Не все герои носят плащи

У Чонгука есть старый телефон, родители принесли его еще в первый день, как он очнулся, от предыдущего ничего не осталось, даже сим-карты. С этого в интернет выйти проблема, камера действительно не работает, но звонить он может, смс-ки писать тоже. Набирать сообщение левой рукой куда проще, чем держать ложку. Проснувшись утром, дождавшись поездки на завтрак, Чонгук вспоминает, что обещал брату список и отчет об ужине, отправляет его в смс. Там все то, о чем они говорили: машинка для стрижки, бритвы, крем для бритья, гель для душа, пара футболок, в которых он смотрится куда больше, чем есть и — совершенно внезапно — любимая детская игрушка, в виде плюшевого дельфина, с которым он был неразлучен с самых малых лет и до своих двенадцати. Эта задача не из легких, потому что, взрослея, Чонгук отправил все игрушки в гараж, но мама, скорее всего, там все и сохранила. Просыпаться по-прежнему непросто, завтракать тоже, сегодня у Чонгука в расписании еще и беседа с врачом о его состоянии. Ничего нового тот пока сказать не может, Чонгука осматривают, дают рецепт на новую порцию лекарств, медбрат увозит его в местную аптеку. Позже Чонгук сидит один, на тумбочке весь его рацион на неделю и тот самый старый телефон. Парень посматривает в его сторону и очень жалеет, что сам попросил принести именно такой и о том, что вернул волонтеру забытый планшет. Можно было бы посмотреть что-нибудь или даже попробовать послушать вчерашнюю сюиту, она сильно запала в голову. Чонгук готов напевать ее себе под нос, но не запомнил мотив, а только ощущения, которые она ему подарила. Здесь есть библиотека и зал для общения, есть телевизор в общей комнате, какие-то игры и развлечения, но Чонгук не хочет покидать палату, несмотря на то, что здесь большинство в той же ситуации, да даже более плачевной, ему постоянно кажется, что на него все смотрят и жалеют его. Собственной жалости ему хватает с головой, ее слишком много, более, чем достаточно. Да и все его друзья появлялись в жизни по интересам, по увлечениям, как можно подружиться на почве инвалидности — Чонгук не понимает, он не готов к этому. Большую часть дня он проводит, сидя у окна, с перерывами на обед и полдник, не запоминая того, что ест, а потом приезжает Юнги с большой коробкой без опознавательных знаков. Чонгук удивлен тому, что волонтер снова пришел, удивление от подарка куда более осязаемое. Правда, пока Юнги не разрешает его открывать. — Подождем твоего брата, он должен присутствовать. — Вы вчера договорились? — Можно и так сказать. Я подвез его до дома, — честно говорит Юнги, утаивая кое-какие детали. — У вас симпатичный дом, мне удалось оценить снаружи. Ты не скучаешь по дому? — Обычный, — Чонгук почему-то смущается. — Нет, — тут не скажешь, правда это или ложь. — Я планирую переехать. — Почему? — щурится волонтер. — Не хочу об этом говорить, — Чонгук тяжелее дышит, он не хочет показаться грубым с тем, кто к нему так добр, но желания откровенничать у него пока нет. — Ладно, — легко соглашается Юнги и поднимается с кресла. — Ты уже поужинал? Пойдем в столовую? По пути Чонгук любопытно вскидывает голову. — Так что в коробке? У Юнги чешутся пальцы щелкнуть его по носу, как ребенка, который раньше времени рвётся распаковать подарки. — То, что тебе понравится. Погоди немного, — скалится он, сдерживая порыв. Волонтер наблюдает за Чонгуком, который сам себе накладывает еду в тарелку, не помогает почти ни с чем, не комментирует, что парень положил себе слишком мало всего. Наливает для себя миску густого супа и садится напротив. Чонгук ест тоже сам, все еще подрагивающей рукой, поглядывая на