Не все герои носят плащи

Чимин сбегает по широкой лестнице в холодную морось за час до конца рабочего дня. Не то чтобы архитектурное бюро, где он работает, придерживается строгого распорядка — чаще случается засидеться вечером, а то и за полночь. Что поделаешь, архитекторы — творческие люди. Если вдохновение приходит вечером, мало кто из его коллег надеется, что оно останется с ними до начала следующего рабочего дня. Эту птицу нужно хватать за хвост и тогда чертежи складываются в прекрасные воздушные мосты, настоящие шедевры мысли. Но если нужно уйти пораньше, никто не скажет ни слова — и Чимин сбегает к припаркованной на импровизированной стоянке перед зданием в историческом центре машине. До больницы ехать не меньше часа. Чимин делает крюк, чтобы заехать на рынок Тхонин и купить свежих фруктов. Конечно, это можно сделать в любом супермаркете, но самые спелые фрукты лучше покупать здесь. Чимин придирчиво выбирает манго и виноград, по соседству покупает рисовые пирожки. Он решает перекусить здесь же, когда он еще попадет домой и, с аппетитом поглощая лапшу, понимает, что просто оттягивает время до визита. Видеть брата больно… Сначала после аварии, когда врачи сказали, что опасности для жизни Чонгука нет и его, и родителей затопило безграничное облегчение. Кто из них думал о полученных Чонгуком травмах? Главное, он будет жить. Но потом… Потом пришло осознание, как изменится жизнь всей их семьи. Как все изменится для Чонгука. Видеть брата таким — сломленным, подавленным, растерянным — больно. Как держать лицо, когда хочется обнять его и позволить слезам пролиться? Чонгук сильный, всегда был сильным, он не позволяет себя жалеть, его глаза темнеют всякий раз, когда он видит в лицах родителей жалость, но и принужденные улыбки его не обманут. Бесполезно делать вид, что все осталось по-прежнему. Им всем тяжело, но Чонгуку тяжелее. И каждый раз, когда Чимин приезжает, извечная ласковая улыбка застывает на его губах. Любая тема для разговора может вызвать ненужные сейчас воспоминания или мысли и тогда Чонгук отворачивается к стене или к окну. Врачи в один голос говорят, что оптимизм — залог быстрого выздоровления пациента, но как снова вызвать в Чонгуке желание жить? Не просто существовать, бесцельно глядя в окно, а использовать свое второе рождение после аварии, чтобы по максимуму прожить эту жизнь. Чимин так любит младшего брата, что у него сердце разрывается от боли за него и незнания, чем ему помочь. Лапша в миске заканчивается и больше у Чимина нет никаких отговорок, чтобы задержаться среди улыбчивых лиц и торгового шума. Он бережно устраивает покупки на заднем сидении и едет в больницу, внимательно следя за скользкой дорогой и морщась от неотчетливого запаха бензина в салоне. Рядом в папке лежат несколько проектов переоборудования дома. Комната Чонгука на втором этаже и Чимин совсем не хочет, чтобы это создавало младшему брату еще большие трудности. Пока Чонгук в больнице, можно соорудить лифт между этажами. В конце концов, все можно сделать для того, чтобы Гуки было удобно, для этого не жаль ни времени, ни денег — поставить лифт или перенести комнату Чонгука на первый этаж, если он захочет, переоборудовать ванную. Интересно, если заговорить с Чонгуком об этих планах, это его отвлечет? Станет ли брату легче, если он будет знать, что семья сделает все, чтобы расширить его возможности? Или, наоборот, еще больше замкнется? Не угадать. — Это временно, — твердо говорит себе Чимин. — Время лечит. Мы все научимся. Когда он подъезжает к больнице, запах бензина в салоне становится сильнее. Чимин осматривает автомобиль и негромко ругается. Его знаний хватает, чтобы обнаружить лопнувший шланг топливного