«A mirror's temperature is always zero. It is ice in the veins. Its camera is an x-ray. It is a chalice held out to you in silent communion. Where gaspingly you partake of a shifting identity never your own»
Disco Elysium
Небо было слишком странным. Фиолетовым, но голубым. Синева. Индантреновый синий, как те чистые краски, купленные давным давно, но так и не использованные до конца. В общем, слова не особо подходили. Такое ощущение от цвета практически невозможно передать, если ты не воспринимаешь его вживую. Дазаю казалось, что у него стеклянные глаза, что тонкие и легкие лучи света не могут просто попасть на его сечатку, поэтому он видит мир измененным, в слишком гротескной и фарсовой форме. Осаму стоял в ванной, всматриваясь в собственное лицо через зеркало. Часто ему казалось, что он не узнает его. Некоторые детали в нем менялись изо дня в день. Казалось, что кожа начинала медленно сереть, а поры исчезали. На другой день подобного не было: лицо снова возвращало свой бежевый, налитый румянцем, цвет. Это пугало. Иногда Дазай не смотрел в зеркало из-за подобного совсем. Например, когда чистил зубы, то завешивал его полотенцем. Для людей, которые приходили к нему в гости, это было новой интересной загадкой, на уровне той, почему все его конечности перевязаны бинтами. Их предположения постоянно менялись: от дисморфофобии до синдрома Котара. Но большинство их не озвучивало: или из-за неловкости и страха, или потому что им это было не нужно. А с теми, кто эти предложения озвучивал, Осаму заранее соглашался. Это была интересная форма взаимодействия: попытаться соответствовать чужим представлениям о себе и придумывать на их основе свою биографию. Не зря он любит настольные ролевые игры. Зеркало ничего не отвечало, лишь продолжало отражать тусклый свет, который лился из наполовину выгоревшей энергосберегающей лампочки. Казалось, что вся квартира погрузилась в безмолвие, до момента, когда надо было открыть кран и набрать воды в стакан, а потом на время отодвинуть его на заднюю часть раковины. В одной руке Осаму держал блистер, в другой — две капсулы пролонгированного велаксина, тряся внутренние частички активного вещества в ритм капающей из крана воды. Конечно, раньше Дазай принимал калифорнийское ракетное топливо*, отчего ему казалось, что его резистентность повысилась в разы. Ингибиторы обратного захвата серотонина и норадреналина, серотониновый синдром, интолератность… Кажется, что такие слова действительно существуют, но будто находятся вне твоей жизни, слишком абстрактные и несуществующие. Такое восприятие нормально при попытке понять какую-нибудь теорию квантовой петлевой гравитации, но не для вещей, которые действительно становятся частью твоей жизни. Как давно он это испытывает? После работы надо идти в клинику. Интересно, что его там ждет? Посмотреть на кляксы и не говорить, что они напоминают ему массовые убийства? Потыкать на картинки с цветами? Ему нельзя пропускать обследования. По крайней мере, сейчас. Но быть связанным с саботажем своего организма и прямо отрицать наличие у него явной проблемы Дазай тоже не хочет. В принципе, прямо сейчас хотелось бы приехать к термальным источникам, созерцая монументальные, но непостоянные горные пейзажи, которые какой-то талантливый ксилограф давно изобразил на своей гравюре. После такого культурного оздоровления можно было подумать и о психическом здоровье. Путь до клиники опять был связан с разглядыванием отстраненных лиц в метро и казался достаточно быстрым. Суховей на улице и палящее кожу солнце даже в сумерки были связаны с начинающимся сезоном дождей. Оставалось только надеяться, что активность тайфунов поможет смести всю эту накопившуюся горячую пыль, раскалённую за время долгого и удобного лежания на камнях во время солнечного зенита, что сейчас задерживает охлаждение земной поверхности. В прошлый раз Осаму не особо хотел осматривать окрестности, но только сейчас, зайдя с другой стороны, понял, что творение Мори Огая имеет прилегающую к ней рощу, которая сейчас, скорее всего, является главным пристанищем для всех кровососущих тварей. Также подле главного здания стояла старая библиотека и гипермаркет, куда бегали врачи, забывшие подготовить себе обед на следующую смену, спасаясь от голодных обмороков. — Это… выглядит даже мило. Несмотря на то, что здание, похоже, собирает в себя все возможные фотоны, словно черная дыра. Отдельный дворик для неспешных прогулок, находящийся на огороженной территории