Юнги чаще нужного и молчит. Пытается понять, почему этот человек к нему так добр, что им двигает? Эти мысли разбавлены любопытством к той самой коробке, оно разгорается все сильнее, Чонгук никогда не умел ждать и это от него никуда не делось. Юнги видит этот взгляд и отвечает полуулыбкой. Ему всегда нравились чужие глаза, полные жизни, у него самого взгляд либо отсутствующий, либо усталый, либо задумчивый, он прекрасно всё о себе знает, в людях далеко не всегда нравится то, чем обладаешь сам. Нельзя сказать, что глаза Чонгука сейчас полны той самой жизни, но маленькие искорки в темных глубинах все равно вспыхивают. Юнги нравится их замечать, следить за ними, как за метеорами в ночном небе. Когда они смотрят друг другу в глаза слишком долго, Чонгук опускает голову и прикусывает губу. — Тебе стоит есть побольше, — Юнги пытается скрыть недовольство тем, что контакт прекратился. — Если тебе не очень нравится местная еда, в следующий раз мы с Чимином возьмем тебя с собой в очень приятный ресторан. Чонгук вновь вскидывается. — Вы что, еще и поужинали вместе? — Не хочу об этом говорить, — скалится Юнги слишком откровенно. В глазах Чонгука целая вспышка, впрочем, как и на щеках, ему сложно чем-то крыть, он только с силой сжимает ложку, а Юнги любуется, иначе и не скажешь. Кажется, проходит несколько лет, прежде чем Чонгук говорит, мрачнея: — Я не уверен, что хочу быть неудобным для семьи, — это очень тяжело, учитывая то, что Юнги он знает всего второй день. — Я хочу, чтобы они жили, как раньше. Чтобы для них все было по-прежнему. Со мной этого не получится. Со мной нынешним. — Они любят тебя, по крайней мере, — брат, точно очень любит. И тебя ждут дома, — Юнги подпирает щеку ладонью. — Ты живешь с семьей? — спрашивает Чонгук как-то резко. — Нет, я живу один, — ровно отвечает волонтер. — Вот и я хочу жить один. Я знаю, что они меня любят. И я… Я их тоже люблю. Поэтому жить я хочу отдельно. Может я давно собирался переехать, а теперь у меня есть повод? Я уже не маленький мальчик, чтобы жить с родителями! Сказал человек, вспомнивший о детской игрушке и попросивший ему ее принести вместе с бритвами. — Совершенно точно не ма-аленький, — соглашается Юнги почти нараспев. — И это очень хорошо, что у тебя есть желания. Но план, каков план, Чонгук? — У меня есть время подумать над планом, — старается звучать уверенно, а не зло. — А я все гадал, зачем ты так долго смотришь в окно, а ты над планом думаешь, надо же, — Юнги его слегка дразнит, как тут удержаться-то. — А чем мне еще заниматься? Особенно, когда я ничего не хочу и слишком много не могу? — Чонгук ведется, закипая. — Большинство из того, что ты не можешь, только в твоей голове, — Юнги указывает пальцем на свой собственный висок. — Ко многому ты еще не готов, нужно время. — Ты подвез моего старшего брата до дома, убил его и съел, а теперь решил занять его место? — брови Чонгука взлетают вверх, а та самая жизнь хлещет из его глаз. Юнги смеется, не скрываясь. — Собирай посуду, пойдем обратно, потом поймешь, о чем я говорил. Чонгук никогда не признается в этом, но ему так нравится это «пойдем», как будто он и правда может ходить. Когда от младшего приходит смс с перечнем нужного, Чимин готов взвыть. То, что он обещал брату, он нашел и запаковал с собой еще с вечера. Новый телефон — та же модель, что была у Чонгука до аварии — и электронную книгу должны привезти на работу после обеда. Но дельфин! За дельфином нужно возвращаться домой. Чимин с тоской смотрит на свое расписание, пытаясь понять, как его перекроить. Но желание младшего он выполнит, не думая роптать даже в мыслях. Он рад, что Чонгук заявляет