***
Резкий скрип кабинетной двери вспорол тишину. Рамси поднял голову. — Дорогой, — Миранда ядовито улыбалась, стоя в дверном проеме и хищно глядя на Рамси, — ты совсем забыл обо мне. Рамси неопределенно пожал плечами: Миранда была права, и говорить тут было не о чем. — Ты обещал мне… — Обещал? Правда? — Ты трахаешь ту девчонку… Рамси снова не дал ей договорить. — Я дарю любовь своей жене, — поправил он, — какая ты грубая, Миранда. — «Своей жене», — повторила она, горько усмехнувшись. — Своей жене. Миранда становилась предсказуемой и, что самое страшное, — бесполезной. Теперь для Рамси было очевидно: она и знать не могла, что такое любовь — она была обречена быть всего лишь его шлюхой, выполнять все его желания, угадывая их лишь по одному его движению. Раньше она казалась ему красивой — даже сейчас было приятно вспоминать ее побелевшие связанные запястья, красные следы и кровоподтеки на ее упругих бедрах, ее полузакрытые глаза, в которых плескалось наслаждение. Раньше с ней было хорошо, раньше ему казалось, что, возможно, Миранда пробуждает в нем что-то большее, чем просто похоть. Внезапное появление Сансы в его жизни перечеркнуло все мысли об этом. — Уходи, Миранда, — пренебрежительно сказал Рамси, — и не забывай больше, кто ты и кто я. Впрочем, скоро эта разница станет… Еще более явной. Рамси коротко улыбнулся, представив грядущее зрелище. Миранда резко отвела взгляд — словно увидела в его глазах что-то страшное — и, развернувшись, быстро пошла прочь. — Торопиться некуда, — крикнул Рамси ей вслед. Да, охота, которая первая пришла ему на ум, и правда была приятным развлечением, не слишком занимающим голову и в то же время позволяющим отвлекаться от забот. Но сейчас Рамси что-то не нравилось в этой идее — то ли банальность, то ли неуместность. Он поймал себя на том, что скорее предпочел бы, чтобы Миранда просто больше никогда не попадалась ему на глаза — этого было бы достаточно для их с Сансой спокойной жизни. Но следом за этой мыслью в голову сразу пришли другие — о чужих ладонях на ее голой груди, о чужих губах, о чужих языках, рисующих узоры на ее теле — и Рамси еще сильнее ощутил, что все эти годы, проведенные с Мирандой, он не мог представить ее живой ни с кем, кроме себя. Сейчас же, когда она утратила для него всякое значение, ему хотелось сохранить ее себе на память — как трофей, как затупившийся любимый нож, как использованную вещь, которая оставила после себя приятные воспоминания. Возникший в голове образ Сансы, впрочем, сразу положил конец всем мыслям об участи Миранды, и через пару секунд Рамси покинул кабинет.***
Санса ответила на его поцелуй. Рамси впервые ощутил настоящий вкус ее губ, между ними впервые появилось некое подобие страсти, пусть и ненастоящей, и это было странно и непривычно настолько, что Рамси даже отстранился. — Тебе же это не нравится, — помедлив, сказал он, — зачем ты это делаешь? — Чтобы тебе не было скучно, — бросила Санса, глядя в пол, — мне рассказывали, какая судьба ждет тех, кто тебе наскучил. — Не понимаю, о чем ты, — Рамси неотрывно смотрел на нее, по-прежнему приобнимая ее одной рукой. «Рассказывали»? — Вайолет, Танси, — безучастно сказала Санса, — знакомые тебе имена. — Кто. Тебе. Рассказал? — громким шепотом спросил Рамси. — Прошу прощения, имя вылетело из головы. Твоя… любовница? Рамси почувствовал, напополам с гневом, какое-то облегчение: если прежде он еще сомневался, правильно ли будет сотворить с Мирандой что-то интересное, то теперь все было предельно ясно. Она и правда заслуживала необычного конца — как первый и единственный человек, который был рядом с ним так долго, и как первый и единственный человек, который осмелился пойти против него. — Она запугивала тебя? — он подался ближе к Сансе и снова потянулся к ее губам. Та тут же отвернулась, но Рамси крепче сжал ее плечо, а другой рукой развернул ее подбородок к себе, показывая, что сопротивляться не следует. — Пыталась. Рамси отпустил Сансу и встал с края кровати. Его злило то, как она все время избегала его взгляда, как она не давала ему посмотреть на себя — лишала его того, чего бы он больше всего хотел. После всего, что он для нее сделал, оставалось только одно: ему хотелось дать ей ощутить то наслаждение, которое он испытывал, проводя ножом по чьей-то коже, разрезая мышцы и сдирая плоть кусками. Он хотел поделиться с ней завораживающим чувством, которое каждый раз охватывало его, когда его нож мягко входил в живое или уже мертвое тело. И теперь он понял, как это сделать.***