сепаратора, но явно недостаточно, чтобы на месте исправить ситуацию. Придется отгонять машину в ремонт, а самому вызывать до дома такси или ехать на автобусе. Когда он входит в палату, Чонгук оборачивается на звук вместе с Юнги. Они сидят довольно близко, так удобнее смотреть кино с одного планшета. За окнами уже почти темно. — Привет, хен. Чонгук обводит взглядом помещение в поисках свободного стула. Но у него здесь практически ничего нет, от него самого-то не все уцелело. Не то что дома, в комнате, где вся его жизнь и увлечения, одних только дисков для плейстэйшен целый стеллаж от пола до потолка, который теперь можно смело нести на помойку. — Здравствуйте. Я волонтер. Кажется, нам нужен еще один стул, сейчас принесу, — кивает Юнги, поднимаясь. — Здравствуйте, — Чимин улыбается тепло и немного растерянно, удивленный присутствием нового человека. Волонтер? Планшет оказывается на коленях Чонгука полностью, но те ничего не чувствуют, поэтому Юнги просит: — Подержи пока. Гук послушно кивает, левая ладонь оставляет на глянцевом экране жирный отпечаток. Он только подумал про игры, а у него уже руки вспотели. То есть рука. Единственная. Оставшись с братом наедине, Чонгук тяжело смотрит на пакеты в его руках. Ему срочно нужно поискать другую планету, где все однорукие. Гук в этом не признается никому на свете, но сейчас он завидует брату самой черной и отвратительной завистью. О том, что он недавно плакал, не признается тем более, даже под пытками. — Хен, — вдруг вскидывается, встречаясь с Чимином взглядом. — Как там дома? Он впервые это спрашивает. Неизвестно, когда он вернется домой и что при этом будет испытывать, как сильно не впишется переродившимся в привычную обстановку, как будет там существовать. У него ведь комната на втором этаже, лестница вовсе не предназначена для инвалидов, а беговую дорожку и грушу стоит отнести к стеллажу с играми. В его черных маслиноподобных глазах сейчас проскакивает ужас, ужас от осознания, что здесь его таскают в столовую или к врачу медбратья и волонтеры, помогают одеться и поесть, но кто будет делать это дома? Чимин, у которого своих дел по горло, но при этом его самого иногда нужно куда-то таскать, потому что он спит по полдня в выходные? Или родители, дел у которых еще больше? Чонгук всегда был младшим в семье, но никогда не был обузой. Чимин внимательно смотрит на брата, с удовольствием примечая его оживленность. Это даже не тень его прежнего Чонгука, но, если сравнить с последними визитами, брат выглядит лучше. Чимин рад и благодарен неизвестному парню-волонтеру, который исчез, не успев назвать свое имя. Пристроив пакеты на подоконник, он подходит и присаживается на корточки напротив младшего. — Дома? — мягко переспрашивает он и признается: — Тебя очень не хватает! Качает головой, сдувает челку с глаз и продолжает с тихим смешком: — Мама затеяла пересаживать свои фикусы… или фиалки? Вечно я их путаю. Она, когда не готовит тебе, становится опасной, — он слегка подтрунивает, матушка более всего переживает за младшего сына и свои растения. — Еще немного и заставит отца стричь газон… «Возвращайся скорее», — остается непроизнесенным, но подразумевается. — Я тут подумал, что надо дома кое-что сделать к твоему возвращению, — Чимин радуется, что Чонгук сам затеял этот разговор, — набросал тут кое-какие варианты… Можно оборудовать твою комнату на первом этаже, но тебе так нравится вид из окна… Может быть, лучше установим лифт между этажами, чтобы тебе было удобно? Он внимательно смотрит брату в глаза, пытаясь уловить его реакцию. — Показать тебе наброски или потом сам посмотришь? — Чимин не хочет давить. Пусть брат решит сам. — Хен, не надо. Я хочу… жить