о желаниях, что начинает обращать внимание и на собственный вид, и на свой комфорт. Он звонит маме, просит ее найти дельфина и между встречами берет такси до дома и обратно, чтобы забрать игрушку. Последняя встреча затягивается, Чимин нервно посматривает на часы, но когда освобождается, шансов поймать врача Чонгука почти не остается. Чимин еще раз проходит по списку брата, дополняя его собственными пунктами. Про кардиган он вспоминает в последний момент и вынимает из шкафа свой, теплый и просторный. Раньше, еще в старшей школе, Чонгук брал у брата какую-то одежду, Чимин надеется, что и сейчас тот будет не против. Чонгук с Юнги сидят рядом, когда появляется Чимин. Младший весь извелся из-за этой загадочной коробки, поэтому вошедшему сразу достается: — Ну, чего ты так долго, хен? Юнги откладывает планшет в сторону и улыбается загадочно, никак иначе. — Здравствуй, Чимин. У Чимина сердце начинает биться чаще, от вида брата, от требовательного напора в его голосе, который старший брат так давно не слышал. Он мягко улыбается обоим. Следом за ним в палату заходит Хосок, он и подвез Чимина сегодня по его просьбе, и вещи помог принести. — Ты же говорил, что он еще не совсем оправился, — негромко замечает он над ухом Чимина, оставляя пакеты, проходит вперед и буквально стискивает Чонгука в объятиях. — Привет, чудовище! Ну, ты как? Почему не звонишь, а? Я ж тебя просил. — Хоби, я… — Чонгук с его помощью выдыхает весь воздух из легких, крепко хватает друга за спину, закрывает глаза, жмурится с силой. Он не обижается, что тот к нему не приходил чаще нужного, но и сам не звонил, потому что пока не знает, как общаться с прежними друзьями. Не знал, пока не оказался у одного из них в руках. — Ладно, проехали, — с Хосока все, как с гуся вода, он широко улыбается и косится на волонтера. Чимин о нем по пути рассказал кое-что, Хосоку стало любопытно на него посмотреть поближе. Не то чтобы Хосок заслуженный физиогномист, но лицо волонтера ему как-то и приятно, и вместе с тем — нет, и есть в нем что-то такое, что мешает оторвать взгляд, цепляет, как рыболовный крючок и удерживает. Но что это — Хоби сказать пока не может. — Ты мне вот что скажи, — он отпускает Чонгука, выпрямившись. — Скольких девчонок ты тут с ума свел? Свободные-то хоть остались? — Я не видел тут… Ни одной симпатичной, — бубнит Чонгук в ответ. — Так что тебе тут понравится, знаю я твой вкус, — в стороне он не останется, даже если они почти месяц не виделись, между ними ничего не изменилось. — Хен, ты принес футболку? Дай сюда, я хочу переодеться, — Юнги тоже достается. — Брат, если что, уже здесь, — и это очаровательно сурово, с нажимом. Волонтер еле держит лицо, чтобы не смеяться, кивает и очень медленно тянется к коробке, издевательски медленно. Хосок разглядывает его с интересом, плюхнувшись на кровать. Юнги отрывает от коробки кусок скотча, Чонгук от этого звука резко поворачивается, забрав у брата часть вещей, и едва не подпрыгивает, Хосок тоже с любопытством смотрит на коробку, кажется, что сейчас оттуда выпрыгнет какое-то чудо. — Это что, виар-очки? — Чонгук разочарован, столько ожидания и предвкушения ради каких-то очков. — И не только, — Юнги раскладывает оборудование на подоконнике. — Ты же любишь адреналин? Вот полетаешь на дельтаплане, поползаешь по скалам и поплаваешь, там много всяких развлечений. — Пф-ф, это же не по-настоящему! — Чонгук цокает языком, но подъезжает поближе, рассматривая датчики, вцепившись мертвой хваткой в своего дельфина. — Я могу все это забрать и унести, если тебе не интересно, — Юнги меняется в лице, он-то ожидал другой реакции, интереса, восторга, однако, он