клиники выглядел действительно мило. Некоторые виды деревьев были привезены из других стран, на что указывала хвалящаяся информационная табличка у их ствола. Даже… цветущее какао-дерево. И отдельный теневой садик для сциогелиофитов. Скорее всего, в более людный день, тут могут гулять и не пациенты клиники, хотя подобное бы убивало весь возможный шарм. Вдоволь размяв ноги после поездки в метро, Осаму все-таки решил осветить своим присутствием породнившиеся ему стены, но в этот раз ему нужно было внутрь главного здания. Оно, как и ожидалось, было большим и всем видом пыталось продемонстрировать свое богатство и отполированность, особенно через наличие абстракционистких картин на стенах и полок с томами Шопенгауэра и Ясперса у бежевых диванов в зале ожидания. В холле его встретила высокая женщина с длинными рыже-розовыми волосами, похожими на закатные отблески, собранными в пучок. Почему-то Осаму надеялся, на каком-то синестетическо-ассоциативном уровне, что они будут пахнуть персиками. — Здравствуйте, Дазай-сан, я Озаки Коё, управляющая этим центром. Меня вас перепоручил директор, — лицо её было дружелюбным, хотя из легкой улыбки не пропадала тень озорства. Мори уже что-то ей рассказал, или такая улыбка предназначалась каждому?.. Коё сразу выставила правую руку. И рукопожатие у неё было достаточно крепким, но смягченным ради достижения вида общей доброжелательности. — Сначала вам нужно будет пройти первичное обследование, вроде анализа крови, а потом вы встретитесь с нейробиологом. — Ага… и в чем суть этой процедуры? — Сначала МРТ для выявления возможных органических нарушений или изменений. Потом будем плясать в зависимости от результатов. — Озаки потерла подбородок, сложив руки на груди. — Кстати, я не видел вас тут в прошлый раз. — Дазай попытался убрать все возможные нотки флирта из своих сладострастных речей, но подобное заставило Коё только усмехнуться. — Интересно, клиника достаточно большая, могли просто не пересечься. Плюс я являюсь управляющей в трех центрах в разных специальных районах Токио. — А это не излишняя нагрузка на одного человека? — Осаму уже живо рисовал картины вечно бегающей туда-сюда Озаки, перемещающейся на такси. Или вообще на самолёте. И параллельно разговаривая с кем-то по телефону. Ну серьезно, как можно управлять тремя центрами в разных районах одновременно? Или она сменялась с кем-то? — Не бойтесь, я умею делегировать ответственность. Просто нужно смотреть, чтобы кровоток везде хорошо работал и мог беспрепятственно передавать кислород головному мозгу. — проговорив последнюю часть предложения, Коё указала пальцем с длинным алым ногтем в сторону корпуса, где находится кабинет Мори Огая. Не то чтобы от улыбки Озаки Дазая корёжило. Просто он не мог определить её степень доверия к директору, отчего его холодило от некоторых подозрений, которые Осаму практически сразу отгонял, как отгоняют настойчивых птиц. Хотя, если ей позволили рулить тремя центрами, значит некоторая дружественность в отношении к Огаю явно присутствует. Но не стоит рассуждать о подобном на основе хлипких сведений. Они на время разделились, и Дазай зашаркал в сторону кабинета для взятия крови. К вечеру было уже достаточно пусто, и медсестры о чем-то переговаривались, резко прекратив, когда Осаму приоткрыл дверь. Оказавшись в царстве пробирок и игл, он решил присесть к столику с окном. В принципе, процесс сбора крови не предвещал что-то особенно необычное, кроме неловкого разматывания бинтов перед ждущей медсестрой и её наигранно безучастного взгляда, пытающегося сдерживать фразу «Не волнуйтесь, в этом нет ничего зазорного, особенно в стенах нашей клиники» в сторону длинного и белесого, словно дорожная разметка на шоссе, шрама. Дазай всегда поддерживал такое чистое сострадание у молодых людей (словно он сам уже находится в кризисе среднего возраста), особенно в медицинских профессиях. Крылья иглы-бабочки быстро взметнулись вверх, само её тельце в виде вакутейнера наполнилось красным цветом, а деревья за окном качались в такт дыханию, будто пытаясь ободрять. После этого у входа в кабинет его уже поджидала Коё, для приличия решив дать Осаму немного посидеть на кожаном диванчике. После этого они вместе прошли на другой этаж до кабинета МРТ. Осаму хотел спросить о том, почему его решили провести под ручку, вместо того, чтобы просто сказать этаж и номер кабинета, но предпочел думать, что это просто забота о человеке, который только что отдал клинике три