трахею в тонкую антистрессовую трубу, подобно тем, что вовсю сгибают на улицах смеющиеся дети; Рид чувствует режущую необходимость выпустить все, что сгустилось внутри вязким и липким, распустить завязанный в груди узел. Хочется закричать — обругать Нью-Пари перед ней самыми грязными словами, чтобы всю эту муть смыл серый ливень, чтобы просто — хотя бы на мгновение — стало легче, понятнее. Но она лишь сжимает руки в кулаки, оставляя на внутренней стороне ладоней полукруглые, наливающиеся кровью следы, и заставляет себя просто дышать влажным холодным воздухом. Она сильная, правда сильная — преодолевала столько трудностей, хлебала столько жженой, неразбавленной боли, и ее мимические мышцы оставались каменными и равнодушными, а здесь — расклеивается, распадается мокрым картоном от эмоций, которые, на самом-то деле, делают ее действительно счастливой. Лу прикрывает глаза и, переступив через огромную яму внутри себя, признается — тихо, скромно, самой себе, — что все эти ниточки-чувства, спутываясь разными концами, всегда ведут к одному — пугающе сложному и такому, кажется, простому. Слова, негромко выдохнутые в дождливую ночь, подхватывает ветер, вплетая их в монотонный погодный шум, сквозь который, если прислушаться, можно было расслышать сбивчивый короткий шепот: — Я влюбилась в Иво Мартена…***
Холодная вода обжигает горло — без запаха металла, что был привычен по той жиже, что текла в Термитнике даже из крана с фильтрами; Лу пьет жадно, большими глотками. В помещении темно — свет включать не стала, и лишь далекий неон за окнами цветными пятнами падает на блестящий кухонный гарнитур. Рид прислоняется обнаженным бедром к столешнице, поставив на нее тяжелый стакан, и массирует пальцами пульсирующие виски; глаза щиплет недосып и недавние слезы, уставшему телу, держащемуся на последних вскрытых ячейках энергии, не терпится скорее вернуться в кровать, прижаться к чужой крепкой фигуре. Ощущение инородности собственного присутствия давит на Лу, заставляет мешкать, однако она с усилием прогоняет его пониманием того, что Иво хочет видеть ее здесь, а она, чего таиться, совсем не желает его покидать. Электронные часы горят лаконичным «3:02»; цифры рябят красным по краям, выжигаясь в темноте на заднем экране век. Лу с тоской думает о том, что всего через несколько часов Иво предстоит в который раз окропить свой взгляд чужой смертью, под приговором к которой выведена его собственная подпись. «Может, все же уговорить взять с собой?» — ползет заторможенная мысль. Не то чтобы девушка жаждет начать свое утро с чьей-то казни, однако чувство долга и беспокойства за Мартена, желание защитить и поддержать скребут ребра изнутри, невзирая на протест истощенного тела. «В любом случае, прямо сейчас мне нужен отдых», — рассудительно думает Лу, прижимая ткань чужой туники к покрытой мурашками коже. Возвращается в спальню тихо, едва касаясь гладкого пола озябшими пальцами ног; в комнате свежо, и Рид поспешно скидывает одежду, что стекает бесформенной чернотой на пол. Хочется поднять ее и все разбросанные части их нарядов, но отсутствие сил и витающая в комнате прохлада перевешивают это желание, заставляют поспешно забраться в постель, укутываясь в одеяло. Она старается не касаться спящего Иво, зная, что прикосновение к ней обожжет его холодом, однако мужчина, во сне или на мгновение проснувшись, сам обхватывает ее поперек талии, прижимая к себе. Лу утыкается носом в его плечо, вдыхает успокаивающий древесный аромат и прикрывает свинцовые веки. Черные пряди длинных волос паутинкой щекочут ей лицо, дыхание мужчины теплым воздухом оседает на макушке. Рид улыбается сквозь мгновенно накатившую дремоту. Объятие Иво кажется ей домом.***
Пробуждение больно кусает Лу в виски, стеклянной крошкой шуршит за затылком; внутренние часы, содрогаясь, вопят о том, что спала она от силы пару часов, однако тело, согретое чужими руками, особо остро ощущает их отсутствие. Девушка открывает глаза; в комнате темно, за окном, стараясь вновь убаюкать, продолжают разбиваться о стекло дождевые капли, негромко воет мокрый ветер. Вторая половина кровати пуста, а одежда аккуратно сложена на прикроватную тумбу. Лу чувствует невольный укол грусти, шипящий укус внутреннего голоса, чьими устами жалит неуверенность, что насмешливо шелестит о том, что банальнее, чем оставить девушку после секса, нет практически ничего. Однако она отмахивается от него, сбрасывая с тела нагретое одеяло и поднимаясь на ватные ноги. Дверь в спальню прикрыта, но из-под щели между ней и полом пробивается слабый теплый свет. Рид бесшумно отворяет её, прислушиваясь, и сквозь долбежку капель о стекло различает негромкий голос Иво. Ощущает облегчение, волной смывающее успевший отяжелеть камень за грудиной; чувствуя легкую прохладу, все же не теряет время на одежду, направляясь в сторону гостиной обнаженной. Мартен действительно там — стоит, омываемый