снова ошибся, вечно с Чонгуком все не так, как ожидаешь. — Он всегда такой? — оборачивается за помощью к остальным. — Какой? Невыносимый? Неблагодарный? О, да! — Хосок отвечает раньше всех. — Эй, ты говоришь о моем любимом младшем брате! — Чимин привычным движением отвешивает ему легкий подзатыльник, однако Юнги и его подарок беспокоят Чимина куда больше слов друга. Не решит ли Чонгук, что ему предлагают иллюзию настоящей жизни? Не должен, Чонгук не ищет тайных смыслов в простых вещах — и это сильно облегчает ему жизнь. — Сам такой, — огрызается Чонгук на Хоби живо, того и гляди, швырнет в него своего дельфина. Чимин в очередной раз обрывает мысль о том, что этого нового Чонгука он знает куда хуже — может ли утверждать, что знает? Это его брат и он его любит. А то, что характер и привычки понемногу могут меняться, это неизбежность. И без таких страшных потрясений люди мало-помалу меняются, здесь же просто все разом. Он подходит ближе и с интересом смотрит на датчики. — Я пробовал как-то такие, было здорово, — замечает он. — Я так понимаю, тут нужно занимать очередь на просмотр? — Хосок тоже подходит ближе. — Чимин, дай, пожалуйста, планшет, — просит Юнги, кивнув в сторону, — Чонгук, а ты дай мне руки. Он специально подбирал датчики, на левую — перчатку, на правую, повыше локтя — что-то вроде браслета, придется еще помучиться с настройками, а перед этим отобрать у парня эту замученную жизнью игрушку. Чонгук вытягивает обе, расставшись с дельфином, Юнги фиксирует аппаратуру, надевает ему на голову очки, крепит еще несколько датчиков на плечи и грудь, уверенно тычет в экране планшета. Затянувшуюся паузу и всеобщее молчание разрушает восторженный выдох Чонгука, еще бы, руки-то он видит обе, две, пусть и ненастоящие, не его руки, но две, он может их поднять, может ухватиться за перекладину дельтаплана, а дернувшись вперед, может разбежаться и прыгнуть вниз со скалы, не хватает только ветра, треплющего волосы по-настоящему, но это вовремя делает рука Юнги. — О-о, ва-ау! — то и дело выдает Чонгук, поворачивая всем корпусом, на экране планшета отображается все, что он видит, как он летит. — А возмущался-то, — Юнги горделиво складывает руки на груди. — Я тоже хочу попробовать, — Хосок подтаскивает поближе свободный стул, усаживает на него Чимина, чтобы ему было лучше видно, без преград. — Это мне принесли! — кричит Чонгук, быстро срываясь на очередное бессвязное выражение восторга, потому что под ногами сплошные бескрайние горы, а над ним — высокое лазурное небо. Дух захватывает, как будто все это и правда настоящее. Хосок поглядывает на волонтера, когда все смотрят в экран, это удобно. Есть слишком очевидные признаки, когда тебе кто-то нравится. Ты смеешься над его шутками и стремишься потрогать. Юнги палится по обоим пунктам, совершенно не задумываясь над тем, что это заметно, снова ерошит волосы Чонгука, якобы поправляя их под ремнем очков, потом кладет руку на плечо и сжимает, комментируя, мол, бери выше и левее, а потом смеется, да, над каждым звуком, что издает Чонгук, Юнги посмеивается, даже если тот не шутит. Интересно, видит ли это Чимин? Хоби устраивает руку на его плече. Пусть он дружит с Чонгуком, с его старшим братом у них довольно близкие отношения, несмотря на разницу в возрасте, они жили и росли рядом после того, как семья Чонгука переехала из приморского городка в столицу, и их родители между собой дружат. Чимин на мгновение встречается с ним взглядом, дергает краем губ — счесть за улыбку или за разрешение? — и руку с плеча не скидывает. Если Хосок поглядывает на Юнги, то Чимин жадно вглядывается в лицо брата. Чонгук