— Я не хочу! — уже который раз повторяла Санса, захлебываясь слезами. — Пожалуйста! Рамси же был непреклонен. Будучи ниже Сансы, он, однако, был гораздо сильнее, и теперь, пристроившись к ней сзади, держал ее руку, до боли крепко зажимая в ее ладони лезвие. Другой рукой Рамси придерживал ее за талию — несильно, но уверенно. — Попробуешь вырываться… — угрожающе сказал ей Рамси, мотнув головой в сторону темных фигур, стоящих у двери. — Я попросил бить аккуратно, но тебе же не нравится, когда тебя бьют, да, моя любовь? Рамси толкнул Сансу вперед — так, чтобы они оба оказались на расстоянии вытянутой руки от Миранды. Она, подвешенная за запястья и щиколотки на кресте прямо напротив них, смотрела на них скорее с вызовом, нежели страхом или мольбой, и этот взгляд сейчас безумно нравился Рамси — впрочем, как и всегда. — Ненавижу тебя, Сноу, — с выражением сказала она. — Лорд Болтон, — невозмутимо поправил ее Рамси. — Болтонский бастард, — отрезала Миранда. — «Ненавижу тебя»… — повторил Рамси. — Сколько раз я слышал это от тебя? И каждый раз, заметим, потом ты говорила, что любишь меня. Не могла придумать что-то новое? Миранда замолчала. Рамси по-прежнему наслаждался ее взглядом — даже будучи униженной и растоптанной, она все равно находила силы смотреть на него так, как будто сама сейчас была готова лишить его жизни и освежевать его тело. Именно этот взгляд когда-то привлек его. Но времена меняются. Нужно было действовать. — Начнем? Он осторожно повел руку Сансы вперед, и она все же на миг воспротивилась, когда кончик лезвия коснулся груди Миранды. Она хотела отдернуть руку, но Рамси не позволил: самое приятное было только впереди. Санса задрожала, когда нож вошел глубже, и Рамси даже пришлось постараться, чтобы держать ее руку ровно. Он аккуратно обводил лезвием сосок — ровно так, как много раз делал это языком. Миранда тяжело дышала — закрыв глаза, можно было легко представить ее рядом с собой в постели, но сейчас Рамси не хотел заниматься подобной ерундой. — Смотри! — приказал Рамси, заметив, что Санса отвернулась. В том, как из-под ножа вытекала кровь, в том, как менялась кожа вокруг пореза, тоже крылось что-то особенное. — Я не могу! — почти крикнула Санса и вновь попыталась вырвать руку. Миранда вскрикнула. — Ну вот, — заключил Рамси, — ты сделала только хуже. Как ощущения, Миранда? — Лучше не бывает, — сквозь зубы ответила та. — Желаю тебе… Рамси резко дернул руку Сансы, зажимающую нож, вверх — он хотел оставить соски целыми, но болтовни становилось слишком много. Миранда громко застонала, заставив Рамси выгнуться от удовольствия. — Хорошее пожелание, — ответил он сквозь сбивающееся дыхание. …Рука Сансы стала словно продолжением его собственной — Рамси привычно перестал обращать внимание на все, что его окружало, сосредоточившись лишь на теле Миранды, по которому струилась кровь, пачкая пол и заливая их с Сансой руки. Грудь, лишившаяся теперь самой привлекательной части, уже превратилась в некое подобие мясной нарезки, и Рамси приступил к ребрам, стараясь не проникать слишком глубоко. Если начинал он аккуратно, почти нежно, погружая нож в тело по самую рукоятку, чтобы растянуть удовольствие, то затем, войдя во вкус, начал действовать быстрее, уже не замечая, как начал тереться о бедро Сансы, и уже не слыша её плач — в ушах стояли лишь крики Миранды. Какой же все-таки прекрасный был у нее голос… — Один раз, — борясь с внезапным головокружением и стараясь удержаться на ногах и удержать Сансу, сообщил ей Рамси, — я пробовал удалить живому человеку сердце. Бессердечный в прямом смысле, представляешь? Жадно ловя последние секунды предсмертной агонии Миранды, он подумал, что ее сердце должно понравиться его псам, и обрадовался, что настолько изрезал тело — будет удобнее принести в качестве корма. Все закончилось в один миг — коротким ударом ножа в шею. Рамси даже не отпрянул от хлынувшей крови — его накрыла такая волна удовольствия, которая, как ему казалась, осталась где-то в его юношестве — когда ощущения от лишения жизни были для него еще необычными и не понятными до конца. Он отпустил Сансу, запоздало подумав, что слишком сильно сжимал ее руку: теперь у него даже болели пальцы… Санса осталась неподвижной. Рамси заглянул ей в лицо: оно казалось совсем серым, глаза — безжизненными и тусклыми, у них будто изменился цвет, став еще более мягким и приятным. — Милая, — он погладил ее по плечу, думая, что оказалось больше испачкано кровью: ее платье или его рука. — Я хочу уйти, — хрипло сказала она, — умоляю тебя. — Конечно! — воскликнул Рамси и первым пошел к двери. — Пойдем отсюда. Телом займутся другие. …Миранда и правда удостоилась чести: раньше он мог назвать именем какой-то из своих любовниц собаку, но не более того, в то время как Миранда завершила свой путь в этом мире благодаря лично ему и его жене — он бы не смог доверить это кому-то другому, кроме Сансы. Рамси улыбнулся, вспомнив испачканное кровью лицо Миранды и это хлесткое «ненавижу тебя».