ампулы своей драгоценной крови, а не слежка за пациентом, который вполне может убежать от врача в окно. — Здравствуйте, я Сакагучи Анго, сегодня я проведу МРТ головного мозга, чтобы полностью исключить всевозможные органические причины расстройств, вроде энцефалопатий или других поражений. — доктор имел приятный и успокаивающий тембр голоса, который он стремился сделать подчеркнуто монотонным. Дазай свесил голову и вытянул, до последнего сдерживая свое любопытство, связанное с попыткой узнать содержание документов, находящихся у Анго на столе. Сакагучи же, заметив подобные быстрые перемигивания и телодвижения, пытался незаметно спрятать бумаги правой рукой, как бы невзначай двигая их в середину стола. — А пока… Я бы хотел кое-что уточнить. Было ли у вас подобное обследование раньше? — Да, года два назад. — Были ли выявлены патологии или особенности в строении головного мозга? — Нет. Ну, не было аневризмы или аномалий, по крайней мере. Помимо односложных ответов на дежурные вопросы, комната наполнялась и стуком синей гелевой ручки о бумагу на черном планшете. Сакагучи был левшой. — Были ли у вас недавно обмороки, регулярные головокружения, травмы головы? — Нет. Может, головные боли. В прошлый раз проходил МРТ из-за сотрясения мозга. — Не было надобности в ежегодной проверке? — Анго вовремя остановился от добавления к фразе «или вы просто не ходили?» — Нет, не было. — Хорошо… — Да, я тоже думаю, что это хорошо, — Дазай тут же расставил руки перед собой, увидев достаточно многозначительный взгляд от Анго. — Извините. — Теперь можете зайти в тот кабинет и переодеться, а потом возвращайтесь сюда. Внутри такого же белого закутка с большими шкафами стеснительно расположилась выстиранная больничная роба. В шкафах, при беглом осмотре, были обнаружены только карточки пациентов вне диспансеризации. Оказалось, что при клинике находилось специальное отделение, по структуре похожее на психиатрическую больницу. И, по всем законам Мишеля Фуко*, находилась она, понятно, не среди улиц оживленного мегаполиса, а уже ближе к пограничным специальным районам Токио. Так или иначе, огромное количество имен не давало ему никакой особенной информации, а единственное известное тут не находилось. Да и любая нормальная документация, скорее всего, находилась внутри кабинета Анго, если уже не была оцифрована и переведена на компьютер. В любом случае, переодевшись и кучей свалив свою одежду на маленькую и миленькую белую кушетку, Осаму некоторое время стоял на месте, размышляя, надо ли ему снимать его бинты. По сути, они же не металлические?.. В итоге он оставил все как есть. Аппарат МРТ был похож на огромную человеческую ячейку машины для поддержания Матрицы. Или крионическую капсулу в космических кораблях. В принципе, Осаму не против быть полностью поглощенным и рассеянным на частицы внутри круглой магнитной катушки. Монотонные гудящие звуки наполняли всю голову, заполняли мысли, как вода заполняет заткнутую мраморную ванную, переливаясь через бортики, мешая думать о чем-либо другом. Временами он мечтал о подобном эффекте, пытаясь вызвать его наркотическими веществами, но теперь, лежа в аппарате, Дазай думал о том, что кто-то полностью забирает мысли прямиком из его открытой черепушки. По крайней мере, у него были именно такие ощущения. Время казалось замедленным, хотя и не вечным. Когда Осаму встретился глазами с Сакагучи, то тот жестом поманил его к большому монитору, уже распечатывая заключение. — В структуре нарушений не обнаружено. Можно продолжать идти по первоначальному плану: я проведу тестирование с помощью ЭЭГ. — А на что я подписываюсь? — Дазай спрашивал без тени агрессии, но слова все равно вышли достаточно агрессивными, хотя исправлять Осаму их не хотел. Если что, можно сказать, что он просто случайно что-то ляпнул. — На более точные методы психотерапии, менее затратные, а также помогающие людям, которым сложно полностью открыться перед своим врачом. — отвечал Анго ровно и уверенно, будто уже давно выучив эту реплику наизусть. — Но... подобные тесты разве не такие же относительные и зависящие от трактовки врача, который может иметь свое субъективное мнение? — Да, как и вся психотерапия и психиатрия сейчас. Понятно, что нельзя просто посмотреть на цвет мозга, как при заболеваниях печени, и сказать, что у пациента депрессия. Но с помощью некоторых методов мы лишь делаем её более стабильной и эффективной. С помощью общих паттернов, которые находим в мозгу и которые отражает аппаратура. Пожалуй, звучало это и вправду неплохо. Но Осаму не мог зацепиться за что-то конкретное, только за склизкое или липкое. Не было, что-ли, более точного описания самого метода?.. В любом случае, Дазай вышел из клиники, решив заняться поиском самостоятельно, ибо он уже привык к подобному. Субъективность ведет к размытию точных данных, даже у врачей. Это данность. Уже в метро, встав около платформы и ожидая прибытия поезда, Осаму задумался. И через пару минут после небольшого шатания на месте развернулся и направился к противоположной от его дома ветке.***