стягивает с головы очки, когда она начинает кружиться, слишком долго вокруг все было бесцветным, чтобы так сразу привыкнуть к ярким краскам. — Пить хочется, — выдыхает он от души. — Что-нибудь сладкое. Юнги переглядывается с Чимином, словно у них соревнование, кто быстрее скажет: «Я принесу». — Здесь есть торговый автомат с напитками, пойдем, я покажу, — говорит Юнги Чимину вместо этого и направляется к дверям. А Хосок молниеносно занимает освободившееся место. — Я не просто так дожидался твоего прихода, хотел, чтобы ты посмотрел на реакцию брата, кажется, ему понравилось? Я планирую оставить ему все это, пусть развлекается. Ты еще не говорил с врачом по поводу кресла? Я сам сегодня не успел с ним переговорить, — Чимин не видел Юнги в таком состоянии — взволнованный он говорит слишком много, тараторит почти. — Надеюсь, это не слишком бестактно? — выдыхает он у того самого автомата и достает из кармана бумажник. Ему самому не мешает что-нибудь попить, лучше простой воды, чтобы перестать так суетиться. Подобное ему мало свойственно, но сегодняшнее времяпрепровождение с Чонгуком, а потом и с его близкими, взвинтило Юнги на максимум. — Ему явно понравилось, — ободряюще говорит Чимин. — Он выглядит довольным. Юнги столь очевидно взволнован, что Чимину и его хочется успокоить. Он проводит рукой по чужому плечу, словно замедляя, и просит: — Выдохни. Все хорошо. Я не успеваю отвечать на твои вопросы. Чонгук счастлив, ты молодец. Я только приехал, с врачом не говорил. Боюсь, он уже ушел, но спрошу у персонала сейчас. Выпей чего-нибудь. Ты взбудоражен, как ребенок на рождество, — чуть сжимает пальцы и убирает руку. — Мне тоже надо, я только с работы. Чимин доволен этой суетой, доволен состоянием Чонгука — не только от подарка, а всей его живости этим вечером. — Я бы выпил чего-нибудь покрепче, — странно говорит Юнги, взгляд его тоже становится каким-то другим, но дыхание после пары глотков воды приходит в норму. — Не знаю, вправе ли я это говорить, но вчера Чонгук много плакал, то над музыкой, то над фильмом, а сегодня… Сегодня все совсем иначе, ты сам видишь. Я наблюдаю здесь многих, все восстанавливаются по-разному, но эмоции твоего брата делают из меня эмпата, — прерывается еще на пару глотков. — И да, таким как сегодня, он нравится мне больше. — Плакал? — растерянно переспрашивает Чимин. — Ох… Он берет себе холодного чая и ополовинивает бутылку залпом. — Это горько слышать, но хорошо. Он не позволял себе плакать ни при родителях, ни при мне. Хорошо, что ему удалось отпустить часть своей боли со слезами… — тихо говорит Чимин. — Спасибо тебе и за это. — Я сейчас пройдусь по остальным, не буду вам мешать, а потом… — Юнги набирает побольше воздуха, чтобы ошарашить не только Чимина, но и себя. — Давай снова поужинаем? Скулы Чимина розовеют. Он смущен этим предложением и понимает желание Юнги поговорить о Чонгуке подробнее. — Извини, — он старается вложить в голос максимум сожаления, — меня Хоби домой отвезет. — Ну, если что… Звони, — Юнги плохо умеет натягивать улыбку на лицо, когда улыбаться не хочется, какая-то гримаса выходит, пугающая. Он отходит, сжимая полупустую бутылку в руке, и что ему только что в голову пришло, один ужин — это случайность, а два — верный путь к чему-то посерьезнее, чем просто знакомство. Будет есть один, ему не привыкать, хотя с кем-то — определенно вкуснее. Хосок в это время рассказывает Чонгуку, что у него нового приключилось за то время, что они не виделись, фотографии демонстрирует из недавней семейной поездки в Европу, там красиво осенью, ее начало везде красивое, пока не опадают листья и не начинаются бесконечные