отдельно, — вдруг решает Чонгук, будто у него есть такая возможность. Хорошо, что здесь нет родителей, мать гарантированно ударилась бы в слезы, а отец — во что-то потяжелее. Чонгук волнуется, дышит чаще, так сильно ощущая свое первое осознанное желание в новой жизни, такое четкое и личное, что с ним не нужно спорить, как, впрочем, со всеми подобными, что случались раньше. — Это будет не сейчас. Я еще долго пробуду здесь, — добавляет он упрямо, хотя Чимин и не начинал спорить. — А потом хочу перебраться в отдельное жилье. Мне ведь не пятнадцать, чтобы жить с родителями. Упрямство и нежелание портить нормальную жизнь своей семье перекрывают логику. Ну, как он будет себя обеспечивать, для начала? Про бытовые неудобства тоже стоит подумать особенно тщательно, потому что ведь даже планшет с колен сползает вниз и падает на пол, а Чонгук не сможет его поднять по-человечески. Чимин от его слов отшатывается, как от удара и тоже падает. Смотрит на брата неверяще, хлопая глазами, и выдает, кривя губы: — Вот это сейчас обидно было! Мне тоже не пятнадцать… Он хочет еще многое сказать, слова рвутся с языка, а глаза темнеют, но Чонгук смотрит упрямо и пыхтит, и Чимин молча кладет планшет ему на колени, встает, потирая ушибленный зад, и отходит к окну, отворачиваясь. Не нужно, чтобы брат сейчас видел его лицо. Это попросту глупо! Как Чонгук себе это представляет? И что станет с их домом? И что скажут родители? Чимин готов спорить и доказывать, и переубеждать, и надавить авторитетом старшего, наконец. Но это «я хочу» останавливает его. В первый раз с момента аварии, он слышит от Чонгука «хочу» и что бы ни было причиной, готов поддерживать брата в его желаниях. Если чего-то хочет — значит, начинает выходить из апатии. Но все эти бытовые трудности… Как Гуки с этим думает справляться? Чимин отрешенно водит пальцем по стеклу, успокаивая бурю в груди. А зачем нужен старший брат, если не для заботы? Не один же Чонгук на свете, чтобы все решать самому. И если тот хочет жить самостоятельно, значит ему, Чимину, нужно все устроить так, чтобы Гуки было удобно. Он поворачивается к брату, подходит к нему и спокойно, твердо говорит: — Давай вернемся к этому разговору через неделю. Обсудим все детально. Если ты не передумаешь и сможешь привести более веские аргументы, чем свой возраст, я поддержу твой выбор перед родителями. Чимин ласково треплет брата по отросшей челке и с неудовольствием смешно морщит нос. — Говоришь, что взрослый, а так себя запустил! Вроде в последний раз тебя силой загоняли в ванную в двенадцать, а? Давай-ка я помогу тебе искупаться, а потом покормлю. Я твоих любимых пирожков купил, так что давай, не упрямься… — Я могу попросить работников, они помогут, — куксится Чонгук, стесняясь старшего брата, хотя они выросли вместе и видели друг друга во всех возможных местах. Но то было раньше, сейчас Чонгук действительно стесняется, стыдится себя. В ванной висит большое зеркало, он там себя видел лишь по плечи, но и этого вполне достаточно, чтобы не желать туда смотреть. Ему всегда хотелось быть больше, выше и сильнее — у него это получалось. Редко, кто со стороны догадывался о том, что младший в их семье не хрупкий Чимин, а Чонгук с его грудной клеткой в полтора раза шире. Так было раньше, сейчас — все наоборот. Обидно, что эти дурацкие мышцы так быстро уходят, когда перестаешь над ними работать и совсем не важно, сколько времени до этого ты на них потратил. Чонгук откладывает чужой планшет на подоконник. Коляску одной рукой крутить неудобно, по крайней мере, по прямой траектории, она все время поворачивает влево, если управлять только с той стороны. — Хен, принеси в следующий раз пару моих футболок и машинку для