Дазай разлегся на футоне, вытянув результаты, напечатанные на принтере в цвете, перед собой, закрывая ими свет от лампочки. — Эээ, будешь чай? У меня тут особо ничего нет, я сам только пришёл. — Накаджима зашел в комнату с сероватым подносом, небольшим пыльно-розовым чайником и двумя тонкими зелёными чашами. — Ты же не занят? — Нет… Уже нет. — хотя очерчивание личных границ для Ацуши было проблемой, он все равно был рад, что Дазай решил зайти к нему. Своеволие Осаму в чужой квартире давно не вызывало вопросов, учитывая и факт того, что он сам посоветовал Ацуши поселиться тут. Забавно, но Накаджима использовал зеленый пластик, которым накрывал некоторые источники освещения, поэтому они давали слабую изумрудную тень, мигающую вместе с солнечными зайчиками. — Смотри. У меня, можно сказать, идеальный мозг. Средний размер миндалевидного тела c небольшими изменениями. Это так странно. Если среди мозга на органическом уровне ничего не меняется, то где тогда происходят все эти непонятные изменения в моей голове?.. Но Дазай тут же замолчал и перевел взгляд на потолок, что-то явно обдумывая. — В электрических мозговых взаимодействиях?.. У меня тоже вполне здоровый мозг на карточке, но некоторые из его частей менее активны, чем другие. И пока ты не запустишь эту машину из извилин и не попробуешь что-то прочитать, то дислексию определить будет невозможно. — Да, это логично. Но не хочу давить тебя сегодня пространными рассуждениями. Кстати, Куникида теперь не злится на тебя из-за ошибок в отчётах? — Нет, он всегда исправлял их сам, если что-то найдёт. Мне от этого до сих пор очень неловко… — Думаю, что он был бы хорошим учителем. — По крайней мере лучше, чем были мои. — Ацуши чуть поежился, как от холода в позвоночнике, но сразу скрыл это, делая небольшой глоток зелёного чая. — Меня некоторые учителя любили, ибо я был похож на щеночка с милыми кудряшками. Другие же знали, что я был заводилой в детской *банде* и раскрывал всем местонахождение вариантов тестов… — в мыслях Дазай добавил «ну или презирали меня из-за отца». — Да, примерно так я и представлял твоё детство. – в целом, Ацуши "примерно" так и делал, ибо Осаму выпаливал некоторые факты о себе слишком случайно и дозированно, со всех сторон покрывая их слоем чепухи, будто пытаясь заставить другого человека со временем о них забыть. Из всего этого многообразия разрозненных событий можно было составить большой квест с различными вариантами происходящего на самом деле, а также потеоретизировать о других событиях. Но Накаджиме нравился и такой подход. — Деревенские детишки с плохим родительским примером как-то очень логично пришли к тому, что для развлечения можно отпиливать чужие медные провода и продавать, покупая на них газировку и жвачку, — Дазай на время замолчал и почесал бинт на шее. — Думаю, это не худший из возможных вариантов развития событий в такой ситуации. В конце концов, Осаму не мог противиться чужому гостеприимству и из положения лёжа сел на диван, отпивая чай большими глотками, отчего наблюдающему это со стороны было сложно не поежиться. — Я в детстве мечтал стать летчиком-бомбардировщиком. Потом ветеринаром. — Интересный разброс, конечно. — зелёный оттенок практически полностью покрыл лицо Дазая, скрывая тень усталости и углубляющиеся круги под глазами, несмотря на достаточно плотную кожу в том месте. — Ну... В детстве у меня была коллекция солдатиков. Самых разных. Может, их продавали после военных действий специально. Особенно после захвата плацдарма на Окинаве. А мне очень нравились их оранжевые бомберы и технические особенности самолётов. А потом... я узнал об этом побольше. Заводы по производству самолётов-снарядов. Камикадзе. Бомбардировка в Токио, закончившаяся огненным смерчем. Хиросима и Нагасаки. Романтика спала, в общем. — Да, это интересно. В принципе, некоторые люди не теряют подобный флёр романтизации