дожди. Один из таких как раз разыгрывается за окнами, Чонгук смотрит на первые капли с той стороны стекла и вспоминает, как в детстве любил носиться с братом по лужам, ловить капли ртом и руками… И тогда не понимал, почему взрослые редко любят дождь, это же так весело! Сейчас веселиться не хочется, ну, не по поводу дождя, да и других поводов не так и много, Чонгука одолевает усталость и дремота, несмотря на Хосока, который может говорить за двоих и не унимается со своими историями. Чонгуку всегда нравилось его слушать, но сейчас хочется убавить громкость, послушать стук капель по стеклу. Кто бы знал, что он станет испытывать настолько лиричные желания. — Хен, — на звук открывшейся двери Чонгук поворачивается. — Мы же можем сходить на улицу? Сейчас. Чимин смотрит за окно, качает головой, но соглашается. — Можем, — он отдает парням по бутылке напитков. — Только ненадолго… У Чонгука в больнице скудный гардероб и куртка в нем до сего момента была не нужна. Чимин отдает брату свой плащ, помогает надеть и смотрит непреклонно: или в плаще, или никто никуда не идет. Он поручает коляску неутомимому Хосоку, а сам идет вперед, открывая двери и нажимая кнопки лифта. Над входом широкий навес, Чимин останавливается и спрашивает брата: — Хочешь просто посмотреть или помокнуть? Судя по его улыбке, он тоже помнит, как они бегали в детстве. Никто не боялся промокнуть насквозь, ведь дома можно было переодеться в сухое и завернуться в теплый плед. Чонгук делает несколько глотков по пути, а как только они оказываются на улице, передает бутылку брату, развернувшись. Нужно высунуть ладонь из-под навеса, почувствовать, а не только посмотреть. Но это — максимум, на что он сейчас способен. — Послушать, — отвечает он, сжимая пальцы. — Так что помолчите, пожалуйста. Хосок удивленно крякает, но прикусывает губу, хочет спросить, что Чонгук там собирается услышать, дождь и дождь, ничего особенного. Однако, если прислушаться, можно уловить, как по-разному капли звучат, ударяясь о разные поверхности: о землю, навес или крыши машин на парковке. — Может тебя одного оставить? — не выдерживает Хосок, не умеет он долго молчать, особенно, когда ему столько всего еще сказать хочется. — Хорошая мысль, — отзывается Чонгук, обернувшись к брату. — Минут на десять, я не замерзну. Чимин молча кивает, убаюканный звуками дождя, и отводит Хосока за локоть в сторону. — У него такой период, он все воспринимает по-новому, — шум дождя почти перекрывает тихий голос. — Не будем мешать… Не обижайся на него, — опирается на парня плечом, обтянутым тонкой рубашкой, слегка ежась. — Я заметил, — Хоби не часто выглядит и звучит так серьезно, но если сбрасывает маску весельчака, то и на лице это сразу заметно, и в голосе. — Он изменился. Сказал бы я, что не слишком и это временно, но не буду придумывать, это вовсе не так. У меня не так много свободного времени, но, если что-то будет нужно, ты сразу говори, я отменю все дела, ладно? Он с некоторым подозрением смотрит в сторону Чимина, а потом снимает свою куртку и накидывает ему на плечи. У него под ней тёплая толстовка, не то, что эта рубашка. — Кажется, он нравится Юнги. Впрочем, это не удивительно, Чонгук всегда всем нравится, пол не так уж и важен. Ты тоже заметил это? Что ты думаешь по этому поводу? — Ты хороший друг, — Чимин смотрит благодарно, — я скажу, если будет нужна помощь… Ты меня сегодня очень выручил, я бы не успел ничего… — он бросает взгляд на Чонгука. — А что до Юнги… Заметил, трудно не заметить. Не знаю пока, что и думать. Гуки их общение идет на пользу, а там посмотрим. Хоби, — Чимин хмурится, — я не для того одевал одного младшего, чтобы