стрижки. А еще нормальную бритву, эти одноразовые реально на один раз. Я напишу список того, что мне нужно, — новые осознанные желания похожи на маленькие нежные листочки, по весне проклевывающиеся на промерзших ветках. — И давай, вези меня в ванную, только там я сам попробую. Юнги умеет и зайти, и выйти бесшумно, по-кошачьи, именно это он сейчас и делает, оставив стул недалеко от входа, не мешая парням общаться. От внезапной покладистости Чонгука у Чимина теплеет на душе: он-то приготовился к долгим уговорам… Пока брат не передумал, он крепко берется за коляску. — Принесу, — обещает, — все принесу, что нужно, не волнуйся. Сам попробуешь, конечно, я только голову помогу вымыть, ладно? И подстрахую на всякий случай… Он встречается взглядом с Юнги, улыбается ему и взглядом просит помочь. — Мы толком не познакомились, кстати. Я Пак Чимин, старший брат Чонгука. А вы? — он говорит не столько потому, что ему интересен этот парень (симпатичный, кстати), сколько для того, чтобы переключить внимание Чонгука. Ну, и стоит узнать, с кем Чонгук проводит время. Выйти незамеченным не получается, Юнги тормозит у самой двери. Приходится представиться. — Я не буду вам мешать. Найдите меня, как закончите, есть разговор, — он кивает Чимину и выходит за дверь. — Хен, — Чонгук многозначительно смотрит на старшего, вечно с ним так, едва познакомиться успели, а уже какие-то приватные беседы. — Ты ведь мне потом расскажешь, о чем вы поговорите? А с Чонгуком история несколько иная: любопытство в его глазах разгорается с одной крохотной искорки, вот даже сейчас. — Посмотрим на твое поведение, — ворчит несколько ошеломленный Чимин и вдруг начинает смеяться. — Гуки, ты мной людей пугаешь, что ли? Вот только я собрался подрядить его нам помогать, как он тут же исчез… Ему приходится придержать дверь душевой ногой, проталкивая коляску вперед. — А вы о чем говорили? Кино смотрели? Он, кстати, свой планшет не забрал, — Чимин беспечно болтает, ненавязчиво помогая брату раздеться. — Это же его, да? — Ага, «Мстителей» с самой последней части, до первой правда не дошли, я и забыл, что там вообще было, — младший изо всех сил старается не смотреть на свое отражение, да и раздеться как можно быстрее. Ванна здесь удобная, в ней можно сидеть, жаль только шторки никакой нет, от Чимина спрятаться. — Хен, воду погорячее сделай. Дальше я сам! Чимин долго регулирует температуру и напор воды, чтобы было комфортно, не глядя на брата, а потом помогает ему забраться под воду. — Так хорошо? Я только волосы тебе помогу помыть и все, ладно? Они у тебя жестче, чем у меня, мне так нравится… Закрой глаза, чтобы пена не попала, — он не дает брату опомниться и уже намыливает ему голову. Помощь преподнесена как просьба: вся семья знает, как неравнодушен Чимин к фактурам, как ему нравится все трогать руками. Он повторяет процедуру дважды и, удовлетворенный, отходит. — Все, теперь можешь сам. Зови, если что. Я буду рядом, фрукты помою. Он ненадолго возвращается в палату за пакетом, тщательно моет фрукты в раковине умывальника рядом, не глядя на брата, но внимательно прислушиваясь к его движениям. Тот то и дело фырчит, пыхтит и ругается себе под нос, эта новая реальность такая неудобная! А еще эти волосы, которых так много, когда они мокрые, еще и тяжелее, Чонгук то и дело зачесывает их назад, а они все равно в лицо лезут. Завтра, завтра пострижется почти под ноль, конечно же сам. — Хен, полотенце дашь? Чимин дает ему полотенце, опять же сам вытирает волосы, приносит чистую одежду. — Еще привезу, — обещает он. — Или попросить маму приехать? — Не надо, — мрачнеет Чонгук. С братом, как ни крути, проще, чем с родителями, едва подумав о них, Чонгук чувствует