от военной эстетики и в более взрослом возрасте, даже когда видят последствия подобного напрямую. — Я даже не знаю, что на это сказать. Мне было бы более страшно отвергнуть то, что я видел напрямую. — Ацуши задумывается, опираясь головой о ладонь, поэтому его взгляд становится направленным внутрь себя. — В этом и причина. В тебе достаточно храбрости, чтобы признать существование реальности и взять свою ответственность за неё. Другим же легче думать, что это одна из частей большого спектакля, поэтому они отвергают существование чужих жизней и, как следствие, последствия своих действий. Центрифуга солипсизма. Это спасает от вины. — Дазай говорил об этом спокойно и ровно, подняв один палец перед собой, хотя внутри себя ему было тяжело отогнать мысль, что в чем-то это похоже и на него. Бутылочно-зелёный свет подозрительно зашатался. — Кстати, — Осаму полностью перевел взгляд на лицо Накаджимы, высматривая его реакцию на последующий вопрос. — А почему именно ветеринар? — Моя мама по образованию ветеринар, и после школы я часто приходил к ней в клинику. Это до сих пор одни из самых моих счастливых воспоминаний. Особенно, когда этих пациентов давали погладить. — Да, из-за такого я бы и сам стал ветеринаром. Конечно, если бы не лечил собак. — Понятно... Я же могу просто завести какую-нибудь собачку, и ты перестанешь ко мне приходить по ночам, Дазай-сан. — лицо Ацуши осветилось, хотя до этого носило в себе нечитаемую печать меланхолии. Его не надо спасать, ибо он не нуждается в подобном и сделает всё сам. — АЦУШИ! Осаму резко и театрально приподнялся, чуть не свалив поднос с чаем, поэтому после этого медленно ретировался. И ему стало даже неловко от того, как быстро среагировал на это Накаджима, готовясь ловить свои столовые приборы. Но так же быстро он и вернулся в свое изначальное положение. — В любом случае, мне всегда хотелось помогать людям. Или животным. Но из-за оценок медицина была мне закрыта... Да и думаю, что я сам не потянул бы весь этот интенсивный процесс. Опыт по первой помощи в спасательном отряде до Агентства заставил меня понять это в особенности. — Принятие ответственности за чужую смерть? Разве спасательный отряд не делает это в таком же объеме? — Да, но без ощущения того, что ты можешь испортить всё из-за своей глупости, думаю? Да, это действительно странное утверждение, но мне так легче думать. — Не знаю. Пока в работе я видел очень даровитого и мозговитого паренька, а не того, кем ты сам себя представляешь. Чужая психика очень консервативна, и изменения протекают в ней невероятно долго. Поэтому эти слова вряд ли затронули общий лёд, были бы каплей для структуры, которую смог бы разрушить только атомный ледокол. Но Накаджима всегда был благодарен за это. Он как-то естественно ладил с людьми и они правда его ценили, но... смогли ли бы они забрать его деструктивные мысли и разделить между друг другом? Дазай понимал, что это банально невозможно. И эта бессмысленность раньше сильно его сдерживала, пока он не понял и не осознал особо прекрасный и многогранный механизм человеческой психики. Он похож на музыкальную шкатулку. Как это может быть бессмысленным? Какие могут быть вообще изменения, если человек научен только негативным примерам? — Спасибо, я правда ценю это. — Ацуши умел улыбаться искренне и просто, через это наполнять сердце и тело особенной светлой благодарностью. Осаму так не умел, но пытался имитировать. — Не хочешь прогуляться? Несмотря на комаров, там достаточно приятная погода и охлажденная земля. Да и я бы хотел покурить. — Сейчас, надо же допить чай, а то я заболтался. Из одежды у Дазая всегда было то самое песочное пальто, прошедшее с ним через все возможные испытания и лишения. Он по привычке накидывал его на любую одежду, которая, скорее всего, даже не сочеталась с ним цветом или чем-то подобным. Причем нельзя сказать, чтобы у Осаму была какая-то особая связь с материальными вещами или сентиментальность вкупе с общими воспоминаниями, привычке к текстуре или чему-либо ещё. Наматывание бинтов было чисто функциональным или ритуальным действием, например. Также, если не видеть шрамы на руках, то мозг понизит уровень хронических болей. Но почему же он вечно носит это светлое пальто? Привычка ли? Пожалуй, даже великие мудрецы не смогли бы ответить на этот вопрос. И это именно то, о чем раздумывал Дазай, обуваясь и проверяя карманы на наличие ключей и сигарет, перед тем как по голову окунуться в охлажденный ночной воздух.