раздеть другого! Простудишься, что я твоим скажу? — У меня кровь горячая, — цедит Хоби, запустив руки в глубокий карман толстовки. — Может вывезти его куда-нибудь? — он смотрит на Чонгука по другую сторону навеса. — Погулять. А то в этой больнице с ума сойти можно, все такое… Белое и нет ничего интересного. По поводу Юнги он с Чимином солидарен, их общение принесло лишь положительный результат, может и волноваться не о чем? Чимин набрасывает куртку обратно Хосоку на плечи и забирается под один край, прижавшись к парню. — Горячий ты наш, — вздыхает он, — вот уже уши покраснели от холода. — Ты поможешь? — идея Чимину нравится. — Может, Гранд Парк? Подняться наверх вряд ли получится, но внизу погуляем, в контактный зоопарк сходим… После вчерашнего разговора с Юнги ему и самому хочется посмотреть на Чонгука рядом с каким-нибудь пушистым животным. — Пикник устроим, а? Можно и Юнги с собой позвать, если он не занят и захочет… — Прохладно для пикника-то, да и сыро, — Хосок осторожно обнимает его поверх своей же куртки. — А идея с Гранд Парком мне нравится, давно там не был. Надо только маме не говорить, она заставит взять с собой весь наш выводок и тебе придется нянчиться с толпой младших, — последнее слово звучит как-то вредно, — хен. — Пятеро детей вместо одного? — Чимин в притворном ужасе округляет глаза. — Нет уж, поедем как взрослые, — к тому же захочет ли Чонгук общаться в таком состоянии? Несколько дней назад он старшему брату не хотел слова лишнего сказать. — На выходных нормальную погоду обещают, — Чимин смотрит прогноз в телефоне, — к тому же там есть навесы и беседки. Пледы возьмем, еды побольше. А если тетушка захочет, в другой раз я твоих младших могу отдельно выгулять, — щедро обещает он. — Ладно, уговорил, — улыбается Хосок. — И Юнги зови, посмотрим на него в другой обстановке. Они возвращаются к Чонгуку, тот сидит с закрытыми глазами, кажется, что уснул прямо так, но как только слышит шаги, вскидывает голову. — Хен, я хочу научиться играть, — вот это внезапно, конечно. — Мы сможем достать мне небольшой синтезатор? Чимин никак не выказывает удивления и только покусывает губу, прикидывая. — К выходным, Гуки, — мысленно строит планы. — Или в начале следующей недели. Они за углом не продаются, нужно поискать хороший. — Я подожду, — кивает тот. — Пока почитаю что-нибудь, посмотрю ролики, ты же принес мне телефон? Вот, пригодится. Он улыбается от уха до уха, такую улыбку ни Чимин, ни Хоби давно не видели на этом лице. — Неужто ты задумал стать великим пианистом? — беззлобно поддевает последний, знает, чем больше Чонгука дразнить, тем сильнее у него разгорается аппетит. И это как раз никуда не делось. — А может и задумал, — Чонгук едва не скалится в его сторону. — Будешь потом за автографом прибегать, я еще двести раз подумаю, где тебе его оставить. На Чимина он смотрит более тепло. — Хен, и наушники принеси, ладно? Не хочу пугать своих соседей. А по поводу стоимости, я все верну, обещаю. Когда стану великим, конечно, — смех у Чонгука сейчас немного странный, но все-таки это смех. — Наушники в том же пакете, что и телефон, там маленькая коробка… Если хочешь, принесу большие. И не вздумай мне о деньгах говорить, а? Вот автограф оставишь, — Чимин посмеивается, смахивая с ресниц влагу. Он так счастлив планам брата, его воодушевлению, всему этому вечеру, что едва сдерживается, удерживая в себе боль и отчаяние последних недель, чтобы не разрыдаться при младших. — А что ты хочешь сыграть? У тебя уже есть идеи? — До выходных у меня будет время придумать, — Чонгуку хочется наиграть ту самую сюиту, которую он слышит теперь буквально везде.