светом немногочисленных ламп, с прижатым к уху телефоном. Он в одних штанах; ничем не скрытая белая кожа груди манит коснуться, и распущенные длинные волосы кажутся особенно черными на её фоне. Лу прикусывает губу, пользуясь своей незамеченностью и невольно любуясь красивым мужчиной перед ней. Иво сосредоточенно слушает кого-то на том конце провода, и между его чуть нахмуренных бровей тенью скрывается недовольство. Он словно напряжен, натянут каждой мышцей жилистого тела, и Рид, не желая подслушивать, делает несколько шагов из скрывающей ее темноты прохода, нарочно чуть более громко шлепая босыми ногами — обозначает свое присутствие, показывая, что может уйти, если её нахождение рядом во время разговора нежелательно. Приор оборачивается к ней, и внутри все сладко замирает от того, как мгновенно тают льдинки на дне его взгляда, обращенного к её нагому силуэту; почти черные глаза смотрят на нее так же восхищенно и вожделенно, как несколько часов назад, когда их тела были одним. Лу улыбается, когда он протягивает ей руки, зажимая смартфон между щекой и плечом. — Я понял, Даниэль. Свяжись с месье Гюлером, пусть переносит казнь на завтра, — произносит Иво, и, несмотря на равнодушный тон, в уголках его губ селится мягкая улыбка, когда девушка делает к нему пару шагов, оказываясь в крепких объятиях. Прижавшись к чужому телу, Рид довольно прикрывает глаза, укладывая ладони на бока мужчины. Его же пальцы нежно оглаживают контур женской талии, несильно путаются в разворошенных сном кудрях. Лу запрокидывают голову, встречаясь с Иво взглядом; он смотрит нечитаемо и глубоко, будто насквозь. Узкие ладони на её коже обжигают, усиливая хватку, и контакт их тел ощущается особенно остро, до одури желанно. — Даниэль, что запланировано на сегодня? — спрашивает Приор, и его голос — совсем слегка, едва заметно — срывается на один глухой слог, когда девушка медленно проводит ногтями по его спине, подразнивая. Ей так хочется этого — снова сорвать тормоза, обжечься огнем, что прячется в этом стройном крепком теле, цветет всполохами в клетке на дне темных глаз. Она слабо улавливает голос Вейсс, доносящийся с другого конца провода, однако не вслушивается, слишком сосредоточенная на том, чтобы покрыть каждую выступающую ключицу мужчины невесомыми поцелуями; срывается — прикусывает зубами, когда рука Иво взметается к ее груди с острыми напряженными сосками, растирая один между гладкими подушечками пальцев. — Отмени все, — спокойно говорит мужчина, пока Лу борется с собственным телом, предательски отозвавшимся на малейшую ласку, — сжимает зубы, душа надрывный стон. — Перенеси встречу с советником Монье на завтра на два часа — отправь презент в качестве извинения и еще раз пожелай благополучия после последнего инцидента. С Инквизитором Горшаном я свяжусь удаленно, все отчеты оставь на столе. И предупреди месье Стоуна, что у него выходной. Как закончишь, на сегодня можешь быть свободна. Пока Иво говорит, его тонкие пальцы беззастенчиво спускаются к подрагивающему животу девушки, отглаживают выемку пупка, едва ощутимо оставляют прикосновение на чуть колющемся лобке; Рид негромко выдыхает, мстительно обводя языком дернувшийся кадык и слегка оттягивая гладкие черные волосы. Попрощавшись с секретарем, Мартен резко отбрасывает телефон куда-то в сторону дивана, обхватывает Лу за шею, притягивая к себе и заставляя приподняться на носочки; поцелуй — развязный, жадный — выбивает из девушки все мысли, вкус чужих губ, горячего языка будоражит и возбуждением собирается между бедер. — Кажется, кто-то решил взять передышку от работы? — оторвавшись, спрашивает Рид, тяжело дыша. Мужчина с улыбкой резко, но аккуратно подхватывает ее на руки, избегая бинтов и заставляя обвить ногами свои бедра, а руками — шею. Лу с готовностью прижимается к его поджарому телу, наслаждаясь легкими поцелуями под линией челюсти. Иво опаляет девичью кожу теплом, выдыхая куда-то в ее яремную ямку: — Казнь пришлось перенести из-за погодных условий — по прогнозам, ливень продлится еще не менее суток. К тому же, — Мартен поднимает на лицо партнерши чуть прищуренный взгляд, — сегодня, как я надеюсь, есть особенный повод остаться дома. — И какой же? — почти выстанывает Лу, ощущая, как его пальцы сжимаются близко к внутренней стороне ее бедер; мужчина направляется в спальню с ней на руках, и девушка поддерживает этот маршрут каждой заведенной клеткой своего тела. Мягкий смешок рассыпает мурашки по ее плечу. — Если у тебя нет никаких планов, я был бы счастлив, проведи ты этот день здесь. Со мной. — И это звучит так маняще, что Рид и не думает сомневаться. Она вновь целует его, дрожа от удовольствия, и прерывается лишь на мгновение, чтобы прошептать: — Хорошо… Страхи шипят, капают едкой слюной, прячась где-то глубоко-глубоко, а на их месте распускаются цветы. Лу делает вдох. И позволяет себе раствориться в Иво без остатка.