неподъемную вину, хоть и не виноват ни в чем, разве только в том, что однажды увлекся мотоциклами. А так ведь и по правилам ехал, и в шлеме, но на дороге далеко не всегда все зависит только от тебя самого. — Футболку, черную, большую, обязательно, хен? — пересев с братской помощью в кресло, Чонгук запрокидывает голову. Тут не нужно особенно уточнять, какую именно, у него половина шкафа из таких, бери любую. А можно и не одну. — Как у тебя на работе? — почти без перехода спрашивает. Что ни говори, а вода хорошо влияет на любого человека. А еще Чимин подсовывает под руку теплые пирожки. Они маленькие и их можно есть прямо руками и виноград отщипывать тоже. — Обязательно, — Чимин чистит брату манго, едва язык не высунув от усердия. — На работе, к счастью, затишье… Мы проект в прошлом месяце сдали, сейчас пока комиссия рассмотрит, пока конкурс пройдет. Так что спокойно, — он втыкает в спелые истекающие соком кусочки маленькие шпажки, — вот сегодня раньше смог уехать. — А что за проект? — любопытствует Чонгук, чувствуя во рту вместе с виноградом тот самый привкус зависти, видимо, он его еще долго будет преследовать, может однажды к нему удастся привыкнуть. У самого Чонгука едва полученный диплом, свеженький, еще никуда не пригодившийся, но и не пригодится теперь, наверное, кому нужны однорукие айтишники? Все планы на хорошую работу для Чонгука отменились, но он сам понимает, что не сможет всю жизнь без дела. Семья у него хорошая, достаток выше среднего (иначе какой тут ему реабилитационный центр на месяцы, да и переустройство дома), может вопрос с переездом Чонгука еще вилами по воде, но без работы он не останется, только какой — та еще проблема. А у Чимина безусловно отличная карьера сложится, он и учился лучше младшего, и место хорошее нашел сразу после выпуска, да и руки у него две. Чонгук смотрит на них, запуская в рот несколько виноградин. — Арочный мост, помнишь? — Чимин успокаивается, складывает руки на коленях. — Я над ним весной сидел. У тебя тогда экзамены были… Рисунками и чертежами этого моста во всех проекциях, выполненных и тушью, и в разных программах, были увешаны все стены комнаты Чимина. Он смотрит на часы и поднимается. Очень не хочется уходить от младшего, но нужно вызвать такси, чтобы добраться домой. — Не хочу совсем в темноте возвращаться. Ты перекуси, а потом поужинай обязательно. Список мне надиктуй, голосовым сообщением пришли, я все привезу. Чимин наклоняется и коротко целует брата в макушку — не принятая между ними нежность. — Сообщением пришлю, — бурчит Чонгук. Во-первых, он не любит голосовые, во-вторых, надо как-то время занимать, да и разрабатывать левую руку, приучать к тому, что теперь ей за обе отдуваться. Ну, и брата отпускать вдруг не хочется, Чонгук тянется к кусочку манго, чтобы заесть свои ощущения. Вкуса по-прежнему немного, он ничего не вызывает, но хотя бы запах Чонгуку кажется приятным. А еще он чувствует, что устал за весь день. Теперь простые занятия отнимают слишком много сил, словно Чонгук весь день вагоны разгружал, а на деле ничего и не делал толком. Наверное, ужин можно и пропустить. — Заберешь планшет? — он помнит, что Чимин должен найти Юнги перед уходом. — Точно! Хорошо, что напомнил, — а вот сам Чимин уже забыл. Удивительное дело: помнит все, что касается семьи, нескольких близких друзей и работы, а вот о прочих забывает, едва перестает их видеть. — Расскажешь мне, что ел на ужин, а я тебе — о чем мы будем говорить, — со смешком предлагает он. — Договорились, — хмыкает Чонгук, врать старшему и не хочется, но говорить о том, что он собирается поспать вместо ужина, тем более. — Фотоотчета только не жди. У меня в телефоне камера не работает.