Я посмотрел на мой город, и город был новый, живой.
И кто-то тихо сказал: "Получилось.
А ты смотри - получилось!
Ну что , с возвращеньем домой"
Факела не столько давали свет, сколько чадили, разъедая глаза и заставляя кашлять. Ещё немного, и вместо того чтобы изобличить культистов, они сами бы бесследно сгинули в этом каменном мешке. Он не мог этого допустить. Любой ценой. Паладин направил острие скимитара в грудь ближайшему из культистов, обступивших его. Ни гнева, ни насмешки, ни страха не было в строгих серых глазах. За свою жизнь он видел много зла, и воспоминания эти никогда не изгладятся из его памяти. Как не исчезнет и седина – заиндевевшие нити в длинных светлых волосах. Отсветы пламени широкими карминовыми мазками ложились на простой отполированный доспех, превращаясь в зловещие подобия кровавых пятен на повязанном вокруг шлема белом шарфе. Быть может, многие назвали бы этого человека безумцем – ещё до того, как броситься плутать по подземелью, у него на хвосте был с десяток преследователей. Сейчас их количество удвоилось. Зато он помог выиграть время для своего небольшого отряда. Теперь главное – продержаться как можно дольше, чтобы гонец успел привести подкрепление и спасти Сияющую цитадель. Мало им было забот с гноллами-работорговцами, так теперь ещё и гидра расползающейся по миру ровагугской гнили подняла одну из своих голов. Ослеплённые яростью последователи Жестокого зверя набрасывались на паладина с утробным рычанием, снова и снова обрушивая на магический щит свои двуручные топоры. Их жрецы-отступники посылали в него луч за лучом заклинания страшных болезней, призрачных гигантских скорпионов, сферы, лишающие зрения и возможности произносить божественные воззвания. Мастерство воина было велико, крепка была и его вера. Он не молил свою богиню о чуде, зная, что ему не выстоять. Он просто делал, что должно, стараясь увлечь за собой как можно больше врагов, не позволить уничтожить это священное место и посмеяться над Ней. *** Ослепительно яркая вспышка прорезала тьму забвения. Вокруг всё тонуло в десятках оттенков медово-золотого сияния, исходящего от лика прекрасной женщины, созданной, казалось, из солнечного света и чистого пламени. – Здравствуй, дитя. – Здравствуй, Цветок Рассвета. – Очертания вызволенной души нечетки. По контуру её пробегает рябь. Воспоминания минувших дней (дней ли?) стали осколками, из которых удаётся понять только то, что стоишь пред ликом Богини, которой приносил клятву верности при жизни. В каждой из жизней. – Мне ведомо, что случилось с тобой. Знаю я и о твоей жертве, спасшей многих невинных. Знаю, что прислужники Жестокого зверя хотели осквернить твоё сердце и душу своим чёрным ритуалом. Лишь сильнейшие духом могут не противиться злу, но изменить саму его природу, отразив стократно направленный в них удар, став проводником божественной силы. Пусть твой земной путь завершился, а тело, как и тела всех, кто был там с тобой, погребено под обрушившимися сводами подземелья. Пусть память твоя искажена высвободившейся магией – твоё истинное служение свету только начинается. В пепел обратившись, из пепла восстанешь. – Богиня простирает вперёд руку с пламенеющим скимитаром, сверкающим дождём свет проходит сквозь душу, наполняя её силой, вдыхая новую жизнь. Там, где мгновение назад была едва различимая тень, преклонив колено стоял светловолосый ангел. За спиной его трепетали белоснежные крылья, а глаза горели золотыми искрами, высекаемыми клинками небесного воинства.